Главная страница

Анг и дем. Angely_i_demony_Den_Braun читаю. Дэн Браун Ангелы и демоны


Скачать 2.27 Mb.
НазваниеДэн Браун Ангелы и демоны
АнкорАнг и дем
Дата17.05.2023
Размер2.27 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаAngely_i_demony_Den_Braun читаю.doc
ТипДокументы
#1137482
страница18 из 50
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   50
Глава 50

      Роберт Лэнгдон стоял у архивного хранилища номер 9 и читал прикрепленные к полкам ярлыки: БРАГЕ[63]... КОПЕРНИК... КЕПЛЕР[64]... НЬЮТОН...

      Повернувшись к Виттории, изучавшей содержимое соседнего хранилища, Лэнгдон сказал:

      – Я нашел нужную рубрику, но Галилея в ней нет.

      – Его там нет, – сказала она, переходя к следующему стеклянному кубу, – но не огорчайтесь. Он здесь. Надеюсь, вы не забыли прихватить очки? Они вам понадобятся, поскольку все это хранилище посвящено нашему герою.

      Лэнгдон подбежал к девушке и убедился, что та права. Все указатели хранилища номер 10 содержали лишь два слова:

      IL PROCESSO GALILEANO

      Лэнгдон даже присвистнул, увидев, что Галилею отведен целый блок.

      – «Дело Галилея»! – восхитился он, вглядываясь сквозь стекло в темные ряды полок. – Самый продолжительный и самый дорогой судебный процесс в истории Ватикана. Четырнадцать лет и шестьсот миллионов лир. И все это собрано здесь.

      – То еще собрание юридических документов!

      – Похоже, что юристы за последние четыреста лет не очень изменились.

      – Не больше, чем акулы.

      Лэнгдон надавил на большую желтую кнопку, и за стеклом под самым потолком вспыхнула батарея темно-красных ламп, превратив хранилище в светящийся багровый куб с темным лабиринтом полок.

      – Бог мой, – произнесла Виттория, – так мы будем загорать или работать?

      – Пергамент под воздействием света обесцвечивается, поэтому все хранилища имеют приглушенное освещение.

      – Да мы там просто свихнемся.

      Или даже хуже того, подумал Лэнгдон, подходя к единственному входу в стеклянный куб.

      – Хочу вас предупредить. Поскольку кислород является окислителем, его содержание в атмосфере хранилища существенно снижено. В кубе соблюдается частичный вакуум, и ваше дыхание будет затруднено.

      – Не волнуйтесь. Если даже старцы кардиналы выдерживают эту атмосферу...

      «Верно, – подумал Лэнгдон. – Может, и нам повезет».

      В хранилище вела единственная вращающаяся дверь. В шахте двери ученый заметил четыре кнопки, по одной в каждом отсеке. Когда нажимали на кнопку, управляемая электроникой дверь приходила в движение. Совершив пол-оборота, она останавливалась в соответствии со стандартной процедурой сохранения постоянного атмосферного давления в помещении.

      – После того как я войду, – продолжал Лэнгдон, – нажмите на кнопку и следуйте за мной. Учтите, что влажность там не превышает восьми процентов, поэтому будьте готовы к появлению сухости во рту и горле.

      Лэнгдон зашел в открытую секцию и надавил на кнопку. Дверь издала громкий сигнал и начала вращаться. Следуя за двигающейся панелью, Лэнгдон готовил себя к шоку, который он всегда испытывал, оказываясь в помещении с пониженным атмосферным давлением. Такое ощущение может испытать человек, мгновенно оказавшийся на высоте 20 000 футов. Столь резкий перепад давления довольно часто сопровождается легкой тошнотой и головокружением. «В глазах двоится, в ушах шумит», – вспомнил он присказку архивистов, ощутив хлопок в ушах. Послышалось шипение, и дверь замерла.

      Он был в архиве.

      Воздух в кубе оказался даже более разреженным, чем он предполагал. Похоже, что в Ватикане относились к своим архивам несколько бережнее, чем в большинстве других учреждений. Лэнгдон поборол рефлекторное желание вдохнуть как можно глубже и замер. Капилляры его легких вскоре расширились, и напряжение сразу спало. «Превращаемся в дельфина», – сказал он себе, с благодарностью вспоминая те пятьдесят дистанций, которые он каждый день проплывал в бассейне. Выходит, он напрягался не зря. Когда дыхание почти полностью восстановилось, Лэнгдон огляделся по сторонам. Несмотря на то что стены помещения были стеклянными, к нему вернулось привычное чувство тревоги. «Я заперт в ящике, – думал он. – В кровавой красной коробке».

      За его спиной снова раздался сигнал, и Лэнгдон обернулся. В хранилище вошла Виттория. Ее глаза сразу же начали слезиться, а дыхание стало тяжелым.

      – Потерпите минутку, – сказал Лэнгдон, – а если кружится голова, слегка наклонитесь.

      – У... меня... – задыхаясь, начала Виттория, – у меня такое ощущение... что я ныряю с аквалангом... а баллоны заполнили не той газовой смесью.

      Лэнгдон подождал, пока девушка придет в себя. Он знал, что с ней все будет в полном порядке. Виттория Ветра находилась в потрясающей физической форме и являла собой полную противоположность той престарелой выпускнице Редклифа, которую Лэнгдону пришлось спасать, делая ей искусственное дыхание методом «изо рта в рот». Случилось это, когда он знакомил старушку с архивным хранилищем Гарвардской библиотеки. Бедняга тогда едва не погибла, подавившись своей искусственной челюстью.

      – Ну как? – спросил американец. – Вам уже лучше? Виттория утвердительно кивнула.

      – Мне пришлось лететь на вашем проклятом стратоплане, а долг, как известно, платежом красен.

      – Сдаюсь, – с трудом выдавив улыбку, произнесла она.

      Лэнгдон запустил руку в стоящий у дверей ящик и извлек оттуда пару белых нитяных перчаток.

      – Разве нас ждет светский раут? – спросила Виттория.

      – Все дело в кислоте, которая образуется на пальцах. Мы не можем работать с документами без перчаток.

      – Сколько времени в нашем распоряжении? – спросила Виттория, также доставая из ящика перчатки.

      – Начало восьмого, – ответил Лэнгдон, взглянув на Микки-Мауса.

      – Нам надо управиться здесь меньше чем за час.

      – Честно говоря, даже этого времени у нас нет, – сказал Лэнгдон, указывая на прикрытый фильтром вентиляционный люк. – Когда внутри куба находятся люди, смотритель обычно увеличивает подачу кислорода. Но сегодня этого не случится. Через двадцать минут мы начнем задыхаться.

      Даже в красном свете было видно, как побледнела Виттория.

      – Итак, докажи или сдохни. Так, кажется, говорят у вас в ЦЕРНе, мисс Ветра? – усмехнулся Лэнгдон, разглаживая перчатки. – Поторопимся. Микки-Маус продолжает тикать.

      Глава 51

      Прежде чем отключить связь, корреспондент Би-би-си Гюнтер Глик секунд десять тупо смотрел на зажатый в руке сотовый телефон.

      Чинита Макри, сидя на заднем сиденье микроавтобуса, в свою очередь, внимательно изучала коллегу.

      – Что случилось? – наконец спросила она. – Кто это был? Глик обернулся. Он ощущал себя ребенком, получившим такой рождественский подарок, на который совсем не рассчитывал.

      – Мне только что передали сногсшибательную информацию. В Ватикане что-то происходит.

      – Эта штука называется конклав, – язвительно произнесла Чинита. – Разве до тебя еще не дошло?

      – Нет. Там творится что-то еще.

      Что-то очень необычное, думал он. Неужели все то, что ему только что сообщил неизвестный, правда? Глик устыдился, осознав, что молится о том, чтобы слова информатора оказались правдой.

      – А что ты скажешь, если я тебе сообщу, что похищены четыре кардинала и что их сегодня вечером убьют в четырех различных церквях? – продолжил он.

      – Я скажу, что тебе сумел заморочить голову какой-то придурок с извращенным чувством юмора.

      – А как ты отреагируешь, если я скажу, что нам каждый раз будут сообщать точное место очередного убийства?

      – Прежде я хочу знать, с кем ты, дьявол тебя побери, говорил?

      – Он не представился.

      – Возможно, потому, что вся его информация всего лишь воз дерьма.

      Глик нисколько не удивился столь резкой реакции со стороны коллеги. Но Чинита не учла, что, работая в «Британском сплетнике», он почти десять лет профессионально общался с врунами и психами. Звонивший сегодня, похоже, не относился ни к одной из этих категорий. Он говорил холодным голосом с заметным средиземноморским акцентом.

      – Я позвоню вам около восьми, – сказал этот человек, – и сообщу, где произойдет первое убийство. Сцены, которые вы сможете запечатлеть, сделают вас знаменитым.

      Когда Глик поинтересовался, почему с ним делятся этой информацией, он получил произнесенный ледяным тоном ответ:

      – Средства массовой информации есть не что иное, как пособники анархии.

      – Он мне еще кое-что сказал, – продолжал Глик.

      – Что именно? Неужели Элвиса Пресли только что избрали папой римским?

      – Тебя не затруднит связаться с электронной базой данных Би-би-си? – спросил он, чувствуя, как в кровь мощной струей поступает адреналин. – Надо узнать, какой материал мы уже давали об этих парнях.

      – О каких парнях?

      – Сделай, что я прошу. Макри вздохнула и начала подключаться к базе данных.

      – Это займет пару минут, – сказала она.

      – Звонивший очень хотел знать, есть ли у меня оператор, – сказал Глик. Голова у него шла кругом.

      – Человек с видеокамерой?

      – Да. И еще он спросил, сможем ли мы вести прямую пeредачу с места событий.

      – Сколько угодно. На частоте 1,537 МГц. Но в чем дело? – База данных дала сигнал о соединении. – Готово. Кого будем искать?

      Глик назвал ей ключевое слово.

      Макри внимательно посмотрела ему в глаза и пробормотала:

      – Остается надеяться, что это всего лишь идиотская шутка.

      Глава 52

      Внутренняя организация хранилища №10 оказалась не столь упорядоченной, как надеялся Лэнгдон. «Диаграммы» среди других работ Галилея не оказалось. Без доступа к электронному каталогу «Библион» и не зная системы отсылок, Лэнгдон и Виттория оказались в тупике.

      – Вы уверены, что «Диаграмма» должна находиться здесь? – спросила девушка.

      – Абсолютно. Это подтверждают все письменные источники, включая Ufficcio della Propaganda delle Fede[65]...

      – Ясно, – прервала его Виттория. – Будем искать, поскольку вы уверены... – С этими словами она двинулась налево, а Лэнгдон взял на себя правую сторону хранилища.

      Ручной поиск оказался страшно долгим делом. Лэнгдону лишь с огромным трудом удавалось преодолевать соблазн углубиться в чтение сокровищ, которые то и дело оказывались У него под рукой. «Опыты»... «Звездный вестник»... «Пробирщик»... «Письма о солнечных пятнах»... «Письмо великой герцогине Кристине»... «Апология Галилея»... И так далее и тому подобное...

      Удача досталась Виттории.

      – «Diagramma della verita»! – услышал Лэнгдон взволнованный голос девушки.

      – Где? – спросил он и со всех ног бросился бежать через багровый полумрак.

      Виттория показала на небольшой столик, и Лэнгдон понял, почему не смог найти книгу раньше. Она находилась не на полке, а лежала в нише, в так называемой folio bin – специальной твердой папке для хранения непереплетенных листов. Наклейка на корешке не оставляла никаких сомнений. На ней значилось:

      DIAGRAMMA DELLA VERITA

      Galileo Galilei, 1639

      Лэнгдон упал на колени, чувствуя, как бешено колотится сердце. «Diagramma».

      – Отлично сработано, – сказал он, широко улыбаясь девушке. – Теперь помогите мне извлечь манускрипт из контейнера.

      Виттория опустилась рядом с ним на колени, и они вдвоем потянули за две выступающие рукоятки. Металлический лоток, на котором покоился контейнер, был снабжен роликами и выкатился безо всяких усилий с их стороны.

      – Никакого замка? – удивилась Виттория.

      – Ценные архивные материалы никогда не запираются на ключ. В любой момент может возникнуть необходимость в экстренной эвакуации. В случае пожара или наводнения, например.

      – Тогда открывайте.

      Лэнгдону не надо было повторять дважды. Всю свою жизнь ученого он мечтал о том, чтобы взглянуть на этот манускрипт. Разреженная атмосфера хранилища тоже заставляла спешить. Лэнгдон расстегнул защелку и поднял крышку. На дне контейнера лежала весьма простого вида сумка из черной парусины. Способность этой грубой ткани пропускать воздух была жизненно необходима для сохранности материалов. Лэнгдон подсунул обе руки под сумку и поднял ее, стараясь держать горизонтально.

      – А я-то думала, что увижу по меньшей мере ларец для хранения сокровищ, – заметила Виттория. – А эта штука, по-моему, больше всего смахивает на чехол для подушки.

      – Идите за мной, – сказал Лэнгдон и направился к центру хранилища, где находился стандартный архивный стол со стеклянной столешницей. Расположение стола до минимума сокращало расстояние, на которое перемещались документы, и, кроме того, обеспечивало исследователям возможность уединения. Жаждавшим новых открытий ученым не нравилось, когда соперники имели возможность смотреть на их работу сквозь стеклянные стены куба. А стоящий в центре помещения стол не был виден снаружи, так как со всех сторон его окружали стеллажи с документами.

      Держа сумку перед собой, словно бесценную реликвию, Лэнгдон подошел к столу, положил драгоценный груз на блестящую поверхность и расстегнул пуговицы клапана. Виттория стояла рядом и наблюдала за священнодействиями американца. Порывшись в металлической корзине с архивными принадлежностями, Лэнгдон извлек из нее нечто похожее на плоскогубцы с губами в форме больших, подбитых фетром дисков. Архивисты именуют эти щипцы-переростки «тарелочками для пальцев». Волнение Лэнгдона нарастало с каждым моментом. Ему казалось, что это всего лишь сон и он вот-вот проснется в Кембридже, чтобы приступить к проверке горы экзаменационных работ. Лэнгдон набрал полную грудь воздуха, открыл сумку и затянутыми в белые перчатки дрожащими пальцами потянулся к щипцам.

      – Успокойтесь, – сказала Виттория. – Это же всего лишь бумага, а не плутоний.

      Тщательно рассчитывая силу захвата, он зажал пачку листков между покрытыми фетром дисками и извлек их из сумки. Действовал он при этом, как опытный архивист. Чтобы снизить до минимума возможность повреждения документа, ученый, вместо того чтобы вынуть листы из сумки, осторожно стянул с них сумку, удерживая драгоценную пачку на месте. Лишь после того, как манускрипт полностью был извлечен и загорелась расположенная под столом неяркая подсветка, Лэнгдон снова позволил себе дышать.

      В этом необычном освещении Виттория была похожа на призрак.

      – Совсем небольшие листки, – произнесла она с благоговейным трепетом в голосе.

      Лэнгдон лишь кивнул в ответ. Пачка лежащих перед ним страниц внешне напоминала сильно потрепанный детективный роман в бумажной обложке. Титульный лист манускрипта служил своеобразной обложкой. На нем располагались нарисованный тушью сложный орнамент, название труда, дата и имя автора. Последнее было начертано рукой самого Галилея.

      В этот миг Лэнгдон забыл обо всем: тесноте лишенного кислорода помещения, об усталости и о тех ужасающих обстоятельствах, которые привели его сюда. Он в немом восхищении смотрел на рукопись. В те моменты, когда ему выпадало счастье прикоснуться к живой истории, ученый всегда терял дар речи. Наверное, он испытал бы такое же чувство, следя за тем, как гений наносит последние мазки на портрет Моны Лизы.

      Вид пожелтевшего, слегка выцветшего папируса не оставлял сомнений в его древности и подлинности. Но если исключить признаки неизбежного старения, то документ находился в превосходном состоянии. Легкое обесцвечивание пигмента... небольшая потертость папируса... но в целом... чертовски хорошее состояние, отметил про себя Лэнгдон. Когда он принялся внимательно изучать надписи на титульном листе, его глаза от недостатка влажности стали слезиться. Все это время Виттория хранила молчание.

      – Передайте, пожалуйста, лопаточку, – сказал Лэнгдон, махнув рукой в сторону находящегося рядом с девушкой лотка с архивными инструментами. Виттория нашла и протянула ему лопатку из нержавеющей стали. Инструмент оказался первоклассным. Лэнгдон провел по нему пальцами, чтобы снять остатки статического электричества, а затем с чрезвычайной осторожностью подвел плоскость лопатки под заглавный лист.

      Первая страница была написана от руки мелким каллиграфическим почерком, разобрать который было почти невозможно. Лэнгдон сразу заметил, что ни диаграмм, ни цифр в тексте не было. Перед ним находилось самое обычное эссе.

      – Гелиоцентризм, – перевела Виттория заголовок на первой странице и, пробежав глазами текст, добавила: – Похоже, что Галилей здесь окончательно отказывается от геоцентрической модели. Но все это на старом итальянском, и у меня могут возникнуть сложности с переводом.

      – Забудьте о переводе, – сказал Лэнгдон. – Нам нужны цифры. Нужен «чистый язык».

      Он перевернул первую страницу и увидел еще одно эссе. Ни цифр, ни диаграмм. Американец почувствовал, как под перчатками начали потеть руки.

      – Эссе называется «Движение планет», – сказала Виттория.

      Лэнгдон недовольно поморщился. В иных обстоятельствах он с восторгом прочитал бы это сочинение, в котором Галилей приходил к заключениям, которые мало чем отличались от расчетов НАСА, сделанных в наше время с помощью новейших телескопов.

      – Никакой математики, – сокрушенно заметила Виттория. – Автор толкует об обратном движении, эллиптических орбитах и о чем-то еще в таком же духе.

      Эллиптические орбиты. Лэнгдон вспомнил, что самые большие неприятности у Галилея начались после того, как он заявил, что планеты совершают движение по эллипсу. Ватикан, считая совершенством лишь круг, настаивал на том, что небесные сферы могут вращаться только строго по циркулю. Иллюминаты видели совершенство также и в эллипсе, преклоняясь перед математическим дуализмом двух его фокусов. Отголосок этого и сейчас можно встретить в некоторых символах масонов.

      – Давайте следующую, – сказала Виттория. Лэнгдон перевернул страницу.

      – Лунные фазы и движение приливов, – перевела девушка и добавила: – Снова ни цифр, ни диаграмм.

      Лэнгдон перевернул еще страницу. Опять ничего. Стал листать страницы без остановки. Ничего. Ничего. Ничего.

      – Я считала этого парня математиком, – заметила Виттория, – а здесь ни единой цифры.

      Лэнгдон уже начинал ощущать нехватку кислорода. Надежды его тоже постепенно сходили на нет. Количество непросмотренных страниц катастрофически уменьшалось.

      – Итак, ничего, – сказала Виттория, когда осталась одна страница. – Никакой математики. Несколько дат. Пара-тройка обычных цифр и никакого намека на ключ к загадке.

      Лэнгдон посмотрел на листок и вздохнул. Это было очередное эссе.

      – Ужасно короткая книга, – заметила девушка. Лэнгдон кивнул, соглашаясь.

      – Merda, как говорят в Риме.

      Да, действительно, дело – полное дерьмо, подумал Лэнгдон. Ему показалось, что его отражение состроило издевательскую гримасу, примерно такую, какую он увидел сегодня утром в окне своего дома. Какой-то престарелый призрак, сказал он про себя, а вслух произнес:

      – Нет. Здесь обязательно должно что-то быть. В тексте должен находиться segno. – Голос его звучал хрипло, и в нем слышались нотки отчаяния. – Указание где-то здесь. Я в этом уверен.

      – Может быть, ваши умозаключения по поводу DIII оказались ошибочными?

      Лэнгдон медленно повернулся и окинул ее весьма суровым взглядом.

      – О'кей, – поправилась девушка. – Ваш вывод о DIII имеет смысл. Но может быть, ключ не имеет отношения к математике?

      – Lingua pura. Чем еще это может быть?

      – Это может относиться к искусству, например.

      – С этим можно было бы согласиться, если бы в книге были иллюстрации. Но их, увы, здесь нет.

      – Я уверена лишь в том, что термин lingua pura не имеет отношения к итальянскому языку. Математика представляется наиболее логичной.

      – Согласен. И числа могут быть записаны не уравнениями, а словами.

      Сдаваться так просто он не хотел.

      – Но на то, чтобы прочитать все страницы, уйдет много времени.

      – Времени, которого у нас нет. Нам следует разделить манускрипт. – Лэнгдон вернул пачку листков в первоначальное положение. – Для того чтобы заметить числа, моих познаний в итальянском вполне достаточно. – При помощи лопатки он разделил страницы, словно колоду карт, и положил десяток листков перед Витторией. – Указание где-то здесь. Я в этом уверен.

      Виттория взяла в руки первую страницу.

      – Лопатка! – возопил Лэнгдон, хватая с лотка второй инструмент. – Используйте лопатку.

      – Я же в перчатках, – проворчала девушка. – Как, по-вашему, я могу испортить рукопись?

      – Ну пожалуйста...

      Виттория взяла у него лопатку и спросила:

      – Интересно, испытываете ли вы те же ощущения, что и я?

      – Напряжение и волнение?

      – Нет. Всего лишь нехватку воздуха.

      У Лэнгдона тоже совершенно определенно начиналось кислородное голодание. Воздух стал непригодным для дыхания гораздо скорее, чем он ожидал. Следовало торопиться. Ему и прежде не раз приходилось сталкиваться с архивными загадками, но тогда для их решения в его распоряжении было значительно больше времени, чем несколько минут. Не говоря ни слова, Лэнгдон склонился над манускриптом и жадно впился глазами в текст в поисках знака.

      Ну покажись же. Покажись, будь ты проклят!

      
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   50


написать администратору сайта