Главная страница
Навигация по странице:

  • Девять лет назад

  • Десять лет назад их объединил случай, ее беда и чужая жадность. А разъединяла целая жизнь


    Скачать 2.75 Mb.
    НазваниеДесять лет назад их объединил случай, ее беда и чужая жадность. А разъединяла целая жизнь
    Дата10.07.2022
    Размер2.75 Mb.
    Формат файлаpdf
    Имя файлаGorovaya_Olga_Lubov_kak_zakladnaya_chizni_(SI)_LitLife.club_1587.pdf
    ТипДокументы
    #628097
    страница16 из 46
    1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   46
    Глава 16
    Наше время
    Двигаться совсем не хотелось, но Агния заставляла себя делать шаг, а потом еще один. Она опиралась на руку Вячека, держась за локоть мужа, и смотрела на землю под своими ногами. Они уже некоторое время гуляли во дворе, Агния утратила способность следить за ходом минут и часов.
    Какие-то секунды, казалось, летели мимо нее, другие же, напротив, растягивались до невозможного. И хотелось махнуть на все рукой, попросить Вячека отвести ее назад, в квартиру. Но
    Агния не поддавалась этому желанию. Пока у нее хватало сил сопротивляться. Сбросив туфли, она стояла на газоне, всей ступней, каждым пальцем стараясь ощутить, прочувствовать теплую и мягкую землю, густую траву, которая щекотала кожу.
    В нескольких шагах от них стояли два парня. Охрана. Не такая, к какой Агния привыкла. Эти двое мало чем напоминали Вову, который был рядом с ней с пятнадцати лет и который без малейшего колебания пожертвовал своей жизнью, пытаясь спасти Агнию от нападения. Только и такая жертва со стороны человека, которого Агния всегда считала другом, оказалась напрасной.
    Несмотря на все старания Вовы, ей не удалось убежать.
    Горькие воспоминания не помогали бороться с плохим настроением, не прогоняли апатию,
    наоборот, казалось, притягивали ее. А Агния так старалась перебороть себя. Искала покоя в ветре,
    который развевал ее волосы, трепал юбку. Обняла мужа, который будто бы нюхом чуял, когда ей становилось не по себе, и тут же хмурился, тут же пытался поддержать, оказаться еще ближе, чем пару секунд назад.
    Ей было очень сложно, и все-таки она пыталась. В какую-то минуту это давалось тяжелее, в следующую — легче. Все казалось таким непостоянным и ненадежным, даже себе самой Агния не могла больше верить. Только Вячеславу, ради которого и старалась.
    — Они что, все эти дни стояли под дверью? — Опустив голову на плечо Вячека, она косо глянула в сторону незнакомых охранников.
    — Нет, — муж улыбнулся. Обхватил ее за талию. — Я пару месяцев назад купил соседскую квартиру. Ту, где Алина Дмитриевна жила. Парни там сидят посменно.
    — Посменно? — Она с удивлением глянула на Вячека. — Их много?
    Он, казалось, усмехнулся, но Агния слишком хорошо знала мужа, чтобы пропустить напряженный взгляд и закаменевшие мышцы.
    — Достаточно. — Скупо заметил он, и начал поглаживать плечи и затылок Агнии,
    определенно отвлекая.
    «Не так, как тогда», то, что он не досказал. Вячеслав теперь, наверное, до конца жизни не расслабится, что позволил сделать себе год назад.
    Девять лет назад
    В этот раз она решила так не рисковать, тем более что Вячеслав Генрихович настолько заинтересовался вопросом ее трат. Агния и не думала, что он заметит, да еще и настолько дотошно станет выяснять, куда она дела свои деньги. Лучше бы заметил все ее попытки стать
    привлекательней, эх.
    Вздохнув, она в последний раз провела по волосам расческой и взялась переплетать косу,
    растрепавшуюся под шапкой, да и за время пар в консерватории. Так вчера старалась, а все без толку, Вячеслав Генрихович не на нее смотрел, а на полки холодильника. Видно, Агния вовсе не в состоянии привлечь его внимание, что с распущенными волосами, что так.
    Обидно, конечно, но что поделаешь.
    Закончив с прической, она посмотрела на стопку денег, которую собралась сейчас нести в церковь.
    Зачем ей в принципе внимание такого человека, как Вячеслав Генрихович, Агния не задумывалась. Просто хотела этого самого внимания, нуждалась в том. И с каждым днем — все сильнее. Раньше Агния тоже хотела его внимания, но другого, наверное. Участливого и заинтересованного, просто доброжелательного присутствия рядом близкого человека, которым для нее стал Боруцкий. Теперь же ее будоражили и тревожили вовсе иные желания. Особенно вечерами. И ночами, когда она вертелась с боку на бок не в силах уснуть. А уж этой ночью ей и вовсе покоя не было. Агния и молоко пила, и считала, и читать пробовала — только все было бесполезно. Стоило ей вспомнить, как Вячеслав Генрихович стоял около нее у этой самой двери,
    близко-близко, как шептал, по ее же просьбе, конечно. Но так, что у Агнии и мороз, и жар струились по венам — ни о каком сне и речи уже не шло. Было и жарко и неуютно как-то, и так хотелось чего-то, просто до крику, только знать бы чего именно? И казалось, что каждая нервная клеточка в теле напряжена и раздражена так, что кожа будто зудела при одной мысли о том, как губы Боруцкого скользили по ее ладони, а сам Вячеслав Генрихович почти касался своим лицом ее лица.
    Вчера, когда это все происходило, Агния не ощущала ни рук, ни ног, она даже не человеком себя чувствовала. Нет, каким-то напряженным и возбужденным комком оголенных нервов,
    задыхающимся и сосредоточенным на одном единственным человеке во вселенной.
    Ух, да у нее и сейчас щеки запылали, и дыхание сбилось от этих мыслей, а ведь Агния в церковь собралась. Наверняка, не лучший вариант отправляться туда в подобном состоянии.
    Уперев ладони в прохладную поверхность зеркала, Агния глубоко вдохнула. Подумала и прижалась к зеркалу еще и горящей щекой.
    Надо успокоиться. У нее не так и много времени, а успеть предстоит немало. Сделав еще десять глубоких вдохов, так, что даже голова закружилась, Агния аккуратно спрятала деньги в карман и вышла в коридор.
    Ну и работу ему Боров подогнал, зашибись, просто. Вот делать Федоту нечего было, только за соплячками всякими следить.
    Зло сплюнув и бросив окурок в снег, он закрыл окно машины. Хорошо было бы, если бы девчонка больше никуда не ходила. Ему-то и осталось перекантоваться часа два, а потом спокойно можно валить, предъявлять претензии Борову. Правда, не то, чтоб девчонка и так сильно напрягала его своими перемещениями. Лысый не врал, соплячка мало куда ходила. Утром — в консерваторию. Федот, поджидавший ее у дома, проследовал за маршруткой весь путь, а потом проторчал под окнами до обеда, выслеживая эту Бусину. Дождался, таким же макаром «довел» ее назад. В консерватории, ясень пень, не светился, уж больно морда у него приметная, еще она увидит, или кто другой обратит внимание. Объясняться с другом, почему малолетка засекла наблюдение — не хотелось. Хотя, кто ее знает, может именно там, на парах, она и девала куда-то деньги — может должна кому-то или влипла-таки во что-то по их специальности. Только если так,
    пусть Боров сам лезет и выясняет, че Федоту-то среди этих студентов тереться? Не хватало еще.
    Там Лысый больше к месту будет, пусть он за ней на парах и следит.
    Вот. Может девчонка сделает ему подарок и больше никуда кроме ресторана не пойдет?
    Конечно, погода подфартила, снег валил с самой ночи и ни у кого не вызывал удивления автомобиль, движущийся со скоростью улитки. Но все же, фарт вечным не бывает. Да и западло было куда-то еще ехать. И так надоело — слякоть, квашня под колесами и ногами, когда он покупал кофе и сигареты в ларьке около этой консерватории. Холод собачий…
    Не, он, конечно, мог признать, что перегнул тогда палку с подставой, играя на выдержке друга,
    но за что ж его в такие-то условия?
    — «Нет войны — я все приму
    Ссылку. Каторгу. Тюрьму.
    Но желательно — в июле,
    И желательно — в Крыму»
    Бормоча себе под нос, Федот достал новую сигарету из пачки.
    В этот момент, разбивая все его надежды на скорое окончание «вахты», девчонка выскочила из подъезда и, не обращая внимания на продолжающийся снег, поскакала за угол дома. И куда ее черти несут? Чего дома не сидится по такой погоде?
    Федот раздраженно завел двигатель и тронулся с места. Хорошо, куртка у девки приметная,
    такую и по метели не упустишь из виду. Матеря в уме неугомонную девчонку, Федот медленно тянулся по проезжей части, не понимая, куда можно с такой охотой нестись по такому снегопаду,
    пока не увидел впереди купола церкви. Неужели снова будет свечки за покойников ставить? Ну,
    точно все, как Лысый и говорил.
    Заехав во двор и дождавшись, пока девчонка скроется в какой-то невзрачной двери сбоку,
    Федот решил размяться. Это не консерватория, в церкви с любой мордой можно шляться, а его прям заело, что эта девчонка такая вся правильная из себя. Вот он сходит и посмотрит, что она там делает. Потихоньку постоит в уголке.
    Конечно, он не рассчитывал что-то там обнаружить, но и тупо сидеть в машине уже терпения не хватало. А торчать на улице под снегом — просто не хотелось, вот Федот и пошел внутрь,
    рассчитывая хоть на какую-то смену обстановки. Дверь, в которую прошмыгнула соплячка, вела в какой-то коридорчик, темный и малопонятный, с чавкающей тряпкой у входа. Видно, какой-то боковой вход, на главный никак не тянет. Бегло осмотревшись, Федот пошел вперед, где виднелся тусклый прямоугольник света и откуда доносился неясный разговор.
    Агния смотрела на стоящего перед ней священника с некоторой опаской и чувством разочарования. Она еще не совсем поняла, что именно тот хотел ей сказать, но деньги он, точно,
    брать не собирался. Больше того, пытался вернуть ей те, что Агния принесла в прошлом месяце. А
    ее это ну никак не устраивало. Совершенно.
    Именно потому она и убежала тогда так быстро. Боялась отказа.
    — Вы что? Вы не молились, да? — Она глянула на молодого священника с отчаянием.
    Его пригласила та самая женщина, которой Агния в прошлый раз отдавала деньги, стоило девушке сказать, для чего она пришла.
    Мысль о том, что все ее надежды не оправдались — оказалась такой горькой, что захотелось
    расплакаться. И возмутиться тем, что ей отказали. Ведь все имеют право на милость Божию,
    почему же они не захотели молиться за Вячеслава Генриховича?
    Неужели они поняли, о ком она просила? Но как? Да, тогда, когда Агния прибежала сюда месяц назад, она действительно боялась, что все вокруг понимают, кто ее опекун и за кого она просит молиться. Вот смотрят — и знают, кто такой Боруцкий. Точно как в пословице про вора и шапку, которая горит. Но потом, подумав и успокоившись, Агния убедила себя, что это глупости.
    Мало ли Вячеславов в их городе? Ну откуда кто-то мог понять, чьи грехи она просит отмолить?
    Но вот ведь, ей отказывают…
    Священник тепло улыбнулся, видно заметив ее разочарование.
    — Как тебя зовут, дитя? — Спокойным и приветливым голосом поинтересовался он.
    Вот, опять «дитя». А ей в последнее время так хотелось быть взрослой. Хотя, может священник так всех называет, ему же положено, он же пастырь Божий.
    — Агния. — Она грустно вздохнула. — Ну почему вы не захотели молиться? Ведь мне же сказали, что можно…
    — Не торопись. Торопливость не к добру, Агния. — Священник коснулся ее плеча, словно старался успокоить. — Тебе сказали правду, и просьбу твою никто не отклонял. О рабе Божьем, за которого ты просила — молились, и читали Псалтырь.
    Ей стало легче. Агния даже смогла робко улыбнуться.
    — Спасибо. Но зачем тогда деньги…
    — Ты не послушала Елену Петровну, она говорит, что ты куда-то торопилась. Те деньги, что ты оставила — это слишком много. Наверняка, ты не пересчитала. Да и такая сумма — с позволения ли ты их взяла? И не будет ли тебе чего-то недоброго. Это очень большие деньги.
    Одобрили ли родные твой поступок? Думаю, ты не подумала, принеся полторы тысячи. Елена
    Петровна сразу же пришла ко мне, и мы отложили эти деньги…
    — Нет, нет, подождите! — Агния замотала головой. — Это мои деньги. Правда. Я их заработала. И хотела отдать именно столько. И сегодня еще принесла…
    Чет он не особо понял, о чем они там болтают. То, что говорила девка, Федот услышал еще в коридоре. И мужик какой-то. И речь шла о деньгах. Полторы штуки. Ни фига. Вот это ее развели.
    Как он понимал, для Бусины это были приличные бабки. Не мудрено, что Боров землю рыть начал.
    Его зазнобу кто-то нехило кинул. Как же это ее на столько раскололи? На свечи, что ли? И не отпустят же, если почуяли, что можно дальше доить.
    Федот осторожно подошел к дверному проему и заглянул в небольшой холл. Девчонка стояла перед священником и отчаянно мотала головой.
    — Нет, не надо мне возвращать, ну, правда! Ну, пусть это будет пожертвования, если вы так не хотите взять. Просто, пожалуйста, молитесь за него и дальше. Это действительно мои деньги. И
    никто не будет против. Честно.
    — Где ты взяла столько?
    Священник смотрел на девчонку так, словно бы думал, что она умыкнула деньги у кого-то. Вот умора-то, да эта бы точно на такое не сподобилась. Да ее бы кто хошь засек еще «до того», у нее ж по глазам все видно. Только вот, если ее на бабки разводят, то с какой стати девчонка их еще и уламывает?
    — Говорю же, заработала! Правда! — Вон, девчонка уже чуть не плачет.
    Эх, нет тут Борова, он бы уже устроил этим попам локальный конец света, просто за то, что
    «Бусинку его» расстроили. И устроит, кстати, сто пудов устроит, особенно, если он, Федот, так и не
    просечет, что тут к чему.
    — Хорошо, ты хочешь пожертвовать эти деньги? — Все еще недоверчиво уточнил священник.
    Девчонка принялась кивать.
    — И просишь молиться за раба Божьего Вячеслава?
    Федот решил, что не так чего-то услышал. Ни хера себе? За кого?! За Борова? Может он недостаточно четко объяснил ей тогда, с кем она связалась?
    — А он крещенный?
    Агния кивнула. С паузой.
    Ха, а священник просек, что она соврала? Прав Боров, девчонка вообще врать не умеет. Не знает ведь, а врет. Хотя, Федот о таких тонкостях тоже был не в курсе. Да и Боров, небось, о себе таких нюансов не знал.
    — Агния. — Священник внимательно глянул на девчонку. — Почему ты так … беспокоишься об этом человеке? Так просишь? Он болен? Немощен?
    Надо будет вот это, последнее, запомнить. Борову понравится. Точно.
    Девчонка совсем голову опустила. Опять юлить будет. Ну-ну.
    Федоту даже интересно стало. И не стыдно ей врать священнику? Это ж по ее понятиям, какой грех, наверняка.
    — Нет, он здоров. Просто… — Девчонка замялась, сцепила руки перед собой. — Просто, я думаю, что он мог ошибаться. Раньше. Все же люди. Все ошибаются. Вот и прошу вас помолиться за него…
    — И ты готова ради этого отдать столько? — Священник, казалось, испытывает девчонку.
    — Но ведь так и надо. — Агния зыркнула на попа снизу вверх. — Разве нет? Я и все готова была бы отдать, лишь бы с этим человеком все хорошо было.
    Священник кивнул, вздохнул.
    — Хорошо, давай мы так решим, Агния. Мы будем молиться по твоей просьбе, каждый день вспоминать. Но ты сама, все же еще подумай. И если решишь, что хочешь поговорить — двери храма всегда открыты, и я готов выслушать.
    Федот отошел. Он хотел бы многое прояснить, но не прям здесь. И, вообще… Чего-то он не догонял. Точно как этот поп, похоже. Может ли быть…
    Торопливые шаги, приближающиеся к коридору, заставили его быстро слинять.
    Он проехал за ней квартала два, наблюдая, как девка бредет по продолжающейся метели. А
    потом черт его дернул, видать, Федот газанул, обогнал девчонку и затормозил. Открыл пассажирскую дверь и посигналил.
    Боров, конечно, сказал не светиться. Но…
    Девка сделала вид, что не видит. А че, не тупая, все-таки, тем более что машины-то его,
    наверное, и не знает.
    — Бусина, сюда греби. — Наклонившись, позвал он.
    Она остановилась, оглянулась с видимым удивлением. И тут же с опаской глянула на церковь.
    Ну, шпиёнка, блин. Сама себя кому хочешь выдаст.
    — Давай, шустрей, делать мне больше нечего, как мерзнуть, пока ты додумаешься до чего-то.
    — Я…
    — Я в курсе твоего имени, кроха. Садись. Довезу. Велика мне охота плестись за тобой, пока ты вязнешь в этом снегу.
    — Вы за мной ехали? — Она испугалась.
    Хорошо, что уже успела сесть.

    — Ага, с утра. — Федот хмыкнул и хлопнул ее дверью. Опять газанул, выруливая с обочины.
    — Зачем? — Она вся прям в комочек сжалась. И забилась в угол. Не присмотришься, и не заметишь за ремнем-то.
    — Ты че, дура? Кто все деньги неясно куда ухнул? Думала, он об этом просто забудет? —
    Федот скосил глаза, наблюдая за ее реакцией.
    Девчонка уперла локти в колени и закрыла ладонями лицо.
    — Вы в церкви были? — Глухо уточнила она.
    Федот только хмыкнул.
    — Не говорите Вячеславу Генриховичу, пожалуйста. — Агния всем телом развернулась на сиденье. — Я вас очень прошу.
    — Это чегой-то? С какой стати мне друга не порадовать, что за его бессмертную душу вся церквушка молиться будет на деньги, на которые его… опекаемая есть должна, а? Или ты у нас того, как эти, тоже духом одним питаешься? Тот-то я смотрю, отощала в последнее время, и шатает…
    — Ну, не говорите, я вас очень прошу. Я в этот раз больше оставила, мне хватит на еду.
    — А на кой хер, ты вообще туда бабки носишь, дура? — Федот завернул в ее двор и демонстративно прикурил сигарету. Выпустил дым в ее сторону.
    Девчонка отвернулась. Расправила плечи.
    — Извините, но это вас не касается.
    Эта ее вежливость у него «в печенках» сидела. Как и сама девчонка.
    — Давай, тогда, шуруй отсюда. Жди Лысого, он тебя в ресторан… сопроводит. — Федот ухмыльнулся с издевкой.
    — Вы не скажите? — Девчонка опять уставилась на него.
    — Иди, говорю, у меня еще своих дел куча, чтоб с тобой тут лясы точить. — Он красноречиво махнул рукой в сторону двери.
    Девчонка помялась еще с полминуты, но все-таки вышла. Трижды оглянулась, пока зашла в подъезд. А Федот прикурил вторую сигарету от той, что уже догорала.
    Не, он не поскачет сейчас же Борову обо всем докладывать. Тут еще разобраться надо, и понять, с какой радости девчонка такое творит. А может она не так и проста, может у нее свои какие планы?
    А Борову мало ли чего в голову стукнет от таких новостей? Совсем крыша поедет. Нет, он пока с откровениями повременит. И к девке этой внимательней присмотрится.
    Разговор шел серьезный, а Боров отвлекался каждые три минуты. Федот, сидящий сбоку на стуле у стены, вопросительно поднял бровь, прекрасно видя все это. Но Боров только махнул головой и вернулся к разговору. Блин, как же неудачно все совпало.
    Он снова глянул на часы. Хоть раз пригодились. Честно говоря, по большей части те его бесили, мешая. Но новый имидж бизнесмена обязывал.
    Впрочем, и сегодня этот агрегат, дорогой, кстати, Борова не радовал. Эта долбанная стрелка ползла вперед, а ничего не указывало на то, что люди, собравшиеся здесь, смогут договориться в ближайшее время. Бизнесмены хреновы.
    Нет, раньше все-таки, было куда проще, когда все решалось по понятиям. Их, а не дельцов.
    Теперь же всем управляли деловые интересы, а пистолеты и налеты стали не в моде. Это добавило тягомотины и нюансов, а вот на скорости достижения соглашений — сказалось не ахти как. И если обычно он терпел, понимая неотвратимость новых реалий, то сегодня происходящее его просто
    выбешивало.
    За овальным столом в конференцзале сидело пять человек, перед каждым стоял бокал с хорошим коньяком и пепельница. Один Соболев отличился — намекнул организаторам встречи,
    что будет пить только виски. Те не спорили, в Константине, который все уверенней становился монополистом области по металлургии и коксохимической промышленности, здесь были весьма и весьма заинтересованы. Тем более что в последнее время Соболь решил расширять свои дела,
    охватывая едва ли не все направления областной экономики. Местный олигарх прорисовывался.
    Впрочем, Борова это задевало мало. У них с Соболевым были кое-какие совместные схемы,
    так, по мелочи, в том, что касалось автосалонов города, да по алкоголю. В остальном они пересекались редко, отдавая дань должного уважения друг другу.
    У больших окон, на которые все приглашенные, кстати, поглядывали с настороженностью, не имея причин доверять собеседникам до конца, замерли услужливые официанты, готовые и алкоголя подлить, и сообразить чай-кофе, если кто пожелает. У боковых стен, в глубоких и удобных по виду креслах, сидели «помощники» типа Федота. Принцип равновесия тут соблюдали.
    Боров в который раз глянул на время.
    Твою ж мать. Чтоб успеть, ему надо просто сейчас встать и свалить отсюда, ясное дело, ничего никому не объясняя. А именно это и нельзя было делать, слишком важные планировалось решать вопросы. Да уж, засада. А эти все лясы точат, нет бы к делам переходили.
    Следующие двадцать минут он медленно но верно закипал, бесясь от всех этих допущений,
    церемоний и «расшаркиваний ножкой» одного перед другим. И все четче понимал, что никакого толку от всей этой болтовни не будет. Не сегодня. Видно настроение у людей не то. Уже праздники на носу, и большая часть присутствующих расслабилась. Не хотят мозгами шевелить. Не надо было соглашаться на встречу. И это понимание подливало масла в огонь его раздражения.
    Но и в таком настроении Вячеслав то и дело поглядывал в сторону Соболя, который с таким же сдержанным интересом наблюдал за ним. Не совсем понятно было, что Константину надо, но что-то таки он хотел, это Боров ясно видел.
    Наконец, во время очередной паузы, когда собравшиеся пожелали размяться, Соболев, до этого все время сидевший на своем месте, поднялся и кивком головы предложил Боруцкому отойти.
    А и хрен с ним, ему уже все равно стало, уровень раздражения достиг критического. Так что
    Боров поднялся и вместе с Соболевым вышел из комнаты, пока остальные переместились к окнам и кофе.
    Следом выдвинулся Федот и кто-то из охраны Константина.
    — Есть разговор, но не для этого места. — Соболь остановился в небольшом холле перед конференцзалом. Достал пачку сигарет, предложил Борову.
    Тот взял сигарету.
    — Срочный разговор? — Поинтересовался он, прикуривая и глядя уже на цифры электронных часов, висящих на одной из стен.
    Везде висели какие-то гирлянды, а в центре холла стояла искусственная елка, украшенная белыми и синими шарами. До Нового года оставалось два дня.
    — Не советовал бы откладывать. Предложение у меня к тебе есть. Интересное для обоих.
    — А конкретней? — Боров стряхнул пепел в ближайшую урну.
    Соболев оглянулся на остальных участников сегодняшней встречи, сейчас свободно перемещающихся по залу и холлу.
    — У меня появилась возможность льготной закупки нефти и ее производных. Завод, опять-
    таки, есть на примете, который можно модифицировать на переработку. А у тебя сеть заправок города, да и не только, под контролем… — Константин многозначительно глянул на Борова. —
    Почему бы нам не покинуть это собрание, все равно ничего толкового здесь не выйдет. Не сегодня,
    точно. И не поехать бы в какое-нибудь тихое место, где можно хорошо пообедать и поговорить?
    Елки-палки.
    — Что ж, поехали тогда ко мне, я в другие рестораны не хожу, брезгую, еще отравят, по
    «старой дружбе». — Хмыкнул Боруцкий.
    Соболев молча кивнул, видимо, не возражая. А Боров еще раз глянул на часы.
    — Минуту. Мне позвонить надо.
    Соболь без вопросов кивнул. И Вячеслав отошел в сторону, боковым зрением наблюдая, как
    Константин докуривает.
    Три минуты до начала концерта, куда его так просила приехать Бусинка. И дураку ясно, что
    Боров туда не успеет, особенно с этим разговором. Расстроится. Сто пудов расстроится. Она же вчера ему трижды напоминала. Даже сегодня сообщение прислала, повеселив Борова. Скромненько так — время и адрес, даже не подписалась. Это, видно, на тот случай если он приглашение ее где-то посеет.
    Он выбрал номер Бусинки в списке контактов. Дважды набирал, но Агния так и не подняла трубку. То ли не слышала, то ли не до того было, то ли просто не взяла с собой телефон. Это разозлило Вячеслава еще больше. Только толку от его раздражения никакого.
    Точно расстроится, блин, а это совсем не входило в его планы. Тем более что по ходу, и тут —
    полный облом. Разве что, и правда, Соболь что толковое предложит.
    Спрятав мобилу и проигнорировав хмурый взгляд Федота, он кивнул Константину, показывая,
    что свои дела закончил, и двинулся к выходу.
    Велев другу садиться за руль, Боруцкий принялся раздраженно постукивать пальцами по приборной панели.
    Федот глянул раз, второй. Даже рот уже открыл, чтобы сказать что-то. Только так и промолчал.
    И правильно сделал. Боров в последние две недели только и делал, что присматривался к Федоту,
    нутром чувствуя, что тот что-то мутит. Вот только расколоть не выходило. И задень Федот его сейчас — отгреб бы по полной. Тем более что наверняка просек, из-за кого Вячеслав хмурый такой.
    Тема Бусинки у них стала в последние дни какой-то напряженной и чуть ли не запретной. Даже возмущение и вечные упреки исчезли. Вместо этого пришел полный игнор темы и существования девчонки. Ну, почти.
    После того, как Боров отправил его следить за ней, Федот начал что-то темнить и вообще,
    подозрительно притих.
    То ли обиделся, то ли просто бесился, что Боров не внимает его доводам и предложениям.
    Зато Вячеслав начал подмечать какие-то непонятки, творящиеся между Федотом и Бусинкой. Пару раз он заставал этих двух в коридоре ресторана, и если в первый раз девчонка показалась ему расстроенной, то во второй — чуть ли не злой. Причем, что характерно, ни одна, ни другой, не желали объяснять Борову, какого хрена происходит. И как бы Вячеслав не пытался выспросить,
    узнать, убедить Бусинку, что Федот ничего ей не сделает и она может открыто ему рассказать,
    девчонка не кололась.
    Молчал как партизан и Федот. Если честно, последнему хотелось опять расквасить нос. Пока он с этим желанием справлялся. Не до того было. Но если друг достанет его сейчас — Боров может не сдержаться.

    Через полтора часа, когда Соболь, довольный достигнутым соглашением, ушел вместе со своими охранниками, Боров велел принести ему новую чашку кофе. Бросил на стол пачку сигарет,
    но так и не закурил. И устало прижал переносицу пальцами. Одно дело решил, как бы теперь с другим разобраться?
    Федот пошел в бильярдную и его с собой звал, но Вячеслав не собирался здесь теперь задерживаться. Ему еще как-то с Бусинкой своей надо все уладить. Взяв одну сигарету, Боров принялся мять ее в пальцах. А ведь в последние две недели все шло так гладко, четко. Кроме непонятных эпизодов с Федотом, конечно. Но это так, по мелочи, Боров не сомневался, что расколет друга и выяснит, что к чему. А кроме этого, все было даже лучше, чем он мог бы рассчитать.
    Плавно и ненавязчиво он увеличил количество времени, проводимого с Бусинкой до трех вечеров. И пусть его самого узлом скручивало, Вячеслав пока ограничивался разговорами и простым общением. Зато его девочку, похоже, то ли не задевало это все, то ли ни хрена не сдерживало, а может она по детству и простоте своей, даже не думала о подобном, только Бусинка по поводу контакта не заморачивалась. И касалась его по поводу и без, видно не замечая, до какого состояния доводит этим «крестного».
    Ясно, конечно, что она сирота, и привыкнув к другому, просто истосковалась по близкому человеку, по любому контакту с теми, кому была бы небезразлична. Боров это понимал. Понимал и использовал. Не потому, что сволочь.
    А кто сказал, что он не может стать ей этим самым «близким»? Ближе некуда. И он придушит любого, кто попробует это отрицать. Потому, хоть и сам старался не начинать, ей совсем не мешал его касаться, и поддерживал даже. А она, похоже, все проще и легче воспринимала эти касания,
    почти перестав замечать или смущаться, воспринимая все как норму. Чего он и добивался. И
    лишний раз увидел этому подтверждение вчера.
    Он реально случайно оказался в ресторане, заскочил по просьбе Семена и нежданно застал свою Бусинку, уже почти на пороге. Дел у него больше не было, и Боров предложил не напрягать
    Лысого, подвезти ее домой. Малышка не просто согласилась, а ради этого еще и задержалась, хоть и полноценно отработала перед этим. Но и не от этого Боров кайфовал всю следующую ночь.
    Она уснула по дороге уже минут через пять, видно совсем забегалась со своей консерваторией,
    репетициями перед концертом и работой. Он всю дорогу поглядывал на свою девочку. На то, как играли с ее лицом тени от дорожных фонарей, как она хмурится или чему-то улыбается во сне.
    Смотрел, не пытаясь понять, что это все вызывает у него внутри. Просто смотрел и все тут.
    А она спала. И продолжала спать даже тогда, когда он заглушил двигатель. Можно было ее позвать, в голос сообщить, что уже приехали. Вместо этого Боров наклонился и провел костяшками пальцев по ее щеке. Осторожно. Боясь придавить или причинить боль, прекрасная зная силу своих рук. Он касался ее кожи, балдея от этого ощущения, от тепла, какой-то мягкости, совершенно ему непонятной, и от этого — ломающей, дурманящей. Наверное, такой кайф испытывают нарики от дури до первой ломки.
    Провел по волосам, опять заплетенным в косу, снова вернулся к щеке, задев сережку в ушке по пути.
    И, похоже, именно это ее и разбудило. Бусинка вздохнула и медленно, с явной неохотой,
    открыла глаза. Сонные и потерянные, но все такие же счастливые и радостные, когда она посмотрела на него. И с тем же новым выражением, которое стало все чаще появляться в глазах
    Агнии в последние недели. Глубоким и неясным, немного напряженным и словно ожидающим от него чего-то.

    — Приехали. — Заметил Боров, делая вид, что нет ничего ненормального или неправильного в том, что он так и продолжает поглаживать ее щеку.
    И вся ее реакция лишь подтверждала, что это именно так.
    Двумя глотками выпив горячий кофе, он сгреб со стола мобилку, сигареты и спички, и поднялся. Сидеть некогда, надо разгребать.
    — Давай, уже все переоделись. Тебя ждут. Ты идешь? Агния, ау! Ты что, в этом платье собираешься по улице до бара тащиться? — Аня, ее однокурсница, стояла прямо перед Агнией и настойчиво пыталась привлечь к себе внимание.
    Но Агния слабо реагировала на нетерпение девушки.
    — Я не хочу. Идите сами. — Она вымучила из себя улыбку. — Что-то устала сильно, и голова просто раскалывается. Мне сейчас не до празднования наступающего.
    — Да ладно, пойдем. Бокал шампанского или вина — и сразу голова отпустит, и веселей станет. Давай. — Аня подошла ближе и даже шутливо попыталась стащить Агнию со стула. Видно,
    во чтоб то ни стало, решила вытянуть сироту погулять в компании.
    Но она не поддалась.
    — Не надо, Ань, правда. У меня нет настроения. — Отвернувшись от девушки, она принялась вытягивать шпильки из высокой прически.
    — Ну, как знаешь, конечно. — Аня сдалась, похоже. — Но если передумаешь, мы в
    «Антике». — Однокурсница остановилась на пороге.
    Агния видела неуверенность на ее лице в отражении зеркала.
    — Да, хорошо. Празднуйте. — Выдавить еще одну улыбку из себя не вышло.
    Аня ушла, а Агния осталась одна в комнате, которую сегодня использовали как «гримерку».
    Даже и не комнате, в общем-то, так, в подсобке, небольшом закутке за сценой. Еще пару часов назад здесь стоял гам, творилась суета и неразбериха. Все, кто участвовал в концерте, старались выглядеть еще лучше, еще больше стать похожими на уже серьезных, «взрослых» артистов и исполнителей. Однокурсники перекрикивались, толкались и толпились. Подбадривали друг друга.
    Кто-то тут же распевался, кто-то разминал руки или лихорадочно пытался вспомнить слова,
    забывшиеся из-за волнений.
    И Агния готовилась. Только не нервничала. Ежедневная практика перед совершенно разной публикой приучила ее спокойно относиться к выступлениям, а может, притупило остроту того самого «первого» раза. Бегая к сцене, она высматривала только одного человека среди гостей,
    заполнявших зал. Чьи-то родители, друзья, бабушки и дедушки, знакомые. К каждому, кто сегодня выступал, кто-то пришел.
    Кроме нее. Вячеслав Генрихович так и не появился. Она ждала, все время ждала. Даже тогда,
    когда уже сама выступила, и просто смотрела, как выступали другие. Даже когда Зоя Михайловна завершала концерт словами похвалы и поздравлениями с наступающим Новым годом.
    Только без толку. И дело было не в суматохе и количестве гостей. Агния знала, что все равно бы заметила, увидела бы Боруцкого. Разве еще в самый первый вечер знакомства с ним, она не ощутила, что он всегда выделяется из толпы? Знала она и то, что просто почувствовала бы его присутствие, его взгляд. Не смогла бы описать, как именно, но почувствовала бы. Только его не было.
    И радостное предвкушение, с которым она больше месяца ждала этого концерта, сменилось опустошенностью. Настолько острым чувством одиночества, что стало по-настоящему больно внутри. Особенно от того, что все вокруг были окружены родными и любимыми людьми.

    Сейчас все разошлись: кто-то домой, кто-то в бар, расположенный напротив консерватории,
    как Аня и многие другие однокурсники, праздновать приближение Нового года. Агния и раньше не планировала туда идти, теперь же — вовсе никакого желания не имелось.
    Если честно, у нее была тайная надежда, что после концерта она сможет еще какое-то время провести с Вячеславом Генриховичем. Может он отвезет ее домой, как прошлым вечером, и она уговорит его остаться на чай. Или они могли бы просто погулять немного, она бы ему консерваторию показала, аудитории, двор с внутренней стороны…
    Но сейчас, судя по всему, у нее имелся лишь один вариант — переодеться и пойти домой, где можно будет почитать книгу или заняться просмотром телевизора. А что, тоже выбор,
    разнообразие.
    Отвернувшись от зеркала, висящего на стене, Агния спрятала шпильки в маленькую косметичку. Провела пальцами по уставшей коже головы, растирая ее, разбирая пряди. Все было лень делать, даже расчесываться или заплетать косу. Она ничего не хотела. Просто вот так сидеть.
    Еще бы не думать ни о чем, вообще стало бы хорошо.
    Хотя, какой-там. Не было ей хорошо. Скорее очень-очень грустно. И горько. И обидно. Сильно обидно. Агния столько всего ждала от этого дня, от этого концерта, а получилось все совсем по- другому.
    Нет, эта не была злая или гневная обида. Какое право она имела сердиться на Вячеслава
    Генриховича? Он взрослый человек, не связанный с ней ничем, кроме собственного участия. У
    него много дел, а может и семья, о которой Агния так и не решилась спросить, почему-то не желая знать, что Вячеслав Генрихович может заботиться еще о ком-то. Еще кому-то уделять время так,
    как уделяет ей. Еще с кем-то пить чай или говорить, или просто молча сидеть, слушая чьи-то рассказы и разговоры. Вот от этой мысли ей становилось действительно больно. И… как-то
    «жадно», если можно было сюда это слово применить.
    Агния не хотела его ни с кем делить. Понимала, насколько абсурдно это желание. Осознавала его эгоистичность и неправильность. Все понимала. Но изменить это не могла. А ведь даже молилась о смирении и здравомыслии.
    Да видно молитва не помогла. И ей все так же хотелось, чтобы Вячеслав Генрихович, все его внимание и время принадлежало ей одной. Может, потому и не было его? Может это и есть ответ на молитву? Напоминание о том, что на самом деле Агния не имеет никакого права на время
    Боруцкого?
    Испытывая боль и дискомфорт от своих мыслей и умозаключений, она медленно побрела в сторону сцены. Хоть и понимала Агния глупость такого страха, факты от этого не менялись.
    Это не он ей — никто. А она Боруцкому. Всего лишь девчонка, которая однажды достала настолько, что он позволил ей работать у себя в ресторане. И все. Не больше, если смотреть реально.
    Осмотрев пустой зал, она подошла к краю сцены и села, не думая ни о чистоте платья, ни о том, что надо бы идти домой. Правда, туда она всегда успеет, тем более что не ждет никто.
    Объятия, поцелуи, смех и улыбки, поздравления — этим был наполнен зал всего лишь двадцать минут назад. И ей хотелось этого всего, чтобы кто-то знакомый и близкий был рядом,
    чтобы она ощущала тепло и поддержку. И поцелуев хотелось, и объятий. И, если совсем честно, то не «кого-то», а конкретного человека. Вряд ли присутствие Вовы порадовало или воодушевило бы
    Агнию, или той же Алины Дмитриевны. Появление соседки поддержало бы, конечно, но не подарило бы то ощущение парения и эйфории, которое приносил с собой лишь один знакомый ей человек.

    А сейчас… Сейчас здесь, в этом зале, было тихо и пусто. И Агния сидела одна. Очень наглядная иллюстрация ее жизни, разве не так?
    Еще сегодня ночью, проснувшись часа в три и вспоминая вечер накануне, как он касался и гладил ее, ощущая горящие в темноте щеки и стягивающий, томящий и напряженный узел в животе, Агния думала, что это не так. И она не одна.
    Более того, никогда бы не призналась никому, наверное, но она пришла к мысли, что, похоже,
    влюбилась в Вячеслава Генриховича. Нет, она не призналась бы и ему, и не попыталась бы навязываться, но…
    Может от того и было настолько горько сейчас? Ночью мечталось хорошо, и можно было позволить себе допустить крохотную вероятность, что и ему она нужна, небезразлична, пусть не так, как Агния нуждалась в Боруцком, но хоть чуть-чуть.
    А сейчас все становилось на свои места. И было понятно, что не имеет она права обижаться или на что-то претендовать. Не имеет.
    Только все равно было горько. Так, как в детстве, когда обижало что-то. И точно по-детски хотелось отвернуться от всего мира, скрестив руки на груди, сжать губы и заплакать слезами, от которых пекло в глазах и давило в горле.
    Стараясь подавить это, прогнать, она подтянула ноги под себя, обхватила колени руками и опустила голову, словно спряталась от всего мира под своими волосами. Она постаралась вздохнуть и успокоиться, и взглянуть на всю ситуацию иначе, по-взрослому. С пониманием.
    Но не получалось.
    Агния так сосредоточилась на этом, что перестала обращать внимание на окружающее. И
    только ощутив вибрацию покрытия сцены, на котором сидела, вскинулась, решив, что пришла уборщица. Агния не желала выглядеть перед ней той, кем на самом деле была. Жалеющей себя сиротой, которой не к кому было идти, и к которой никто не пришел.
    Только вместо пожилой Николаевны увидела возле себя хмурого Вячеслава Генриховича. Он,
    не вынимая рук из карманов пальто, подошел почти впритык к ней и опустился рядом, присев на корточки. Внимательно глянул на Агнию.
    Агния напряженно замерла, растерявшись.
    — Что, Бусинка. Проштрафился я? — Хмуро хмыкнул Боруцкий, отвернувшись и начав осматривать пустое помещение.

    1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   46


    написать администратору сайта