Опора. Л.-Петрановская-Тайная-опора. Близкие люди Людмила Петрановская Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка аст 2015
 Скачать 1.2 Mb.
|
|
Глава 5 С 4 до 7. Нежный возраст После трех ребенок очень меняется, даже внешне. Уходит младенческая округлость и милая неловкость, тело вытягивается, появляется легкость, особая детская грация. Меня- ется и поведение. Скандалы уходят в прошлое, ребенок словно «приходит в себя», с ним теперь обычно можно договориться, объяснить что-то. Растет способность справляться со своими чувствами, малышу становится легче подождать, потерпеть, согласиться на какие- то ограничения и необходимые дела. Это золотое время: ребенок достаточно самостоятелен, физического ухода уже почти не требует, при этом он еще маленький, ласковый, нежный, трогательный. С ним уже интересно, он многое умеет, хорошо говорит, и для родителей начинается прекрасное время забавных слов и суждений. Поистине награда родителям за все испытания периода негативизма. Ребенок после трех уже не держится за мамину юбку, но все еще нуждается в присут- ствии взрослых. Как мы помним, после того, как ребенок овладел речью и у него прошел острый период негативизма, он становится «дистанционно управляемым», то есть теперь можно заботиться о нем на расстоянии, с помощью слов. Для этого не обязательно нахо- диться совсем близко – достаточно присматривать. Это отражено в языке: про младенцев говорят, что их «нянчат», а про детей после трех – за ними «смотрят». И следующий период развития привязанности можно было бы назвать «в поле зрения» Эмпатия – приворотное зелье Мир материальный к трем-четырем годам в целом освоен, пространство покорено, предметы подчинены. Настало время осваивать мир психический, мир отношений и чувств, понятий и образов, ролей и сюжетов. В это время ребенок вбирает в себя культуру общества, в котором живет – не культуру в узком смысле, не содержимое музеев и библиотек, а куль- туру социальных связей, представлений, архетипов. Он покорил мир вещей и входит в мир людей. Поэтому самое интересное и важное для него теперь – люди и отношения. Л. В. Петрановская. «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» 61 Двухлетний малыш играет в песочнице, его сверстник подходит и молча, без лишних предисловий, начинает тянуть у него из руки лопатку – понравилась. Хозяин не отдает. Тот тянет. Назревает скандал. С двух сторон подскакивают мамы и начинают объяснять: Л. В. Петрановская. «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» 62 «Дай мальчику лопатку, он поиграет и отдаст», «Надо попросить: дай, пожалуйста, а не отнимать». Или совсем сложно: «Нельзя жадничать, никто не будет играть с жади- ной», «Ты зачем отнимаешь, вот теперь мальчик не хочет тебе давать, попросил бы веж- ливо – он бы дал». Может быть, кто-то из детей послушается маму. А может, и нет, тогда придется их растаскивать и отвлекать-утешать. Но даже если они послушаются, и дело кончится миром, для них это будет история про лопатку, которую мама велела отдать/помогла забрать. Не про жадность и не про вежливость ни в коем случае. Мыш- ление уровня «если я буду вести себя так-то, со мной будут хотеть/не хотеть общаться», или «если я поступлю так, то он отреагирует эдак», а уж тем более мышление на уровне социальных норм «надо делиться, жадным быть плохо» двухлеткам недоступно. Их инте- ресует лопатка и собственные потребности: хозяина – сохранить свою вещь, отнимаю- щего – получить желаемое. (Кстати, отдельный вопрос, почему взрослые по умолчанию уверены, что немедленно отдать свою игрушку в случае вежливой просьбы – правильно. Сами-то отдали бы, например, ноутбук, на котором работают, если кто-то подойдет и попросит?) Другое дело пятилетние. Если пятилетка вдруг подойдет и просто вырвет из рук сверстника игрушку – скорее, всего истинной его целью будет не игрушка, а человек. Напри- мер, ему нужно привлечь к себе внимание, или показать, что он сильнее, или даже ото- мстить (если до того обидели его самого). А уж если правда нужна лопатка, то он попро- сит, конечно. Встретив отказ, может пригрозить: «Не дашь – не буду с тобой играть», или укорить: «Ты что, жадина-говядина?», или сказать: «Ну, дай, пожалуйста, ты же мне друг?». Он живет в мире отношений. Дети в этом возрасте – как антенны, чутко ловящие состояния, реакции, правила вза- имодействия. Они обычно хорошо знают, что с кем можно, а с кем нет, кто кого любит, кто кого не любит, кто с кем в ссоре. Вы с супругом можете сколько угодно делать вид, что не поругались, но ребенок сразу почувствует напряжение и насторожится. Если его общение в семье разнообразно и безопасно, он имеет возможность узнать и изучить мир эмоций и отношений во всех подробностях и нюансах. Если взрослые говорят с ним о его чувствах, и о своих, он может узнать, как называется то или иное состояние и настроение. Ребенок смотрит мультики, и ему уже не интересны простейшие истории вроде «Телепузиков» – ему нужен сюжет, чувства, отношения. То же самое с книгами – чистая радость от веселых звон- ких рифм Чуковского и Маршака сменяется интересом к волшебным сказкам, к длинным историям «с продолжением». К пяти-шести годам ребенок, прежде поглощенный прежде всего собой, своими чув- ствами, желаниями, потребностями, постепенно словно разворачивается к людям, начинает интересоваться их желаниями и состояниями. Делает первые попытки поставить себя на их место, примерить из роль. Эта способность понимать, чувствовать состояние другого чело- века – очень важная для всей последующей жизни. Какой родитель не хотел бы, чтобы его ребенок в будущем нравился людям? Чтобы у него были друзья, чтобы его любили, чтобы с ним хотели создать семью, чтобы с ним при- ятно было работать? Даже в сказках феи обязательно среди пожеланий ума и красоты успе- вали сказать об этом: «И ему/ей все будут рады». Есть даже имена-заклятия, которые выра- жают мечту родителей о том, чтобы ребенок был принят, желанен, любим другими. Конечно, в реальности эта самая приятность определяется вовсе не именем и не пожеланием фей, а как раз способностью понимать, чувствовать состояния людей – способностью к эмпатии. Общаться с эмпатичным человеком просто и приятно. Он чувствует, когда промолчать, а когда поддержать, ему не надо ничего объяснять – он сам догадается, что у тебя на душе тяжело или ты хочешь побыть один. Мы не осознаем этого, иногда сами не может объяснить, Л. В. Петрановская. «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» 63 но бессознательно воспринимаем эмпатичного человека как «хорошего», «приятного», мы хотим с ним быть, хотим с ним работать, дружить, иметь дело. Поэтому у эмпатичных людей обычно хорошие отношения на работе, и за них держатся, даже если конкуренты более высо- кой квалификации, у них достаточно много друзей, даже если они интроверты, и с ними хотят вступить в брак, даже если они не очень красивы внешне. И наоборот, с малоэмпатичными окружающим тяжело, и каждый раз когда есть выбор: общаться или нет, они бессознательно выбирают «нет». Да и сам малоэмпатичный человек то и дело попадает в неловкие ситуации, действуя невпопад. У всех народов есть сказки про дурака, который на похоронах пляшет, а на свадьбе плачет, за что получает колотушек от участников этих действий. Конечно, он «дурак» не в смысле незнания таблицы умножения, а именно по части эмоционального интеллекта, способности эмпатически распознавать чувства окружающих. Основы эмпатии закладываются еще в первый год жизни, во время позитивного отзер- каливания взрослыми эмоций ребенка. В дошкольные годы эмпатия становится осознанной, ребенок не просто «отражает» чувства другого, он их начинает распознавать и называть. Он может спросить маму: «Почему ты такая грустная?» или потребовать от дедушки: «Не сер- дись на мою маму!», хотя тот слова не сказал, и, может быть, даже сам не осознавал, что сердится. Не менее важна и способность к рефлексии – умение распознавать свои собственные чувства и потребности и говорить о них. Такая способность является одним из признаков психологического благополучия, и наоборот: алекситемия, эмоциональная немота, неуме- ние распознавать и называть свои эмоции – часто связана с психологическими проблемами и приводит к физическим болезням. Как любая тонкая настройка, способность к эмпатии и к контакту со своими чувствами лучше всего развивается в безопасности и разнообразии. Невозможно развить тонкое обо- няние, если вы живете на лакокрасочном заводе или у помойки. Невозможно сохранить тон- кую тактильную чувствительность, если кожа покрыта мозолями и рубцами. Поэтому дети, которым приходится жить в атмосфере семейных скандалов, явной или скрытой неприязни членов семьи друг к другу, или постоянной тревоги всей семьи, нередко выбирают не чув- ствовать всего этого, вырабатывают защитное онемение чувств. Дети, которые очень мало общаются со взрослыми, все время предоставлены сами себе «иди поиграй сам в своей ком- нате», не видят своих родителей в непосредственном, живом общении, тоже могут с трудом развивать способность к эмпатии – у них просто слишком мало для этого материала. Эмпатия и рефлексия – важные составляющие эмоционального и социального интел- лекта, а они определяют качество жизни человека намного больше, чем академическая успе- ваемость. Так что лучший вклад в будущее ребенка – не тридцать три развивающих групп и спортивных секций, а просто большой объем разнообразного и живого общения со всеми членами семьи, в котором сами взрослые проявляют эмоциональную зрелость, внимание к чувствам своим и окружающих. Нежный – значит уязвимый Если младенец стремится быть поближе к своему взрослому инстинктивно, то ребе- нок-дошкольник свою любовь к родителям уже сознает. Он любит осознанно, страстно, всем сердцем, он чувствует и знает, что эти люди дороги и нужны ему больше всех на свете. Именно в этом возрасте мы слышим от детей первые настоящие признания в любви. Конечно, и двухлетка может повторить за нами «я тебя люблю». Но пятилетка скажет это Л. В. Петрановская. «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» 64 иначе: чувство родилось у него внутри, это не подражание и не отражение, это свое. На родителей обрушивается дождь подарков: рисунки, аппликации, поделки, собственноручно приготовленные бутерброды с криво нарезанной колбасой – но с веточкой укропа сверху, «чтобы было красиво». Для ребенка-дошкольника родители не просто любимы – они обожаемы и прекрасны. Мама самая красивая, папа самый сильный, он любит хвастаться родителями, он рисует их портреты в царских нарядах, в момент совершения героических деяний. Поведение следования включено на полную катушку: дети в этом возрасте очень хотят нравиться родителям, соответствовать их ожиданиям, выполнять правила, быть «хоро- шими», послушными. Конечно, они иногда шалят и капризничают, но «качают права» по пустякам нечасто. Понимая потребности возраста, можно лучше понимать и поведение ребенка. Например, детская ложь, с которой родители впервые сталкиваются обычно именно в дошкольном возрасте – и бывают шокированы: неужели наша милая нежная детка так бессовестно лжет? Где же здесь послушание и следование? Как ни странно, именно они здесь и проявляются, дети в этом возрасте врут чаще всего из страха, что их поведение не понравится взрослым, а им очень важно быть «хоро- шими». То, что ложь может расстроить взрослого еще больше, чем сам проступок, пока не поддается пониманию, обман кажется простым способом решить проблему: скажи «халва» – и станет сладко. Если родители начинают выдавать такие сложные конструк- ции как: «Расскажешь честно – я не рассержусь, а за вранье накажу», ребенок оказывается вовсе дезориентирован. Ведь он понимает, что поступил плохо, именно потому и врет. Почему папа не рассердится за плохой поступок, но грозит наказать за попытку испра- вить дело? Обычно подобные высказывания вгоняют детей в глубокий ступор и они просто молчат или в растерянности повторяют ложь, приводя родителя в бешенство. Гораздо лучше использовать естественную для ребенка потребность быть хорошим в ваших глазах и сказать: «Мне нравится, когда говорят правду, я хочу, чтобы ты был честным». Но, конечно, это не будет работать, если ребенок боится родителя или суровых наказаний. Все это прекрасно, но, как и у любой уж очень прекрасной истории, у этой тоже есть теневая сторона. Ребенок в этом возрасте ориентирован на взрослых и «удобен в обраще- нии». Он полностью открыт, у него нет энергии конфликта, сильного стремления к сепара- ции, он чувствителен и доверчив. И именно поэтому он максимально уязвим. Его легко оби- деть, ему можно причинить сильную душевную боль, травмировать. Практически все детские неврозы стартуют именно в этом возрасте: заикания, тики, фобии. Одно и то же действие: шлепок, оскорбительное обращение, которое раньше пугало, но быстро забывалось, теперь проникает глубоко в душу, очень сильно обижает. Буквально одного эпизода жестокого обращения в этом возрасте для чувствительного, душевно тонкого ребенка может хватить, чтобы последствия сказывались годами. Один раз заперли в темном чулане. Один раз выпороли. Один раз пригрозили отдать в детский дом. И через много лет взрослый, а то и немолодой уже человек обливается слезами в кабинете психолога, с болью и кровью вытаскивая из души эту занозу. Собственно, все классические труды по психоте- рапии написаны на примерах неврозов, взявших начало в событиях этих лет. Дети этого возраста тяжело переживают конфликты в семье, разводы, потери, болезни и смерти родных. Те, кто младше, не вполне понимают, что происходит, те, кто старше уже имеют какие-то ресурсы совладания с бедой, интересы вне семьи, поддержку друзей, могут как-то осмыслить происходящее. А дети нежного возраста живут чувствами, осмыслить, найти объяснения, взвесить плюсы и минусы, они не могут, они просто глубоко страдают. Л. В. Петрановская. «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» 65 Тени на стене, монстры под кроватью Пик детских страхов тоже приходится на 5–6 лет, поскольку фантазия, образное мыш- ление развиты уже очень хорошо, а критичность, логика – еще нет. Поэтому Баба-Яга под кроватью очень реальна, и скелет в шкафу тоже. Родители часто пытаются бороться с дет- скими страхами с помощью здравого смысла: рассказывают, что Бабы-Яги не существуют, светят под кровать фонариком. Ребенок смотрит вместе с ними – да, нету. Но когда родитель выходит из комнаты и закрывает дверь, там опять что-то шевелится и скребется. Особенно уязвимы дети чувствительные, с хорошо развитым воображением. Они пере- живают страх очень ярко, мучительно, при этом обычно достаточно умны и понимают, что их страх неразумен. И часто стесняются рассказать родителям о нем, мучаются в одиночку. Если родители не готовы отнестись к детскому страху сочувственно, предпочитают сты- дить ребенка или отмахиваться от «выдумок», он оказывается заперт со своими чудовищами наедине. И иногда ребенок и рассказать боится, потому ему кажется: стоит начать говорить, и страх оживет. Некоторые дети годами живут в состоянии такой эмоциональной пытки, не получая никакой помощи, а их семьи даже не догадываются о происходящем. NВ! Поскольку детский страх говорит на языке образов, справиться с ним можно тоже с помощью фантазии. Детские психологи часто предлагают детям нарисовать, проиграть свой страх. Потом рисунок, если хочет ребенок, можно порвать и сжечь, закопать, спустить в туа- лет. Можно изменить его, сделав страшный образ смешным и нелепым. А иногда помогает сочинить про него историю. Когда моя дочка была в первом классе, ей случайно попался на глаза взрослый журнал с рассказом ужасов, в котором некий дух оставлял надписи кровью на зеркале в ванной, и люди, получившие такое послание, умирали. Несколько дней я не понимала, что происходит – ребенка было не загнать умываться и в душ. Наконец, она решилась и рассказала, бледнея от ужаса и с трудом выговаривая слова. Объяснять, что таких духов не бывает и что я за всю жизнь ничего подобного на зеркалах не видела, не было ни малейшего смысла. Мысленно произнеся много теплых ласковых слов в адрес талантливого автора рассказа и себя самой, бросившей журнал на виду, я задумалась, что делать. В то время у нас была актуальна тема с почерком: писать аккуратно не получалось, учительница отвечала на каждое домашнее задание грозными красными надписями с мно- жеством восклицательных знаков. Словом, это была нервная тема. Сходу сочинилась история про то, как дух явился к нашей учительнице и написал ей на зеркале что-то вроде: «Ты сегодня умрешь, а-ха-ха!». Она зашла в ванную, увидела, как криво-косо написано, возмутилась и написала ниже зубной пастой: «Где твой наклон?!!! Перепиши!!!». С тех пор того духа больше никто не видел. Ребенок долго смеялся, а потом пошел купаться. Кстати, на красные надписи в тет- радях она тоже стала реагировать спокойнее. Две сильных тревоги, против которых уго- воры и аргументы были бесполезны, как будто столкнулись в лоб в лоб и заметно ослабели от такого «короткого замыкания». Пик страхов связан еще и с тем, что в это время ребенок открывает для себя, что люди смертны, что сам он когда-нибудь умрет, и его родители тоже. Кризис осознания смертно- сти у некоторых детей проходит как-то незаметно для взрослых, а у других очень остро и болезненно, но еще неизвестно, что лучше. Отложенный, «замятый» кризис, неосознанный страх смерти может сказываться в более поздние годы, подспудно отравляя саму жизнь. Л. В. Петрановская. «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» 66 Года четыре был я бессмертен, Года четыре был я беспечен, Ибо не знал я о будущей смерти, Ибо не знал я, что век мой не вечен. С. Маршак Именно так: человек становится смертным только тогда, когда узнает и осознает этот факт, вдруг обнаруживает, что он – и все – приговорены, непонятно кем и за что. Причем будущая смерть родителей обычно пугает гораздо больше, чем собственная, ведь ребенку сложно представить, что к тому времени у него, скорее всего, будет своя семья и дети, ему кажется, что он останется совершенно один. Каждая семья сама решает, что отвечать ребенку на вопросы о смерти, в зависимости от своего мировоззрения, веры, представлений. Но важно, чтобы чувства ребенка были заме- чены и приняты, ведь по сути это первое в его жизни столкновение с угрозой, перед которой, оказывается, бессильны даже родители. Если взрослые торопливо переводят разговор, отде- лываются пустыми словами вроде «Не бери в голову, никто не умрет», ребенку становится еще страшнее – ведь сами родители явно боятся. NВ! Кризиса осознания смертности не стоит избегать, пережить первую встречу с экзи- стенциальным ужасом лучше с поддержкой любящих взрослых. В конце концов, нам дей- ствительно нечего противопоставить ужасу смерти, кроме объятий, кроме того факта, что мы смеем любить, хотя знаем, что всех потеряем. Потом у ребенка еще будет время «притерпеться» к этой мысли, научиться с ней жить: и младшие школьные годы для «страшных историй» и вылазок в подвалы и на кладбища, и подростковые – для рискованных экспериментов с разного рода опасностями, и юность – для размышлений о том, ради чего стоит жить и ради чего можно умереть. А пока он так мал, можно просто крепко прижать его к себе и заверить, что будете с ним вместе долго-долго- долго, всю свою жизнь, а уж любить не перестанете вообще никогда, мало ли что умрете. |