Книга Невзоров. Еретик! сказала церковь. Хулиган! сказали чиновники
 Скачать 1.31 Mb.
|
|
№ 12 Сторонники медиумизма быстро научились игнорировать любую неприятную для них информацию, а с начала ХХ века они уже яростно контратакуют материалистов, успешно завоевывая информационные пространства. Барон Гуддельштубе поражал публику, размещая с своем спиритическом журнале свидетельства о том, как ему удалось вызвать дух Гиппократа, давшего уникальный рецепт излечения острого ревматизма. (Отметим, что действенность рецепта осталась под вопросом). Появляются крайне убедительные автографы, оставленные во время спиритических сеансов духом Юлия Цезаря, Октавиана, Ювенала, Абеляра и пр. Иными словами, та эпоха предлагает множество трагедий и комедий, но очень мало фактов. Покаянные мемуары Маргариты, выводы менделеевской комиссии, остроумные выходки Циона и Мурсенбурга, эффектные разоблачения Юма и Блаватской — это скорее беллетристика «на тему спиритизма», чем лабораторный материал для исследования. Тем не менее, и она дает мутноватое, но удовлетворительное изображение общей картины. В ней доминирует ложь, фокусы и подлоги. Чего-либо в действительности загадочного или необъяснимого, при всем желании мы в ней пока не видим. Конечно, в картине настораживает очень высокий процент «цирковой» компоненты. Почти все выдающиеся, хрестоматийные спириты, основатели целых направлений и обществ, имевшие всемирную славу, так или иначе оказываются (в прошлом или настоящем) связанными с цирковым ремеслом. Это касается не только спиритизма, но и месмерических практик (животного магнетизма), вещих снов, ясновидения и пр. Некий относительный порядок в деле фиксации результатов был наведен лишь с в конце первой трети XX века. Только тогда был выработан режим полного контроля за «магом» и помещением в котором проводился сеанс. Примерно в это же время «магизм» для удобства классификации и документирования был разделен на основные направления: телепатию, ясновидение, проскопию, психокинез, спиритизм, целительство, медиумизм, спиритуализм и т. д. Тогда же были окончательно утверждены не слишком изящные термины, обозначающие участников сеанса: перципиент и индуктор. Перципиент — это маг, тепепат, ясновидящий. Индуктор — это тот, кто подвергается сверхъестественному воздействию. Итак, в материале, который предоставляет нам ХХ век, мы можем продуктивно поискать реальные факты свидетельствующие «за» или «против» наличия паранормальных явлений и способностей. Отбросим любые оценочные или интуитивные суждения, вне зависимости от авторитетности их авторов. Признание человека медиумом или убежденность в его шарлатанстве тоже не будет приниматься нами во внимание, даже если это мнение И. П. Павлова или Германа фон Гельмгольца. Наша задача — выщепить только безусловные факты и оценить их влияние на фактологическую картину мышления человека. В качестве примеров — возьмем самых ярких, признанных и знаменитых медиумов- экстрасенсов, имевших миллионы поклонников. 1. Марджери Крендон (1888–1941), начавшая свою мидиумическую карьеру в 1923 году прославилась вызыванием духа, именуемого «Уолтер». Помимо эффектного швыряния предметов, реплик, касаний «Уолтер» умел оставлять на кусках воска различные отпечатки. В том числе и пальцев. Без особого труда, самым элементарным дактилоскопированием было установлено, что часть отпечатков принадлежит самой Марджери, а другие — ее доверенному лицу и дантисту Ф. Калвеллу. (C. E. Hansel. ESP A scientific evaluation 1965) Непонятно, на что рассчитывала Крендон, проделывая фокусы с воском. Дактилоскопия была уже вполне обыденной практикой. В 1905 году, судя по справке Natur, Скотланд-Ярд располагал картотекой в 80 тыс. отпечатков пальцев. Вероятно, что и другие полицейские службы мира тоже имели свои, не меньшие картотеки. 2. Элизабет Кюблер-Росс (1926–2004) швейцарский психиатр-медиум, танатолог, обаятельная и весьма ученая дама. Она в 1980-х годах основала духовно-целительный центр, именовавшийся «Приютом безутешных вдов». В этом заведении потерявшие мужей дамы имели возможность вступать с «посмертными сущностями» своих покойных супругов в спиритическое общение, в том числе и очень тесное. Несмотря на то, что умершие мужья были гражданами совершенно разных стран, людьми разных возрастов, взглядов, положений, статусов и представлений о гигиене у всех дам, прошедших через «глубокий мистический контакт» со своими давно почившими супругами была обнаружена одна и та же вагинальная инфекция. Полиция, обратившая внимание на этот загадочный факт, вскоре обнаружила, что роль множества мужей исполнял один и тот же господин. А именно — доверенное лицо Кюблер-Росс, циркач Джей Берхем, который умело пользовался абсолютной темнотой, бывшей обязательным условием сеансов. Собственно Берхем и был разносчиком венерического заболевания. Когда его уличили, он пояснил, что «сущность из потустороннего мира клонировала его для материализации встречи». (Rosenbaum R. Dead like her: How Elisabet Kubler-Ross went around the bend. 2004, J. Grant Discarden science 2006) 3. Питер Попофф, сверхпопулярный ясновидящий и целитель 80-х не был спиритом в традиционном смысле этого слова, но в своих публичных исцелениях и сеансах неизменно действовал силой призванного им «св. духа». Попофф проявлял невероятную осведомленность о болезнях и именах совершенно неизвестных ему людей, впервые пришедших на его духовно- исцеляющие сеансы. «Публичные молитвы Попоффа были необычайно точными и содержали в себе имена, медицинские диагнозы и другую личную информацию, полученную им от св. духа…» «Выяснилось, что жена Попоффа перед началом и во время сеанса ходила по аудитории и непринужденно заговаривала с пациентами и их родственниками. Затем, при помощи портативного передатчика она передавала мужу, что надо говорить о том или ином пациенте. В результате Попофф объявлял тысячам пораженных почитателей точное имя, болезнь и адрес конкретного участника.» Разоблачен был при помощи банального радиоперехвата. Уличенный в обмане утверждал, что «пользовался радиопередатчиком дополнительно к силе духа святого». (J. C. Smit. Pseudoscience and extraordinary claims of the paranormal 2010) № 13 Мы уже обсудили роль Гарри Гудини в истории спиритуализма. В один ряд с ним мы можем поставить и прочих иллюзионистов разоблачителей, а именно: Джозефа Даннигера, Джеймса Рэнди, Дерена Брауна, Йена Роуленда, Майка Эдвардса, Баначека, Джонни Томпсона, Криса Энджела, Дэвида Блейна и многих других. Все они в разное время развенчивали медиумизм и экстрасенсорику, предлагая «загадочным» явлениям простые и проверяемые объяснения. В частности Даннигер «читал мысли», «предсказывал будущее», воздействовал на предметы «силой взгляда». Все эти сакральные действия, известные нам по истории древней магии, Даннигер сопровождал заявлениями, поясняющими, что все это — обычные, достаточно простые трюки. Он раскрывал перед публикой технику ясновидения, спиритизма и телепатии, разоблачая, как он выражался, «паранормальное мошенничество.» Отметим, что именно профессионалы — иллюзионисты набрасывались на спиритов и экстрасенсов при первой же возможности. Они и стали «похоронной командой» всех этих практик. Вспомним, что самые амбициозные ученые комиссии, до включения в них иллюзионистов, как правило, никогда не были способны обнаружить обман. Относясь ко всему чрезвычайно серьезно, академики не могли предположить, что искать надо не сверхтонкие и непостижимые явления, а веселый, хитрый, отполированный веками розыгрыш. Иллюзионисты же видели и узнавали его сразу. Здесь стоит вспомнить историю братьев Девенпорт, которых не смогли разоблачить экспертные коллегии, иногда включавшие более сорока профессоров Гарварда и Кембриджа. Помимо профессоров на сеансах в доме Диона Бусико на Риджен- Стрит присутствовали и десятки журналистов, тщательно ищущих подвох и тоже не находивших его. Братья Девенпорт, как известно из их жизнеописания (автор П. Рэнделл), направились в Англию, чтобы «сразиться с материализмом в его собственной берлоге». Они дерзко бросили вызов всей британской науке — и почти победили ее. Скептичная «Дейли Ньюс» сквозь зубы констатировала, что «Чудеса, показанные этими шутами, уложили Англию на лопатки». Кембриджская профессура грустно отмалчивалась, газеты язвили, но найти рационального объяснения происходившему на сеансах не мог никто. Братья Девенпорт, «сразившие материализм», ликовали, давали победные интервью и устраивали балы и рауты. И тут-то на их беду возник некто Джон Н. Масклайн. Он был профессиональным, но малоизвестным фокусником. Собрав печальную профессуру и журналистов, Масклайн легко и непринужденно повторил все, что так потрясло науку и прессу Англии. А потом публично объяснил технику этих трюков. При этом Масклайн скромно заметил, что «это еще очень простые фокусы, научить которым он берется любого желающего за пару месяцев». Разоблачение было настолько убедительным и разгромным, что один из Девенпортов публично покаялся: «Я нахожусь сегодня здесь, будучи одним из основателей спиритизма, с тем, чтобы разоблачить его, как абсолютную ложь от начала до конца, как самое пустое из всех суеверий….» (Л. Р. Фрум «Спиритизм сегодня» 1963) Градус трагизма в этом отречении был настолько высок и искренен, что даже ядовитая «Дейли Ньюс» в своей передовице обошлась без зубоскальства и «плясок на могиле». Она ограничилась заметкой следующего содержания: «Если бы братья Девенпорт, показав все, что показали, догадались бы сказать — «смотрите, как все просто», то они добились бы не только удачи и позора, но и уважения Англии». Азарт, с которым фокусники травили медиумов, не слишком понятен стороннему зрителю, но имеет простое объяснение. Дело в том, что «ясновидящие», «телепаты», «целители», «духовидцы» и «спиритуалисты», как правило, пользовались стандартным набором тех трюков, что были изобретены именно в цирках. «Летающие руки», «загадочные подъемы предметов», «сгибания ложек и ножей силой мысли», хождения по воде, волшебные исцеления и разгадывание мыслей, техника левитации и чревовещание практиковали еще Кратифен, Феодосий, Эвклид и Деофит — полумифические иллюзионисты Древней Греции. По всей вероятности не они были изобретателями фокусов, но именно эти имена сохранила история. Разумеется, у них были египетские, ассирийские, китайские и индийские предшественники, а сами фокусы шлифовались и совершенствовались в течении нескольких веков, прежде чем попасть на рынки и в амфитеатры Эллады. Древнеримские сатурналии отшлифовали иллюзионное искусство и передали его ярмаркам ранней Европы. В XVI–XVIII столетиях искусство фокуса было доведено до совершенства Георгом Сабелиусом, мэтром Гонэном, Жаном Руайе, Йозефом Фрелихом, Иоанном Боско, Каттерфельдо, Исааком Фауксом, Джинджеллом, Пелладино и еще как минимум тремя десятками классиков циркового иллюзиона. (Cristopher M. Panorama of magic 1962; Evans H. Magic and its professors 1902; Тривас М. Вадимов А. От магов древности до иллюзионистов наших дней 1979) В раннем средневековье технология фокуса остается известной только тем, кто сам работает на аренах, но уже в 1533 году Генрих Корнелий Агриппа издает в Кельне свой труд «Об оккультной философии», где трюкам посвящена целая глава. В 1771 году Иоганн Христиан Виглеб издает книгу «О натуральной магии». В 1790 появляется труд Г. Галле «Открытые тайны древних магов и чародеев или волшебные силы природы, в пользу и увеселение употребленные». Даже самого беглого знакомства с историей циркового иллюзиона достаточно, чтобы убедиться в том, что все без исключения религиозные культы, включая спиритуализм, а также целители и экстрасенсы не изобрели ни единого собственного фокуса, а только заимствовали репертуарные номера, известные еще со времен Кратифена и Деофита. Возможно, этот небольшой набор умных и эффектных обманок и есть тот самый «след бога». Если это так, то смущает тот факт, что «мировой разум», «создатель и повелитель планет и плазм» век за веком пользуется одним и тем же сомнительным наборчиком чудес, подсмотренном на ярмарках и в цирках. Вероятно, нам следует признать поражение: мы честно искали бога, а нашли унылый микст из нотаций и фокусов. Знание тайн цирка сегодня обрушивает спиритуализм и экстрасенсорику, не оставляя для нас надежды найти в них «сверхъественный фактор». Но! Если бы иллюзионисты «евангельского века» имели бы профсоюз, средства массовой информации и тот азарт, который воодушевлял Боначека или Гудини, у нас, вероятно, было бы на одну мировую религию меньше. Ее паранормальная сторона была бы опознана, как набор репертуарных трюков, безжалостно разоблачена и осмеяна. А без нее притчи и нотации Христа остались бы простым фольклором, который никогда бы не вскружил головы даже рабам и погонщикам ослов. Христианство не исключение. Такую же участь имела бы и любая другая форма магии, остающаяся в своей премордиальной форме или оформленная в религию. Мы видим забавную инверсию. Цирковой трюк в сочетании с хохотом, светом, гримом и кривляньями остается тем, что он есть, т. е. обычным трюком. Он же в сочетании с мраком, пафосом и темой смерти становится доказательством наличия тайных духовных сил мира. Причина такой инверсии понятна. Для мозга с его очень ограниченными возможностями и соответственно «урезанной» рецепторикой, среда и не может предложить большого разнообразия возбудителей. А функция центральной нервной системы — это их постоянный поиск, что, вероятно и вынуждает бедную ЦНС homo «бродить по кругу», используя одни и те же явления в качестве совершенно разных по смыслу раздражителей. Прекрасным поясняющим примером таких инверсий является двойное использование бромидроза. Бромидроз, как известно, это — зловоние пота, вызванное его естественным бактериальным разложением. Это сложный, многосоставный аромат, фундаментом которого является изовалериановая кислота и продукты нитрификации (окисления аммиака). Бромидроз может вызвать рвотный рефлекс, когда исходит от разлагающегося пота ног, а может быть объектом восхищения, если его источают дорогие сорта сыра. Отметим, что и в том и в другом случае это будет один и тот же запах. Его химическое происхождение и физиологическое восприятие никак не будут отличаться. С учетом того, что молоко (основное сырье для изготовления сыра) это сложная модификация пота, сохранившее с ним (некоторое) биохимическое родство, оно и разлагаемо (почти) так же, как пот, теми же группами бактерий, в частности Nitrosomonas. Но! Источаемый грязными запревшими носками, портянками, подошвами и пальцами ног, он вызывает отторжение и включает защитные реакции, а преподнесенный на хрустале или фарфоре, в виде «лимбургера» или «комамбера» провоцирует восторг и желание неспешно определять гамму ароматических интонаций. Вглядевшись, мы обнаружим, что наши примеры с фокусами или бромидрозом не уникальны. Вся культура homo переполнена инверсиями. Трудно сказать, где именно их концентрация сильнее. Она и в двойном восприятии половых органов, в «щекочущих» языковых казусах, в похоронных и правовых ритуалах. Дама, совершающая орогенитальный контакт, без всяких колебаний глотает мужскую сперму. Если та же жидкость будет подана ей в бокале к говяжьим ребрышкам, то мы, несомненно, сможем наблюдать всю мощь рвотного рефлекса. Рыцари — крестоносцы Готфрида Бульонского имели обыкновение натираться калом папы. Они же сетовали на вонь от испражнений солдат и оруженосцев. Это дает основания задуматься о зыбкости баланса безусловных и условных рефлексов и опять выводит нас к знаменитому эксперименту Ерофеевой. Но сейчас нас интересует совершенно другое. К сожалению, как мы видим, в религиях невозможно найти «следы бога» или хотя бы те «отпечатки его пальцев», которые позволили бы нам судить о наличии сверхъестественного фактора, способного влиять на процессы мышления. Невозможность принимать всерьез паранормальную сторону культов, освобождает нас от доверия и к их декларациям. Вероятно, магия и все ее дериваты — это все же слишком грубая рукотворная материя. По причине вульгарности ее происхождения в ней и не может содержаться того, что мы ищем. Но это не значит, что наш поиск «бога» можно считать законченным. № 14 Как известно, у магии есть родная сестра. Метафизика. Она никогда не опускалась до фокусов и сбора медяков со старушек. Она не бралась учить или объяснять, полагая, что тайны, заложенные в основании мира, не измеряемы знанием и не изменяемы молитвой. Она с одинаковой брезгливостью морщила носик, созерцая и религиозные фокусы, и дымящиеся реторты. Она не жгла людей и не вскрывала тайком трупы в подвалах. В самом ее имени, которое переводится как «то, что после физики» весьма уютно разместилась претензия на знание конечного смысла. Это наименование досталось ей совершенно случайным образом, но очень хорошо охарактеризовало претензию метафизики быть вне всего, после всего, до всего и в основе всего. В метафизику, как правило, влюблялись все разочаровавшиеся в ее доступной сестричке. Для интеллектуалов, начиная еще со времен Симплиция, именно в метафизике, а не в религии находилось объяснение волшебства любви, музыки, доблести, рифм, затмений и великих открытий. За любым жизненным событием стояла именно она, как некое сверхчувственное, неосязаемое начало мира, которое-то и является подлинной причиной «чуда» мышления, искусства, веры и красоты природы. Ее доводы были тем сильнее и убедительнее, что вообще никогда и никак не формулировались. Они оставались невидимы и бесплотны. В отличии от магии, которая обросла уязвимой фразеологией и забавной атрибутикой, «надмирная тайна начала бытия» никогда не облекалась ни в какие конкретные слова и образы. Благодаря этому она долго оставалась неуязвимой для злословия. Ее призрачность, конечно, очаровательна, но нам надо хоть как-то «пощупать» предмет нашего обсуждения. Иными словами, нужны хоть какие-то осязаемые характеристики этой тайны. Их, конечно можно поискать у Аристотеля, но у нас нет задачи просто посмешить публику. Иные античные авторы тоже не предлагают ничего вразумительного. Европейские адепты метафизики: Гегель — Хайдеггер — Гуссерль, ловя ее вечно ускользающую сущность, громоздили друг на друга миллионы слов, весьма причудливо меняли их порядок, но так и не смогли вывести ни одной характеристики данного явления. В поиске формулировок её смыслов нам остается обратиться к первобытному мышлению (как к возможному автору). Классическая антропология предлагает множество его вариантов, но нам нужен абсолютно примитивный, говоря языком Леви-Брюля «домагический» и «до логический» образец мышления. Задача кажется невыполнимой, но это не так. Конечно, кристальная, не замутненная магизмом чистота представлений — это огромная редкость. Её бесполезно искать в европейской или азиатской мифологии. По счастью у нас есть «родина всего и всех» — Тропическая Африка. Именно там, в 50-е годы XX века Богумилом Оля у племен кру и сенуфо были обнаружены древнейшие представления человека о сверхъестественных началах мира. Эта находка для антропологии сравнима по своей важности с обнаружением эдиакарской фауны для биологии. Тем не менее, она осталась (как и многое другое) почти незамеченной и уж точно не оцененной. Но, благодаря ей, мы можем понять, как могло бы выглядеть понимание паранормального, если бы оно не стало объектом жреческого бизнеса. По представлениям кру существует «не имеющая образа и облика потенция, именуемая Нионсва или Ниесва». Она полностью абстрактна и недосягаема. Контакт с ней невозможен. Но именно она является началом и концом мира. (Б. Оля «Боги тропической Африки» М.1976) Племя Сенуфо придерживается схожих представлений, но у них та абстрактная форма, которая заполняет космос, землю и человека зовется Кулотиоло. Она тоже всесильна, глуха к мольбам и безразлична к происходящему на земле, сенуфо вспоминают ее, по выражению Б. Оля, «молчаливо или намеками». Европейская метафизика до шестидесятых годов ХХ века понятия не имела об африканском рецепте «молчания и намеков», но в общем и целом ему следовала (не считая бессвязиц Гегеля — Гуссерля — Шелера). Мы видим не просто забавное совпадение. «Надмирная тайна» метафизики действительно может существовать только в режиме необъясненности и несформулированности. Ее очарование — в ее полной неопределенности, а ее язык — молчание. Сенуфо понимали это значительно лучше, чем Гегель. Поэтому их Кулотиоло значительно «метафизичнее», чем «мировой дух» Гегеля. Гегельянство, конечно, сделало свое дело, но в основном Европа сплела паутины «невыразимого сверхъестественного начала» задолго до тиражирования мучительного многословия Георга Фридриха Вильгельма Гегеля. Основным сырьем для неё послужили мириады поэтических пустяков, а также мимолетные нюансы и образы гуманитарной культуры. Как ласточкино гнездо слюной, эти пустячки склеивались видовым самолюбованием в одно целое. (Как мы помним, ното страстно желал быть «уникальным созданием», не имеющим ничего общего с другими животными.) Очень хаотично и неряшливо, но у европейцев все же складывался образ некой всемирной тайны, главенствующей над всем, в том числе и над науками. Но подрастал маленький Давид точного знания. Со времен Галилея и Везалиуса он начал покручивать свою пращу, выразительно глядя метафизике прямо в ее сияющие неземным светом глаза. Примерно с XVI столетия начался вечный бой между ней и наукой. Сейчас трудно сказать, кто именно влепил метафизике в лоб первый, по- настоящему болезненный камень. Это мог быть Бруно, Левенгук, Сваммердам или Бюффон. Сейчас это трудно установить. Тогда метафизика отделалась шишкой и недолгим обмороком, но она даже не представляла себе, что ждет ее в ближайшем будущем. Мы не вполне точно знаем, как обстояли дела в тиши кабинетов, но первое публичное изнасилование этой особы совершил Жюльен Оффре де Ламетри. Впрочем, поскольку к нему быстро присоседился Гольбах, то изнасилование можно характеризовать, как групповое. Уставших энциклопедистов сменили Лаплас и Ламарк. Сделав свое дело, они галантно уступили место толпе физиологов. Те не были склонны к куртуазности и шалостям. Они не трясли кружевами манжет и не утруждали себя пустыми комплиментами, как их предшественники. Близко познакомившись с Клодом Бернаром, Иваном Сеченовым, а также Бюхнером, Фогтом, Малешотом, Функом, Вундтом, и пр., метафизика познала настоящий кошмар. Вообще, над ней успешно надругались очень многие. Метафизика рыдала поэмами и симфониями, огрызалась полотнами Гро и томиками Канта. Но восемнадцатый и последующие полтора века были для нее временем сплошного ужаса и позора. Помимо серии публичных групповых изнасилований ей пришлось пережить и другие экзекуции. Ее до крови искололи перьями Гексли и Тейлор, а Дарвин побил тросточкой. Слюна Павловских собачек прожгла огромные дыры в ее мерцающих ризах, а Эйнштейн прямо ей на лбу нацарапал Е=mc 2 Иными словами, постепенно, но верно, усилиями физиков, химиков, физиологов, археологов и геологов метафизику удалось выдавить практически из всего интеллектуального пространства. Процесс был нелегким, но к началу XX века значительная часть явлений и событий уже получила простое и легко проверяемое объяснение. В лабораториях одна за другой разгадывались загадки природы, а вместе с каждой разгадкой погибала и частичка «всемирной тайны». Издыхающая метафизика, спасаясь от кислот и ланцетов, заползла в первоначальные пласты времени, в эпоху образования планеты и зарождения на ней жизни. Там она и окопалась, мстительно шипя о том, что секрет возникновения живого недоступен познанию, что никогда и никакой определенности в вопросе происхождения жизни нет, не было и быть не может. В этом горлумовском шипении хорошо слышится знакомый мотив о наличии неких «нефизических свойств» нашего мира. |