Ермошин Андрей. Вещи в теле. Психотерапевтический метод работы с. Андрей Ермошин Вещи в теле. Психотерапевтический метод работы с ощущениями об издании
 Скачать 3.57 Mb.
|
ИНСТРУМЕНТ ИССЛЕДОВАНИЯТехника «опредмечивания ощущений» находится в русле индирективных – в том смысле, что она «включает» инициативу пациента и активизирует его способности к определению и изменению состояния. И решается эта задача с опорой на удивительную, но обычно не используемую способность человека к самодиагностике собственного состояния в особой предметной форме . Осуществляемый в данном случае процесс назван психокатализом по аналогии с ферментативным химическим процессом: есть «вещество», способное изменить свое состояние, – окаменевшая эмоция – и есть фактор, без которого этот процесс идет трудно, медленно или совсем не идет (психотерапевтическое влияние). При их совмещении происходит «чудо». Внимание пациента является главным действующим началом. К нему прилагается катализирующее влияние вопросов психотерапевта. Основных вопросов на диагностической фазе два: ГДЕ и ЧТО. «Родовспомогатели» Сократ, с его «искусством повивальной бабки», уже более 2000 лет назад показал эффективность спрашивания в философском разговоре: «Люди, когда хорошо предлагают им вопросы, сами решают их как надобно…» [12] . Открытие действия вопросов как «родовспомогателей» является, пожалуй, столь же значимым в области межчеловеческого общения, как открытие колеса в технике. Эффективность вопрошания, а не утверждения, не только в философской, но и в медицинской «майевтике» замечена в последующем многими замечательными мастерами. И я имею в виду не только древних: дзэн-буддистских учителей с их вопросами без ответа («Как звучит хлопок одной ладонью?»), суфийских мудрецов или православных святых, вопрошанием вскрывавших проблемы души своих учеников, духовных чад не хуже, чем хирург скальпелем вскрывает гнойники. Я говорю и о мастерах психотерапии тоже. Описать здесь работу даже главных из них было бы затруднительно. Ведь даже доброжелательное молчание, готовность вбирать и поддерживать рождающееся у пациента душевное движение тоже является разновидностью вопроса – немого и в то же время самого глубокого. «Скажи мне все, что хочешь». Когда я говорю о таком молчании, я имею в виду эмпатическое принятие Карла Роджерса, создающее пространство для безопасного самовыражения клиента или «пробел», готовность терпеливо дожидаться проявлений активности пациента у Арнольда Минделла, как рыбак ждет поклевки [13] . Вопрос – это создание области отрицательного давления, готовой принять в свою форму то, что само просится наружу. Задача психотерапевта – моделировать емкости для смысла. Вопросы – естественная часть жизненного процесса Мы собираемся говорить о вопросах, которые люди могут задать своему организму, но у меня не вызывает сомнения, что организм и сам способен задавать себе вопросы. В частности, с помощью сновидений. Бодрствование является «ответом» на сновидение. Сновидение ставит проблему, реальная жизнь обслуживает ее решение. Можно сказать и наоборот: сновидение является ответом на бодрствование. Вопросы и ответы – сама жизнь. Психотерапия и, в частности, соматопсихотерапия, как часть жизни, не изобретает ничего противоестественного, не является чем-то искусственным – она лишь очищает естественное, составляет ему протекцию . Термины «облегчение» (facilitation), «усиление» (amplification) достаточно хорошо известны. Я пользуюсь термином « психокатализ ». То, что психокатализ применим и к внутрителесным ощущениям, стало важным открытием русской школы БЭСТ Е.И. Зуева и послужило основой разработки данной « вопросной » терапии. «Спрашивайте меня», – зачастую предлагает сам пациент, решительно опустившись в кресло у психотерапевта (как бы «сдаваясь»). Кто и как будет это делать? И для чего? Ключевой вопрос В каком-то смысле, каждая система психотерапии имеет свой ключевой вопрос. (Это не означает автоматически, что с помощью вопросов она и работает – и тем не менее…) Вопрос клинической психотерапии: динамика какого конституционально-генетического склада проявляет себя в переживаниях и событиях жизни данного человека? Вопрос психоанализа: когда, при каких обстоятельствах, какое влечение Ид с каким запретом со стороны Супер-Эго столкнулись в Эго и заложили комплекс? Вопрос юнгианской терапии: какого рода перекос в сознательной жизни пациента заставляет его подсознание «применять меры по выравниванию положения»? и: «Что конкретно должен сделать человек, чтобы урегулировать свои отношения с бессознательным?» [14] Вопрос гештальт-терапии: какая потребность организма сейчас составляет «фигуру» и на каком «фоне», что мешает гештальту «закрыться», какие незавершенные действия мешают человеку жить «здесь и сейчас»? Вопрос НЛП: в каких модальностях и субмодальностях представлена информация, оказывающая влияние на человека, как ему «удается» быть расстроенным или, наоборот, настроенным. И так далее. Вопрос СПТ В диагностической фазе СПТ отыскивается заряд , расстраивающий сознание пациента, фокусирующий на себе энергию организма (субстанцию «тепло-тяжесть»). Вопрос, который помогает выйти на этот «заряд», обычно очень прост: где ощущение, связанное с тем или иным эпизодом жизни, с тем или иным фрагментом сновидения, с той или иной картинкой, которую произвел пациент по заданию врача? На уровне головы, груди, живота, еще где-либо? Это что-то большое-маленькое, светлое-темное, из чего « сделано » ? И так далее. Ниже мы более детально рассмотрим варианты разговора с пациентом в зависимости от того, как он заявляет свою проблему. Фактически, СПТ предлагает пациенту задуматься над простой вещью: как распределены его ощущения, когда он решает эту проблему? Или просто: как распределены его ощущения? Есть что-то, что сбивает оптимальное распределение ощущений в организме? Чего-то не хватает, чтобы чувствовать себя хорошо? Докуда доходит тепло в руках и ногах? Нет ли вызывающих дискомфорт концентратов ощущений на уровне той или иной зоны тела? Позволю себе небольшой исторический экскурс. Не жди волос на панцире черепахи До начала занятий соматопсихотерапией я несколько лет практиковал в духе клинической психотерапии. В чем ее явные достоинства? Во-первых, в интересе к конституционально-генетической базе, на которой развиваются те или иные психические процессы. Клинический психотерапевт на первом этапе общения с пациентом выясняет особенности душевного склада последнего, на последующем – помогает ему увидеть мир как встречу разных форм жизни, у каждой из которых свое предназначение. Конечным достижением успешной клинической работы является обретение пациентом внутреннего покоя и мира на основе принятия себя как определенной, наделенной своим характером природной данности. (И принятие других тоже! «Не жди волос на панцире черепахи», – гласит даосская мудрость, довольно «клиническая» по своей сути). Но это – содержательная часть работы клинического психотерапевта, я же хотел бы обратить внимание еще и на другое. « Былины» Работу клинического психотерапевта отличает внимание к фоновому состоянию, на котором происходит общение врача и пациента. Даже самые правильные послания могут быть восприняты пациентом только тогда, когда он имеет свободный ресурс для этого. Расходуются же ресурсы обычно на напряжения, невротические переживания. Иоганн Шульц, как известно, исследовал и описал основные ощущения, которые человек испытывает в процессе расслабления. Они приобрели название «шести упражнений аутогенной тренировки». Приятные тяжесть и тепло наливают тело. (В последующем, по реализации расслабления, они обращаются в приятную легкость и прохладу). Сердце бьется спокойно и ровно. Дыхание свободное и ровное. Солнечное сплетение излучает тепло. Лоб слегка прохладен. Достижение пациентом состояния, когда «приятное тепло доходит до кончиков пальцев рук и ног, до корней волос», считается целительным само по себе. Но оно же является тем фоном в клинической психотерапии, на котором пациент принимает себя, ситуацию и настраивается на успешный выход из трудностей. Следует заметить, что иногда эта часть работы бывает не второй, а первой: вместо того чтобы разговаривать с пациентом в «ненормальном» состоянии, психотерапевт приглашает его вначале на сеанс. Называется он «обучение аутотренингу», «гипноз» или еще как-нибудь. И лишь пройдя неспецифическое успокоение под воздействием уютной обстановки, релаксирующей музыки, слов «утешения» с интонациями баюкания, рассказывания былин, пациент «принимается» на более специфическую работу. Психотерапевтические «качели» Уже на раннем этапе профессионального формирования у меня сложилась комбинация: разговор плюс релаксация . После обсуждения с пациентом важных для него вопросов я предлагал ему прикрыть глаза и дать ощущениям распределиться . Отчасти именно это было предсистемой работы, которую я описываю теперь. Разговор – релаксация – разговор – такой ритм стал казаться очень естественным и важным. Это своеобразные психотерапевтические «качели ». Причем вторая часть (гипнотическая, аутотренинговая) меняла тональность в процессе «выстаивания» этой практики: если вначале я что-то пытался внушить пациенту на этой фазе (на основе материала предыдущего исследования его проблематики), то в последующем отказался от директивности и чаще предлагал просто понаблюдать за ощущениями после разговора, дать им «улечься». Вопрошающее наблюдение: вопрос без вопроса Предложение пациентам понаблюдать, что происходит, после обычного эмпатического выслушивания нередко приводит к удивительным результатам. Пациенты подсоединяются к своим телесным ощущениям, впадают в своеобразный транс и проходят серию трансформаций, зачастую спонтанно описывая тот процесс, который, собственно, и организуется психокатализом в соматопсихотерапии . Камни переживаний могут обнаруживаться и распадаться, ощущения могут двигаться активно из одной зоны тела (переполненной) в другую (обездоленную), могут формироваться совершенно новые, оптимизированные контуры ощущений. Выздоравливающие попадают в новые пространства, из которых возвращаются обновленными. Это похоже на аутотренинг без инструкций. Умиротворение, успокоение, восстановление равновесия происходят спонтанно, в соответствии с «программой», которую организм выбрал сам. Сел и начал описывать Совсем недавно на меня произвел большое впечатление своеобразный отголосок старой «немой» практики (немой, потому что в ней присутствует минимальное количество вопросов при максимальном доверии к собственному исцеляющему процессу организма). Речь идет о трансформациях, которые стал переживать двенадцатилетний мальчик, едва присев на кресло и услышав: «Закрой глаза. Опиши, что ощущаешь». У мальчика было состояние ослабления иммунитета неясного генеза. Чирьи шли за ячменями, а ячмени за чирьями. Последние два месяца он непрерывно лечился от подчелюстного лимфаденита (была трещина в углу рта – от нее, судя по всему, произошло инфицирование). Две операции под наркозом оказались безуспешными. Он ездил на перевязки, в ране постоянно находилась резиночка для дренажа. О школе, естественно, пришлось забыть. Мальчика привели как раз после очередной перевязки, закутанного по самую макушку, поскольку дело происходило зимой. Он сел на стул и впал в особое состояние подключенности вниманием к внутренним ощущениям – своеобразный транс. Он стал детально описывать свои ощущения без каких-либо инструкций с моей стороны, за исключением самых общих: «Наблюдай. Описывай». Главную инструкцию мальчик, видимо, прекрасно понял, хотя она не оговаривалась: «Исцеляйся». Движение ощущений было интенсивным. То страшный жар собирался в груди и по ощущению там назревал огромный чирий. – Дашь ему прорваться? – Нет. Мальчик то ощущал, будто он «сунул руки в печку», то перед его взором бились два динозавра. Яркая вспышка – и все исчезло. То голова «весит 300 килограммов», то ноги. То «червяк скользнул по бедру и выскочил вон». То «черепашонок с длинной шеей, большими глазами и глупой улыбкой, с маленьким панцирем, смешит». То, невесомый, он стал «переворачиваться» в воздухе. – Считай, сколько раз. – Пять. Снова стал переворачиваться в воздухе. На этот раз 10 переворотов. Серия трансформаций, длившаяся минут тридцать, завершилась формированием ощущения ровного тепла во всем теле, и мальчик почувствовал возможность открыть глаза. Ком творога Мне было интересно проследить за исходом его исцеления после этой процедуры спонтанной саморегуляции. Я поинтересовался состоянием мальчика через месяц с небольшим. Он исцелился. Еще через два месяца я с ним встретился. В его ощущениях сохранялось равновесие. Он с удовольствием играл со своим другом. «Все у меня хорошо: играю, прыгаю». О старом напоминал только маленький малиновый шрамик под челюстью. – Шрамы украшают мужчину, – заметил я. – У меня их хватает, – не без гордости заметил маленький пациент. Мальчик воспроизвел динамику выздоровления: установившееся ровное внутреннее тепло сохранялось после встречи. «Собирались еще везти его в областной центр, – дополнила его мать, – для более массивной операции, но надобность в этом как-то сама собой отпала: рана начала заживать». Мы с ним общались 8 февраля, а 8 марта он уже поздравлял девочек в школе, и в последующем только укреплялся в хорошем самочувствии. Окружающие заметили, что он стал в целом спокойнее. По окончании моего общения с мальчиком его тетя выразила желание побеседовать о своих проблемах, и это было косвенным признаком признания родственниками связи между сеансом и произошедшим выздоровлением. А большой ком свежего деревенского творога, который я привез в Москву своим детям, показался мне прекрасным вознаграждением за мой скромный вопрос: «Что ощущаешь?» Когда можно позволить происходить трансформациям, подобным тем, что описал мой маленький пациент, ничего другого не надо. В ряде других случаев задача состоит в том, чтобы заставить ощущения потечь . Именно в подобных превращениях и заключена суть терапевтических достижений. Нечего разговаривать Не скрою, иногда я почти засыпаю, когда пациент старается подробно описать историю своих страданий, не торопясь прорабатывать ее. Это случается не только со мной. В «Технике и практике психоанализа» Ральф Гринсон особо рассматривает такие случаи, когда психоаналитик ненароком засыпает на сеансе психоанализа. Он рекомендует не обвинять в этом пациента. Я практически всегда справляюсь с собой даже без щипков собственной руки, но не склонен переоценивать эффективность такого способа проведения психотерапевтического времени и стараюсь предупредить пациента о бесполезности простого перечисления фактов. Чтобы этого избежать, при первом же упоминании о значимом для пациента событии, оставившем след в душе, я предпочитаю сразу работать с остатком переживания, выверять целесообразность его хранения, вместо того чтобы ограничиваться простым перечислением отпечатков событий в душе. Я называю это принципом нескольжения . Но можно и поговорить Впрочем, я должен оговориться: нет нужды навязывать довольно закрытый, в каком-то смысле беспредметный язык телесных ощущений, когда человек взывает к открытому разговору на экзистенциальные темы и уравновешенность его состояния не вызывает сомнений. Показания к применению метода СПТ очень широки, но не безграничны. Это способ восстанавливать ресурс человека . Он бывает необходим практически в 100 % случаев, но это не единственное, в чем может нуждаться пациент. Соответственно, и психотерапевт совершенно не обязан использовать приемы СПТ всегда и везде. Продолжим разговор о ситуациях, когда уравновешенность состояния человека все же вызывает сомнения. Концовку – в начало По мере моего становления как специалиста все большую ценность приобрела фаза общения врача и пациента, условно названная «фазой релаксации», которую я приучился воспринимать как своеобразную цель, кульминацию процесса психотерапии. Однажды я заметил, что вовсе не склонен разговаривать с пациентом. Разумеется, я имею в виду «разговор умов». Учитывая значимость влияния аффективных зарядов на мышление пациента, я счел, что имеет смысл «разговаривать с боссом» (бессознательным), по выражению М. Эриксона, а не с подчиненными (мыслями сознательного разума). Находить же «босса» удобно по ощущениям в теле. Непосредственное обращение к ощущениям с самого начала работы ознаменовало открытие уникальной возможности изменять состояние непосредственно, без разговора в привычном понимании этого слова. На смену старой формуле «разговор – релаксация – разговор» пришел новый ритм: « релаксация – разговор – релаксация ». Стала вызревать мысль, что анализу обстоятельств пациента обычно придается несколько преувеличенное значение, на самом деле не так важны обстоятельства человека, важно как он в них « стоит ». Важно помочь человеку занять другую позицию по отношению к обстоятельствам, обрести другое состояние; дальнейшее – дело его собственного жития. Вторая фаза стала первой. Разговор стал начинаться с разбора состояния, а не ситуации. Соматопсихотерапия является исключительной заботой о состоянии пациента. Разведение понятий «состояние пациента» и «проблема пациента» Нередко разговор в кабинете психотерапевта перетекает в область обсуждения проблем пациента. Я считаю это минимально продуктивным подходом. Но сначала определимся в том, что же есть кроме проблем пациента. «Проблема пациента» – это то, что заставляет организм реагировать, воспринятая информация о ситуации внутри или вне организма, отклоняющейся от оптимальной, восстановление оптимальности которой человек воспринимает как жизненно важную задачу. Это основание для переживания. «Состояние» – это то, что призвано решить проблему. Это жизненный ресурс, определенная конфигурация ощущений в организме. Восприятие ситуаций и ответы на них варьируются в широких пределах. Что для одного – вселенская проблема, для другого – сущий пустяк, и то, на что один реагирует всем своим существом, другого может оставить совершенно равнодушным. Но именно это наблюдение заставляет задаваться вопросом об исходном состоянии, в котором человек воспринимает ситуацию, оценивает ее и формирует на нее ответ. При формировании состояния играют роль и конституционально-генетические факторы, и ранняя история индивидуума, и многое другое. Важно то, что к моменту встречи с психотерапевтом итог жизни данного конкретного человека (с данными генами, личностной историей и воспитанием) представлен в виде состояния с определенной конфигурацией внутренних ощущений. Температура за 39 Известен ряд ситуаций, когда само по себе состояние (например, напряженности) является проблемой, как температура при воспалении, зашкаливающая за 39. Само то по себе повышение температуры – естественно, но не до такой степени. Переступая порог психотерапевтического кабинета, пациент не всегда знает, для чего он это сделал: для того, чтобы решать свои проблемы, или для того, чтобы изменять свое состояние. (Третий вариант – решение вопроса о том, как конструктивно приложить свое состояние к проблемной ситуации без особого его изменения). В действительности проблемы пациента решаются вне стен терапевтического кабинета, здесь же он находится для оценки состояния, в котором решает проблемы , и для его оптимизации. Психокатализ телесных ощущений является методом изменения состояния пациента, восстановления его ресурса, а не решения его проблем, если, конечно, не называть состояние здоровья особой проблемой, но тогда это «метапроблема», решение которой определяет решение всех остальных проблем. Разведение понятий «психотерапия» и «обмен опытом» Известно, что некоторые психотерапевты, в том числе самые авторитетные, вроде Милтона Эриксона или Алексейчика, не чураются того, чтобы выступить советчиками для своих пациентов. В этом нет ничего противоестественного: один человек, умудренный жизненным опытом, дарит другому, этим опытом не умудренному, и варианты решений, и программу действий. Такие советы психотерапевта отличает то, что они поданы технично, «с подходом», инструкции остаются в сознании пациента до полной реализации… Но само по себе это не психотерапия – это обмен опытом между искушенным и неискушенным человеком в выходе из разных сложных ситуаций. То же касается психологического «проблемного» консультирования. Мы будем вести речь о психотерапии, о помощи в изменении состояния пациента. Жизнь с ее проблемами при таком подходе уйдет за скобки. В поле рассмотрения, прямо по-гуссерлевски, останется только сам живущий как таковой . И вопрос будет заключаться лишь в следующем: в каком состоянии он живет? В каком состоянии решает свои проблемы? Одно из базовых убеждений СПТ состоит в том, что проблемы хорошо решать тогда, когда решающий их спокоен, – что согласуется с позицией, высказанной еще Фрейдом: ответственные решения стоит принимать только после анализа. Главная забота соматопсихотерапевта – на что уходят ресурсы человека, его энергия, его внимание. Работу СП-терапевта можно сравнить с работой старателя. Золотыми самородками, которые он добывает, являются «окаменевшие эмоции», и то, что они выглядят скорее как уголь, не должно смущать. Ибо спрятанное в этой руде «золото» – энергия жизни – бесценно. Как сама жизнь человека. Не вслепую Включения «движения ощущений», подобные описанным в случае с двенадцатилетним мальчиком, весьма нередки. И именно при состояниях «психического генеза», а не только при соматических расстройствах. Это всегда удивляет, восхищает и обнадеживает: организм сам задает и разрешает все вопросы. Но если обычно то, что происходит в ощущениях, осуществляется в значительной степени вслепую, то в соматопсихотерапии контролю именно над этим процессом придается большое значение. Вопросы первого и второго уровней Выяснение характеристик того, что мешает, может идти в двух ключах: вопросы так называемого второго уровня требуют от организма больше энергии для осуществления реакции, ибо предполагаемый ответ – неопределенный, творческий. «Где страх?» – «В животе». – «Что там по ощущению?» – «Медуза». Вопросы «первого уровня» менее энергоемки, однако и ответы на них более предсказуемы. Не зря их именуют наводящими вопросами. «Где ощущаете страх: в голове – в груди – в животе – еще где-либо? Это что-то большое – маленькое, светлое – темное, тяжелое – легкое, плотное – мягкое, еще какое-либо?» Можно спрашивать еще подробнее, доводя вопросы до «нулевого» уровня. «Весит сто граммов, двести, триста, пятьсот, килограмм – больше, меньше? Это по ощущению газ, жидкость, масса, камень, дерево, металл, еще что-либо? Это предмет, растение, животное, еще что-либо?» Серия может быть продолжена. Однако переходить за «ноль», т. е. утверждать что-либо, навязывать свои интуиции, крайне нежелательно. К сожалению, в жизни этот принцип весьма часто нарушается. (И, разумеется, всегда из самых благих побуждений!) « Хорошо врабатывающийся пациент» По мере того как пациент «врабатывается», понимает, что от него требуется, вопросы становятся все лаконичнее. В течение одного сеанса хорошо научаемый пациент уже к третьему заходу работы (под «заходом» имеется в виду законченный цикл работы; таких полных циклов за время одной встречи бывает несколько) может вполне «правильно» отвечать на односложные вопросы. Ощущения, связанные с возрастом таким-то, где? (Имеется в виду возраст, обозначившийся на рисунке тестового задания). И пациент отвечает:« В голове » . – « Что там? » – « Темная, тяжелая масса ». То есть пациенту уже не нужны «наводки»: « Ощущения, связанные с возрастом таким-то, где: в голове, в груди, в животе, еще где-либо? Это что-то большое, маленькое, светлое, темное, из чего сделано? ». Но даже для такого «образцово-показательного» пациента могут оказаться уместными вопросы: « Во лбу, в затылке, в темени, в висках? Сколько граммов, размеры, объем? » |