Математика. Барг О. А. Живое в едином мировом процессе. Пермь Издво Перм унта, 1993, 227 С. Isbn

• Название: Барг О. А. Живое в едином мировом процессе. Пермь Издво Перм унта, 1993, 227 С. Isbn
• Анкор: Математика
• Дата: 15.07.2022
• Размер: 137 Kb.
• Имя файла: Zhivoe_v_edinom_mirovom_protsesse_Glava1.doc
• Тип: Решение; #631065
• страница: 2 из 2

Часть 1. МИР И МИРOВОЙ ПРОЦЕСС

Почти тридцатилетняя философская дискуссия по поводу атрибутив­ности и сущностного признака развития свидетельствует о том, что тео­ретический синтез диалектики и материалистического понимания мира еще не завершен. По-прежнему "логический переход от категории материи к категории развитая, в особенности - от понятия единства материи к по­нятию единства развития, является сложной теоретической проблемой, слабо разработанной в философской литературе” (9). Затяжной характер дискуссии и относительная устойчивость противостоящих точек зрения во многом обусловлены замкнутостью друг на друге двух принципиальных вопросов: как следует понимать материю, чтобы признать развитие ее атрибутом, и как нужно понимать развитие, чтобы призвать его атрибутом материи. Очевидно, что ответ на один вопрос зависит от ответа на другой и наоборот, поэтому каждая точка зрения может быть так или иначе внутренне согласована. Это не делает их заведомо равнозначными и одинаково объективными, но снижает продуктивность самой дискуссии, особенно когда ее участники апеллируют к одним и тем же конкретно-научным данным. Необходим временный выход из круга, образуемого назван­ными вопросами, и обращение к материализму и диалектике как к логи­чески различным и в известном смысле даже несовместимым концепциям, какими они фактически оставались еще в начале XIX века. Речь идет не об объективной разделенности материи и развития, а о своеобразной до­полнительности материализма и диалектики как способов отражения одной и той же действительности, единство которых не может основываться на ослаблении и размывании специфической логики ни одного, ни другого. В наиболее важном для нас здесь аспекте различие их логик состоит в следующем.

Материализм отражает прежде всего предметную, вещную сторону ми­ра, берет мир как состоящий из множества предметных форм и их измене­ний - процессов, как совокупность отдельных, обособленных, но как-то связанных вещей, составляющих тем самым некое протяженное в прост­ранстве-времени целое. Логика материализма есть в данном аспекте ло­гика предметного целого и его предметных составляющих, логика отноше­ний между вещами и присущими им процессами, логика единства мира, природы, движения. Философский материализм тесно переплетается здесь с конкретно-научными представлениями о единстве мира и не должен им противоречить, но не может быть и простым их повторением. То же, что он со своей стороны может сказать об этом единстве, в существенной мере определяется характером теоретических средств самой философии. С их помощью нужно установить прежде всего наиболее общую природу тож­дества и различия составляющих мир вещей и - на этой основе – вероятных системообразующих отношений мира. Нужно решить в принципе, какой системой является материальный мир с точки зрения философского материализма и можно ли с этих позиций рассматривать мир как изменяющуюся в целом систему. Поскольку материализм имеет дело не только с вещами, но и с процессами, в которые они вовлечены, нужно установить приемлемость его логике самой идеи единого мирового процесса. Если она не исключается предметно-вещной логикой материализма, то встающий далее вопрос о направленности этого процесса является уже пограничным между материализмом в этом его аспекте и диалектикой.

Диалектика же сама по себе, в отличие от материализма, беспредметна в том смысле, что отражает существующее как тотальность, не имеющую ни вещных элементов и частей, ни соответствующих им прост­ранственно-временных характеристик и в этих отношениях неделимую. Для диалектики как таковой действительность, мир состоит не из вещей и процессов, а из противоположностей в их глубоком взаимопроникновении и тождестве. Эта логика не допускает никакой "материалистической" корректировки, и, если скажется, что материализм не исключает идеи единого мирового процесса, а диалектика имеет какое-то отношение к пониманию его направленности, ее позиция должна быть принята материа­лизмом без возражений, что требует, однако, адекватной формы его тео­ретического синтеза с диалектикой. Проблема состоит прежде всего в том, как логически наделить вещи противоположными сторонами и, осо­бенно, кат "овеществить" сами противоположности. Ее решение требует категории, которая могла бы служить своеобразным мостом между логи­ческими рядами материализма и диалектики, выступать, с одной стороны, универсальной характеристикой предметно-процессуальной стороны мира, а с другой - выражать природу каких-то мировых противоположностей.

Такой категорией является "сложность" и производные от нее "низ­шее", "высшее", "прогресс", "регресс"', и если до конца выдержать ло­гику материализма и логику диалектики как равных философских концеп­ций, необходимо признать, что развитие должно быть единым мировым процессом восхождения oт низшего к высшему, интегральный прогрессом, в котором материальный мир находится как целое и система. Отрицание единого мирового процесса, а также его трактовки как круговорота или просто необратимого качественного изменения противостоят этому пони­манию развития не как более отвечающие духу и совокупному материалу частных наук, а как не доведенные до логического завершения философс­кие полуфабрикаты, хотя и опирающиеся на какую-то часть данного мате­риала, но малоэвристичные в отношении его интерпретации.
Глава I. КАКОЙ СИСТЕМОЙ ЯВЛЯЕТСЯ МИР?
"Вся доступная нам природа образует некую систему, некую сово­купную связь тел, причем мы понимаем здесь под словом тело все материальные реальности, начиная от звезды и кончая атомом и даже части­цей эфира, поскольку признается реальность последнего" (10). Можно сказать, что "системность... является способом существования мате­рии" (11), ее атрибутом, однако это положение получило в нашей литера­туре два взаимоисключающих смысла. Первый заключается в признании системой любого отдельно взятого объекта, но не всей материи в целом: "Когда материальный мир условно называют системой, имеют в виду не весь мир, не мир как одно целое, а то, что любое материальное образо­вание (конечное) может рассматриваться как система" (12). Во втором смысле "только вся бесконечная материя может быть рассматриваема как система в полном, абсолютном смысле этого слова... Каждый же матери­альный объект, поскольку он рассматривается со стороны его отдельнос­ти, конечности... является лишь относительной системой" (13).

В первом случае выражения типа "материя движется", "материя (мир в целом) является системой" трактуются как метаязыковые сокращения, не имеющие смысла на уровне объектного языка, в котором они должны были бы означать, что материя или весь мир представляет собой особого рода отдельный объект (14). Противопоставление "метаязыка" объектному языку фактически основывается при этом на разнице абстрактных и конкретных понятий, выражающих, соответственно, признаки предметов в чис­том их виде или в единстве с их носителями (15). Под материей "метая­зыка" по существу понимается материальность как некоторый бедный со­держанием признак, имеющийся у каждого отдельно взятого эмпирического объекта или вещи, а под системой - системность как их другой признак. "Материя" и "система" выступают здесь как абстрактные понятия, и ут­верждение, что материя является системой, в этом контексте лишь фик­сирует одинаковую степень общности признаков материальности и системности, а сказать, что материя буквально является системой, - значит сказать, что материальность и системность - не два признака, а один и тот же. Утверждать же, что материя буквально движется или раз­вивается, - значит утверждать непостоянство общего признака эмпири­ческих объектов, т. е. отрицать его общий характер. Материю "метаязы­ка", действительно, нельзя считать системой, но не потому, что материя вообще не есть особый предмет, а потому, что этот "метаязык" яв­ляется языком заведомо абстрактных понятий, т.е. более бедным и логи­чески простым, чем объектами язык конкретных понятий, который, строго говоря, и выступает метаязыком (16) без кавычек.

Материя не отдалена от Вселенной или биосферы, она не существует наряду с физическими, химическим или живыми объектами, "материя как таковая, это - чистое создание мысли и абстракция" (17), и абстрактное понятие материи как материальности - общего признака "телесных", чувственно существующих предметов - необходимо. Оно служит теорети­ческим препятствием тому, чтобы искать "единообразную материю как та­ковую и свести качественные различия к чисто количественным различи­ям, образуемым сочетаниями тождественных мельчайших частиц" (18). Оно фиксирует одну из сторон единства мира - сходство наполняющих мир предметов. Однако сфера теоретически продуктивного применения абстрактного понятия материи как материальности (существования не в сознании) довольно узка. Материальность логически не исключает полной отделенности обладающих ею предметов друг от друга, она не затрагива­ет природы их различий, бег понимания которой принцип всеобщей связи остается без достаточных теоретических основании - различия, как заме­тил Э. В. Ильенков, связывают крепче, чем сходство (19). "Мышление с позиций абстрактного тождества вынуждено дочистить любой произвол в существовании отдельных объектов, не устанавливая никаких запретов в их изменениях" (20), и абстрактное понятие материи, тратя именно та­кое тождество, мало что дает для выявления закономерностей развития объектов материального мира. За рамками содержания "материальности" остается особенное и единичное, которые, строго говоря, на ее основе необъяснимы. Считать же их предметом интереса только частных наук - значит заморозить философию в неуязвимой, но и бесплодной позиции: "материя не исчезает ни при каких изменениях и превращениях вещей".

Наряду с абстрактным пониманием материи как материальности в ди­алектическом материализме имеется и ее конкретное понятие, в котором материя выступает уже в качестве особого предмета. "Штерна есть не что иное, как совокупность веществ" (21) в широкой значении этого сло­ва. Принадлежность данного высказывания объектному языку очевидна, и вопрос, является ли эта совокупность или мир системой, не лишен смыс­ла. Конкретное понятие материи нельзя гадать перечислением всех признаков всех "веществ", но их совокупность имеет признак, отсутствующий у каждого из них самого по себе и не выявляемый в их сравнении как общий, сходный, повторяющийся признак. Поскольку ни одно "вещество" нельзя отождествить с материей как особым предметом, с ней отождест­вляется, по логике формирования конкретных понятий, этот признак, становящийся, таким образом, "предметоподобным". Им является субстан­циальность, способность существовать, не нуждаясь для этого ни в чем, кроме себя, быть causa sui. Этот признак устанавливается всем "длин­ным и трудным развитием философии и естествознания" в сравнении сово­купности вещей с совокупностью идей и страстей. Материя это - конкретно - субстанция, и одну из заметок s "Диалектике природы" можно, по-видимому, расценить как замысел противопоставления абстрактного понятия материи конкретному: "Causa finalis - материя и внутренне присущее ей движение. Эта матерея не абстракция" (22). (Различие между "causa sui" и "causa finalis" не является, на наш взгляд, в данном контексте принципиальным.) Несовпадение абстрактного и конкретного понятий материи сохраняется и в определении материи как объективной реальности: материальность, объективность каждой вещи состоит в ее (вещи) существовании вне и независимо от сознания, но не в ее полной самодостаточности (и в этом каждая вещь подобна сознанию), самодоста­точна лишь материя - объективная реальность. Конкретное понятие мате­рии восполняет пробелы абстрактного. Из него с неизбежностью следуют положения о взаимообусловленности бытия вещей, составляющих мир, о ка­ком -то порядке и согласовании их различий, особенных и единичных признаков, о закономерном характере их изменении. Конкретное понятие материи отражает другую и более содержательную, чем абстрактное тож­дество, сторону материального единства мира - связи и взаимодействия его объектов, а также такие традиционно выделяемые аспекты этого единства, как субстанциальный, номологический, генетический. Исходный в этом ряду субстанциальный аспект состоит в том, что возможны лишь такие вещи, отношения, связи, при которых материя остается основанием собственного существования. Отсюда следует, что мир устроен не как угодно, что его единство имеет закономерный, номологический характер.

Говоря о материальном единстве мира, нужно отметить еще одну черту конкретного понятия материи. В единстве мир выступает как один и единственный в своем роде (субстанция) предмет, так что в логичес­ком отношении конкретное понятие материи является конкретным единичным понятием, отображающим один предмет, одно "неделимое" в его существенных признаках. Это не исключает понимание материи как конкрет­но-всеобщего и не снимает идеи множественности миров-вселенных (23). Древняя, мировоззренчески и психологически ценная, она не позволяет воображению застыть в границах наблюдаемой Вселенной, отождествив с нею все бытие, она заставляет предполагать существование других вселенных, существенно отличных от нашей, помнить, так сказать, о круп­номасштабном разнообразии и неисчерпаемости бытия. Но идея множественности миров включает и мысль о возможном контакте с ними, о связи миров и, следовательно, о каком-то их единстве в рамках одного более широкого и неизвестного ранее вида реальности. Она задает, таким об­разом, определенный цикл познания от теоретического конструирования ансамбля возможных миров к поиску единого источника их разнообразия и возврату к положению о единственности Вселенной в ее новом смысле и понимании. Такой цикл описывает в настоящее время физика и космоло­гия, формируя "вакуумную" картину мира (24). Постоянный возврат к единственности естественнонаучной Вселенной является своеобразным от­ражением единственности Мира - всей движущейся материи-субстанции. Изнутри же ее можно рассматривать как конкретно-всеобщее, "охватывав­шее собой также и богатство особенного" (25), "реальность, внутри себя многократно и многообразно расчлененную на особенные (отдельные) сфе­ры, взаимно друг друга дополняющие, друг от друга... зависящие и по­тому сцепленные воедино" (26).

Предложение относиться к конкретному понятию материи как к конк­ретному единичному понятию лежит в иной плоскости. Объективная реаль­ность, субстанция одна, но, если она действительно находится в движе­нии, ее можно брать в различные моменты времени (а не только "вообще"). Какие-то ее признаки окажутся при этом характерными для всех моментов, какие-то - для многих, какие-то - для одного, и материю в любой момент ее существования можно считать поэтому единством нашего, особенного и единичного в традиционном их понимании как сход­ное исходного. Ее правомерно рассматривать поэтому и как отдельный - в смысле единства общего, особенного и единичного (27) – предмет, причем существенными здесь могут оказаться не только его общие, но также особенные и единичные признаки. Существенно то, что материя всегда остается причиной себя, но существенно и то, например, сознает она себя уже или еще нет, существенен и сам уникальный момент появ­ления разума. Отражая предмет в его существенных признаках, конкрет­ное единичное понятие может менять свое содержание по мере изменения самого предмета. Через него, таким образом, можно отслеживать измене­ния этого предмета как один, единый и в известном смысле неделимый процесс. Утверждение "материя развивается" имеет здесь прямой, бук­вальный смысл.

Материю, мир можно рассматривать в качестве особого рода объекта не только в гносеологическом, но и в онтологическом, плане. Является ли этот объект системой? Отрицательный ответ неверен, как сомнительны и некоторые варианты положительных ответов. "Там, где нет системного видения, там нет объекта исследования, там нечего делать науке. Наука имеет дело всегда с объектом, который системно организован" (28).

Данный вопрос был обстоятельно исследован Е. Ф. Солоповым, пока­завшим, что "если какое-либо определение системы не удается распространить на бесконечную материю, то это означает не то, что всю материю, весь мир в целом нельзя рассматривать в качестве системы, а лишь то, что данное определение не является достаточно общим. На всю материю может быть распространено действительно общее понятие систе­мы" (29). Очевидно, что мир не является конечной системой, открытой или, напротив, изолированной системой, системой с моментальным при­чинным взаимодействием всех ее элементов, физической, химической и т. п. системой. Отрицание системного характера мира реально обусловле­но прежде всего необходимостью, признав его, ответить и на трудный вопрос, какой же системой является мир. Ясно, что начинать нужно с предельно отвлеченного понимания системности.

Мы начнем с определения "системы", полученного А.И.Уемовым в ре­зультате обобщения содержания множества частных определений, выработанных в естествознании, математике, кибернетике, лингвистике и т.п. Оно устанавливает, что системой является всякий объект, в ко­тором имеют место или какое-то отношение, обладающее некоторым зара­нее определенным свойством, или свойства, находящиеся в некотором за­ранее заданном отношении (30), так что "любой «бессистемный объект» будет системным, как только отношения в нем будут удовлетворять зара­нее определенному свойству" (31). Абсолютно бессистемной в этом свете выступала бы только та реальность, в которой "любое свойство могло быть присуще любым отношениям и любые отношения могли быть реализова­ны на любом множестве объектов" (32), - реальность хаоса, в котором бы, например, планеты и элементарные частицы могли находиться в брачно-семейных отношениях. Уже поскольку это не так, мир нужно считать системой, однако его системообразующее отношение не может быть уста­новлено (что видно из приведенного определения) в рамках теории сис­тем самой по себе, а от этого зависит, какой системой окажется мир в нашем представлении. Если он кажется, например, неразвивающейся системой, то, возможно, потому, что его системообразующее отношение просто не задано с достаточной определенностью.

Так, в модели самодвижения материи, предложенной в свое время Л. А. Петрушенко, мир берется как авторегулируемая, самоуправляемая система, в которой непрерывно происходят спонтанные отклонения ее действительного состояния от заданного, "идеального" состояния. Отк­лонения выступают источником и движущей силой функционирования этой системы, действия которой, однако, направлены на то, чтобы их уничто­жить (33). "Таким образом, в масштабе всей природы остается абсолютно неизменным и вечно существующим лишь отношение между уничтожающимся и возникающим и сами эти два полюса, хотя то, что уничтожается - унич­тожается нацело, а то, что возникает - возникает заново. Абсолютность указанного отношения... выражается в его абсолютном «безразличии» к тому, что именно уничтожается и что именно возникает" (34). На первый взгляд, это исключает мысль о развитии мира в целом, однако в модели не определено, какое его состояние охраняется названными отношениями авторегуляции. Формально им может выступать и состояние развития ми­ра, и если это действительно так, то кибернетическое отношение между уничтожаемым и возникающим не является абсолютным и потому основным системообразующим отношением мира. В лучшем случае оно - не главный аспект этого отношения.

Системообразующее отношение мира включает по меньшей мере три стороны: отношение между отдельными вещами или предметами; отношение мира как целого и отдельной веши; отношение мира к самому себе. Все они - моменты отношения, в котором материя реализует себя как субс­танция. Поэтому взгляд, что материя является субстанцией-системой, абсолютной системой, в которой отдельные предметы получают свою относительную системность как отражение этой субстанциальной системнос­ти (35), представляется очень продуктивным. Остановимся подробнее на природе трех названных отношений.

В изучении первого из них философия непосредственно граничит с частными науками, открывающими в своих областях массу законов - необ­ходимых отношений между элементарными частицами, атомами, планетными сферами, организмами, другими предметами, и то, в каких отношениях все они находятся друг к другу с точки зрения философии, решающим об­разом зависит от того, каким образом она способна различить их со своей стороны, какие их различия доступны теории всеобщего. Не видеть различий - значит не видеть и отношений. Для философии ими могут быть только различия по признаку, в котором всеобщее и особенное диалекти­чески тождественны. Таким признаком не является абстрактная матери­альность вещей, в которой гаснут все их особенности. Предметы не мо­гут отличаться друг от друга по степени материальности. Вместе с тем с ней связан запрет приписывать какому-либо предмету только один этот признак и, следовательно, рассматривать его как абсолютно простой: все предметы сложны. "Сложность" в отличие от "материальности" явля­ется диалектическим тождеством всеобщего и особенного: все сложно в той или иной степени.

Отчасти подобную познавательную ситуацию описывал еще Гегель. "Если мы... бросим... взгляд на способ рассуждения прежней метафизи­ки, то мы убедимся, что последний состоял в том, что она... делала свои принципом абстрактное тождество" (36) и когда "ставила себе целью узнать посредством мышления, что именно составляет сущность ду­ши... ее вывод гласил, что душа проста. Эта приписываемая душе прос­тота понималась здесь в смысле абстрактной простоты, исключающей раз­личие, которое как сложность [курсив мой. - О.Б.] признавалось основным определением тела и затем материи вообще. Но абстрактная простота есть очень скудное определение, которым нельзя объять богатства ду­ши... Точно так же обстоит дело и с рациональной физикой. Когда она говорила, например, что пространство бесконечно, что природа не дела­ет скачков и т. д., то это было совершенно неудовлетворительно в срав­нении с многообразием и жизнью природы" (37). Рассудок, "который свои­ми собственными силами не в состоянии переходить от своих всеобщностей к обособлению и определению", привел к эмпиризму, черпающему из опыта недостающее ему конкретное содержание (38), в частнос­ти, абстрактная простота души заставила "искать спасения в эмпиричес­кой психологии" (39).

"Признак сложности, доступный эмпирической интерпретация в признаках, обнаруживаемых частными науками" (40), и открывает филосо­фии доступ к анализу конкретного многообразия мира и ответу на воп­рос, какой системой он является. В самом общем плане сложность можно определить как богатство содержания, как все, что содержится в пред­мете, как совокупность всех его признаков, понимаемых предельно ши­роко - как свойства, качества, отношения, связи, явления, сущность и т.д. (41). Все содержание предмета, включая и форму, является многооб­разием признаков, согласованных между собой и находящихся, таким об­разок, в единстве, интегрированных в некоторую систему, поэтому слож­ность можно определить далее "как многообразие и единство, или, иначе, интегрированное многообразие" (42). Понятие сложности конкрети­зируется представлением о ее видах и составлявших (43). Прежде всего - это субстратная сложность количества и качественного разнообразия элементов, из которых образован тем или иным способом предмет. Амино­кислота, например, проще своего полимера, а он, в свою очередь, вроде полимера разных аминокислот того же молекулярного веса, маленькая дрозофила превосходит по субстрату большую медузу разнообразием своих клеток и тканей. Субстратная сложность является фундаментом структур­ной сложности количества и многообразия связей и отношений, посредс­твом которых элементы интегрированы в предмете. Например, при одина­ковом числе "рабочих" отношения в муравейнике намного проще отношений между людьми на предприятии в процессе производства. Следующим видом можно считать динамическую или функциональную сложность поведения предмета во времени. Она производна от уже названных видов сложности и характеризует степень активности предмета, богатство отражаемых им факторов и реакций на них, наличие в его поведении информационных процессов, моментов целесообразности, обучения и т.п. Тонущий топор динамически проще акулы, которая тоже тяжелее воды. Сложность в этих отношениях троична, и необходим ее общий критерий, без которого срав­нение предметов не может быть достаточно объективным. Основанием та­кого критерия является наличие в самом мире крупномасштабной естественной шкалы сложности, известную нам часть которой образуют физические, химические, живые и социальные объекты. Каждый последующий член этого ряда включает основное содержание предыдущих и некото­рое добавочное содержание, отсутствующее у них и отличающее его как нечто более сложное, чем они (44). Социальное сложнее биологического и т.д.

Подробный обзор проблемы сложности содержится в упомянутой рабо­те И.С. Утробина. Вам важно пока, что представление философского мате­риализма о мире как системе должно базироваться на различии предметов в сложности не потому, что они не имеют других различий, а потому, что прочие их различия не попадают непосредственно в поле его зрения. Если, например, синица, воробей и щегол не сложнее один другого, их отношения не могут быть непосредственным предметом его анализа, хотя не исключено, что они являются выражением каких-то более широких или глубоких отношений, основанных на различии в сложности. Своей специ­фикой философский материализм обречен быть (или стать на какой-то ступени его конкретизации) теорией соотношения низшего, более просто­го, и высшего, более сложного, и то, что отношения синиц и воробьев строятся в рамках деления материи на крупные формы (физическую, хими­ческую и т.д.), которые действительно имеют разную сложность, застав­ляет признать, что это соотношение является для мира более существен­ным, чем отношения вещей одной и той же сложности.

Во всяком случае с точки зрения философского материализма, глав­ной стороной системообразующего отношения мира является отношение низшего и высшего как его элементов или, в духе уемовского определе­ния системы, мир есть с этой точки зрения система, если отношения в нем имеют свойство быть отношениями низшего и высшего. Философские построения, не исходящие из этого, неизбежно должны отрицать, что мир в целом является системой, чем бы это ни обосновывалось, потому, что они лишены внутреннего ориентира поиска его "философской" системнос­ти. Поскольку в мире действительно существуют различия в сложности, низшее и высшее, такой подход нельзя считать навязыванием миру оши­бочной мысли о нем. Сам философский материализм навязан нам опреде­ленным устройством мира, и этим нужно пользоваться.

Следующее системообразующее отношение мира - отношение его как целого и отдельной вещи. Ключевым здесь можно считать то обстоятель­ство, что, "будучи частицей единой и вместе с тем качественно многооб­разной материи-субстанции, каждый материальный объект выступает не только как обусловленный другими частями материи, но в определенной мере как основа и самого себя, и всех других материальных образова­ний... основа и обоснованное находятся не во внешней, а во внутренней взаимосвязи, в отношении бесконечного процесса взаимного перехода друг в друга" (45). Это означает некоторое внутреннее тождество мира как субстанции-системы и отдельной веши и позволяет судить о вещи по миру и о мире - по вещи.

С позиции философского материализма отдельный предмет может выступать основой себя и, далее, чего-то другого, если он воспроизводит в себе рассмотренное субстанциальное системообразующее отношение мира - отношение низшего и высшего, если он содержит объекты разных уров­ней сложности и их отношения. В организме, например, это - элементар­ные частицы, атомы, молекулы и макромолекулы, органеллы и клетки, ткани, органы и их системы, и если, скажем, обезьяна обладает некото­рой субстанциальностью, способна руководствоваться какими-то внутрен­ними побуждениями и вести себя целесообразно, то, бесспорно, потому, что она включает в себя все это, т.е. низшее, высшее и их отношения. Из этого следует, что и отношения воробьев и синиц - предметов одной степени сложности - в конечной счете базируются на отношении простого и сложного внутри них как самого фундаментального, таким образом, от­ношения в мире.

Мало кто отрицает сегодня, что всякий отдельный предмет является системой и что "свойства системы оказывается не просто суммой свойств составлявших ее... элементов, а... конституируется как интегративные свойства системы как целого" (46), за которыми стоит ее системное интегративное качество. Нудно предположить, что интегративное качество имеет и система мира, состоящего из элементов разной степени сложнос­ти. Однако указания на отношение низшего и высшего как образующее ее отношение недостаточно для характеристики этого качества, которая, кажется, должна быть теоретическим производным неисчерпаемого много­образия качеств отдельных элементов этой системы: элементарных час­тиц, галактик, атомов, планетных систем, молекул, геологических сфер, клеток, организмов и всего того, что нам пока вообще неизвестно. Ка­жимость невозможности талой характеристики не говорит, впрочем, об отсутствии у мира такого качества, но усиливается традицией нашей философской литературы рассматривать качество только как атрибут от­дельных вещей считать, вслед за Гегелем, что "качество есть по су­ществу лишь категория конечного" (47). Однако его должен иметь - в силу единства конечного и бесконечного - и мир как система и целое. Во-первых, качество как таковое - это внутренняя специфическая опре­деленность, а не конечное само по себе. Во-вторых, бесконечность мира есть не чистая, а ограниченная его материальностью бесконечность - бесконечность объективной реальности, которая во всех превращениях остается собой, не теряя этой своей определенности. В-третьих, чистая бесконечность, будучи определенностью отрицания всякой определеннос­ти, кроме самого отрицания, которое должно быть отнесено и к ней са­мой, содержит в себе собственную невозможность (48).

Объективность мира есть, безусловно, его внутренняя определен­ность, которая "сильнее" его бесконечности, однако она еще не есть его качество. Качество - это "наличное бытие" (49), а оно в принципе может меняться, приобретать, оставаясь на "якоре" объективности, ту или иную специфичность, зависящую от того, какие предметы существуют, уже исчезли или еще не появились в мире. Например, мир, в котором есть жизнь, качественно отличается от еще или уже безжизненного мира.

В силу единства конечного и бесконечного, диалектического тождества мира и отдельной вещи об интегративном качестве мира можно адекватно судить по самому сложному из существующих в нем объектов. Он является своеобразным маркером его интегративного качества потому, что он бо­лее всего подобен в этот момент субстанции-системе по богатству заключенного в нем низшего и высшего, потому, что при переходе к более простым ее составляющим это сходство становится все отдаленнее. По описанию элементарной частицы, например, нельзя сказать, устроен ли мир в целом так, что в нем где-то есть и жизнь, а из описания жизни это автоматически следует в отношении элементарных частиц. Если не подменять "качество" как достаточно простую мысль заведомо невыполни­мым требованием знания всей структуры мира во время существования в нем, допустим, жизни как самого сложного на рассматриваемый момент предмета, можно сказать, что мир имеет некое жизненное качество, хотя в целом он, разумеется, не является живым. "Живой" мир в этом плане качественно отличается от "химического" или "мыслящего" миров. Интегративные качества таких миров являются, очевидно, функцией их слож­ности: "химический" проще "живого", а "живой" - "мыслящего". Если мир в целом мыслить как неизменный, - так, будто в нем всегда есть все, что в принципе может в нем быть, - признавая вместе с тем некоторую градацию его составляющих по сложности, эта логика остается в силе, и ему просто следует приписать какое-то неизменное интегративное ка­честве. В любом случае нужно иметь в виду, что и сложность, которую имеет мир как система, является единством конечного и бесконечного, и через его интегративное качество она выступает как "зараженная" ко­нечным и в известном смысле односторонняя бесконечная сложность. Это аналогично пониманию Гегелем качества "субъективного духа", которое "обнаруживается в духе постольку, поскольку последний находится в несвободном, болезненном состоянии... в состоянии страсти, дошедшей до сумасшествия... когда сознание всецело проникнуто чувством ревнос­ти, страха и т.д." (50). В таком смысле и жизнь, продолжая пример, можно было бы назвать болезнью материи.

Последнее в нашем ряду системообразующее отношение мира - отно­шение его к самому себе - характеризует поведение субстанции-системы во времени и требует ответа на вопрос, меняется ли и как интегратив­ное качество мира. Абсолютно неизменное бытие - теоретическое прошлое философии, однако глубина, направленность и закономерность его изме­нений оцениваются по-разному. Принципиальность расхождений особенно очевидна при ответе на острую постановку этого вопроса: является ли сознание атрибутом материи, всегда ли мир имеет качество мыслящего в только что рассмотренном плане?

Положительный ответ дал, например, в свое время С.Т. Мелюхин - "возможность образования сложных химических соединений из элементар­ных частиц, появления жизни и разумных существ на различных мирах вы­текает из всеобщих закономерностей взаимодействия и развития матери­альных объектов и поэтому где-то во Вселенной она должна быть в каждый данный момент реализована" (51). С этих позиций Вселенная, тем более мир в целом, никогда не претерпевает крупных качественных изме­нений, мир находится в некотором равном самому себе состоянии, не ус­ложняясь и не упрощаясь радикальным образом, и в нем всегда представ­лены основные объекты всего возможного диапазона шкалы "низшее - высшее". Логическое завершение эта позиция получила в "Космо­логии духа" Э. В. Ильенков при попытке определить роль социального в так относящемся к самому себе мире. "В материи в целом развитие в каждый момент времени актуально завершено, в ней одновременно акту­ально осуществлены все ступени и формы ее необходимого развития. Взятая в целом, материя не развивается" и, таким образом, "постоянно обладает мышлением как одним из своих атрибутов" (52), но "по отноше­нию к каждой отдельной конечной сфере ее существования верно то, что мышление возникает на основе и после других, более простых форм су­ществования материи" (53). Мировой процесс - это совокупность соседс­твующих круговоротов, находящихся в разных фазах, так что "гели в од­ной точке бесконечного пространства материя губит... мыслящий мозг... она воспроизводит его в то же время в какой-то другой точке" (54). Однако по существу содержание и характер ее отношения к самой себе исчерпываются уже тем, что представляет собой только один из таких круговоротов. "Истинная бесконечность... имеет форму... круговорота", и "в рождении мыслящего мозга мировая материя достигает такой ступе­ни, на которой исчерпываются все возможности развития «вверх»... Далее путь может идти только «вниз», по пути разложения этой органи­зации" (55), но "признать абсолютно высшую форму невозможно, не приняв ее противоположность, абсолютно низшую, абсолютно простейшую форму материи" (56). Материю следует, таким образом, мыслить как принципи­ально конечное многообразие ее основных форм. Если не считать при этом человека случайным и побочным продуктом круговорота, приходится предположить, что "без его участия, без его помощи этот процесс не­возможен", что "мышление оказывается необходимым опосредствующим звеном, благодаря которому только и делается возможным огненное «омоложение» мировой материи" (57), фактором который только и может открыть, пожертвовав собой, путь вниз. Сознание выступает в этой модели атрибутом материи, если, во-первых, она конечна и заперта в своих изменениях между наипростейшей (первоматерия) и наисложнейшей формами; если, во-вторых, соседние круговороты не связаны и не могут, подобно шестерням, вращать друг друга, поскольку в этом случае "жерт­ва духа" перестает быть необходимым условием каждого круговорота и сознание из фактора, бег которого мировой процесс невозможен, превра­щается в теоретически побочный его продукт; если, в-третьих, кругово­роты находятся в разных фазах, что, однако, необъяснимо, если они не связаны и каждому нужен собственный дух.

Своеобразны взгляды В. И. Вернадского, считавшего, по-видимому, что не сознание, а жизнь является атрибутом, если и не материи в фи­лософском ее понимании, то нашего эмпирического мира - космоса. В ос­нове этого "лежит представление о жизни как постоянном, необходимом и непроизводном свойстве мира... Жизнь вечна. Она признак космической реальности... Биологическое пространство-время - одно. Остальные времяподобные формы: геологическое, астрономическое, историческое, соци­альное - есть модификации биологического времени и протекает на его фоне" (58). "Путь материи в мире начинается не с атомов, а с вечных, никогда не создававшихся сложнейших соединений, штампуемых матрицами наследственности... За пределами организма эти соединения в виде кристаллов, минералов, горных пород постепенно... распадаются" вплоть до элементарных частиц, "которые снова организуются живым веществом. Круг замкнулся" (59). Вероятно, В.И.Вернадский был склонен гипостази­ровать геологическую вечность жизни, открыв фундаментальную роль жи­вого в формировании этой оболочки Земли.

Опыт атрибутирования материи сознания или жизни сопряжен с выво­дом, что мир находится в круговороте, посредством которого в масштабах бесконечного времени поддерживается его в принципе равное самому себе состояние. Он сопряжен также с идеей конечности многообразия воспроизводимых круговоротом низших и высших форм материи. Вместе с тем ему присуща идея их необходимого, а не случайного, при­сутствия в мире.

Представление, что сознание (как и жизнь) не является атрибутом материи, имеет два варианта. Во-первых, это взгляд, что их появление случайно и не коренится глубоко в системообразующих отношениях мира, который, образно говоря, не стремится к крупным изменениям своего ка­чества, каково бы оно ни было. С наибольшей прямотой его выразил Ж.Моно, полагавший, что априорная вероятность осуществления любого из возможных во Вселенной событий стремится к нулю, что Вселенная никогда не была чревата жизнью, как и биосфера - человеком, и вплоть до самого появления их шансы были бесконечно малы (60). Эту позицию он считал противоположной позиции диалектического материализма.

Вторым здесь является взгляд, что мир находится в бесконечном и внутренне необходимом ему процессе бесконечного восхождения от низших форм материи к высшим, закономерно меняя в таком направлении и свое интегративное качество, т.е. относится к себе во времени как высшее к низшему. Человек к сознание закономерно возникают в данном процессе как условие его продолжения путем преобразования человеком предшест­вовавших его появлению форм материи и сопряженного с этим социального прогресса, который потенциально может быть бесконечным, поскольку бесконечна последовательность форм материи, приведшая к человеку и подлежащая преобразованию с его стороны (61). Это - естественное следствие отказа от идеи существования наипростейшего уровня материи и следующего из нее положения о мировом круговороте при сохранении мысли о неслучайном характере человека и его важной вселенской мис­сии. Заслуживает гибели не все, что возникает.

Отношение мира к самому себе - наиболее сложное из его системообразующих отношений, так как включает два других отношения - вещей друг к другу и вещи к миру. Вопрос о характере этого отношения, или вопрос о развитии как мировом процессе, является пограничным между материализмом в его оговоренном выше аспекте и диалектикой. Допускает ли логика философского материализма мысль с едином мировом процессе, а логика диалектики - его прогрессивную в целом направленность?

Сноски

1. Грэхэм Л.Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. М.,1991. с.46.. Образцом этой увереннос­ти может служить выступление В. Н. Тростникова "Научна ли научная кар­тина мира" (Новый мир. 1989. №12).

2. Карпинская Р. С. Биология, идеалы научности и судьбы челове­чества // Вопросы философии. 1992. N11. С. 143.

3. Грэхэм Л.Р. Указ. соч. С. 415.

4. Карпинская Р. С. Указ. соч. С. 143.

6. Олескин А.В. Гуманистика как новый подход к познанию живого // Вопросы философии 1992. N11. С. 150.

6-7, Фурман Д.Е. Религия и политика в современном массовом сознании // Вопросы философии. 1992. N7. С. 13,14.

8. Чайковский Ю. В. Элементы эволюционной диатропики. М., 1990 С. 231,

9. Орлов В.В. Развитие материи как закономерный процесс // Раз­витие материи как закономерный процесс. Пермь, 1978. С. 27.

10. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 392.

11. Алексеев П. В., Панин А. Е. Диалектический материализм. М., 1987. С. 124.

12. Баженов Л. Б., Гаазе-Раппопорт М.Г. Послесловие к кн.: Петрущенко Л. А. Самодвижение материи в свете кибернетики. М. 1971. С. 275.

13. Солопов Е.Ф. Материя и движение. Л.. 1972. С. 115

14. Баженов Л. Б Примечание к указ. соч. Л. А. Петрущенко. С. 9-10.

15. См.: Левин Г.Д. Диалектико-материалистическая теория всеобщего. М., 1987. С. 55-56. Мы остановимся на этом подробнее в следующей главе.

16. См.: Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник, М, 1976.С. 348

17. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 570.

18. Там же.

19. Ильенков Э. В. диалектическая логика, М, 1974. С. 253.

20. Солопов Е. Ф. Введение в диалектическую логику, Л., 1979. С. 86.

21. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 550.

22. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 558.

23. Ее анализ см.: Визгин В.П. Идея множественности миров. М. , 1988.

24. См.: Зельманов А. Л. Проблема экстраполябельности, антрополо­гический принцип и идея множественности вселенных // Вселенная, аст­рономия, философия. М , 1988; Мостепаненко А. М Проблема «возможных миров» в современной космологии // Там же.

25. Гегель Г. Соч. М., 1937. Т.Y. С. 38.

26. Ильенков Э.В. Диалектическая логика. С. 261.

27. Шептулин А. П. Категории диалектики, М., 1971. С. 167-168

28. Степин В.С. Эволюционный стиль мышления в современной астро­физике // Астрономия, методология, мировоззрение. М., 1979. С. 118.

29 Солопов Е.Ф. Материя и движение. С. 109.

30. Уемов А. И. Системный подход и общая теория систем. М., 1978. С. 120-121.

31. Там же. С. 122.

32. Там же. С. 136.

33. Петрушенко Л.А. Самодвижение материи в свете кибернетики. С. 128-129.

34. Там же. С. 255.

35. См.: Солопов Е.Ф. Материя и движение. С.96-140; Его же. Вве­дение в диалектическую логику. С. 89-101.

36-39. Гегель Г. Энциклопедия философских наук, п., 1975. т. 1. С. 147, 148, 147, 148.

40. Орлов В.В. Материя, развитие, человек. Пермь, 1974. С. 99.

41. Орлов В.В. Материя, развитие, человек. С.99.

42. Васильева Т. С., Орлов В.В. Химическая форма материи. Пермь, 1983. С. 27.

43. См.: Утробин И. С. Сложность, развитие, научно-технический прогресс. Иркутск, 1991. С. 78 и сл.

44. Орлов В.В. Материя, развитие, человек. С. 100.

45. Солопов Е. Ф. Материя и движение. С. 135.

46. Садовский В.Н. Основания обшей теории систем, М., 1974. С. 83-84.

47 . Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т.1. С. 228.

48. Орлов В.В. Материя, развитие, человек. С. 50, 52.

49. Гегель Н. Указ. соч. С.228.

50. Гегель г. Энциклопедия философских наук. Т.1. С. 229.

51.Мелюхин С.Т. О соотношении возможности, и действительности в неорганической природе // Проблема возможности и действительнос­ти. М; Л. , 1964. С.51.

52-56. Ильенков Э. В. Философия и культура. М. 1991. С. 415, 416, 415, 419, 420.

57. Там же. С. 429, 433.

58. Аксёнов Г. П. Мир по а В.И. Вернадскому // Природа. 1992. N5. С. 92, 96.

59. Там же. С. 99.

60. Monod J. Chance and Necessity. N.-Y., 1971. P. 145-146.

61. Орлов В.В. Материя, развитие, человек. С. 241-254; Его же. Че­ловек, мир, мировоззрение. М., 1985.