курсовая работа — копия. Диалог столицы и провинции) Р. М. Лазарчук. Спб., 2000. 50 с. (1 экз на кафедре)
 Скачать 1.31 Mb.
|
|
Последние десятилетия XX в. отмечены взрывом интереса к провинции как социально-психологическому и культурному феномену. Наступило время серьезного, объективного изучения "происходивших в ней сложных экономических, политических и духовных процессов" (О-Г-Ласунский). Следствием этого стали не только "реабилитация старой русской провинции", но и отказ от привычных схем, определяющих ее отношения с центром: не активное противостояние или механическое следование столичным образцам, усваиваемым со значительным опозданием (как это обычно представлялось), а диалог заинтересованных сторон. Современная наука сознательно возвращается к идеям и методам 1920-х г г ., к пониманию культуры как "непрерывного обмена, двух постоянных встречных потоков, сплошного массового движения между центром и периферией, столицей и провинцией". Период с конца 1760-х гг. и до 1789 г. историки (Козляков В., Севастьянова А.А.) называют "золотым веком" русской провинции. Однако ее реальный вклад в литературу ХУШ в. гее еще остается неустановленным, а механизм связи областной и столичных литератур - невыявленным.( Лазарчук Р.М. Литературная культура последней трети XVIII века (Диалог столицы и провинции) / Р.М.Лазарчук. – СПб., 2000. – 50 с. (1 экз. на кафедре). Праздник с древнейших времен является неотъемлемым элементом культуры. Он всегда был значимым событием для общества и каждого индивида как уникальная форма эмоционально-символического выражения (утверждения) их ценностно-мировоззренческих установок. Феномен праздника неоднократно привлекал внимание историков культуры, этнографов, культурантропологов и философов культуры. Праздник как многомерный феномен культуры в своем становлении и развитии тесно переплетен с такими культурными формами как ритуал и миф Праздник существует в культуре системно-событийным образом (В.Н. Сагатовский), как целостность, т.е. как такое единство элементов системы, гармоничное функционирование которой определяют не только заданные внешние условия и ее организация, но и отношение человека к их содержанию [118]. Это отношение не поддается формализации, его эмоционально-эстетическое выражение всегда индивидуально окрашено, однако именно оно обуславливает целостность праздника как смыслового континуума. Праздник - это феномен культуры, континуальная целостность которого задается актом эстетической рефлексии, объектами которой выступают, с одной стороны, сам человек как носитель культуры в поиске гармонического единства своих природной, социальной и индивидуальной сущностей, с другой стороны, культура как способ человеческой жизнедеятельности, требующая фиксации ее смыслообразующего вектора, и где субъект рефлексии стремится к творческой объективации в символико-коммуникативных формах эмоционально-эстетического переживания такого историко-культурного, мифологического или экзистенциального опыта, в котором человек проявил свою деятельностную ориентацию к гармонизации мирочеловеческих отношений в опоре на идеал красоты, осознавая его мерой целостности культуры, и, тем самым, решил экзистенциально или общественно значимую проблему. праздник в своих сущностных и функциональных основаниях есть ритуализированный способ оправдания оптимизма культурного осуществления, поскольку никакой другой артефакт не выражает в культуре человеческую гордость и радость за способность гармонизировать свои отношения с миром. (Гужова И.В. Праздник как феномен культуры в контексте целостного подхода… /И.В.Гужова. - Томск, 2006. – 164 с. (1 экз. на кафедре) или Карпова Г. Праздник вконтексте социальных изменений / Г.Карпова. - Саратов: Науч. кн., 2008.—148 с. (2экз.).) Если мы обличаем кого-то от любви, с болью, то независимо от того, понимает он нашу любовь или нет, в его сердце происходит изменение, потому что нами двигает чистая любовь. А обличение без любви, с пристрастием делает обличаемого зверем, потому что наша злоба, ударяя в его эгоизм, высекает искры, как сталь в зажигалке высекает искры из кремня. (http://www.orthodoxy.com.ua/wisdom-words.html) Милет (Μίλητος), в греческом мифотворчестве критянин, сын Аполлона и Акаллы, дочери критского царя Миноса. Юная Акалла заберемела от Аполлона. В страхе перед своим отцом Акалла спрятала младенца в лесу, где его вскормила волчица и воспитали пастухи. Отличавшегося красотой Милета любили Сарпедон, Минос и Радаманф, однако Милет оказал предпочтение Сарпедону, за что Минос изгнал их обоих с Крита. Милет направился в Карий, где дал свое имя городу. Карийская царевна Эйдофея родила Милету сына Кавна и дочь Библиду. Милетские рассказы (Μιλησιακά) – небольшие народные рассказы веселого, преимущественно эротического содержания, возникшие в Милете. Аристид Милетский, живший в I –II веке до нашей эры, придал собранию таких рассказов литературную обработку. Произведение Аристида, от которого до нас дошли лишь небольшие отрывки, пользовалось в свое время большой популярностью; в особенности оно нравилось римлянам, которые с тех пор все подобные произведения стали называть милетскими повестями (Fabulae Milesiae). (http://godsbay.ru/hellas/milet.html) МИЛЕТ - древнегреческий по лис в области Ио ния, на юго-западном по бе ре жье Ма лой Азии. В XIX веке на руи нах Милета рас по ла га лась турецкая де ре вуш ка Па ла тия. (https://w.histrf.ru/articles/article/show/miliet) выявляется несколько слоев традиционных развлечений, связанных с мотивом женитьбы. Один из них восходит к разного рода инициационно-посвятительным и испытательным церемониям и обрядам в мужских сообществах типа "жоро бозо" (киргиз.), "гаштаков" и "зиёфатов" (узбек, и таджик.), связан с обрядностью начала нового календарного года типа обходов "вучаров" (южно-слав.) и "колядовщиков" (восточно-слав.) и получил яркое воплощение в сценках и забавах ряжения, развившихся затем в подвижные игры типа "жмурки" и игры с выбором пары типа "олень", "ящер", "дрема". (Морозов И. А. Женитьба добра молодца: Происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы»/ «женитьбы». – М., 1998.)  (Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в Отв. ред. д.и.н. В.А. Александров, д.и.н. В.К. Соколова. — Москва: Наука, 1986. — 280 с.)В России каждый народный праздник сопровождается обрядами и усвоенными им песнями или пением. Самое происхождение того или другого празднества, содержание и цель их решительно отделяет от церковных св. празднеств и независимо в отношении к св. обрядам Церкви, потому что большая часть народных праздников возникла во времена еще самого глубокого язычества, когда с богослужебными обрядами соединены были различные правительственные постановления, торговые операции и пр. Так что почти всегда, где был торг, там были суд и расправа и торжественный праздник. Понятно, что торжественность дня усиливалась еще в большей степени от такого влияния массы народа с целями такого высокого нравственного и религиозного направления. ( Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. – Симферополь, 1992 (репринтное издание 1880г.).) Образ духовного начала, рождающего каждого индивида, относится также к каббалистической (эманационной) концепции о душах, рассеивающихся из центра наружу, во внешний мир в виде искр (KERL — 32). Частицы света, в свете дуалистического учения символизирующие переход из нижнего, материального уровня существования в высшие сферы Многие дуалистические мировоззренческие системы (орфические мистерии, пифагореизм, учение ессеев (эссенов) и других групп гностического толка) постулируют, наличие в человеке тончайших частиц духа (тонкого эфира), которые достигающие царства света по освобождении души от тела и «рабства плоти». Хассидский мистик рабби Самуэль (раввин Шмельке из Микулова, ум. 1778) формулировал дуалистическое учение так: «Все души суть искры Божьи. Когда одна какая-либо искра увязла в трясине и тине, разве мы не страдаем о ней? Разве мы не поможем ей освободиться, чтобы воссияла она в полном блеске? Ведь это же, как и все мы, частичка самого Бога…». < Г. Лангер, 1983 г. Основные значения:
(http://www.symbolarium.ru/index.php/Искры) Посланник, вестник богов, носитель божественной воли и исполнитель её на земле. Человекоподобные крылатые создания, которые отождествлялись с божественной волей. Посредник между материальным и духовным уровнями. Возможно происходит от древнеегипетских и древнесемитских крылатых божеств. Их символика тщательно разработана в исламском, иудейском и особенно христианском традиции. воителей и, в более современных представлениях, охранников или защитников — как в 1914 г. видение Ангела Монса, отражающее стремление людей к личной безопасности. Символ невидимых сил, возносящихся и нисходящих в пространстве между Источником жизни и миром явлений [1]. Изображается как крылатое существо, соединяющее в себе формы антропоморфные и животные. Таковы мощные крылатые быки и гении Ассирии, тетраморфы пророка Иезекииля. Известны ангелы вавилонско-шумерские, ангелы талмудические и зороастрийские, ангелы в Книге Ездры и Книге Еноха, ангелы Ветхого и Нового Заветов, коранические ангелы. Известны ангелы-андрогины. и ангелы-женщины. ■ ■ ■ Ангелы и архангелы. посланник, «приносящий вести». «вестник» небесные силы Силы невидимого (бесплотного) мира; озарение и просветление (http://www.symbolarium.ru/index.php/Ангелы) Многие празднества на Руси сопровождались песнопением и желанием здоровья, благополучия ит.д.. : Хор пастухов Спи, прекрасная Милета, Спи, невинность с красотой. Ах! недолго почивает! Слишком рано нарушает Бог крылатый их покой. Почивай, почивай! Спи, прекрасная Милета! Доброту твою любя, Пусть хранитель дух тебя В час покоя осеняет. Почивай, почивай! Милет. Спасибо вам, братцы, спасибо за доброжелание! Также во время некоторых праздников на Руси было принято ряжение: Посмотри, как вдруг прекрасно Нарядилась вся страна. – Смотрины (представление посватанной девицы родственникам юноши);(когда обращается к батюшке, тоже своего рода) Без сватовства не обходилась ни одна свадьба. Это был важнейший этап, на котором семейство жениха принимало решение о том стоит ли уговорить отдать замуж за своего сына приглянувшуюся девушку. Причём, очень часто на этом этапе, мнением самих потенциальных молодоженов даже не интересовались, а увидеть друг друга жених с невестой могли разве что только на смотринах. Для свадеб на Руси старались отводить определённые периоды в календарном году. Нельзя было жениться во время больших постов. Кроме того, редко играли свадьбы в период наиболее интенсивных сельскохозяйственных работ Такие праздники восточные славяне всегда праздновали на открытом воздухе. В основном славяне собиралась в лесах, на лужайках. Особыми местами для проведения подобных праздников считались возвышенности – холм, небольшие горки, пригорки.
обряд Венкоплетения для создающейся семьи Культура свадеб предполагала также усыпать дорожку до алтаря цветами. После зимы шли весенние обряды, в них много веселья было для наших предков, гуляний, они тоже в основном были рассчитаны на молодежь, которая устала сидеть зимой дома. Жених должен был послать невесте «шкатулку жениха» Внутри были сладости, красивые ленты, которые вплетались в косу невесты, украшения. (когда он собирает еду)
Европа увлекается карнавалами со времен Древнего Рима Подробнее: http://www.tourtrans.ru/blog/10carnivals.html В средневековой Европе карнавал как театрализованное шествие с играми, инсценировками, забавами и фейерверками, маскированием участников праздника прочно вошел в праздничную культуру романских народов и наиболее точно и наиболее точно проявил свою сущность во время проводов зимы – весеннего народного праздника. Для сердец влюбленных страстно Целый год и век весна. Празднества карнавального типа и связанные с ними смеховые действа или обряды занимали в жизни средневекового человека огромное место. В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как бы временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов. Это был подлинный праздник времени, праздник становления, смен и обновлений. Он был враждебен всякому увековечению, завершению и концу. Он смотрел в не за вершимое будущее. Карнавальные празднества в России – явление дуалистического (двойственного) порядка: с одной стороны, они оказались заимствованными из опыта европейской карнавальной культуры и на первых порах насильственно насаждались верховной властью, с другой – имели свои крепкие национальные корни в народной праздничной культуре, хранящей опыт организации и декорирования театрально-зрелищных языческих и религиозных (христианских) праздничных шествий, непременными атрибутами которых являлись маски, переодевания, преображения их участников. В России маскарадная традиция получила культурный импульс с реформами Императора Петра 1. До него переодевание в основном было прерогативой святочных и масленичных обрядов и культивировались в народной среде на уровне массовой культуры. В светской же культуре допетровской эпохи ни о каком переодевании в чужой костюм не могло быть и речи, Актуальность избранной нами темы исследования определяется, в первую очередь, тем , что аспект взаимодействия творчества Львова и поэтики литературного праздника является мало изученным. Степень разработанности проблемы и научная новизна курсовой работы определяется тем, что жизненный путь и творческое наследие Н.А. Львова до сих пор не изучены полно. В данном ключе можно выделить работы К.Ю. Лаппо-Данилевского, Е.Г. Милюгиной и М.В. Строганова, два последних ученых , кроме того, являются основателями Тверской школы изучения жизни и творчества Н.А.Львова. Также этот список авторов различных научных исследований могут продолжить такие имена , как В.А. Западов, А.М. Виноградов, Р.М. Лазарчук, И.Д. Немировская, А.И. Разживин и А.Н. Пашкуров- работы этих ученых строятся на анализе особенностей поэтики Н.А.Львова. Также ранее проводились исследования ,изучавшие связь творчества Львова и поэтики маски, фольклористической деятельности Н. А. Львова и ее рольи в истории русской художественной культуры, было написано огромное количество трудов , рассматривающих культуру праздника в разрыве с литературой. Однако творчество Н.А. Львова еще не стало предметом целостного основательного литературоведческого анализа именно в контексте поэтики литературного праздника. Степень разработанности проблемы и научная новизна диссертации определяется тем, что жизнь и творчество Н.А. Львова до сих пор изучены в значительной степени неполно. Выделяются в этой достаточно локальной картине работы К.Ю. Лаппо-Данилевского, Е.Г. Милюгиной и М.В. Строганова, с доминантой историко-биографического метода – последние два исследователя, кроме того, являются основателями Тверской школы изучения жизни и творче- 7 ства Н.А. Львова и продуктивно работают в данном направлении, с 2001 по 2005 годы выпустив 5 сборников материалов по итогам «львововских» конференций; а также исследования В.А. Западова, А.М. Виноградова, Р.М. Лазарчук, И.Д. Немировской, А.И. Разживина и А.Н. Пашкурова – уже в связи с анализом особенностей поэтики Н.А. Львова. Однако творчество Н.А. Львова еще не стало предметом целостного серьезного развернутого литературоведческого анализа именно в игровом контексте. Мы же исследуем, прежде всего, именно масочность как игровой «субпринцип» и доминирование ее в творчестве писателя. Этим обусловливается новизна нашего подхода. как художественного целого. Николай Львов – один из наиболее последовательных предромантиков эпохи второй половины XVIII- начала XIX веков, один из лидеров этого направления, сыгравший огромную роль в истории русской литературы и культуры. Находки и открытия Львова вдвойне важней в контексте проблемы их малой исследованности, во многом перекликаются с современным постмодернистским дискурсом культуры. Именно в предромантизме и, конкретно, в поэзии Львова («поэтические произведения как бы приоткрывают львовское понимание мира, который представлялся ему как непрестанное развитие, полное иррациональных скачков, спонтанных порывов, внезапных изменений» [Лаппо-Данилевский 1988: 15]), берут начало игровые истоки отечественной словесности. Жанровое взаимодействие документального и художественного, стиховых и прозаических элементов, введение новых образов и мотивов наряду с переосмыслением личностного начала и, конкретно, места автора в тексте, являются теми особенностями предромантической литературы, которые актуальны и в современном, как художественном, так и научном дискурсе. Кроме того, само явление «масочности» - важная в современной гуманитаристике междисциплинарная проблема, объединяющая литературоведение, языкознание, философию, культурологию, психологию и ряд других научных областей. Николай Александрович Львов (1753 – 1803) – одна из уникальнейших персон в истории русской культуры. Во –первых , Львов вызывает восхищение поистине безграничной широтой сферы своих интересов. Это многограннейшая личность . Николай Александрович являлся поэтом, драматургом, переводчиком, архитектором, искусствоведом, историком, исследователем и собирателем древностей, фольклористом, изобретателем «воздушных» печей, геологом- и это далеко не полный перечень профессий , которыми владел Львов. Как и все выше перечисленное , так и его «богатство замыслов, фейерверк идей, смелость художественных решений и открытий в неожиданных областях делают этого замечательного человека чрезвычайно интересным для исследователей» [Милюгина Обгоняющий время 2009: 7].Творческое наследие Николая Александровича является , своего рода, экраном , отражающим явления его времени. След Львова в истории можно рассматривать в различных аспектах, постоянно открывая что-то новое. Н.А. Львов и плоды его деятельности, в том числе литературной , в первую очередь , находились в неразрывной взаимосвязи с обществом. В его произведениях отражается жизненный уклад не только высших слоев населения, но и простого народа, что является ценнейшим источником знания , а также интереснейшей почвой для изучения. Именно поэтому мы хотели исследовать литературное наследие гения, с раннее не изученной стороны. Было принято решение рассмотреть поэтику литературного праздника на материале пьесы Львова «Милет и Милета». Тема народных праздников, гуляний и веселья является весьма значимым аспектом при изучении жизни и быта наших предков. Праздник уже с незапамятных времен является неотъемлемой частью культуры. Он всегда являлся значимым событием, как для общества, так и для отдельного индивида. Праздник был , своего рода, уникальной формой эмоционально-символического выражения (утверждения) ценностно-мировоззренческих установок народа. Феномен праздника постоянно вызывает интерес у историков культуры, этнографов, культурантропологов и философов культуры. Праздник как многомерный феномен культуры в своем становлении и развитии тесно переплетен с такими культурными формами как ритуал и миф (следует отметить, данное положение найдет свое подтверждение в пьесе «Милет и Милета»). «Праздник - это феномен культуры, континуальная целостность которого задается актом эстетической рефлексии, объектами которой выступают, с одной стороны, сам человек как носитель культуры в поиске гармонического единства своих природной, социальной и индивидуальной сущностей, с другой стороны, культура как способ человеческой жизнедеятельности, требующая фиксации ее смыслообразующего вектора» [Гужова И.В. Праздник как феномен культуры в контексте целостного подхода] . Художественное творчество Львова отразило основные проблемы эпохи: «дух времени» (поиск новых средств и возможностей отражения в искусстве социокультурных изменений последней трети XVIII в.), «дух народа» (познавание через фольклор и средневековое искусство национальной специфики русского народа в контексте мирового человеческого общежития), «спор о древних и новых» (проблемы сохранения, осмысления , эстетической оценки и творческого изложения классического наследия). Жизнетворческий опыт Львова по осмыслению ключевых проблем эпохи отразился в пространстве его литературно-художественного, эстетического и автобиографического текста. Актуальность избранной нами темы исследования определяется, в первую очередь, тем , что аспект взаимодействия творчества Львова и поэтики литературного праздника является мало изученным. Степень разработанности проблемы и научная новизна курсовой работы определяется тем, что жизненный путь и творческое наследие Н.А. Львова до сих пор не изучены полно. В данном ключе можно выделить работы К.Ю. Лаппо-Данилевского, Е.Г. Милюгиной и М.В. Строганова, два последних ученых , кроме того, являются основателями Тверской школы изучения жизни и творчества Н.А.Львова. Также список авторов, чьи работы внесли вклад в изучении творчества Львова ,может быть пополнен такими именами , как В.А. Западов, А.М. Виноградов, Р.М. Лазарчук, И.Д. Немировская, А.И. Разживин и А.Н. Пашкуров- работы этих ученых строятся на анализе особенностей поэтики Н.А.Львова. Также ранее проводились исследования ,изучавшие связь творчества Львова и поэтики маски, фольклористической деятельности Н. А. Львова и ее роли в истории русской художественной культуры, было написано огромное количество трудов , рассматривающих культуру праздника в разрыве от литературы. Однако творчество Н.А. Львова еще не стало предметом целостного основательного литературоведческого анализа именно в контексте поэтики литературного праздника. Как уже говорилось во введении , Львов не только писал пьесы и сам же воплощал их на сцене.К театральным программам и драматургическим сюжетам Львов обращался на протяжении всего творческого пути: его перу принадлежат Кантата, программа «Пролог» к открытию Российской Академии и четыре комические оперы. «Милет и Милета» – один из первых образцов в этом ряду семейных театрализованных праздников. «Милет и Милета» - это не просто пьеса, а как утверждает сам автор- пастушья шутка для двух лиц в одном действии с песнями. В данном произведении главными героями является пара влюбленных молодых людей , имена которых вынесены автором в качестве названия пьесы. Однако название пьесы и имена героев имеют достаточно глубокие корни , уходящие в древность. Об этом свидетельствует существование милетских рассказов, которые представляли из себя небольшие народные рассказы веселого, преимущественно эротического содержания, которые возникли в Милете. Аристид Милетский, живший в I –II веке до нашей эры, придал собранию таких рассказов литературную обработку. Произведение Аристида, от которого до нас дошли лишь небольшие отрывки, пользовалось в свое время большой популярностью; в особенности оно нравилось римлянам, которые с тех пор все подобные произведения стали называть милетскими повестями. Однако пастушья шутка, написанная Львовым значительно отличается от милетских рассказов, а также выделяется на фоне других произведений подобного рода. К примеру , оригинальность и уникальность замысла Николая Александровича видна и очевидна, если сравнить «Милет и Милета» с «Родственным празднеством» Державина. Интимность «Празднества» выражается лишь в определенном составе актеров и зрителей, которых связывают между собой кровные и дружеские узы; в остальном же пьеса стандартна: в ней всеми известные аллегорические герои (Флора и Помона), прославляющие виновников торжества в привычных похвальных формулах и произносят достаточно традиционный набор пожеланий. Этот сценарий легко допускает «тиражирование» праздника, его «перенос» в пространстве, времени и социуме; его герои – привычные всем аллегории; концепт семейной интимности в нем отсутствует. Львов же создает иную концепцию семейного торжества. Интимность домашнего праздника для него кроется не столько в составе артистов и зрителей, сколько в особых отношениях между ними. Актуализировать специфику этих отношений и призван праздничный спектакль, для этого необходимо использовать все его художественные средства: текст, музыка, хореография, сценография, «семейный хронотоп». Каким же способом львову удается решить эту проблему? В основе пьесы лежит стихотворение Державина под названием «Мечта». Оно было написано поэтом специально на сговор с его второй женой; это было известно большинству родственников и друзей. Данное стихотворное произведение было выдержано в духе «анакреонтических песен» , в котором повествуется о первой девичьей влюбленности. Своей эмоциональностью, тонкой эротичностью , оно в полной мере соответствует сюжету бракосочетания юных сердец. Однако жених был в возрасте пятидесяти двух лет , а невесте шел всего двадцать седьмой год. Это обстоятельство актуализировало другие анакреонтические мотивы, к примеру этот : «Учите с Афродитой / Прекрасною играть, / Когда мои седины / Увенчаны венком». В стихотворных произведениях того времени Львов и Державин зачастую примеряли на себя маску Анакреона, точнее разные его маски – состояния духа. Художественная же ткань «Милета и Милеты» достаточно прозрачна, хотя и многослойна: это с одной стороны наивная пастораль в стиле века, и мифотворчество в духе анакреонтеи, с другой же поэтическое признание, преображенное в диалог двух «я», каждое из которых – сам поэт (исповедальность нельзя исключать, потому что в основе пьесы – лирика Державина, что подчеркивает Львов) . Именно поэтому данный концепт интимности не дает возможности читателям, не посвященным в тайны семейной жизни Державина, в святая святых его души, осмыслить пьесу до конца – ее скрытый смысл был доступен лишь ее творцам. Частично он становился явным родственникам и друзьям: не случайно музыка выбрана из любимых в семейном кругу номеров, аранжировка поручена другу и свояку Яхонтову, а исполнение – домашним певцам и музыкантам. Однако чем шире круг зрителей, тем менее они угадывают включенные в текст аллюзии. Данный сценарий не допускает возможности «тиражирования»: при «переносе» его в пространстве, времени и социуме тайный смысл его утрачивается, и он превращается в подобие детского утренника. В этом смысле пастушья шутка Львова – первый в ряду семейных театрализованных праздников опыт не просто воссоздания «поэзии частной жизни» (как в «Сильфе»), но ее мифологизации. Если же переходить к детальному анализу пьесы, то в ней мы видим явное наличие поэтики литературного праздника. Его можно уловить как между строк, так и явно в виде вплетения традиционных элементов праздника в сценарий. Само происхождение того или другого празднества, содержание и цель их решительно отделяет от церковных св. празднеств и независимо в отношении к св. обрядам Церкви, потому что большая часть народных праздников возникла во времена еще самого глубокого язычества, когда с богослужебными обрядами соединены были различные правительственные постановления, торговые операции и прочее. К примеру, как мы знаем многие празднества на Руси сопровождались песнопениями и различного рода пожеланиями (здоровья, богатства, красоты, урожая и т.д.) . Этот аспект нашел свое отражение в тексте произведения : «Хор пастухов Спи, прекрасная Милета, Спи, невинность с красотой. Ах! недолго почивает! Слишком рано нарушает Бог крылатый их покой. Почивай, почивай! Спи, прекрасная Милета! Доброту твою любя, Пусть хранитель дух тебя В час покоя осеняет. Почивай, почивай! Милет. Спасибо вам, братцы, спасибо за доброжелание!» Также во время некоторых праздников на Руси было принято рядиться в различные костюмы. Эта отличительная историческая параллель также прослеживается в тексте: «Посмотри, как вдруг прекрасно Нарядилась вся страна.» В пьесе выявляются несколько слоев традиционных развлечений, связанных с мотивом женитьбы. Один из них восходит к разного рода инициационно-посвятительным и испытательным церемониям и обрядам ( вспомним эпизод, в котором счастье влюбленных проходит своего рода испытание и ставится под угрозу). Большинство своего времени главные герои проводят праздно. Это тоже наводит нас на мысль о том, что в произведении присутствует еще одно воплощение праздничного мотива – посиделок без работы. Ранее на Руси по поводу различных торжеств среди молодежи было принято устраивать развлекательные посиделки, которые не подразумевали под собой никакой трудовой задачи. Холостые молодые люди общались с незамужними девушками , угощали их различными лакомствами. ( «Милет (становит ужин и садится против ее). Вот тебе ягоды, свежее молоко, станем ужинать, и вот тебе цветы и...») |