3. Характер в литературе

• Название: 3. Характер в литературе
• Анкор: Temy_3_i_4.doc
• Дата: 03.07.2018
• Размер: 100 Kb.
• Имя файла: Temy_3_i_4.doc
• Тип: Документы; #20995

3. Характер в литературе

4. Текст. Подтекст. Интертекст

Дорогие одногруппники! Здесь только ОДИН конспект. Вы помните, что преподавательница говорила нам на каждую тему делать ДВА конспекта из разных источников. Здесь ОДИН конспект из ВСЕХ возможных и невозможных источников. Даже из «Википедии». И вообще отовсюду. Поэтому рекомендую делать так – при переписывании первого конспекта кое-что опустить, не писать. А второй конспект делать так – просто переписать первые своими словами и приписать опущенные моменты.

Также после конспекта следует написать источники. Внизу указано, какие источники писать для первого, а какие для второго.

Сил наших нет на эти конспекты! Что за дурацкое задание!

3. Характер в литературе

1. Характер как литературоведческая категория.

ХАРА́КТЕР литературный — образ человека, очерченный с известной полнотой и индивидуальной определенностью, через к-й раскрываются как обусловленный данной общественно-историч. ситуацией тип поведения, так и присущая автору нравственно-эстетич. концепция человеч. существования. Лит. Х. являет собой худож. целостность, органическое единство общего, повторяющегося и индивидуального; объективного и субъективного(осмысление прообраза автором). В результате лит. Х. предстает «новой реальностью», художественно «сотворенной» личностью, к-я, отображая реальный человеч. тип, идеологически проясняет его. Именно концептуальность лит. образа человека отличает понятие Х. в лит-ведении от значений этого термина в психологии, философии, социологии.

Представление о Х. литературного героя создается посредством внешних и внутр. «жестов» персонажа, его внешности (Портрет), авторскими и иными характеристиками, местом и ролью персонажа в развитии сюжета. Соотношение в пределах литературного произведения Х. и обстоятельств составляет худож. ситуацию. В реальной жизни человек и широко понимаемая среда неразрывны, поэтому адекватность Х. и обстоятельств в мире произведения явл-ся существеннейшим требованием реализма. Противоречия между человеком и обществом, между классами или отд.

2. Характер в реалистической литературе. Социальная обусловленность характера-типа. Человек и вещь.

Характер в реалистической литературе. Социальная обусловленность характера-типа.

Воссоздание индивидуального X. как исторически неповторимого взаимоотношения личности и среды стало открытием критич. реализма 19 в. В практике реалистич. лит-ры постоянно присутствует саморазвивающийся X.— незавершенная и незавершимая, “текучая” индивидуальность, определяемая ее непрерывным взаимодействием с исторически конкретными обстоятельствами, но в то же время —“сама себе закон” (А. А. Блок) и потому порой вступающая в противоречие с первонач. замыслом автора.

В реалистич. лит-ре 19—20 вв. X. воплощают различные, порой противоположные авторские концепции человеческой личности. У О. Бальзака, Г. Флобера, Э. Золя первоосновой индивидуальности выступает понимаемая в духе антропологизма общечеловеческая природа, а ее “текучесть” объясняется незавершимостью внеш. воздействий среды ‘на первооснову, мерой к-рых и “измеряется” индивидуальность личности. У Ф. М. Достоевского или А. П. Чехова индивидуальность воспринимается на фоне детерминизма обстоятельств как мера личностного самоопределения, когда X. героя остается неисчерпаемым средоточием индивидуальных возможностей. Иной смысл “незавершенности” X. у Л. Н. Толстого: потребность “ясно высказать текучесть человека, то, что он, один и тот же, то злодей, то ангел, то мудрец, то идиот, то силач, то бессильнейшее существо” (Полн. собр. соч., т. 53, с. 187), объясняется стремлением открыть в индивидуальности, отчуждаемой от других людей обществ, условиями жизни, общечеловеческое, родовое, “полного человека”.

Человек и вещь.

В литературном произведении вещь выступает как элемент условного, художественного мира. И в отличие от реальной действительности границы между вещами и человеком могут быть зыбкими. Русские народные сказки дают много примеров очеловечивания вещей. Эту традицию продолжает русская и зарубежная литература..

Одна из важнейших функций вещи в литературе – характерологическая. В произведениях гоголя показана интимная связь вещей со своими владельцами, недаром Чичиков так подробно рассматривает жилища в «Мертвых душах». Вещи могут выстраиваться в последовательный ряд. Но охарактеризовать персонажа может и одна деталь (банка с надписью «кружовник», приготовленная Фенечкой в Отцах и детях) на фоне литературной традиции может стать значимым и отсутствие вещей.

Вещи часто становятся знаками, символами переживаний человека (Блок. О доблестях, о подвигах…)
3. Открытия в области художественной характерологии в романтическом искусстве. Тип самосознающей личности.
В романтизме, провозгласившем самоцельность и автономность личности, возвысившем ее как над психол. “природой”, так и над социальной судьбой, сложилось новое понимание X.— как тождественного внутр. миру личности. 

Нравственный пафос романтиков связан прежде всего с утверждением ценности личности, что нашло выражение и в образах романтических героев.

Романтический герой — это не просто положительный герой, он даже необязательно должен быть положительным, это герой, который отражает тоску поэта по идеалу. Даже не встает вопрос о том, положительный или отрицательный Демон у Лермонтова, Конрад в «Корсаре» Байрона,— но они величественны, они заключают в своем облике, своих деяниях неукротимую силу духа. И это именно «личность, опершаяся на самое себя», как писал В. Г. Белинский, личность, противопоставляющая себя всему окружающему миру.

Но в недрах романтизма складывается и другой тип личности. Это прежде всего личность художника — поэта, музыканта, живописца. Она также вознесена над толпой обывателей, собственников, чиновников, светских бездельников. Здесь речь идет уже не о претензиях исключительной личности, а о правах истинного художника судить о мире и людях.

Таким образом, в романтическом движении вычленяются две антагонистические концепции личности: индивидуалистическая и универсалистская. Судьба их в последующем развитии мировой культуры была неоднозначной. Бунт одиночки был красив, увлекал современников, но вместе с тем быстро обнаруживал свою беспер­спективность. История сурово осудила претензии отдельной лич­ности творить собственный суд. С другой стороны, идея универ­сальности отражала тоску по идеалу всесторонне развитого чело­века, свободного от ограниченности, порожденном капиталистиче­ским разделением труда.

4. Проблема характера в лирике. «Свое» и «чужое» сознание в ней. Циклизация как расширение возможностей формирования характера.
Проблема характера в лирике.

Персонажи в лирике изображаются иначе, чем в эпосе и драме. Здесь отсутствует или пунктирно намечен сюжет, поэтому характеры редко раскрываются через действия, поступки. Главное – отношение лирического субъекта к персонажу (герою, героине). Например, в стихотворении Пушкина «Я помню чудное мгновенье…» образ героини создается с помощью сравнений и метафор, передающих восхищение лирического героя («гений чистой красоты», «образ нежный»), при этом конкретные черты отсутствуют. Эти слова можно отнести практически к любой женщине. Именно поэтому, когда необходимо установить, кому посвящено то или иное стихотворение, литературоведы обращаются в большей степени к письмам, дневниковым записям, а не к самим стихотворениям, т.е. в первую очередь апеллируют к биографии поэта, а не его творчеству. Номинации персонажей характеризуют не столько их самих, сколько отношение к ним лирического субъекта.

«Свое» и «чужое» сознание в ней.

В отличие от эпоса и драмы, в лирике доминирует одно сознание. Конечно, в его «работе» учитываются точки зрения других людей; используя термин М.М. Бахтина, можно сказать, что это сознание диалогично (Библиотека. Бахтин. Слово в романе). Ярким проявлением диалогичности в лирике является рефлексия над несоответствием внутреннего и внешнего, прошлого и настоящего «я», как например, в стихотворении В.Ф. Ходасевича «Перед зеркалом».

Самосознание формируется с помощью многочисленных «зеркал» – мнений обо «мне» других людей. Даже когда стихотворение построено в форме диалога персонажей, этот диалог правильнее рассматривать как конфликт в рамках одногосознания, например, в стихотворениях «Разговор книгопродавца с поэтом», «Поэт и толпа», «Герой» А.С. Пушкина, «Поэт и гражданин» Н.А. Некрасова и др. Здесь автор «всю сложность своих размышлений расщепляет надвое, разводит на непримиримые позиции, персонифицирует в двух противостоящих условных фигурах»  

Но важно помнить, что существуют стихотворения, где в ходе лирического высказывания меняется субъектная организация: вначале лирический субъект выступает как голос, а потом превращается в героя. Например, в стихотворении Фета«Тургеневу» (1864) первые две строфы посвящены Тургеневу, который в то время жил в Баден Бадене («Тебя пригрел чужой денницы яркий луч»). Но начиная с третьей строфы автор рисует свой портрет («Поэт! и я обрел, чего давно алкал…»), хотя иногда и обращается к адресату («И верь!»). В автопортрете много автономинаций: «Вот здесь, не ведая ни бурь, ни грозных туч // Душой, привычною к утратам, // Желал бы умереть, как утром лунный луч, // Или как солнечный – с закатом».
Циклизация как расширение возможностей формирования характера.

Духовный опыт автора, система его миропонимания и мирочувствования отражаются в лирическом произведении не прямо, а опосредованно, через внутренний мир, переживания, душевные состояния, манеру речевого самовыражения Л. г. Одним из методов воплощения образа Л. г. считается циклизация (т. е. наличие более или менее выраженного поэтического сюжета, в котором раскрывается внутренний мир Л. г.). Примерами могут служить, в частности, "панаевский" цикл Н.А. Некрасова или цикл "Стихов о Прекрасной Даме" А. Блока, где Л. г. предстает в различных ипостасях: рыцаря, инока, отрока, что лишь отчасти позволяет прочесть сквозь образ Л. г. биографию самого автора.
Источники для первого конспекта: Тюпа В. И. Характер // Литературный энциклопедический словарь, Чернец Л. В. Персонаж // Введение в литературоведение: Лит. произведение., Топоров В. Н. Вещь в антропоцентрической перспективе (апология Плюшкина) // Миф. Ритуал. Символ. Образ.
Источники для второго конспекта: Мартьянова С. А. Поведение персонажа, Щенников Г. К. К вопросу о современной интерпретации классики (И. А. Гончаров «Обломов»), Демухина И. А. Диалог и диалогичность в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети».
4. Текст. Подтекст. Интертекст

1. Понятие текста и его компонентов. Автор - текст - читатель. Энергетика текста.

Понятие текста и его компонентов.

ТЕКСТ (от лат. textus — ткань, сплетение) — 1) письменная или печатная фиксация речевого высказывания или сообщения в противоположность устной реализации; 2) выраженная и закрепленная посредством языковых знаков (независимо от формы их реализации) чувственно воспринимаемая сторона речевого (в т. ч. лит.) произведения; 3) минимальная единица речевой коммуникации, обладающая относит. единством (целостностью) и относит. автономией (отдельностью).

Сущность Т. как специфического филологич. объекта определяется четырьмя осн. противопоставлениями: в противоположность системе языка он актуализирован и организован синтагматически; в противоположность речи, речевому потоку в целом Т. обладает определенными границами; от произвольного отрезка речевой цепи Т. отличают внутр. единство, целостность, обусловленные единым коммуникативным заданием; наконец, в противоположность своим частям Т. обладает известной самостоятельностью существования и специфич. организацией, к-рая не исчерпывается организацией этих частей.

Во внутр. структуре Т. выделяются три важнейшие группы явлений. Первую составляют межфразовые связи и отношения. Сущность межфразовой связи — в соотнесении и согласовании смыслов связываемых предложений, осуществляемом как посредством выделения в этих смыслах нек-рой общей части (лексич. и семантич. повторы, анафорич. отсылки, напр., посредством указат. местоимений), так и посредством установления нек-рого логич. или временно́го отношения между этими смыслами в целом (союзы, логич. связки, местоименные наречия).

Вторая группа явлений связана с единицами, промежуточными между предложением и Т. — от сравнительно небольших, включающих неск. предложений («сверхфразовые единства»), до таких крупных, как главы, части, тома. Наличие промежуточных единиц — характерный признак сложившегося механизма построения Т.: тексты, написанные младшими школьниками, слагаются непосредственно из предложений. Сверхфразовые единствахарактеризуются прежде всего нек-рым единством смысла («микротемы») составляющих их предложений и отличием этой общей микротемы от микротем соседних единств. Расчленение Т. на подобные единицы в процессе восприятия Т. — непременное условие углубленного понимания или запоминания Т.

Третью группу составляют свойства, присущие Т. именно как целому. Выделены два осн. принципа, регулирующих задание совокупности текстов нек-рого языка и позволяющих отличить правильно построенный Т. от случайного набора предложений. Жесткий принцип состоит в разбиении всей совокупности возможных компонентов Т. (субтекстов) на конечное число классов, содержащих «композиционно-подобные» субтексты, и задании схем, определяющих, в каком порядке элементы этих классов могут быть расположены в реальных Т. (ср. схему структуры волшебной сказки по В. Я. Проппу). В противоположность этому гибкий принцип основан не на регламентации состава и порядка субтекстов, а на способности отношений и связей между субтекстами преодолевать линейную разобщенность последних. Т., построенный в соответствии с гибким принципом, наз. связным; его отличит. особенностью является невозможность разделения на две последоват. части, не соединенные друг с другом ни одной связью. Жесткий и гибкий принципы независимы, но достаточно «нормальные» Т. характеризуются сочетанием связностной и жесткой, компонентной структур.

Автор - текст – читатель. Энергетика текста.

Функционирование речевого высказывания в качестве единого самостоят. Т. конституируется прежде всего автором Т. Границы Т. могут при этом задаваться как изменением внешней коммуникативной ситуации, так и внутритекстовыми элементами (заглавия, особые формулы начала и конца Т. и т. п.). Введение в Т. промежуточных пограничных знаков (красные строки, внутр. заголовки, нумерация глав) позволяет получать различные коммуникативно-экспрессивные эффекты, изменяя соотношение между единицами внутр. структуры Т. и отрезками, выделяемыми посредством этих знаков («явленная структура» Т.), напр., между сверхфразовыми единствами и абзацами.

Будучи создан, Т. вступает в сложные отношения со своими возможными читателями (слушателями) и с другими Т., функционирующими в данном обществе («диалогич. отношения» по М. М. Бахтину). Это включение во «внетекстовые структуры» (термин Ю. М. Лотмана) влияет и на объективный смысл, приобретаемый Т. в конкретных условиях, и на процесс комбинирования текстов в более сложные единицы коммуникации: циклы, тематич. подборки и т. п.

2. Текст и произведение. Текст и смысл. Диалектика написанного и ненаписанного. Подтекст как «глубина текста».

Текст и произведение. Текст не следует понимать как нечто исчислимое. Тщетна всякая попытка физически разграничить произ­ведения и тексты. В частности, опрометчиво было бы утверждать: «произведение — это классика, а текст — авангард.

Различие здесь вот в чем: произведение есть вещественный фрагмент, зани­мающий определенную часть книжного пространства (например, в библиотеке), а Текст — поле методологи­ческих операций. Эта оппозиция отчасти напоминает (но отнюдь не дубли­рует) разграничение, предложенное Лаканом: «реаль­ность» показывается, а «реальное» доказывается; сход­ным образом, произведение наглядно, зримо (в книж­ном магазине, в библиотечном каталоге, в экзаменацион­ной программе), а текст — доказывается, высказывает­ся * в соответствии с определенными правилами (или против известных правил). Произведение может помес­титься в руке, текст размещается в языке, существует только в дискурсе (вернее сказать, что он является Тек­стом лишь постольку, поскольку он это сознает). Текст — не продукт распада произведения, наоборот, произведение есть шлейф воображаемого, тянущийся за Текстом. Или иначе: Текст ощущается только в процессе работы, произ­водства.Отсюда следует, что Текст не может неподвижно застыть (скажем, на книжной полке), он по природе своей должен сквозь что-тодвигаться — например, сквозь произведение, сквозь ряд произведений.

Текст и смысл.

Проблема понимания художественного текста является основной для филологии. Сегодня текст можно читать, руководствуясь разными принципами. Например, со структуралистских позиций: выделения в нем бинарных оппозиций и нахождения структуры, рассмотрения его "формальной" стороны и т.д. Текст может подвергаться деконструкции и читаться исключительно как противоречивый, "открытый", незавершенный, восприниматься как "кладбище" мертвых культур, оставляющих "следы" своего "отсутствия". Однако при всем многообразии стратегий чтения и исследования в современном литературоведении, они, при всей их универсальности, продуктивности и несомненной необходимости, все же не могут исчерпать всех проблем, возникающих при исследовании смыслообразования в художественных текстах. К тому же многие тексты "уходят" от проецируемых на них исследовательских методик и концепций, не поддаются ни традиционным, ни новаторским способам чтения. Они заводят исследователей в смысловые тупики, в ряды противоречий.

Надо сказать, что есть тексты, которые рассчитаны на однозначность восприятия, инотолкования им противопоказаны по своей сути. Это тексты нехудожественные (научные, деловые). В таком случае двойной смысл или просто неясность, неопределенность смысла означает несовершенство текста, его недостаточную отработанность. В случае же художественного текста наличие глубинного смысла или подтекста создает особую значимость произведения, его индивидуально-художественную ценность. Как и отчасти исчезновение смысловой определенности текста, особенно в тексте поэтическом.

Диалектика написанного и ненаписанного.

Читатель может подчас извлечь из текста, да и из отдельного высказывания, гораздо больше информации, чем предполагал вложить в него автор, в частности информацию о самом авторе. Или, наоборот, не понять смысл текста, на который рассчитывал автор. Известно, например, как был расстроен и удручен Н.В. Гоголь успехом «Ревизора». Он думал, что зритель ужаснется и будет потрясен, увидев себя в героях пьесы. Но все, наоборот, радовались и кричали «Эк, загнул!». Автор был разочарован, он страдал из-за того, что его не поняли. Зрители восприняли внешнюю, смешную сторону явления, но не поняли глубинной его сути, т.е. расчет автора не оправдался.

Конфликт между открытым текстом и внутренним смыслом, как уже было сказано, особенно характерен для художественного текста, поскольку подчас за внешними событиями, обозначенными в тексте, скрывается внутренний смысл, который создается не столько самими событиями, фактами, сколько теми мотивами, которые стоят за этими событиями, мотивами, которые побудили автора обратиться к этим событиям. А поскольку мотивы скорее угадываются, чем «прочитываются» в тексте, то они могут оказаться разными для разных читателей. Ведь и читатель имеет свой взгляд на вещи. И он не обязательно совпадает с авторской трактовкой. И поэтому вероятность появления одного определенного смысла (для автора и читателя) крайне низка. Чтобы разобраться в таком тексте, требуется активный анализ, сличение элементов текста друг с другом. Значит, мало понять непосредственное значение сообщения в тексте, необходим процесс перехода от текста к выделению того, в чем состоит внутренний смысл сообщения^[4].

Процесс декодирования значения сообщений и затем понимания общего смысла текста всецело связан с речемыслительной деятельностью читателя, в этом процессе именно он оказывается главным звеном в триаде «автор –текст – читатель».
Подтекст как «глубина текста».

Работы, посвященные интерпретации текста, так или иначе затрагивают проблемы подтекста, импликации (или имплицитного содержания) и глубины текста. Часто между ними не проводится четкое разграничение, и они употребляются как синонимы.

Признаки подтекста. Ими являются реализация на уровне макроконтекста целого произведения (общетекстовая масштабность), а также обязательное приращение логико-предметной информации, которое связано с неоднозначностью восстановления смысла. Итак, подтекст – это явление, которое создает дополнительную глубину содержания и способствует более полному раскрытию тем произведения, а также вызывает эмоциональное и оценивающее отношение читателя к тому, о чем рассказывается. Сходную позицию в определении занимают А.В. Западов, Е.П. Соколова: «Подтекстом мы называем скрытый смысл высказывания, который вытекает из контекста всего произведения и предусмотрен автором как способ художественного воздействия на читателя… Прием подтекста создает неисчерпаемые возможности для того, чтобы усилить выразительность слов обычных, даже как будто бы стертых, банальных, придать им значимость, глубину и силу» (Западов, Соколова, 1979: 86). Подтекст всегда соотносится с намерением автора и читательским прочтением, с раскрытием подразумеваемого смысла. Это наиболее общее понимание подтекста (Мыркин, 1976: 88).

4. Явление интертекстуальности. Виды интертекстуальных знаков. Формы функционирования системы текст-в-тексте.

Явление интертекстуальности.

Термин И. введен Ю. Кристевой под влиянием М. Бахтина, который описывал литературный текст как полифоническую структуру. Буквально И. означает включение одного текста в другой. Для Кристевой текст представляет собой переплетение текстов и кодов, трансформацию других текстов. И. размывает границы текста, в результате чего текст лишается законченности, закрытости. Основным структурным принципом текста с точки зрения И. является его внутренняя неоднородность, открытость, множественность.

Текст производится из других текстов, по отношению к другим текстам. Причем, не только по отношению к прошлым текстам. “В явление, которое принято называть интертекстуальностью, следует включить тексты, возникающие позже произведения: источники текста существуют не только до текста, но и после него” (Барт). В этом смысле любой текст есть пространство пересечения других текстов, ассоциируемые комбинации которых создают дополнительный смысл. И. охватывает всю область культуры как семиотической системы. С точки зрения И. снимается оппозиция между текстом (объектом) и читателем (субъектом), между чтением и письмом. Текст и есть, собственно, И. Т. X. Керимов.

Виды интертекстуальных знаков.

Формы интертекстов: 1. Цитация — основная форма интертекстов в научной коммуникации. Представлют собой формально маркированные фрагменты ранее опубликованных текстов. Цели цитации: — доказательная функция (цитата-аргумент), — иллюстрация суждений автора (цитата-пример), — выражение точки зрения автора с помощью чужих слов, ссылка на авторитет (цитата-заместитель). 2. Пересказ в форме косвенной речи фрагментов из текстов других авторов. 3. Фоновые ссылки на теорию или идеи, высказанные ранее.

Формы функционирования системы текст-в-тексте.

Текст в тексте – это введение в оригинальный авторский текст чужого текста.

В качестве «чужого» текста может оказаться и текст данного автора, взятый из предшествующих произведений. Более того, таким может оказаться и текст, созданный тем же автором, но как бы вставленный в качестве текста другого автора.

Чужой текст может быть представлен в основном тексте в виде прямого включения. Это прежде всего цитирование, которое применяется в научных и научно-популярных текстах, чтобы опереться на чужое мнение или опровергнуть его, сделать его отправной точкой для утверждения собственного мнения в полемической форме. Схожую функцию выполняют ссылки, референция (указание на чужой текст), пересказ Текст в тексте может оказаться и в художественном произведении. Правда, формы его включения здесь более разнообразны, разнообразнее и его функции.

При этом не исключено и прямое цитирование: «Так он писал темно и вяло...»Здесь бы и должна была начаться повесть о бедном нашем Игоре, коли уж он решил здесь жить... (А. Битов. Фотография Пушкина).

Текст может служить обрамлением основного текста, передавать главную идею произведения (эпиграф), являться вкраплениями другого языка (французский язык в «Войне и мире» или в «Евгении Онегине»).

Возможно скрытое цитирование чужих строк, вкрапленных в авторский текст без какого бы то ни было выделения, отсылок.

Это могут быть литературные реминисценции (от позднелат. reminiscentia – воспоминание) – черты, наводящие на воспоминание о другом произведении, результат заимствования автором отдельного образа, мотива, стилистического приема, например, блоковские реминисценции в произведениях А. Ахматовой или гоголевские образы «дороги» и «колеса» у А. Солженицына.
4. «Цитата не есть выписка. Цитата есть цикада».

В трактовке понятия реминисценции существуют две точки зрения. Одни исследователи (В.Е.Хализев, В.П.Руднев и др.) определяют реминисценцию как родовое понятие, а цитату (Осип Мандельштам писал: «Цитата – не есть выписка. Цитата есть цикада – неумолкаемость ей свойственна») как её вид.

Цитата – одно из основных понятий теории интертекстуальности. При отсутствии единства в понимании интертекстуальности, и учете того мнения, что «лингвистические механизмы интертекстуальных отношений по-прежнему неясны», приходится констатировать неопределенность и многозначность понятия цитаты.

ЦИТА́ТА (от лат. cito — вызываю, привожу) — дословное воспроизведение отрывка из к.-л. текста. Ц. применяется для подкрепления излагаемой мысли ссылкой на авторитетное высказывание; как наиболее четкая ее формулировка; для критики цитируемой мысли; в качестве иллюстрации — как ценный фактич. материал. Ц. — принадлежность в основном научной (преим. гуманитарной) и официально-деловой речи, где она обозначается кавычками или выделяется шрифтом и снабжается ссылкой на источник. В худож. речи и в публицистике как стилистич. прием употребления готового словесного образования, вошедшего в общелит. оборот, Ц. способствует образности, выразительности и емкости речи; она позволяет экономно и глубоко характеризовать явления действительности посредством худож. образов мирового иск-ва, мифологии, фольклора и т. п. Лит. Ц. (напр., «А судьи кто?», «Мильон терзаний», «Подпоручик Киже», «Рыцарь на час», «Мы ленивы и нелюбопытны», «Голый король» и мн. др.), будучи афористически краткой и изящной по форме, вызывает представление о том целом, из к-рого она извлечена, «как бы замещает или концентрирует сложный образ, воплощенный в художественном произведении» (В. В. Виноградов, см. «Изв. АН СССР. ОЛЯ», т. 5, 1946, в. 3, с. 231—32). Через Ц., хранящую «старую эмоциональность» (Ю. Н. Тынянов), в лит-ру входит предшествующий лит. опыт. В подобном употреблении Ц. может быть видоизменена, документирующая Ц. ссылка, как правило, неуместна, а в читателе автор предполагает знатока текстов, чуткого к ассоциациям и намекам. Частный случай Ц. — крылатые слова. Ц. применяется также в эпиграфах.
Источники для первого конспекта: Бахтин М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества, Барт Р. От произведения к тексту. Удовольствие от текста // Барт Р. Избр. работы: Семиотика. Поэтика, Кузьмина Н. А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. Екатеринбург; Омск.
Источники для второго конспекта: Фоменко И. В. Цитата // Введение в литературоведение, Текст как семиотическая проблема: Текст в тексте // Лотман Ю. М., Жолковский А. К. «Я вас любил...» Бродского // Жолковский А. К. Блуждающие сны и другие работы.