Просвещённый абсолютизм. Деспотический стиль правления Петра 1 по модернизации государства
Скачать 27.16 Kb.
|
Просвещённый абсолютизм Просвещённый абсолюти́зм — политика, проводимая во второй половине XVIII века рядом монархических стран Европы и направленная на устранение остатков средневекового феодального строя в пользу рыночных отношений. В XVIII веке абсолютная монархия в России благодаря бурной реформаторской деятельности Петра I, а затем продолженной деятельным правлением Екатерины II, создала огромную континентальную империю, европеизированного типа, но имеющей в своем составе много неевропейских черт. Российский абсолютизм, выступивший в XVIII веке в качестве главного строителя огромной евроазиатской империи, в свою очередь все время менял свой стиль, идеологическую форму и конструкцию, исходя не только из конкретных задач модернизации страны, но также и в силу движущих социальных сил, наконец, исходя из личности правителей. Особенно это ярко проявилось на примере деятельности Петра I и Екатерины II. Деспотический стиль правления Петра 1 по модернизации государства. При Петре I, в отстроенной им имперской России окончательно сложился самодержавный абсолютистский строй, при котором все сословия, церковь и государственные институты становятся полностью подчиненными государству и государю,- что в то время на практике означало тождество этих понятий. Отсюда «Служба Государю» - как персонифицированному государству подкреплялась и законодательно. Например, в воинском уставе 1716 г. один из артикулов гласил: Его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен…» А в Духовном регламенте 1721 г., написанным для Церкви царская власть подкреплялась божественной санкцией: «Император всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться его верховной власти не токмо за страх, но и за совесть сам Бог повелевает». Предпринимая титанические усилия, по слому старых вековых традиций (которых царь считал вредными), создавая новую светскую систему служения государству, то есть самому себе- неограниченному монарху. Петр открыто и довольно успешно демонстрировал новое понимание службы государству личным примером- примером своего каждодневного и самоотверженного труда. По словам историка А. Сахарова угрозы и наказания (батогами, заковыванием в кандалы, клеймение, каторга, отрубание пальцев рук, голов, обрезание ушей и вырезание языков, колесование, сажание на кол, виселица и т.д.) были главным рычагом реформирования страны царем-реформатором и деспотом одновременно. Царь неоднократно заявлял, что российский народ упрямый и неподъемный, а потому привычный к насилию. «…А новое дело, то наши люди без принуждения не сделают». И все самые высокопоставленные чиновники, его соратники- «птенцы гнезда Петрова» выступали лишь в качестве его обычных подневольных слуг, а не свободных и инициативных чиновников. Поражающий современников деятельный гений царя-труженика на благо своего Отечества, при его природному неприятию к человеческой самостоятельности, свободе, жестокости за малейшее неисполнение его приказов, указов, инструкций, - все это подавляло инициативу и творчество его сподвижников, не говоря уже обо всех государственных служащих. И это при том, что царь Петр искренне мечтал воспитать новую породу «слуг Отечества» - людей творческих и инициативных, которые не за страх, а за совесть радели бы за свою страну. Получался неразрешимый парадокс. Как это точно выразил историк Яков Гордин. По его мнению, Петр I «хотел вырастить рабов с деловыми качествами свободных людей». Но было ли это возможно вообще, в стране, где харизматичный царь-реформатор, но фактически деспот, проводивший насильственную европеизацию, отказывал в праве личного выбора и свободы всем, включая даже самых его приближенных? Нет. Воспитать деятельных, инициативных людей с чувством личной ответственности в условиях петровского самодержавного деспотизма, было принципиально невозможно. Это доказало последующая история. Поэтому глубоко прав Ключевский, указавший на противоречия петровских преобразований: «Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства- это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времени Петра два века и доселе неразрешенная». Именно при Петре государство и сама личность государя стали выступать в качестве высшего символа страны, ее сакральной сущности, сверхценности, которой следует служить «не за страх, а за совесть». Но что было больше: страха или совестного служения? И то и другое. Но приходится признать, что страха все равно было на порядок больше. Иначе нельзя по-другому истолковать все петровское указное законодательство, все тексты которого, буквально были испещрены страхом возможных наказаний, за ненадлежащее их исполнение. Петр последовательно выстраивал новую Россию, которая должна была по его мысли занять достойнейшее место в ряду самых уважаемых европейских наций. Идеалом Петра 1, с точки зрения русского историка М.М. Богословского, было абсолютистское государство, «регулярное государство», которое всеобъемлющим бдительным попечением стремилось регулировать все стороны общественной и частной жизни в соответствии с принципами разума и на пользу «общего блага». Руководствуясь своим пониманием «общего блага» для подданных, Петр форсированными темпами и административно-силовым нажимом создавал империю европейского типа. Само формирование в России во многом заимствованной из Европы имперской идеологии, имперского сознания решительно порывало с прежней почвенной изоляцией страны, ксенофобией по отношению к иностранцам. И более того, открывало возможности для построения открытого к миру, конфессионально и культурно терпимого имперского государства, куда устремлялись многие честолюбивые европейские искатели чинов, званий, денег и славы. Для них все двери были открыты. Так, начиная с Петра, в России формируется космополитичная имперская элита, куда впрочем, вошли и представители русских аристократических родов, увлеченных возможностью стать «европейцами». Зато всех несогласных с нововведениями царя и «европеизмом» страны ждали отставки, ссылки, потеря былого социального статуса. Петр буквально ломал через «колено» все «ненужные» традиции, жизненные уклады и самих людей. Неслучайно, поэтому М. Волошин назвал Петра I «первым большевиком», склонным все проблемы отставания страны решать с помощью насилия. Именно так круша и ломая старую московскую Россию, Петр строил Новую Россию, совершив на протяжении жизни одного поколения настоящий культурный переворот. Европеизация быта и образованность, по крайней мере, верхушки общества становятся еще одной важнейшей характеристикой создаваемой «регулярной» России. Но на практике этой насильственной европеизации, в виде в виде насаждения европейского быта и образованности, подверглось только элита страны и отдельные стороны административной, военной и культурной жизни. Большего эффекта в условиях усиления крепостничества и тотального доминирования аграрного жизненного уклада добиться было и невозможно. Впрочем, сам Петр особенно к этому и не стремился. Россия не была готова стать европейской страной, даже не смотря на всю силу реформ. Поскольку методы насаждения им «западных технологий» в стране, где не было для этого достаточных социальных условий, были исключительно командно-бюрократическими и силовыми, то на выходе государственный «продукт» получался совсем иной, далеко не европейский. А скорее его можно назвать евроазиатским, или еще вернее российским. В силу исторически и социо-культурно во многом не схожей с Европой российской цивилизации, хотя и имеющей с ней определенное родство. Волновало это царя Петра тогда? Скорее всего- нет. Зато он добился главного- военно-политического могущества России, обретения ею великодержавного статуса. И в решении этой сугубо прагматичной задачи, европеизированный и несколько просвещенный деспотизм Петра I, в сочетании с насильственной модернизацией страны достиг своей цели. Сравнение Петра I и Екатерины II. Если бы не было бы Петра Великого, то, наверное, Екатерина II вошла бы в историю России как одна из самых великих и успешных ее правителей. Впрочем, без Петра I Екатерины II и вовсе бы не было, ни в России, ни на престоле. Петра I и Екатерину II- как двух самых великих правителей России в XVIII веке объединяло то, что они последовательно осуществляли преобразования своей страны по европейскому стандарту, но только с целью построить самую могущественную и авторитетную державу в Европе, а не с целью ее европейского придатка. Другое дело, что оба монарха, несмотря на свои выдающиеся качества, были разными людьми. На редкость харизматичный Петр, так и не получивший полноценного образования, был настоящим гением-самоучкой, оставаясь человеком жестоким и беспощадным к чужим слабостям и недостаткам. Он в отличие от Екатерины II был природным царем, не терпящим никакого своеволия в своих подданных, а потому смотрел на своих подданных как на послушных исполнителей своей воли, фактически как на своих (и государства) рабов. Другое дело Екатерина II- этническая немка, она как чужеземка и как человек никак не связанная по династической линии с домом Романовых, не имела никаких законных прав на престол. К тому же Екатерина, свергшая своего мужа Петра III - законного императора объективно выступала в качестве узурпатора престола. Вот почему Екатерина II, даже находясь на престоле, в отличие от Петра I вынуждена была доказывать своим подданным, что она есть не только законная российская правительница, но еще и самая лучшая. В арсенале ее репутационных средств значились: международный пиар и переписка с ведущими европейскими умами, просветительская пропаганда и лавирование между различными социальными силами, особенно при дворе. Французский посол Брейтель писал: «В больших собраниях при дворе любопытно наблюдать тяжелую заботу, с какой императрица старается понравится всем, свободу и надоедливость, с какими все толкуют ей о своих делах и своих мнениях…Значит, сильно же чувствует она свою зависимость, чтобы переносить это». По выражению английского посла Букингема, Екатерина II употребляла все средства, чтобы приобрести доверие и любовь подданных. Впрочем, далеко не всех подданных. К крепостным крестьянам, которых щедрая государыня раздарила навечно дворянам, это не относилось. А вот что касается родовитой аристократии, дворян и чиновников- то да. Мнением этой социальной группы она всячески дорожила, а потому проводила политику в их интересах . Но и марионеткой ее никак не назовешь. Характером она была сильным и бойцовым. «Пойдем бодро вперед!» - любила Екатерина повторять в трудные минуты своей жизни (по Н. Ускову). Она столкнувшись со стремлением части дворянской знати во главе с дипломатом Н.И. Паниным ограничить ее власть в пользу Императорского совета, а затем и вовсе в пользу своего малолетнего сына Павла, в конце концов всех их переиграла и стала править самодержавно. Но присущее Екатерине властолюбие умерялось мастерским пиаром, совмещенное с природным чувством такта, терпимости и гуманности к людям вообще. При ней уже не было массовых и вообще громких казней политических оппонентов, даже привычных ссылок и опал царедворцев как это было во времена Петра и в эпоху дворцовых переворотов. Ну а что касается жестокого подавления пугачевского бунта, то это вполне вписывалось в модель тогдашнего классового дворянского государства того времени. Казненный властями «бунтовщик», «злодей» и «мужицкий царь» Пугачев со своей программой примитивного «аграрного коммунизма» был бесконечно далек от прогрессивного развития российской цивилизации. В его «мужицком царстве» не могли появиться Ломоносовы и Пушкины. Собственно говоря, лично сама Екатерина II (с «душой республиканки» по ее выражению) была противницей крепостного права. Считая его негуманным и экономически неэффективным. В своих мемуарах Екатерина II однозначно высказывалась с осуждением крепостничества, жалуясь при этом на непонимание ее со стороны дворянства. «Едва посмеешь сказать, что они такие же люди, как мы, и даже когда сама это говорю, я рискую тем, что в меня станут бросать каменьями; чего я только не выстрадала от безрассудного и жестокого общества, когда в комиссии для составления нового Уложения стали обсуждать некоторые вопросы, относящиеся к этому предмету…» (цит. по А. Каменскому). Но будучи человеком умным, осторожным и хорошо изучившим нравы дворянского сословия, она так и не решилась даже облегчить положение крепостных, а своим законодательством даже его еще более усилила, даровав дворянам право на живую собственность в виде крестьян. Сильными сторонами характера Екатерины II были: воля и работоспособность, оптимизм и умение везде находить себе толковых помощников, а также стремление к компромиссу. Слабыми: тщеславие, демагогия, фаворитизм и благодушное отношение к пороку и казнокрадству своих приближенных. Не случайно Пушкин ее назвал «Тартюфом в юбке и короне». А консервативный дворянский сочинитель М.М. Щербатов обвинял императрицу в деспотизме, славолюбии, фаворитизме и разврате. Просвещенный абсолютизм Екатерины II как «дозволительный» «самодержавный либерализм». Екатерина II не была первым и главным строителем Российской империи -им тоже был Петр. Но именно она являлась самым талантливым и единственным в своем роде преемником Петра и его дела- модернизации государственности по европейскому стандарту. Более того, при Екатерине II Российская империя качественно и количественно расширилась и укрепилась, став одной из самых сильнейших в мире. В политике Екатерины II налицо был отход от петровского жестокого, «писанного кнутом» самовластия и попытка управлять, руководствуясь не только благом государства, но и благом подданных, используя более гуманные и просветительские меры, насколько это было возможно в той России. Вот почему она любила говорить: «Свобода, душа всего, без тебя все мертво. Я хочу, чтобы повиновались законам, но не рабов» (Императрица Екатерина II. Мысли из особой тетради.). Екатерина II, таким образом, продолжила петровскую европеизацию страны, но уже более мягкими мерами, перейдя от «кнута» к «прянику», в первую очередь это выразилось в расширении гражданско-правовых и экономических свобод дворянам и верхушке городов, но при полном сохранении и даже укреплении крепостного права. Уже в ее торжественном манифесте от 6 июля 1762 г. объявлялось: «Самовластие, не обузданное добрыми и человеколюбивыми качествами в государе, владеющем самодержавно, есть такое зло, которое многим пагубным следствием непосредственно бывает причиной». Что здесь мы видим? Только то, что самодержавие предполагалось ограничить не правовыми рамками, а всего лишь «добрыми» моральными качествами самого монарха. Собственно так оно и получилось на практике. Екатерина нигде даже мысли не допускала, чтобы ограничить свою власть, утверждая, что для России неограниченное самодержавие наилучшая форма правления, «фундаментальный закон» России, ее «вечное право». В своем знаменитом «Наказе» составленном для депутатов Уложенной комиссии она указывала: «Государь есть самодержавный; ибо никакая другая, как только соединенная в его особе власть не может действовать сходно со пространством толь великого государства. Пространное государство предполагает самодержавную власть в той особе, которая оным правит. <...> Всякое другое правление не только было бы России вредно, но и в конец разорительно» (Цит. по «Наказ» императрицы Екатерины 2. С.62.). За годы ее правления самодержавная императорская власть только еще больше укрепилась, за счет дальнейшего развития бюрократии и усиления централизации государственного аппарата. В чем же тогда состояла суть просвещенной монархии, помимо присущей ее носительнице «природному гуманизму» и интенсивной переписки с выдающимися европейскими просветителями? Это политика Екатерины II по либерализации в области издания книг и журналов; появления сети частных типографий; реформа образования и появление учебно-воспитательных учреждений для представителей разных сословий и социальных групп; основание Вольного экономического общества (1765 г.) и т.д. Этим формировалась питательная среда для появления великой русской интеллигенции. По словам Татьяны Сергеевой, для безгласного ранее самодержавного государства это был пусть небольшой, но все-таки цивилизованный шаг вперед по пути построения правового государства. При Екатерине свободные частные издания буквально разворошили общественное мнение, конечно только в дворянской среде. Сам факт того, что публицист А. Новиков открыто, полемизировал и едко пародировал императрицу, которая анонимно писала свои опусы в журнале «Всякая всячина»- говорит о многом. Также можно вспомнить оппозиционные сочинения М. Щербатова. Такое просто нельзя представить было во времена Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, когда все их недоброжелатели легко расставались со своими головами. А Екатерина была вынуждена прислушиваться и мириться с этим мнением, хотя надо признать, что так она поступала далеко не всегда. Это был своеобразный «дозволительный» «самодержавный либерализм», в рамках существующего режима неограниченной дворянской монархии и некапиталистического сословно-крепостнического строя, в котором в отличие от Европы не было буржуазного «третьего сословия». Большинство историков во многом справедливо указывают, что, несмотря на все общесословные и человеколюбивые рассуждения императрицы, политика Екатерины II носила откровенно продворянский и крепостнический характер. Собственно екатерининский «золотой век русского дворянства» был подготовлен всем предыдущим периодом по расширению дворянских привилегий. Но фактом остается то, что Екатерина, будучи во многом «должником» столичного гвардейского офицерства из дворян (благодаря которым она стала императрицей), при этом сознательно и последовательно проводила политику строительства социальной монополии дворянства в империи. По точному выражению историка П.Н. Милюкова, «Екатерина Великая пыталась доказать, что Россия не деспотическая страна, потому что в ней есть дворянство, привилегированный правящий класс, составляющий промежуточную силу между царем и народом. Но для народа это было плохим утешением». Миллионы крепостных крестьян были отданы свободолюбивой императрицей в полный произвол дворян превратившихся в «просвещенных рабовладельцев». Советский историк Н. Эйдельман очень верно отметил, что в России в XVIII столетии парадоксально уживались «просвещение» и «рабство». Это неизбежно вело к острому внутринациональному антагонизму (если вообще уместно употреблять термин «нация» в то время) между высшим европеизированным классом и простым народом, сохраняющим традиции допетровской России. Глубокая пропасть пролегла между ними . Дворянство вслед за императорским двором ощущали себя «новыми европейцами», некой «цивилизованной расой», но отказывающей в цивилизованности своему народу, крестьянам. Впрочем, для того просвещенного века, было вполне обычным явлением, что просветительская идеология с ее свободой, равенством людей и гуманизмом, предназначались лишь для узкоэлитарного и интеллектуального слоя самих европейцев, а не для туземцев Африки и Америки и «варварских» народов Востока. В отношении всех «нецивилизованных» народов прогрессивные европейские мыслители не стеснялись оправдывать свой колониализм и бесчеловечную работорговлю. Поскольку для образованных европейцев они все были абсолютно «чужие», а потому их не было жалко. А вот для европеизированной российской власти и российского дворянства такими же «чужими» стали «свои» единоплеменные российские крестьяне, превратившиеся по воле царского двора во «внутренних туземцев» для своих «цивилизованных колонизаторов»- русских дворян. Но если задаться вопросом, а кто мог тогда заменить дворян в госуправлении, военном деле, науке? По словам А. Н. Сахарова, только дворянство являлось просвещенным, патриотично настроенным и подготовленным к административной работе. Тем не менее самодержавие Екатерины II сохраняло не только свободу действий, но по прежнему оставалась ведущей силой по формированию социальной политики в стране. Абсолютизм, сдобренный европейской просветительной риторикой, активно вмешивался во все сферы сословных отношений, регламентируя их с помощью законодательства и жестко контролируя все общество, включая и дворян. В екатерининскую эпоху в Российской империи, несмотря на всю допустимую сверху либерализацию общественного мнения по-прежнему не было граждан, даже в дворянской среде, а были лишь подданные государства, отождествляемые с самим монархом. Вот почему гуманная и просвещенная Екатерина II с простодушием самодержавной правительницы воспринимала Россию, как свое личное именье (Марасинова Е.Н.). Поэтому далеко неслучайно она любила повторять такие выражения как «моя слава и слава моего государства», «польза моего престола», «рвение к моей службе и преданность мне и моей империи». В тоже время, российский абсолютизм при Екатерине, освобождался от ряда азиатско-деспотичных инструментов, присущих эпохи Петра I, вооружившись европейской просветительской идеологией. Но при этом Екатерина II сохранила петровскую идею «общего блага», включив ее в концепцию «просвещенного абсолютизма». Государство, по выражению Пушкина являлось, «единственным просвещенным Европейцем» в неевропейской стране. Реформы Екатерины II имели для самодержавно-крепостнической страны огромное цивилизующее значение, а именно в приближении России к западноевропейским стандартам государственно-общественного и культурного общежития. Борьба с азиатским «наследием» своих подданных у Екатерины II происходило и в языке, Императрица в 1786 году издает указ, запрещавший нижним чинам в переписке с высшими, употреблять слово «раб». В русский литературный язык впервые входят слова «персональный», «личный», «партикулярный»- термины, отсутствовавшие в языке Московской Руси и даже в эпоху Петра. Дав дворянам и горожанам необходимые сословные права (Жалованные грамоты дворянам и городскому сословию в 1785 г.) Екатерина II тем самым, окончательно узаконила и укрепила в российской законодательной системе общественные права в противовес к вечным обязанностям подданных служить всесильному государству. Это уже было еще одним шагом на пути эмансипации общества, пусть и его ничтожной по количеству, части (4-5 % населения), от азиатского по существу, но одетого в европейский «окультуренный кафтан», государства. Европеизированное восприятие личной свободы и автономии, развитое чувство своего достоинства, входили в самосознание русского дворянства. Как писал в то время поэт М.М. Херасков,- «Петр дал русским тела, а Екатерина- души», вот новое, что вместе с веком просвещения, входило в сознание русской элиты. Но это просветительство удивительно и пока бесконфликтно уживалось с диким барством, варварским отношением к судьбам своего народа. Только наблюдательные иностранные путешественники подмечали эту гремучую смесь деспотизма, рабства и «европеизма». Так французский дипломат Сегюр отметил в 1786 г.: «Петербург представляет уму двойственное зрелище: здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу». (Сегюр Л.Ф. Записки о пребывании в России в царствовании Екатерины II). А вот среди русских тогда только публицист Александр Радищев отважился отождествить Россию с «асийским правлением». (По Лотману Ю.М.). Российский абсолютизм в удивительно противоречивом XVIII веке, совершил эволюцию: от непросвещенного, но европейского петровского абсолютизма, причем с явными элементами восточного деспотизма, до более цивилизованного и просвещенного абсолютизма, покоящегося на феодально-крепостническом фундаменте. |