на другой день я .... Документ Microsoft Word. Двенадцатая
 Скачать 93.99 Kb.
|
|
Глава четырнадцатая Костины мама и тетя вовсе не догадывались, что он в школу не ходит. Когда его мама приходила с работы, она первым долгом проверяла его уроки, а у него все оказывалось сделано, потому что каждый раз я приходил к нему и говорил, что задано. Шишкин так боялся, чтоб мама не догадалась о его проделках, что стал делать уроки даже исправнее, чем когда ходил в школу. Утром он брал сумку с книжками и вместо школы отправлялся бродить по городу. Дома он не мог оставаться, так как тетя Зина занималась во второй смене и уходила в училище поздно. Но шататься без толку по улицам тоже было опасно. Однажды он чуть не встретился с нашей учительницей английского языка и поскорей свернул в переулок, чтоб она не увидела его. В другой раз он увидел на улице соседку и спрятался от нее в чужое парадное. Он стал бояться ходить по улицам и забирался куда-нибудь в самые отдаленные кварталы города, чтоб не встретить кого-нибудь из знакомых. Ему все время казалось, что все прохожие на улице смотрят на него и подозревают, что он нарочно не пошел в школу. Дни в это время были морозные, и шататься по улицам было холодно поэтому он иногда заходил в какой-нибудь магазин, согревался немножко, а потом шел дальше. Я почувствовал, что все это получилось как-то нехорошо, и мне было не по себе. Шишкин ни на минуту не выходил у меня из головы. В классе пустое место за нашей партой все время напоминало мне о нем. Я представлял себе, как, пока мы сидим в теплом классе, он крадется по городу совсем один, точно вор, как он прячется от людей в чужие подъезды, как заходит в какой-нибудь магазин, чтоб погреться. От этих мыслей я стал рассеянным в классе и плохо слушал уроки. Дома я тоже все время думал о нем. Ночью никак не мог уснуть, потому что мне в голову лезли разные мысли, и я старался найти для Шишкина какой-нибудь выход. Если б я рассказал об этом Ольге Николаевне, то Ольга Николаевна сразу вернула бы Шишкина в школу, но я боялся что тогда все считали бы меня ябедой. Мне очень хотелось поговорить об этом с кем-нибудь, и я решил поговорить с Ликой. - Слушай, Лика, - спросил я ее. - У вас в классе девчонки выдают друг дружку? - Как это - выдают? - Ну, если какая-нибудь ученица чего-нибудь натворит, то другая ученица скажет учительнице? Был у вас в классе такой случай? - Был, - говорит Лика. - Недавно Петрова сломала на окне гортензию, а Антонина Ивановна подумала на Сидорову и хотела наказать ее, сказала, чтоб родители пришли в школу. Но я видела, что это Петрова сломала гортензию, и сказала об этом Антонине Ивановне. - Зачем же тебе нужно было говорить? Значит, ты у нас ябеда! - Почему - ябеда? Я ведь правду сказала. Если б не я, Антонина Ивановна наказала бы Сидорову, которая совсем не виновата, - Все равно ябеда, - говорю я. - У нас ребята не выдают друг друга. - Значит, ваши ребята сваливают один на другого. - Почему - сваливают? - Ну, если б ты в классе сломал гортензию, а учительница подумала на другого... - У нас, - говорю, - гортензии не растут. У нас в классе кактусы. - Все равно. Если бы ты сломал кактус, а учительница подумала на Шишкина, и все бы молчали, и ты бы молчал, значит, ты свалил бы на Шишкина. - А у Шишкина разве языка нету? Он бы сказал, что это не он, - говорю я. - Он мог сказать, а его все-таки подозревали бы. - Ну и пусть подозревали бы. Никто же не может доказать, что это он, раз это не он. - У нас в классе не такой порядок, - говорит Лика. - Зачем нам, чтоб кого-нибудь напрасно подозревали? Если кто виноват, сам должен признаться, а если не признается, каждый имеет право сказать. - Значит, у вас там все ябеды. - Совсем не ябеды. Разве Петрова поступила честно? Антонина Ивановна хочет вместо нее другую наказать, а она сидит и молчит, рада, что на другую подумали. Если б я тоже молчала, значит, я с ней заодно. Разве это честно? - Ну ладно, - говорю я. - Этот случай совсем особенный. А не было у вас такого случая, чтоб какая-нибудь девочка не явилась в школу, а дома говорила, что в школе была? - Нет, у нас такого случая не было. - Конечно, - говорю я. - Разве у вас такое может случиться! У вас там все примерные ученицы. - Да, - говорит Лика, - у нас класс хороший. А разве у вас был такой случай? - Нет. У нас, - говорю, - нет. Такого случая еще не было. - А почему ты спрашиваешь? - Так просто. Интересно узнать Я перестал разговаривать с Ликой, а сам все время думал о Шишкине. Мне очень хотелось посоветоваться с мамой, но я боялся, что мама сейчас же сообщит об этом в школу, и тогда все пропало. А мама и сама заметила, что со мной что-то неладное творится. Она так внимательно поглядывала на меня иногда, будто знала, что я о чем-то хочу поговорить с ней. Мама всегда знает, когда мне нужно что-то сказать ей. Но она никогда не требует, чтоб я говорил, а ждет, чтоб я сам сказал. Она говорит: если что-нибудь случилось, то гораздо лучше, если я сам признаюсь, чем если меня заставят это сделать. Не знаю, как это мама догадывается. Наверное, у меня просто лицо такое, что на нем все как будто написано, что у меня в голове. И вот я так сидел и все поглядывал на маму и думал, сказать ей или не сказать, а мама тоже нет-нет да и взглянет на меня, словно ждет, чтоб я сказал. И мы долго так переглядывались с ней, и оба только делали вид: я - будто книжку читаю, а она - будто рубашку шьет. Это, наверно, было бы смешно, если бы мне в голову не лезли грустные мысли о Шишкине. Наконец-таки мама не вытерпела и, усмехнувшись, сказала: - Ну, докладывай, что у тебя там? - Как это - докладывай? - притворился я, будто не понимаю. - Ну говори, о чем хочешь сказать. - О чем же я хочу сказать? Ни о чем я не хочу сказать, - стал я выкручиваться, а сам уже чувствую, что сейчас же обо всем расскажу, и рад, что мама сама об этом заговорила, так как легче сказать, когда тебя спрашивают, чем когда не спрашивают вовсе. - Будто я не вижу, что ты о чем-то хочешь сказать! Ты уже три дня ходишь как в воду опущенный и воображаешь, что никто этого не замечает. Ну, говори, говори! Все равно ведь скажешь. Что-нибудь в школе случилось? - Нет, не в школе, - говорю. - Да нет, - говорю, в школе. - Что, опять небось получил двойку? - Ничего я не получил. - Что же с тобой случилось? - Да это не со мной вовсе. Со мной ничего не случилось. - С кем же? - Ну, с Шишкиным. - А с ним что же? - Да не хочет учиться. - Как - не хочет? - Ну, не хочет, и все! Тут я увидел, что проговорился, и подумал: "Батюшки, что же я делаю? А вдруг мама завтра же пойдет в школу и скажет учительнице!" - Что же, Шишкин уроков не делает? - спросила мама. - Двойки получает? Я увидел, что не совсем еще проговорился, и сказал; - Не делает. По русскому у него двойка. Совсем не хочет по русскому учиться. У него с третьего класса запущено. - Как же он в четвертый-то класс перешел? - Ну, не знаю, - говорю. - Он к нам из другой школы перевелся. В третьем классе у нас не учился. - Почему же учительница не обратит на него внимания? Его подтянуть надо. - Так он, - говорю, - хитрый, как лисица! Что на дом задано, спишет, а когда в классе диктант или сочинение, не придет вовсе. - А ты бы занялся с ним. Ведь думаешь о товарище, огорчаешься из-за него, а помочь не хочешь. - Поможешь, - говорю, - ему, когда он сам не хочет заниматься! - Ну, ты растолкуй ему, что учиться надо, подействуй на него. Ты вот сумел взяться за дело сам, а ему помощь нужна. Попадется ему хороший товарищ, и он выправится, и из него настоящий человек выйдет. - Разве я ему плохой товарищ? - говорю я. - Значит, не плохой, если думаешь о нем. Мне стало очень стыдно, что я не сказал маме всей правды, поэтому я поскорей оделся и пошел к Шишкину, чтоб поговорить с ним как следует. Странное дело! Почему-то именно в эти дни я по-настоящему подружил с Шишкиным и по целым дням думал о нем. Шишкин тоже изо всех сил привязался ко мне. Он скучал по школьным товарищам и говорил, что теперь, кроме меня, у него никого не осталось. Когда я пришел, Костя, его мама и тетя Зина сидели за столом и пили чай. Над столом горела электрическая лампочка под большим голубым абажуром, и от этого абажура вокруг было как-то сумрачно, как бывает летним вечером, когда солнышко уже зашло, но на дворе еще не совсем стемнело. Все очень обрадовались моему приходу. Меня тоже усадили за стол и стали угощать чаем с баранками. Костина мама и тетя Зина принялись расспрашивать меня о моей маме, о папе, о том, где он работает и что делает. Костя молча слушал наш разговор. Он опустил в стакан с чаем половину баранки. Баранка постепенно разбухала в стакане и становилась все толще и толще. Наконец она раздулась почти во весь стакан, а Костя о чем-то задумался и как будто совсем позабыл о ней. - О чем это ты там задумался? - спросила его мама. - Так просто. Я думаю о моем папе. Расскажи о нем что-нибудь. - Что же рассказывать? Я тебе уже все рассказала. - Ну, ты еще расскажи. - Вот любит, чтоб ему об отце рассказывали, а сам ведь и не помнит его, сказала тетя Зина. - Нет, я помню. - Что же ты можешь помнить? Ты был грудным младенцем, когда началась война и твой папа ушел на фронт. - Вот помню, - упрямо повторил Шишкин. - Я помню: я лежал в своей кроватке, а папа подошел, взял меня на руки, поднял и поцеловал. - Не можешь ты этого помнить, - ответила тетя Зина. - Тебе тогда три недели от роду было. - Нет. Папа ведь приходил с войны, когда мне уже год был. - Ну, тогда он забежал на минутку домой, когда его часть проходила через наш город. Тебе про это мама рассказывала. - Нет, я сам помню, - обиженно сказал Костя. - Я спал, потом проснулся, а папа взял меня на руки и поцеловал, а шинель у него была такая шершавая и колючая. Потом он ушел, и я больше ничего не помню. - Ребенок не может помнить, что с ним в год было, - сказала тетя Зина. - А я помню, - чуть ли не со слезами на глазах сказал Костя. - Правда, мама, я помню? Вот пусть мама скажет! - Помнишь, помнишь! - успокоила его мама. - Уж если ты запомнил, что шинель была колючая, значит, все хорошо помнишь. - Конечно, - сказал Шишкин. - Шинель была колючая, и я помню и никогда не забуду, потому что это был мой папа, который на войне погиб. Шишкин весь вечер был какой-то задумчивый. Я так и не поговорил с ним, о чем хотел, и скоро ушел домой. В эту ночь я долго не мог заснуть, все думал о Шишкине. Как было бы хорошо, если бы он учился исправно, ничего бы такого с ним не произошло! Вот я, например: я ведь тоже неважно учился, а потом взял себя в руки и добился чего хотел. Все-таки мне было, конечно, легче, чем Шишкину: у меня есть отец. Я всегда люблю брать с него пример. Я вижу, как он добивается чего-нибудь по своей работе, и тоже хочу быть таким, как он. А у Шишкина отца нет. Он погиб на войне, когда Костя был совсем маленьким. Мне очень хотелось помочь Косте, и я стал думать, что если бы начать с ним как следует заниматься, то он может выправиться по русскому языку, и тогда учеба у него пойдет успешно. Я размечтался об этом и решил, что буду заниматься с ним каждый день, но тут же вспомнил, что о занятиях нечего и мечтать, пока он не вернется в школу. Я принялся думать, как бы уговорить его, но мне стало понятно, что уговоры тут не помогут, так как Костя слабохарактерный и теперь уже не решится признаться матери. Мне стало ясно, что с Костей надо действовать твердо. Поэтому я решил зайти к нему завтра после школы и поговорить серьезно. Если он не захочет признаться матери и не вернется в школу по своей воле, то я пригрожу, что не буду больше врать Ольге Николаевне и не стану его выгораживать, потому что от этого для него получается только вред. Если он не поймет, что это для его же пользы, то пусть обижается на меня. Ничего! Я перетерплю, а потом он сам увидит, что я не мог поступить иначе, и мы снова подружимся с ним. Как только я это решил, у меня на душе стало легче, и мне сделалось стыдно, что я до сих пор ничего не сказал маме. Я тут же хотел встать и рассказать обо всем, но было поздно, и все давно уже спали. Глава пятнадцатая На другой день все вышло не так, как я ожидал. Я хотел после уроков зайти к Шишкину и в последний раз серьезно поговорить с ним. Но так как я всем говорил в школе, что Шишкин болен, то все наше звено решило навестить больного товарища. Я испугался и сейчас же после уроков помчался к Шишкину, чтоб предупредить его. Прибегаю к нему. Он увидел меня и говорит: - Знаешь, я могу уже вверх ногами стоять! Нужно стать у стенки, перевернуться и держаться ногами за стенку. - Некогда, - говорю, - сейчас вверх ногами стоять. Ложись скорее в постель. - Зачем? - Ну, ты ведь болен. - Как - болен? - Да я ведь всем говорил в школе, что ты болен. Сам ведь просил! - Ну, просил! - А теперь вот сейчас к тебе ребята придут. - Да что ты! Тут он моментально нырнул в постель, как был, в одежде, в ботинках, и накрылся одеялом. - Что же мне говорить ребятам? - спрашивает. - Что ж говорить? Говори, что болен. Больше говорить нечего. Скоро пришли ребята. Они разделись в коридоре и вошли в комнату. Шишкин натянул одеяло до самого подбородка и с беспокойством поглядывал на ребят. Ребята говорят: - Здравствуй, Шишкин! - Здравствуйте, ребята! - говорит он. А голос у него такой слабый-слабый! Ну, прямо настоящий больной! - Вот зашли тебя навестить, - сказал Юра. - Спасибо, ребята, садитесь. - Ну, как ты себя чувствуешь? - спросил Ваня, - Да так... - Лежишь? - Лежу вот. - Скучно тебе, небось, лежать все время? - спрашивает Леня, - Скучно. - Ты один весь день? - Один. Мама на работе. Тетя в училище. - Мы теперь будем к тебе приходить почаще. Ты извини, что мы не приходили: думали - ты скоро выздоровеешь и сам придешь. - Ничего, ребята, ко мне Витя каждый день приходит. - Мы к тебе тоже будем каждый день приходить, хочешь? - предложил Слава. - Хочу, - говорит Шишкин. Не мог же он сказать - не хочу! - А что у тебя болит? - спросил Юра. - Все болит: и руки и ноги... - Что ты? И даже ноги? - Да. И голова. - И что? Все время болит? - Нет, не всё. То пройдет, пройдет, а потом как заболит, заболит! - У нас в квартире у одного мальчика тоже вот так все болело. У него ревматизм был, - сказал Вася Ерохин. - Может быть, и у тебя ревматизм? - Может быть, - говорит Шишкин. - А доктор что говорит? - спросил Ваня. - Ну, что он говорит!.. Что ему говорить? Ну, высунь язык, говорит. Скажи "а", говорит. - А какая болезнь, не говорит? - Болезнь эта вот... как ее?.. Апендикокс. - Что же это за болезнь такая - апендикокс? - Сам не знаю, - пожал Шишкин плечами. - А чем тебя лечат? - Лекарством. - Каким? - Не знаю, как называется. Микстура. - Горькая или сладкая? - Горькая! - сказал Шишкин и скорчил такую физиономию, будто на самом деле микстуры попробовал. - Когда я был больной, мне тоже микстуру давали. Ох, и горькую! Я не хотел пить, - сказал Дима Балакирев. - Я тоже не хочу. - Нет, ты лучше пей, скорей поправишься. - Я и то пью. - Это ничего, что горькая, - сказал Леня. - Ты выпей микстуры, а потом ложку сахару в рот. - Хорошо. - А об уроках не беспокойся. Вот начнешь поправляться, мы тебе будем уроки носить и помогать учиться. Ты нагонишь. - Ничего, нагоню! - говорит Шишкин. Тут я заметил, что из-под одеяла высовывается нога Шишкина в ботинке. Я испугался. Думаю: вдруг кто-нибудь из ребят заметит! Но ребята разговаривали с ним и не замечали ботинка. Я подошел потихоньку и накрыл одеялом ботинок. - Ну, ребята, - говорю, - он пока еще слабый, так что вы не утомляйте его. Идите себе домой. Ребята стали прощаться: - Ну, до свиданья. Выздоравливай, поправляйся. Мы к тебе завтра зайдем. Ребята ушли. Шишкин вскочил с постели и запрыгал по комнате. - Вот как все хорошо вышло! - закричал он. - Никто не догадался. Все в порядке! - Ну, нечего радоваться! - сказал я. - Мне с тобой нужно серьезно поговорить. - О чем? - О том, что тебе надо в школу вернуться. - Я и сам знаю, что надо, а как я теперь могу? Ты же сам видишь, что не могу. - Ничего я не вижу! Я решил сегодня с тобой в последний раз поговорить: если ты завтра же не придешь в школу, то я сам скажу Ольге Николаевне, что ты не больной вовсе. - Зачем? - удивился Костя. - Затем, что тебе надо учиться, а не гулять. Все равно из тебя никакого акробата не выйдет. - Почему - не выйдет? Посмотри, как я уже научился вверх ногами стоять! Он подошел к стенке и стал вверх ногами. Тут отворилась дверь, и вошел Леня. - Послушай, - говорит, - я тут свои перчатки забыл... А это что? Послушай, ты чего вверх ногами стоишь? Шишкин вскочил на ноги и растерянно остановился. - Так вот ты какой больной! - воскликнул Леня. - Честное слово, больной! - сказал Шишкин и покраснел как вареный рак. Он заохал и заковылял к постели. - Брось притворяться! Говорил, руки-ноги болят, а сам тут вверх ногами ходишь! - Честное слово, болят! - Ну, не ври, не ври! И когда ты успел одеться? Ты, значит, одетый в постели лежал? - Ну ладно, я тебе открою секрет, только ты поклянись, что никому не скажешь. - Зачем я буду клясться? - Ну, тогда я ничего не скажу. В это время в коридоре послышались чьи-то шаги. Дверь приоткрылась, в комнату заглянул Ваня и сказал: - Ты скоро, Леня? Мы тут тебя все ждем. - Ну-ка, иди сюда, Ваня! Он, оказывается, вовсе не болен! - Не болен? - удивился Ваня и вошел в комнату. - Кто не болен? - послышался из коридора голос Юры. Юра тоже вошел в комнату, а за ним остальные ребята. - Да кто же еще! Вот он, Шишкин, не болен, - ответил Леня. - Как так? - Да вот так: вхожу, а он тут вверх ногами стоит! - Что же это такое? - заговорили ребята. - Зачем ты нас обманывал? - Это я так просто, ребята... - стал оправдываться Шишкин. - Я просто пошутил. - Что это еще за шутки такие? - Вот такие вот шутки! - развел Костя руками. - Мы о нем беспокоились, - говорит Ваня, - всем звеном пришли навестить, а он тут, оказывается, шутки шутит: больным притворяться вздумал! - Я больше не буду, ребята, вот увидите... - пролепетал Шишкин. - А почему ты в школу не ходишь? - спросил Юра. - Ты нарочно решил притворяться больным, чтоб не ходить в школу! - Я вам все расскажу, ребята, только вы не сердитесь. Я не хотел обмануть вас. Просто я решил циркачом стать. - Как это - циркачом? - удивились все. - Ну, поступлю в цирк и буду цирковым акробатом. - Ты что, рехнулся? - И ничуть не рехнулся. - Кто же тебя возьмет в цирк? - спросил Ваня. - А откуда, ты думаешь, цирковые артисты берутся? - А почему же ты все-таки в школу не ходишь? - Не хочу больше учиться. Я и так уже все знаю. - Как - всё? - Ну, все, что нужно цирковому артисту. - Что же ты думаешь, цирковой артист может неучем быть? - Почему - неучем? Кое-чему я уже выучился. - "Выучился"! А пишешь с ошибками! Надо сначала окончить школу, а потом идти в цирковое училище. Цирковой артист тоже должен быть образованным. Ты бы сначала посоветовался с Ольгой Николаевной, - сказал Юра. - Будто я не знаю, что Ольга Николаевна скажет! - ответил Шишкин. - По-моему, ребята, он не дело затеял, - сказал Игорь. - Пусть перестанет выдумывать и является завтра в школу. - А если завтра же не явится, мы скажем Ольге Николаевне, - заявил Юра. - Ну, и будете ябеды! - ответил Шишкин. - Не будем, - сказал Юра. - Раз мы предупредили тебя, значит не ябеды. - Вот попробуй не приди завтра в школу, тогда узнаешь! - сказал Игорь. Нечего тебе гулять. Надо учиться, Тут снова послышались шаги в коридоре, и кто-то постучал в дверь. Шишкин, вместо того чтобы отворить, юркнул, как мышь, в постель и накрылся одеялом. Я отворил дверь и увидел Ольгу Николаевну. - О, да тут все звено! - сказала Ольга Николаевна, входя в комнату. Решили навестить больного товарища? Все ребята молчали, никто не знал, что сказать. Костя смотрел на Ольгу Николаевну во все глаза и изо всех сил натягивал на себя одеяло, будто решил закутаться в него с головой. Ольга Николаевна подошла к нему: - Что ж это ты, Костя, расхворался у нас? Что у тебя болит? - Ничего у него не болит! - сказал Юра. - Он вовсе не болен. - Как - не болен? - Ну, не болен, и все! Шишкин увидел, что теперь уже все равно все пропало. Он вылез из-под одеяла, уселся на кровати и, свесив голову вниз, стал смотреть на пол. Ольга Николаевна обвела взглядом ребят, увидела меня и сказала: - Почему же ты, Витя, говорил мне, что Костя болен? От стыда я не знал куда деваться. - Почему же ты молчишь? Ты мне неправду сказал? - Это не я сказал. Это он сказал, чтоб я сказал. Я и сказал. - Значит, Костя просил тебя обмануть меня? - Да, - пролепетал я. - И ты обманул? - Обманул. - И ты думаешь, хорошо сделал? - Но он ведь просил меня! - Ты думаешь, что оказал ему хорошую услугу, обманывая меня? - Нет. - Почему же ты это сделал? - Ну, я думал, что нельзя же товарища выдавать! - Как - выдавать? Это врагу нельзя выдавать, а я разве ваш враг? Я не знал, что сказать, и молча смотрел на пол. - Не думала я, что мои ученики считают меня врагом! - сказала Ольга Николаевна. - Мы не считаем, Ольга Николаевна, - сказал Ваня. - Разве мы считаем? - Почему же никто не сказал мне? - Да ведь никто и не знал. Мы только сегодня пришли, и вот все выяснилось. - Ну хорошо, об этом поговорим после... Почему же ты, Костя, не ходил в школу? - Я боялся, - пробормотал Костя. - Чего ты боялся? - Что вы записку от мамы спросите. - Какую записку? - Ну, записку, что я пропустил, когда был диктант. - Почему же ты пропустил, когда диктант был? - Боялся. - Чего? - Двойку получить боялся. - Значит, ты нарочно пропустил, когда писали диктант, а потом не приходил, потому что у тебя не было записки от матери? - Да. - Что же ты думал делать, когда решил не ходить в школу? - спросила Ольга Николаевна. - Не знаю. - Но ведь какие-то планы у тебя были? - Какие у меня планы! - Он решил сделаться цирковым акробатом, - сказал Юра. - В цирковую школу без семилетнего образования не берут. Да еще там надо лет пять учиться. Не мог же ты сразу стать цирковым артистом! - сказала Ольга Николаевна. - Не мог, - согласился Шишкин. - Вот видишь. Не обдумав ничего, так сразу и решил не ходить в школу. Разве так можно? Шишкин молчал. - Что же ты теперь думаешь делать? - Не знаю. - А ты подумай. Шишкин помолчал, потом взглянул на Ольгу Николаевну исподлобья и сказал: - Я хочу вернуться в школу! - Что ж, это самое лучшее, что ты мог придумать. Только условие: ты должен дать обещание, что исправишься и будешь хорошо учиться. - Я теперь буду хорошо, - сказал Шишкин. - Ну смотри. Завтра с утра приходи в школу, а я попрошу директора, чтоб он разрешил тебе продолжать учиться - Я приду. Ольга Николаевна сказала нам всем, чтобы мы шли домой делать уроки. Костя увидел, что она не собирается уходить, и сказал: - Ольга Николаевна, я хочу вас попросить: не говорите маме! - Почему? - спросила Ольга Николаевна. - Я теперь буду хорошо учиться, только не говорите! - Значит, ты хочешь продолжать обманывать маму? И еще хочешь, чтобы я тебе помогала в этом? - Я не буду больше обманывать маму. Мне так не хочется огорчать ее! - А если мама узнает, что мы с тобой вместе обманывали ее? Ведь она будет огорчена еще больше. Правда? - Правда. - Вот видишь, надо маме сказать. Но так как ты обещаешь взяться за учебу как следует, то я попрошу маму, чтобы она не очень сердилась на тебя. - Я обещаю. - Вот и договорились, - сказала Ольга Николаевна. - А сейчас бери книги, и будем заниматься. Я ушел домой вместе с ребятами и не знаю, что было дальше. |