на другой день я .... Документ Microsoft Word. Двенадцатая
 Скачать 93.99 Kb.
|
|
Глава шестнадцатая И вот на другой день Шишкин явился в класс. Он растерянно улыбался и смущенно поглядывал на ребят, но, видя, что его никто не стыдит, он успокоился и сел рядом со мной. Пустое место за нашей партой заполнилось, и я почувствовал облегчение, будто у меня в груди тоже что-то заполнилось и стало па свое место. Ольга Николаевна ничего не сказала Шишкину, и уроки шли как обычно, своим порядком. На перемене к нам пришел Володя, ребята стали рассказывать ему про этот случай. Я думал, что Володя станет стыдить Шишкина, а Володя вместо этого стал стыдить меня. - Ты ведь знал, что твой товарищ поступает неправильно, и не помог ему исправить ошибку, - сказал Володя. - Надо было поговорить с ним серьезно, а если бы он тебя не послушался, надо было сказать учительнице, или мне, или ребятам. А ты от всех скрывал. - Будто я с ним не говорил! Я сколько раз ему твердил об этом! Что я мог сделать? Он ведь сам решил не ходить в школу. - А почему решил? Потому что плохо учился. А ты помог ему учиться лучше? Ты ведь знал, что он плохо учится? - Знал, - говорю. - Это все у него из-за русского языка. Он всегда у меня русский списывал. - Вот видишь, если б ты по-настоящему заботился о своем друге, то не давал бы ему списывать. Настоящий друг должен быть требовательным. Какой же ты товарищ, если миришься с тем, что твой друг поступает нехорошо? Такая дружба ненастоящая - это ложная дружба. Все ребята начали говорить, что я ложный друг, а Володя сказал: - Давайте после уроков соберемся, ребята, и поговорим обо всем. Мы решили собраться после уроков, но, как только занятия кончились, Ольга Николаевна подозвала меня и Шишкина и сказала: - Костя и Витя, зайдите сейчас к директору. Он хочет поговорить с вами. - А о чем? - испугался я. - Вот он вам и расскажет о чем. Да вы идите, не бойтесь! - усмехнулась она. Мы пришли в кабинет директора, остановились на пороге и сказали: - Здравствуйте, Игорь Александрович! Игорь Александрович сидел за столом и что-то писал. - Здравствуйте, ребята! Заходите и садитесь вот на диван, - сказал он, а сам продолжал писать. Но мы сесть боялись, потому что диван стоял очень близко возле директора. Стоять возле дверей казалось нам безопаснее. Игорь Александрович кончил писать, снял очки и сказал: - Садитесь. Чего же вы стоите? Мы подошли и сели. Диван был кожаный, блестящий. Кожа была скользкая, и я все время съезжал с дивана, потому что сел с краю, а усесться на нем как следует я не решался. И так я мучился в продолжение всего разговора - а разговор получился длинный! - и от такого сидения устал больше, чем если бы все это время стоял на одной ноге. - Ну, расскажи, Шишкин, как это тебе пришло в голову стать прогульщиком? спросил Игорь Александрович, когда мы сели. - Не знаю, - замялся Шишкин. - Гм! - сказал Игорь Александрович. - Кто же об этом может знать, как ты думаешь? - Н-не знаю, - снова пролепетал Шишкин. - Может быть, по-твоему, я знаю? Шишкин исподлобья взглянул на Игоря Александровича, чтоб узнать, не шутит ли он, но лицо у директора было серьезное. Поэтому он снова ответил: - Не знаю. - Что это, братец, у тебя на все один ответ: "Не знаю". Уж если разговаривать, то давай разговаривать серьезно. Ведь я не просто из любопытства спрашиваю тебя, почему ты не ходил в школу. - Так просто. Я боялся, - ответил Шишкин. - Чего же ты боялся? - Я боялся диктанта и пропустил, а потом боялся, что Ольга Николаевна спросит записку от матери, вот и не приходил. - Почему же ты боялся диктанта? Что он, такой страшный? - Я боялся получить двойку. - Значит, ты плохо готовился по русскому языку? - Плохо. - Почему же ты плохо готовился? - Мне трудно. - А по другим предметам тебе тоже трудно учиться? - По другим легче. - Почему же по русскому трудно? - Я отстал. Не знаю, как слова писать. - Так тебе подогнать надо, а ты, наверно, мало по русскому занимаешься? - Мало. - Почему же? - Ну, он у меня не идет. Историю я прочитаю или географию - и уже знаю, а тут как напишу, так обязательно ошибки будут. - Вот тебе и нужно побольше по русскому заниматься. Надо делать не только то, что легко, но и то, что трудно. Если хочешь научиться, то должен и потрудиться. Вот скажи, Малеев, - спросил Игорь Александрович меня, - ты ведь не успевал раньше по арифметике? - Не успевал. - А теперь стал лучше учиться? - Лучше. - Как же это у тебя вышло? - А я сам захотел. Мне Ольга Николаевна сказала, чтоб я захотел, и я захотел и принялся добиваться. - И добился-таки? - Добился. - Но тебе ведь сначала было, наверно, трудно? - Сначала было трудно, а теперь мне совсем легко. - Вот видишь, Шишкин! Возьми пример с Малеева. Сначала будет трудно, а потом, когда одолеешь трудность, будет легко. Так что берись за дело, и у тебя все выйдет. - Хорошо, - сказал Шишкин, - я попробую. - Да тут и пробовать нечего. Надо сразу браться, и дело с концом. - Ну, я попытаюсь, - ответил Шишкин. - Это все равно что попробовать, - сказал Игорь Александрович. - Вот и видно, что у тебя нет силы воли. Чего ты боишься? У тебя есть товарищи. Разве они не помогут тебе? Ты, Малеев, ведь друг Шишкина? - Да, - говорю я. - Ну, так помоги ему подтянуться по русскому языку. Он очень запустил этот предмет, и ему одному не справиться. - Это я могу, - говорю, - потому что сам был отстающим и теперь знаю, с какого конца нужно браться за это дело. - Вот-вот! Значит, попробуешь? - улыбнулся Игорь Александрович. - Нет, - говорю, - и пробовать не буду. Сразу начну заниматься с ним. - Хорошо. Это мне нравится, - сказал Игорь Александрович. - У тебя общественная работа есть? - Нету, - говорю - Вот это и будет твоя общественная работа на первое время Я советовался с Ольгой Николаевной, и она сказала, что ты сумеешь помочь Шишкину. Уж если ты сам себе сумел помочь, то и другому поможешь. Только отнесись к этому делу серьезно. - Я буду серьезно, - ответил я. - Следи, чтоб он все задания выполнял самостоятельно, вовремя, чтобы все доводил до конца. За него ничего делать не надо. Это будет плохая помощь с твоей стороны. Когда он научится работать сам, у него появится и сила воли и твоя помощь ему уже будет не нужна. Понятно это тебе? - Понятно, - сказал я. - А ты, Шишкин, запомни, что все люди должны честно трудиться. - Но я ведь еще не трудюсь... не тружусь, - пролепетал. Шишкин. - Как так не трудишься? А учеба разве не труд? Учеба для тебя и есть самый настоящий труд. Взрослые работают на заводах и фабриках, в колхозах и совхозах, строят электростанции, соединяют каналами реки и моря, орошают пустыни, насаждают леса. Видишь, как много дел!.. А дети учатся в школах, чтобы в будущем стать образованными и, в свою очередь, принести нашей родине как можно больше пользы. Разве ты не хочешь приносить родине пользу? - Хочу. - Вот видишь! Но, может быть, ты думаешь, достаточно сказать просто "хочу"? Надо быть стойким, упорным, без упорства ты ничего не достигнешь. - Я буду теперь упорным. - Вот хорошо, - сказал Игорь Александрович. - Надо быть честным. А разве ты честен? Ты обманывал мать, обманывал учительницу, обманывал своих товарищей. - Я буду честным теперь. - Постарайся, - сказал Игорь Александрович. - Но это еще не все. Надо любить своих товарищей. - Разве я не люблю их? - удивился Шишкин. - Где же любишь! Бросил их всех и решил без них обойтись. Разве это любовь? - Но я ведь скучал по ним! - чуть ли не со слезами на глазах воскликнул Шишкин. - Ну хорошо, что хоть скучал, но будет еще лучше, если ты будешь чувствовать, что без товарищей тебе не прожить, чтоб даже в голову не приходило бросать их. - Я буду больше любить, - сказал Шишкин. - Что же ты делал, голубчик, пока не ходил в школу? - спросил его Игорь Александрович. Мы рассказали, как учили Лобзика считать. Игорь Александрович очень заинтересовался этим и подробно расспрашивал, как мы это делали. - Да разве же можно научить собаку считать, как человека? - сказал наконец он. - А как же считала та собака в цирке? Игорь Александрович засмеялся: - Та собака вовсе не умела считать. Ее выучили только лаять и останавливаться по сигналу. Когда собака пролает столько раз, сколько нужно, дрессировщик дает ей незаметный для публики сигнал, и собака перестает лаять, а публике кажется, что собака сама лает, сколько нужно. - Какой же сигнал дает дрессировщик? - спросил Костя. - Ну, он незаметно кивает головой, или машет рукой, или потихоньку щелкает пальцами. - Но наш Лобзик иногда считает правильно и без сигнала, - сказал Костя. - Собаки очень наблюдательны, - сказал Игорь Александрович. - Ты сам незаметно для себя можешь кивать головой или делать какое-нибудь телодвижение как раз в то время, когда Лобзик пролает столько раз, сколько нужно, вот он подмечает это и старается угадать. Но так как твои телодвижения очень неуловимы, то он и ошибается часто. Для того чтобы он лаял правильно, приучите его к какому-нибудь определенному сигналу, например щелкайте пальцами. - Я возьмусь за это, - сказал Костя. - Только я сначала подтянусь по русскому языку, а потом буду учить Лобзика. - Вот правильно! А когда у нас будет вечер в школе, можете выступить со своей дрессированной собакой. Мы так боялись, что Игорь Александрович придумает для нас какое-нибудь наказание, но он, видно, и не собирался наказывать нас, а хотел только объяснить нам, что надо учиться лучше. Глава семнадцатая Когда мы вышли из кабинета директора, то увидели, что Володя и все ребята дожидались нас в коридоре. Они моментально окружили нас и стали спрашивать: - Ну что? Что вам Игорь Александрович сказал? Что вам будет - Простил. Теперь уже ничего не будет, - ответил я. - Ну вот и хорошо! - обрадовался Толя. - Пойдемте в пионерскую комнату, поговорим. Надо поговорить. Мы все гурьбой пошли в пионерскую комнату. Шишкин вошел последним. - Иди, иди, Шишкин, не бойся! - говорил Юра. - Никто тебя ругать не будет. Мы сели вокруг стола, и Володя сказал: - Теперь поговорим, ребята, как помочь Шишкину. Он плохо учился и в конце концов дошел до того, что совсем перестал ходить в школу. Но мы все тоже виноваты в этом. Мы не обращали внимания на то, как он учится, и не помогли ему вовремя. - Мы, конечно, тоже виноваты, - ответил Ваня. - Но и Шишкин должен понять, что надо учиться лучше. Если он не возьмется теперь, то это опять может плохо кончиться. - Правда, Шишкин, только ты не обижайся, это опять может плохо кончиться, - сказал Юра. - А мы поможем тебе, честное слово! Все, что надо, сделаем. - А как помогать? - сказал Лепя Астафьев. - Мы ведь ему помощника выделили. Видно, Алик Сорокин плохо занимался с ним, раз такие результаты. - Может быть, вы и не занимались совсем? - спросил Володя Алика. - Почему - не занимались? Мы занимались! - ответил Алик. - Сколько же раз вы занимались? - Ну, я не помню. Раза два или три. - Раза два или три? - удивился Юра. - Да ты должен был каждый день заниматься с ним, а не раза два или три. Сам обещал на собрании. Мы тебе это дело доверили, а ты не оправдал доверия! - Как же я мог оправдать доверие? - сказал Алик. - К нему придешь, а его дома нет. Или придешь, а он говорит: "Я сегодня не в настроении заниматься". Ну, я и бросил. - Ишь ты, "бросил"! - сказал Юра. - Ты должен был на звене поставить вопрос, чтоб звено помогло. Шишкин у нас неорганизованный. Ты вот хорошо учишься, о себе позаботился, а о товарище позаботиться не захотел... Ну ладно, я тоже виноват, что не проверил тебя. - Я теперь буду хорошо заниматься с Шишкиным, - сказал Алик. - Я шахматами увлекся, поэтому так и вышло. - Нет, - ответил Володя, - больше мы тебе этого дела не доверим. - Теперь я буду с Шишкиным заниматься, - сказал я. - Мне Игорь Александрович велел. - Что ж, - сказал Володя, - раз тебя Игорь Александрович назначил, то и мы тебя на это дело выделим. Правда, ребята? - Конечно, - согласились ребята. - Пусть занимается, раз Игорь Александрович сказал. Сбор кончился, и мы вышли на улицу. Шишкин по дороге долго молчал, все думал о чем-то, потом сказал: - Вот, оказывается, какой я скверный! Никакой у меня, силы воли нет! Ни к чему я не способный. Ничего из меня путного не выйдет! - Нет, почему же? Ты не такой уж скверный, - попробовал я утешить его. - Нет, не говори, я знаю. Только я сам не хочу быть таким Я исправлюсь. Вот ты увидишь. Честное слово, исправлюсь! Только ты уж, пожалуйста, помоги мне! Тебе ведь Игорь Александрович велел. Ты не имеешь нрава отказываться! - Да я и не отказываюсь, - говорю я. - Только ты меня слушайся. Давай начнем заниматься с сегодняшнего же дня. После обеда я приду к тебе, и начнем заниматься. После обеда я сейчас же отправился к Шишкину и еще на лестнице услышал собачий лай. Захожу в комнату, смотрю - Лобзик уже сидит на стуле и лает, а Костя щелкает пальцами у него перед самым носом. - Это, - говорит, - я его приучаю к сигналу, как Игорь Александрович учил. Давай немножко позанимаемся с Лобзиком, а потом начнем делать уроки. Все равно ведь Лобзика учить надо. - Э, брат, - говорю я, - сам сказал, что с Лобзиком начнешь заниматься после того, как исправишься по русскому языку, и уже передумал. - Кончено! - закричал Шишкин. - Пошел вон, Лобзик! Вот, даже смотреть на него не стану, пока не исправлюсь по русскому. Скажи, что я тряпка, если увидишь, что я занимаюсь с Лобзиком. Ну, с чего мы начнем? - Начнем, - говорю, - с русского. - А нельзя ли с географии или хотя бы с арифметики? - Нет, нет, - говорю. - Я уж на собственном опыте знаю, кому с чего начинать. Что нам по русскому задано? - Да вот, - говорит, - суффиксы "очк" и "ечк", и еще мне Ольга Николаевна задала повторить правило на безударные гласные и сделать упражнение. - Вот с этого ты и начнешь, - сказал я. - Ну ладно, давай начнем. - Вот и начинай. Или, может быть, ты думаешь, что я с тобой буду это упражнение делать? Ты все будешь делать сам. Я только проверять тебя буду. Надо приучаться все самому делать. - Что ж, хорошо, буду приучаться, - вздохнул Шишкин и взялся за книгу. Он быстро повторил правило и принялся делать упражнение. Это упражнение было очень простое. Нужно было списать примеры и вставить в словах пропущенные буквы. Вот Шишкин писал, писал, а я в это время учил географию и делал вид, что не обращаю на него внимания. Наконец он говорит: - Готово! Я посмотрел... Батюшки! У него там ошибок целая куча! Вместо "гора" он написал "гара", вместо "веселый" написал "виселый", вместо "тяжелый" "тижелый". - Ну-ну! - говорю. - Наработал же ты тут! - Что, очень много ошибок сделал? - Да не так чтоб уж очень много, а, если сказать по правде, порядочно. - Ну вот! Я так и знал! Мне никогда удачи не будет! - расстроился Костя. - Здесь не в удаче дело, - говорю я. - Надо знать, как писать. Ты ведь учил правило? - Учил. - Ну, скажи: что в правиле говорится? - В правиле? Да я уж и не помню. - Как же ты учил, если не помнишь? Я заставил его снова прочитать правило, в котором говорится о том, что безударные гласные проверяются ударением, и сказал: - Вот ты написал "тижелый". Почему ты так написал? - Наверно, "тежелый" надо писать? - А ты не гадай. Знаешь правило - пользуйся правилом. Измени слово так, чтоб на первом слоге было ударение. Шишкин стал изменять слово "тяжелый" и нашел слово "тяжесть". - А! - обрадовался он. - Значит, надо писать не "тижелый" и не "тежелый", а "тяжелый". - Верно, - говорю я. - Вот теперь возьми и сделай упражнение снова, потому что ты делал его и совсем не пользовался правилом, а от этого никакой пользы не может быть. Всегда надо думать, какую букву писать. - Ну ладно, в другой раз я буду думать, а сейчас пусть так останется. - Э, братец, - говорю, - так не годится! Уж если ты обещал слушаться меня, слушайся. Шишкин со вздохом принялся делать упражнение снова. На этот раз он очень спешил. Буквы у него лепились в тетрадке и вкривь и вкось, валились набок, подскакивали кверху и заезжали вниз. Видно было, что ему уже надоело заниматься. Тут к нам пришел Юра. Он увидел, что мы занимаемся, и сказал: - А, занимаетесь! Вот это хорошо! Что вы тут делаете? - Упражнение, - говорю. - Ему Ольга Николаевна задала. Юра заглянул в тетрадь. - Что же ты тут пишешь? Надо писать "зуб", а ты написал "зуп". - А какое тут правило? - спрашивает Шишкин. - У меня правило на безударные гласные, а это разве безударная гласная? - Тут, - говорю, - такое правило, что надо внимательно списывать. Смотри, что в книжке написано? "Зуб"! - Тут тоже есть правило, - сказал Юра. - Надо изменить слово так, чтобы после согласной, которая слышится неясно, стояла гласная буква. Вот измени слово. - Как же его изменить? "Зуб" так и будет "зуб". - А ты подумай. Что у тебя во рту? - У меня во рту зубы, и язык еще есть. - Про язык тебя никто не спрашивает. Вот ты изменил слово: было "зуб", стало "зубы". Что слышится: "б" или "п"? - Конечно, "б"! - Значит, и писать надо "зуб". В это время пришел Ваня. Он увидел, что мы занимаемся, и тоже сказал: - А, занимаетесь! - Занимаемся, - говорим. - Молодцы! За это вам весь класс скажет спасибо. - Еще чего не хватало! - ответил Шишкин. - Каждый ученик обязан хорошо учиться, так что спасибо тут не за что говорить. - Ну, это я так просто сказал. Весь класс хочет, чтоб все хорошо учились, а раз вы учитесь, значит, все будет хорошо. Тут опять отворилась дверь, и вошел Вася Ерохин. - А, занимаетесь! - говорит. - Что это такое? - говорю я. - Каждый приходит и говорит: "А, занимаетесь", будто мы первый раз в жизни занимаемся, а до этого и не учились вовсе! - Да я не про тебя говорю, я про Шишкина, - ответил Вася. - А Шишкин что? Будто он совсем не учился? У него по всем предметам не такие уж плохие отметки, только по русскому... - Ну, не сердись, я так просто сказал. Я думал, что он не занимается, а он занимается, вот я и сказал - Мог бы хоть что-нибудь другое сказать. Будто других слов нет на свете! - Откуда же я знал, что это вас так обидит? По-моему, ничего тут обидного нет. Тут снова отворилась дверь, и на пороге появился Алик Сорокин. - Сейчас тоже, наверно, скажет: "А, занимаетесь!" - прошептал Шишкин. - А, занимаетесь! - улыбнулся Алик Сорокин. Мы все чуть "от смеха не лопнули. - Чего вы смеетесь? Что я такого смешного сказал? - смутился Алик. - Да ничего. Мы не над тобой смеемся, - ответил я. -А ты чего пришел? - Так просто. Думал, может, моя помощь понадобится. - Может быть, и шахматы с собой захватил? - спросил я. - Ах я растяпа! Забыл шахматы захватить! Вот бы мы и сыграли тут! - Нет, ты уж с шахматами лучше уходи отсюда подальше, - сказал Юра. Пойдемте домой, ребята, не будем им мешать заниматься. Ребята ушли. - Это они приходили проверить, учимся мы или нет, - сказал Костя. - Ну и что же? - говорю я. - Ничего тут обидного нет. - Что же тут обидного? Я и не говорю. Ребята хорошие, заботливые. - А Ольга Николаевна сказала маме, что ты не ходил в школу? - спросил я Костю. - Сказала. И маме сказала и тете Зине сказала! Знаешь, какая мне за это была головомойка! Ох, и стыдили меня - век помнить буду! Но ничего! Я и то рад, что все теперь кончилось. Я так мучился, пока не ходил в школу. Чего я только не передумал за эти дни! Все ребята как ребята: утром встанут - в школу идут, а я как бездомный щепок таскаюсь по всему городу, а в голове мысли разные. И маму жалко! Разве мне хочется ее обманывать? А вот обманываю и обманываю и остановиться уже не могу. Другие матери гордятся своими детьми, а я такой, что и гордиться мною нельзя. И не видно было конца моим мучениям: чем дальше, тем хуже! - Что-то я не заметил, чтоб ты так мучился, - говорю я. - Да что ты! Конечно, мучился! Это я только так, делал вид, будто мне все нипочем, а у самого на душе кошки скребут! - Зачем же ты делал вид? - Да так. Ты придешь, начнешь укорять меня, а мне, понимаешь, стыдно, вот я и делаю вид, что все хорошо, будто все так, как надо. Ну, теперь конец этому, больше уже не повторится. Как будто буря надо мной пронеслась, а теперь все тихо, спокойно. Мне только надо стараться учиться получше. - Вот и старайся, - сказал я. - Я и то уже начал стараться. |