Педагогика. работа-эссе.. Облик века Просвещения глазами не современника
Скачать 26.3 Kb.
|
Вольность Облик века Просвещения глазами не современника XVIII век не случайно называют веком Просвещения: он идеи западно-европейских мыслителей наследует достойно. Связи России с Западной Европой в эпоху Петра Великого стали регулярными. Реформы расчищали путь к просвещению, цивилизации, при этом усилили абсолютную самодержавную власть царя и установили жесточайшие формы крепостного права. Иноземное влияние вызывало явное и скрытое недовольство. В эпоху правления его дочери, Елизаветы Петровны, немецкое предпочтение вытесняется французским. Из Парижа приезжают в Россию известные скульпторы, художники, архитекторы. Русская читающая публика увлекается Фенелоном, Фонтенелем, Вольтером. Идеи французских просветителей впитывают, не разбираясь, потому что легче запомнить, что социальная гармония наступит, когда количество грамотных людей увеличится. Однако, как показала история, эти идеи овладели умом и Екатерины II. Круг ее чтения был необычен: Монтескье и Плутарх, Дидро и Руссо. Они заставили ее размышлять о взаимоотношениях народа и государя, об их правах и обязанностях, о законах и беззаконии. Просветительские иллюзии отозвались в России многократным эхом. Но это будет чуть позже, а пока в 1766 году с двенадцатью молодыми людьми из дворянских семей отправляется в Германию, в Лейпцигский университет, молодой человек по имени Александр Радищев. Об этом позаботилась сама императрица, заинтересованная в некотором усовершенствовании государственного аппарата. Именно здесь и приобщается Радищев к идеям просветителей. Трактат французского философа-материалиста Гельвеция «Об уме» становится первой книгой, по которой будущий писатель «учился мыслить». По возвращении в Петербург Радищев поступает на государственную службу – в канцелярию Сената в чине титулярного советника. Здесь-то, знакомясь с судебным делопроизводством, Радищев и постигает меру отечественного беззакония в отношении низших слоев. В 1773 году Радищев меняет место службы, заняв должность обер-аудитора в штабе главнокомандующего Финляндской дивизии в Петербурге. Тут ему открывается еще одна сторона жизни – ничем не ограниченный произвол в русской армии, касающейся содержания солдат. В 1775 году, пережив к тому времени впечатления пугачевского бунта и обзаведясь семьей, он уволился из штаба. Но после недолгого семейного счастья, овдовев и оставшись один с тремя детьми, вновь поступает на службу в Коммерц-коллегию, где занимается вопросами торговли и промышленности. Шел 1778 год, был канун французской революции. Через два с половиной года Радищев получил считавшееся «доходным» место помощника начальника петербургской таможни. Именно в этот период Радищев и создает свою главную книгу «Путешествие из Петербурга в Москву». В главу «Тверь» было включено 14 строф на тему «Вольность». Художественно -публицистические очерки и послужили причиной привлечения к суду и предварительного заточения в Петропавловскую крепость автора. Первоначальный приговор Уголовной палаты, подтвержденный Сенатом, был ошеломителен по своей суровости: «Казнить смертью». Радищев узнал о приговоре 26 июля 1790 года и еще полтора месяца в одиночной камере ждал его исполнения. Однако 4 сентября Екатерина заменила смертный приговор десятилетним пребыванием в Илимском остроге с упразднением чинов, ордена Святого Владимира и дворянского достоинства. Об этом событии Александр Радищев пишет в соответствии с одическим жанром стихотворение: Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? Я тот же, что и был и буду весь мой век: Не скот, не дерево, не раб, но человек! Дорогу проложить, где не было и следу, Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах, Чувствительным сердцам и в истине я в страх В острог Илимский еду. В Сибири Радищев пробудет с 1791-1796 годов и лишь с вступлением на престол Павла I, подписавшего указ об освобождении илимского узника, получит возможность вернуться в Москву. Но лишь после дворцового переворота, в результате которого Павел I был убит и на престол вступил его сын Александр I, Радищеву будут возвращены дворянство, чин и право жить там, где он захочет. Весной 1801 года Радищев приезжает в Петербург с надежной быть полезным императору-реформатору. Но, работая в Комиссии по составлению законов, он очень скоро понял, что никто не заинтересован в реальных переменах. Из предложенных им законов ни один не был принят. И однажды, придя домой, Радищев принимает яд. Среди его бумаг была обнаружена запись: «Потомство за меня отомстит»… Такое большое вступление об авторе оды «Вольность» не случайно, потому что оно подготавливает к пониманию очень сложной темы. Радищева принято называть первым русским революционером, открыто выступившим против «чудища» самодержавия. Как уже было сказано, читатель познакомился с первыми 14 строфами оды в 1789 году, остальные строфы писались в 1801-1802 годах. Смерть прерывает работу. В полном виде ода была опубликована только в 1906 году. Авторская позиция звучит неоднозначно. Попробуем разобраться в ней через 200 лет. Александр Радищев начинает оду с обращения, в первой же строфе меняет знакомые для каждого христианина выражения на противоположные понятия. Сказать, что автор не осознает их несовместимость, нельзя, потому что начинается ода так: О дар небес благословенный, Источник всех великих дел; О вольность, вольность, дар бесценный! По мнению автора, дар есть источник всех «великих дел». Один из этих даров – вольность. Именно вольность может наполнить сердца рабов жаром, чтобы тьму рабства претворить в свет. Все бы было понятно, но вдруг неожиданно стоят рядом два имени: Брут и Телль. Между ними 15 столетий. О Бруте известно, что он убил Юлия Цезаря, когда тот провозгласил себя императором. Римский республиканец жил в I веке до нашей эры. Вильгельм Телль – легендарный герой, борец за свободу Швейцарии от австрийского господства в XIV веке. Почему такое сближение? Во-первых, их идеи близки Радищеву были давно, когда учился в Лейпцигском университете, во-вторых, он горячо верил, что раб тоже сможет продолжить их борьбу. Идеи просветителей дадут новых героев-борцов, похожих на них. Голос свободы и независимости сметет недостойную власть. Открыв оду призывом, автор далее говорит о том, что путь от рабства к свободе начинается с осознания нового дара. Во второй строфе развивается тема происхождения свободной воли. Она дается самой природой от рождения, потому что любой рожденный не имеет заклеп, руки его свободны, он учится понимать, говорить и мыслить, творить добро, а, самое главное, может любить и быть любимым. На первый взгляд кажется неожиданным, что автор трактует, что «закон мой – воля есть моя». Вспоминается молитва Господня, где воля была, есть и будет Твоя, а не моя. Но у Радищева дальше все направлено на земной удел, который дан Богом помазанникам Его. В этих уделах свобода имеет предел, она ограничена, только «для пользы общей нет препон». Звучит перифраз: «Свою творю, творя всех волю: вот что есть в обществе закон», в нем угадывается знаменитый девиз: «Один за всех и все за одного». Отсюда можно читать: идеальное общество может быть на земле, если будет один закон для всех. Для Закона священное место в храме, пишет далее Радищев, в котором все прозрачно, в котором восседает в неизменном виде с мечом и весами «глухое божество, судяй», «он образ Божий на земли». Это храм Закона, из которого льется радость, потому что нет лести, лицеприятия, родства. Все для всех в равной доле. Но что же тогда может претить свободе? В 7 строфе появляется «гидра, сто имея глав». Автор отсылает нас к легендарному чудовищу у источника Лерны в Аргосе, порождение Тифона и ехидны. Обычно ее представляли с 9 головами, а на месте каждой из отрубленных голов вырастали две новые. Такое преувеличение показывает размеры злоупотреблений, порожденные обманом, лестью, слепой верой в то, что вещается народу, а вещается, что «Закон се Божий». Новый перифраз звучит в 9 строфе: «Се был, и есть, и будет вечной», только далее понимаем, что это не образ Небесного Царя, а тех, кто уверовал в свою неприкосновенность, переписав Закон Божий. В строфах 10-15 реальность совершенно не соответствует идеальной норме. Трон стал олицетворением рабства, а царь – божеством. Автор предъявляет здесь нравственный счет власти и той трактовке норм поведения, которая в союзе гнетет общество. Последствия несвободы ужасны: воля и рассудок скованы, поэтому в скором времени грядет мститель и «вольность прорекая – и се молва от край до края, глася свободу, протечет». Этого не произошло бы, если бы властитель не подчинил закон себе, не взял на себя власть Небесного Царя распоряжаться жизнью и смертью людей. Чело такого властителя надменно, желания его становятся примитивными, а отсюда неуправляемыми и жестокими. Он по воле своей щадит злодея; где смеется, там должны смеяться; нахмурится, там бояться, а жить будет человек, если велят. Все это разнуздывает тиранов, и последствия неизбежны. Тираноубийство, по Радищеву, нравственно, потому что равенство в обществе ими нарушено. Народное неповиновение объясняется тем, что предел терпения наступил из-за подмены клятвы, которые давали помазанники Божие, вступая на Престол. Далее автор показывает свержение тирании. Интересна 29 строфа, в ней характеристика «духа свободы», который, разоряя гнет, зовет всех к величию через созидание, разумное мышление и слово. Слово здесь оценивается как «собственность разума». До 45 строфы новые ассоциативные линии, которые расширяют понятия величия свободного народа от собственных трудов и отношения к окружающему. «Злотая жатва» была полезна. Произошло закрытие храма «двулична бога». Здесь имеется ввиду древнеримское божество дверей и ворот, входов и выходов, изображающееся двуликим. Лик Януса обращен одновременно и в будущее, и в прошлое. По его имени ( как бога всякого начала) был назван первый месяц года – январь. Ворота его храма (арки) в Риме закрывались только в мирное время. Появляются имена Мария, Суллы, Августа. Это те, кто проводил военные реформы, уступал власть, уничтожал своих противников. Они поплатились за нежелание соборно решать вопросы. Совсем не случайно звучит имя знаменитого древнегреческого поэта-лирика Пиндара. Его предмет воспевания – «мы, не – я». Через десять строф Радищев раскрывает, в чем судьба поэта заключена: «Под игом власти сей рожденный, нося оковы позлащенны, нам вольность первый прорицал». Вольность дарована была случаем, говорится в оде. Если сегодня «случай» понимается как непредвиденное происшествие, то во времена Радищева это понятие трактовалось как стечение обстоятельств. Все связано: человек, рожденный без оков, природа и Высшие Силы. Заключительную строфу можно считать своеобразным радищевским «памятником», подобным ломоносовскому и горациевскому: Мне слышится уж глас природы, Начальный глас, глас Божества, Трясутся вечна мрака своды, Се миг рожденья вещества. Се медленно и в стройном чине Грядет Зиждитель наедине- Рекл - яркий свет пустил свой луч, И, ложный плена скипрт поправши, Сгущенную тьму разогнавши, Блестящий день родит из туч. Итак, о чем наши размышления? О свободе и независимости вообще, или о свободном и независимом человеке, который ничем не стеснен, у него есть преимущество, но самое важное, он – свободолюбивый. Произведение А. Радищева вобрало в себя все идейное многообразие философии жизни того времени. Отразило прямо или косвенно происходящие события и во многом предвосхитила литературу грядущего столетия. Поэтический диалог с Александром Радищевым продолжил Александр Пушкин в одноименной оде. Она отличается от радищевской, но, в любом случае, какие б призывы не звучали у последователей и оппонентов Радищева, на мой взгляд, важно, чтобы Закон был прописан не только на «скрижалях», а в сердцах каждого человека, наделенного властью или нет. |