Фэндом Jujutsu Kaisen Пэйринг и персонажи

• Название: Фэндом Jujutsu Kaisen Пэйринг и персонажи
• Дата: 05.09.2022
• Размер: 93.43 Kb.
• Имя файла: pod_muziku_svobodno (1).docx
• Тип: Документы; #662416
• страница: 2 из 4

Часть 2

Итадори чувствует себя полным дураком.

Вчера он все-таки собрался и позвонил по номеру, оставленному ему Годжо. Вернее, он набрал и тут же в панике сбросил, откинув телефон на один конец кровати и вжавшись в другой: последние несколько дней он только и делал, что краснел и запинался на ровном месте, когда вспоминал язык у себя на коже и низко-мурчащий голос.

За постоянные отвлечения Нобара почти пинала его на тренировках, но, узнав причину (Итадори рассказал ее очень стыдливо, но честно), даже не смеялась. Настоящая подруга. Хотя, нет, не так. Она действительно не смеялась, она просто похоронила его. Сразу и заживо. Настоящая подруга и настоящая засранка.

Не прошло и минуты, как телефон затрезвонил в ответ.

Фушигуро в комнате не было, и Итадори не знал, к счастью ли это или к сожалению. Вроде как, с ним безопаснее, когда дело касается Годжо, раз они знакомы и у Фушигуро стойкий иммунитет к выходкам этого человека. Но с другой стороны, Итадори не хотел бы говорить при ком-то.

Он выдыхает и хватает трубку.

— Алло? Эм, здравствуйте, — он говорит немного неуверенно, и его горло пересыхает. — Годжо-сан? Это Итадори Юджи, Вы оставили мне свой номер.

Ой, дурак. Можно же было просто написать сообщение... и не здороваться первым, это же не он сейчас позвонил. Из трубки разливается веселый голос.

— А, Итадори-кун! Я думал, ты уже никогда не позвонишь, — Годжо на другом конце провода хмыкает, а потом отодвигается и коротко шикает на кого-то. Становится ясно, что тот не один. — Не смог удержаться перед моим обаянием и моим голосом?

Юджи вспыхивает.

— Нет, — говорит он, и это почти не ложь. Почти — это процентов на десять. — Я просто хотел узнать, зачем Вы оставили мне номер.

В трубке слышится небольшая возня.

— А, это просто. Думал пересечься на выходных. Написал же вроде даже. Но ты не позвонил, уже вечер воскресенья, — Сатору мурлычет. — Поэтому встреча отменяется. Нерешительность — не качество танцора, Итадори-кун.

Итадори сглатывает.

— Вы хотели встретиться со мной?

— Да, это было чисто... деловым предложением. Но уже всё.

— Черт, да почему Вы так уверены, что мне это так жизненно необходимо? Я просто позвонил узнать в чем дело, вот и все, — говорит Юджи внезапно собранно и строго, даже чуть-чуть зло.

— О, правда? А мне кажется, ты чувствуешь себя иначе, — Судя по голосу, Годжо улыбается. В трубке шумят. Если бы Итадори мог знать наверняка, то он бы сказал, наверное, что Сатору сейчас лег на живот.

Он шумно втягивает воздух через нос. Черт, какой же он... этот Годжо.

— И что Вы предлагаете мне делать с этим?

— О-о, — говорит Годжо. Он явно забавляется. Итадори не очень хочется признавать, но это в какой-то степени ему самому нравится тоже. Поддевает. Но... разогревает. — Я уже ничего не предлагаю, я предложил все, что только можно. Но если ты сам назначишь встречу, — он делает паузу, и у Юджи гаснут нервы, — то я подумаю над твоим предложением.

Итадори отодвигается от телефона и молчит.

— Ну, хорошего вечера. — наконец, в трубке выдыхают и отдаляются от нее:

голос на последнем слоге уже звучит далеко и глухо. Разочарованно.

— Стой!...Те, — он совсем не знает, почему обращается на «вы». — Стойте.

— М-м-м?

— Давайте встретимся через два часа.

Небольшая пауза.

— Итадори-кун, уже семь вечера. Деткам скоро спать пора, — раздается смешок.

— Либо Вы соглашаетесь, либо я больше никогда не предлагаю.

На другом конце трубки раздается довольный хохот.

— Боже, ты — нечто. Заметано. В девять в парке Хинокичо. Не опаздывай, пожалуйста.

— И Вам того же, — из последних сил бурчит Юджи, но, положив трубку, чуть не умирает в сердце, мозгу и еще че-то в почках закололо. Он лежит звездочкой на кровати и смотрит в потолок, пытаясь понять, обернется ему эта встреча неприятными последствиями или нет. И что за «деловое» предложение, о котором говорил Сатору?

Он со стоном подскакивает и распахивает шкаф. Вдруг становится ясно, что без опытного глаза тут не обойтись — приходится набрать Нобару.

— Алло? Юджи, ты-

— Алло, привет, — Итадори перебивает ее, прижимая трубку к уху плечом, а свободными руками выгребает из шкафа всю свою одежду. — Нобара, что бы ты надела на встречу с парнем в парке?

Нобара делает паузу на секунду. Думает.

— А когда встреча? И какой парк?

За это Юджи и любит ее. Никаких лишних вопросов когда не надо.

— Через два часа. В парке Хинокичо. У меня в арсенале двенадцать худи разных цветов, две рубашки, пять маек, две черные и три белые, четыре футболки. Джинсы, брюки и две пары спортивных штанов. Это всё, еще тренировочная форма.

— Двенадцать худи, две рубашки... погоди, Юджи. Парк Хинокичо? Это же Роппонги, — Итадори кивает, хотя Нобара никак не может его видеть. — Юджи, ты опаздываешь. Тебе до этого парка добираться на метро два с половиной часа.

Итадори смотрит на время и внутри себя истошно орет.

— Я бы надела черные штаны, черную футболку, а поверх — расстегнутую белую рубашку, — спешно продолжает Нобара, — Закатай рукава. Надеюсь, она глаженная. Кроссовки белые. Расскажешь потом!

— Обожаю тебя! — Юджи орет, целует экран и кладет трубку. В таких случаях Нобара, его первая мозговая клетка, его главный нейрон, всегда помогает, ее надо слушать.

Начинается беготня по комнате. Он скачет, надевая вещи и проверяя, чтобы все было в порядке, ищет ключи, ищет уже успевший потеряться телефон, ищет кошелек. И вдобавок ко всему встречается в дверях с Мегуми.

— Буду поздно! Прикрой! — кричит он и выскакивает прямо в окно на лестнице между вторым и первым этажом. В общежитии комендантский час начинается в восемь, в это время все студенты должны быть в комнатах, но Итадори в восемь только-только будет ехать отсюда. — Люблю! — кричит он также абсолютно сбитому с толку Мегуми под окном и тут же смывается.

Час-пик уже прошел, и людей в метро значительно меньше. Итадори, едва добравшись до своей станции на нервах, садится в вагон и размещается где-то напротив входа, второго, не того, через который он зашел. Состав движется быстро и только колеса стучат, но под задницей все еще гладко и мягко. Теперь уже скорость перемещения от Итадори не зависит, и, как бы он ни нервничал, что опаздывает, теперь он может успокоиться и засунуть в уши наушники.

Перед этим он пишет Годжо сообщение, говоря, что все-таки опоздает. Ответ приходит мгновенно, но он даже не смотрит, что там, боясь, что его и так скачущее сердце умрет. Наверняка там какие-то подколки.

Юджи считает станции, пересаживается на Сибуя в другой вагон и дальше едет до Роппонги. Он остановки считает как заколдованный, потом смотрит на время, когда приезжает — надо же, на самом деле даже почти не опоздал. Нобара перегнула со своими двумя с половиной часами, но ей все равно стоило сказать спасибо, потому что Юджи успел только благодаря тому, что заспешил.

Он высыпается на платформу и тут же перекатывается наверх, чтобы выйти наружу. Юджи редко бывал в Роппонги; на самом деле, он всегда жил на окраине Токио, из которой почти не вылезал, где-то неподалеку от Нобары, правда, они узнали, что живут рядом значительно позже. Потом Юджи переселился в общагу и даже получил комнату вместе с Мегуми, хотя они учатся на абсолютно разных направлениях. Мегуми на театральном искусстве, Итадори отправился в спортивную сторону. Студентов обычно селят по факультетам, но здесь было сделано небольшое исключение. Не обошлось без шуток про то, что они геи, конечно, особенно со стороны других соседей, но для Итадори комната со знакомым человеком куда дороже.

Парк Хинокичо приходится поискать. Спасибо Гугл-картам, ведь Итадори потерялся бы тут без интернета, хоть он и живет в Токио почти всю жизнь. Роппонги ему нравится; он в детстве был просто в восторге от той громадной инсталляции в виде паука. Сейчас она, конечно, кажется ему более стремной.

В парке удивительно тихо. Только дойдя до него, Юджи наконец достает телефон, чтобы посмотреть ответ Годжо на свое сообщение. Три смайлика, ржет, сука, и просьба появиться хотя бы в течение пятнадцати минут от назначенного времени. Итадори смотрит на часы: девять ноль три. Что ж, он, в принципе, успел.

Едва он заносит палец, чтобы спросить, как ему Годжо найти, тут же новым сообщением прилетают координаты. Тот через Гугл-карты отметил себя и скинул. Блестяще, как знал. Юджи вздыхает и идет по направлению.

Сатору сидит на лавочке, глядя на пруд. Эта лавочка кажется неимоверно низкой из-за длины его ног. Несмотря на то, что внешне он, как всегда, на высоте, почему-то он выглядит достаточно грустно. Он сидит, откинувшись на спинку, сгорбленно и в этом своем положении гораздо больше похож на грустного взрослого, чем на обычно жгущего все и вся парня в расцвете своих двадцати шести.

Итадори подходит к нему настороженно и бочком, как будто Сатору может его укусить. Впрочем, он и правда может: едва заметив Юджи, он вскакивает и давит лыбу. Потом быстро берет себя в руки и выглядит чуть более высокомерно, но при этом все еще не настолько, чтобы было неприятно. Просто показывает превосходство. Ну да, — Юджи фыркает сам себе.

— Итадори-кун, — он шутливо склоняет голову в поклоне.

— Годжо-сан, — Итадори отвечает ему в той же манере. — Здравствуйте.

— Пройдемся?

— Да.

Они идут по аллее. В девять вечера в Роппонги обычно еще достаточно шумно и живо, но сам парк пуст, и в нем вполне приятно. Они идут по тени, там, где свет фонарей не попадает на дорогу, и Итадори внутренне очень боится споткнуться, но ничем этого не выдает.

Он надел те же штаны, в которых выступал, и в кармане все еще осталась бумажка-записка, напоминающая Юджи о том дне.

— Эм... Годжо-сан, а зачем мы сейчас встретились? — наконец, спустя время он неловко спрашивает. Вопрос не самый тактичный, но он долго чесался на горле, еще до разговора по телефону даже.

— А зачем ты предложил мне встречу?

Итадори замолк. С одной стороны, странный вопрос, ведь это Годжо подсунул ему бумажку — с другой же, конкретно эту встречу в позднее время назначил именно Итадори. Он скашивает глаза на Годжо — тот со своей бледной кожей и белыми волосами очень легко заметен в темноте. Даже очков черных нет, только прекрасные глаза и белые, белые ресницы. Великолепный, и слов нет. Действительно, зачем Юджи его позвал? Мог бы и не звать. Особенно так поздно. Какая была причина?

Годжо идет рядом в тишине и явно наслаждается тихим вечером, ожидая ответа. Юджи снизу вверх немного под углом рассматривает его красивую линию челюсти и сглатывает.

— Ну... наверное, мне было интересно, зачем я могу быть вам нужен, — он глухо и смущенно бурчит, почесывая щеку. — Вы сказали про какое-то деловое предложение, и я подумал...

Годжо остановился, посмотрел на него с секунду или полторы и расхохотался.

Юджи, сбитый с толку, даже не улыбнулся, только растерянно посмотрел.

— Ну, Вы сказали... Какое-то деловое предложение?

— Мальчик мой, — Годжо улыбается, и щеки Юджи покрываются красными пятнами. — Фигуру речи такую слышал? Это просто была фраза. Боже, — он смеется. — Ты подумал, что у меня к тебе какое-то реальное деловое предложение? Выступать, например? Ни в коем случае, ты еще слишком зеленый для этого, — он ухмыляется.

Итадори обиженно выдыхает.

— Как услышал, так услышал. Я не собираюсь куда-то напрашиваться выступать.

— Правильно, тебе это не нужно, — выдыхает Годжо, одобрительно и низко, и Юджи поднимает брови. — Есть еще какая-то причина, почему мы здесь, Итадори-кун?

— Это Вы мне скажите.

— Ну, я полагаю, тебе хотелось со мной погулять. — Годжо останавливается и наклоняется над Юджи в привычной для него манере. — Возможно, ты постоянно думал об этом с самого начала. Вот мы и здесь, в девять вечера в Роппонги. А ведь ты даже не рядом живешь, и все равно приехал. Я назвал это место, и ты все равно умудрился уложиться в два часа, чтобы прийти, — он хитро улыбается, прищурившись, но в темноте это не так ярко видно.

— Откуда Вы знаете, где я живу? И что я далеко, — вместо того, чтобы возмутиться на все сказанное до этого, спрашивает Юджи. Он бы взбрыкнулся, но если так подумать, он действительно очень хотел увидеть Годжо вживую еще раз... Ну, посмотреть, что ли. И, стоит признать, он тогда испугался, когда Годжо собирался положить трубку, что упустит момент и встреча с эти человеком ему больше никогда не будет светить.

В конце концов, он не понимает, зачем ему дали эту записку. Почему Годжо сам хотел увидеть его отдельно? Кажется какой-то странной шуткой.

Юджи возвращается в диалог, понимая, что немного уехал.

— О, это просто, — Годжо щелкает пальцами, как будто его знание мест жительства людей — это самая очевидная вещь на свете. — Мегуми.

— Фушигуро?

— Да. Я прекрасно в курсе, где он живет. Ты сам сказал, что вы... соседи.

Итадори неразборчиво угукает и делает несколько шагов прежде, чем снова заговорить.

— Он рассказал мне о ваших отношениях с его отцом.

— Правда? Вот засранец, — просто говорит Годжо, но на этот раз в его голосе Итадори слышит очень неприязненную нотку, даже болезненную. — И что именно он рассказал?

— Без деталей, — бурчит Юджи. — Просто сказал, что было.

— Что ж, было и было, — пожимает Годжо плечами в ответ. — Я уже давно в порядке.

Итадори не спрашивал у него, как он, поэтому оброненная фраза про состояние наоборот надвинула на него мысль, что Годжо не совсем в порядке, когда думает об этом. Произошло явно что-то неприятное.

Они больше не издают ни звука, пока гуляют следующие минут семь. Юджи только отходит поглазеть на красивые кипарисы с другой стороны очередного пруда, а Годжо отвлекается на работающий допоздна ларек, чтобы купить себе воды.

Итадори немного переживал, что Годжо будет к нему приставать так, как это было на соревнованиях, но переживание это не было отталкивающим — он бы скорее назвал это волнением. Но нет, они вполне просто и комфортно гуляли, пока Годжо внезапно не подал голос:

— Итадори-кун, когда ты начал танцевать?

Итадори даже остановился.

— Лет в двенадцать.

— Тебе восемнадцать сейчас, так?

— Да.

— Понятно, — задумчиво говорит он, а потом — в очередной раз — ухмыляется:

— Я танцую дольше в два раза.

Итадори возмущенно закашливается.

— Вам двадцать шесть, разумеется, у Вас больше опыта.

— Я просто хотел оценить твой уровень. Сравнив тебя с собой, когда я протанцевал только шесть лет.

Юджи возводит свои глаза на него, удивленно и выжидающе рассматривая.

— И... что Вы думаете? — он спрашивает сипло и низко. Голос подводит, потому что он вдруг начал как-то сильно волноваться.

Годжо останавливается, и свет фонаря попадает на него, сбоку подсвечивая глаза. Он смотрит на Итадори и поднимает уголки губ.

— Дай-ка подумать... ну, в целом, если не сравнивать со мной... Наверное, я думаю, что это было одной из самых сексуальных вещей на свете.

Глядя, как Итадори стремительно заливается краской, он смеется.

— Хотя тебе стоило бы повернуть ногу вправо в третьем движении, а еще ты немного неестественно извернулся в... Эй!

— Годжо-сан, — задыхаясь, Юджи, красный донельзя, со всей дури стукает его по плечу и смотрит, как тот заходится в фальшивом болезненном вопле и стоне.

— Годжо-сан, Вы невозможный.

— Но тебе нравится.

Они смотрят друг на друга и прыскают со смеху. Итадори даже не находит в себе сил поспорить и немного расслабляется. Они идут дальше и сворачивают на дорожку, которая ведет к небольшой крытой площадке, метров пять на пять, со всех сторон окруженной деревьями. Раньше тут стояли качели, но их убрали, поэтому посередине в асфальте торчали два бетонных квадрата, к которым когда-то крепились столбы.

Сатору заваливается на траву, густым слоем растущую по периметру площадки. В этом внезапно укромном углу нет фонаря, и она заливается с неба лунным светом, плюс некоторое освещение идет от фонарей с главной аллеи. Итадори усаживается рядом, немного не понимая, зачем они здесь, и проверяет время. Уже десять.

— Я тут катался раньше, — говорит Годжо. — По вечерам, а потом эти качели убрали. Говорят, новую поставят.

— Вы давно тут живете?

— С четырнадцати.

«Тут» — это почти в центре, вдруг думает Юджи и выдыхает чуть завистливо.

— Юджи, — Годжо на траве приподнимается на локте, чтобы достать телефон из заднего кармана, но не включает его, и только рассматривает лицо Итадори снизу, — Не хочешь потанцевать?

— Э... В смысле, хип-хоп?

— Что угодно. Я танцую всё.

Юджи очень хочется протянуть к нему руку и убрать белую прядь со лба.

— У Вас тоже были причины встретиться, — хмыкает он сам себе. — Изучаете меня?

— Ты не кажешься таким проницательным, если на тебя взглянуть в первый раз, — Сатору щурится. — Что, если да?

— Я Вас уже шесть лет изучаю, — снова хмыкает Итадори, не подумав, а потом вскидывается. — А-а-а, нет, в смысле, я видел, как Вы танцуете! У Вас хороший канал на YouTube, — Но уже поздно, и Сатору опять веселится с чертятами в глазах. — Ну, черт, я просто хочу танцевать так же.

— А мне кажется, тебе не нужно танцевать так же, — Годжо тянет руку, словно желая что-то сделать, но опускает ее и фыркает. — Годжо Сатору у нас только один.

— Вы такого высокого мнения о себе.

— Я скорее говорю тебе, что ты — это ты, — он выдыхает и поднимается. — А я — это я. Мы априори танцуем по-разному, у тебя уже прорезается свой стиль. И все-таки я бы еще мог поставить тебе движения. В конце концов, я более опытный, — он нагло смотрит, приподняв брови, и такое ощущение, что он совсем не о танцах говорит, — Но если ты не хочешь...

Итадори подскакивает вверх быстрее, чем со скоростью света, хватая Годжо за рукав свитшота, и тот вновь довольно поднимает уголки губ.

* * *

— Левее! — командует Годжо, придерживая Юджи за талию сзади, чтобы он не завалился в другую сторону.

Простое «потанцуем» превратилось в настоящую тренировку. Они переместились в немного более освещенный угол парка, где было три лавочки и ни единой души. Годжо со своего телефона включил музыку, и Итадори узнал в ней музыку с их соревнования, и пятиминутная проба движений превратилась в сорокаминутное... это.

С Юджи градом лил пот: всё для Годжо было немного не то. Он изучал его движения минуты три, а потом каждое последующее правил. Итадори был полон энтузиазма и все еще не устал, но это немного било по самооценке.

Лицо Годжо делал такое, будто лепит танцора из совсем уж зеленого новичка.

Юджи начинает думать, что все это уж слишком специально. Он совсем потерял счет времени, а телефон лежит на лавочке — успеет ли он потом сесть на метро и уехать, или придется вызывать такси?

— Смотри, — говорит Годжо, аккуратно держа сидящего в плие Юджи за колено, — со следующей восьмерки тебе стоит сдвинуть его вперед и быстро перенести вес на ногу сзади. Так ты лучше выполнишь другой элемент.

— Вот так? — сглатывает Юджи, двигая ногу прочь из плена рук. Годжо удовлетворительно хмыкает и отходит.

— Не падай только. Я тебя больше не держу.

Да, Итадори и так это заметил: бока, до этого нагретые ладонями, резко охладил вечерний воздух, едва пальцы пропали с ребер. Он закатывает глаза, и когда Годжо вновь включает музыку, танцует шесть восьмерок подряд. Поняв, что Сатору ни разу не остановил его за это время, Юджи радостно выпрямляется и оглядывается на него...

Но Сатору нигде нет. Еще раз в панике оборачиваясь, он тут же носом к носу сталкивается с чужим дыханием на своей коже. Юджи теряется, не понимая, что происходит, и разглядывает белые-белые прекрасные ресницы, а потом вдруг нелепо заваливается на землю. Подсечка.

— Ты снова стопу подворачиваешь, — Годжо фыркает откуда-то сверху. — Потому не стоишь крепко на ногах и проваливаешь следующие элементы. Ну-ка, еще раз.

Юджи устало стонет: да господи. Я напрыгался уже, давай перерыв.

— Перерывов в жизни не бывает, — Годжо, словно подслушав его мысли, подмигивает ему и подает руку. — А если ты будешь танцевать с уж очень выносливым и нетерпеливым человеком?

Извечные непонятные двусмысленные подколки. Или Юджи просто кажется уже. С этим человеком не только галлюцинации начнутся, но и припадок близок какой-нибудь, никогда не поймешь, он юлит, подкатывает или просто общается в обычной манере.

Юджи руку берет, собираясь принять помощь, но потом вдруг дьявольски улыбается. Зачем ему вставать? Он хочет передохнуть. Годжо это замечает, но слишком поздно, тогда, когда Юджи уже со всей силой дергает его на себя. Годжо, неловко оступившись, коленями приземляется Итадори прямо на ноги, и тот издает болезненный стон, тут же отпуская руку и откидываясь спиной обратно на асфальт. Годжо тоже заваливается, но успевает перекатиться на бок и оказаться справа.

— Ну ты и засранец мелкий, — шипит он почти восхищенно.

— Давайте полежим. Я чуть отдохну и продолжим. Я не выдохся, но телу все равно нужно делать паузы. А то я тут откинусь. Вы же не хотите оказаться на месте преступления, — Юджи поворачивает голову и высовывает язык.

Сатору высовывает свой, так же ребячески, но шуршит чистыми волосами по асфальту и устраивает голову поудобнее, чтобы уставиться на небо.

— Теперь у меня одежда пыльная.

— У меня тоже.

Они в который раз ненадолго замолкают.

— Представьте, как охранники на нас смотрят сейчас с камер, — вдруг прыскает Юджи, и указывает на одну такую, примотанную проводом к столбу.

— Два человека валяются прямо на земле посередине парка под светом фонарей.

— А до этого танцевали.

— Как пьяные.

— Точно. — Итадори заливается хохотом. — И ржут еще.

— Ты доволен? — внезапно спрашивает Годжо. Юджи неловко ерзает, и в итоге ложится на бок, чтобы посмотреть на него. В кожу руки впиваются мелкие камушки, которые обычно есть на асфальте всегда.

— Это интересный вечер, — Юджи слабо улыбается. — Но преподаватель из Вас так себе.

Годжо возмущенно задыхается и несильно пихает его.

— Преподаватель точно так себе, — Итадори, раззадоренный и смешливый, кивает самому себе. — Но я бы хотел попробовать станцевать с Вами. Не на сцене, — добавляет он робко. — Просто... вот так.

Годжо приподнимается и улыбается. Немного издевательски, как будто предупреждая Юджи, чтобы тот хорошенько подумал над мыслью. Но Юджи твердо смотрит в ответ, хотя и покрывается опять красными пятнами.

— Хорошо, — вдруг говорит Сатору. — Но чтобы было интереснее, давай условие.

— Какое?

— Если ты не успеваешь за мной или под ритм, мы больше никогда не встречаемся. И не разговариваем, — он добавляет с небольшой паузой.

Итадори ловит микроинфаркт и, распахнув глаза, пялится на Годжо. И сглатывает.

— А если успею?

— На твое усмотрение, — Годжо щелкает пальцами и строит серьезное выражение лица. Это буквально значит: если успеешь, с меня что угодно.

Итадори поднимается. Он в прострации, пока отряхивается. Годжо встает рядом тоже и потягивается, потихоньку разогревая тело. Черт, Юджи сглатывает, становится стремно.

Вечер был весь слишком хорош, и ко второй половине он стал уже совсем комфортным, когда неловкое ощущение немного сдвинулось, затерявшись гдето между привычным для них делом — танцами — и невозмутимостью, которую Годжо честно держал все это время. Это чувство не пропало, особенно сильно оно вновь накатывало, когда Годжо будто ненамеренно брал Юджи за колени, подпирал ногами его щиколотки, правя позу, когда ощупывал руками мальчишескую талию. От этого всего ноги только сильнее подкашивались, но Юджи не смел жаловаться, тайком упиваясь вниманием.

Годжо все еще непонятно себя ведет, совершенно непредсказуемый, но какимто злом или подозрительностью от него не веет совсем, скорее, расслабленная энергия, и Юджи позволяет себе отдаться атмосфере этого вечера целиком, расслабляясь.

Теперь сердце снова у горла.

Годжо поставил такое условие, очень неприятное, и кажется, на самом деле он прекрасно замечал состояние Юджи и его жадность. Сначала дал попробовать себя, как человека, узнать чуть-чуть больше, чем его сценическое поведение, дал почувствовать свои прикосновения и, в конце концов, поговорить, а теперь вертит этим всем перед носом и грозится отобрать, если Итадори облажается.

Сатору все это время его буквально насквозь видел, и теперь спрашивает: ну что, попробуешь, пойдешь на это, пан или пропал? Хочешь побороться за место рядом? Хочешь побороться за то, чтобы не потерять это все?

Отвратительно высокую ставку он задрал, думает Юджи, совсем не круто.

Играется теперь опять с мальчишескими чувствами. Действительно сволочь, как сказал бы Фушигуро.

В принципе, Годжо не так быстро двигается, когда участвует в командных соревнованиях. Но что касается баттлов один на один, это человек удивительной скорости. Какой из этих двух режимов выберет Годжо?

— Готов? — Сатору весело смотрит на Итадори, у которого поджилки трясутся. Это даже унизительно, черт возьми. У Годжо и так раздутое эго, кажется, а Итадори своим ясно видимым страхом больше никогда не увидеться только делает его улыбку чуть шире. Приходится взять себя в руки, и Итадори медленно вдыхает, сжимая кулаки. — На счет три. Три, два... один.

Снова с лавочки из динамиков доносится мелодия. Юджи едва ли ее слышит изза стука собственного пульса в ушах, но когда он улавливает звук, пораженно выпрямляется: это... европейская классика?

Сатору начинает плавные движения, и Юджи, оказавшись справа от него, пытается подстроиться под его ритм, который немного быстрее течения музыки, но все еще идеально вписывается.

Это... сложно. Юджи не знает ни одной связки с Годжо и не знает его внутренних мотивов. Он не знает, как тот танцует два на два, он не знает, как Годжо выбирает направления. Он посмотрел очень, очень много выступлений, изучил их все до единого, но он, естественно, никогда не мог рассмотреть сами мысли. Поэтому в первые же секунды их танца он запутался.

Тогда пришлось быстро думать. Годжо задает темп, но Юджи еще не видит в этом ни истории, ни рассказа. Тогда что это? Просто самовыражение? Похоже на то, но слишком просто для такого человека, как Годжо.

Юджи смещается и оказывается перед Годжо, примеряясь, и начинает отзеркаливать его движения все до единого, чтобы понять логику. Он повторяет все просто идеально, шаг за шагом, изгиб за изгибом. Точность ювелира — и все равно Годжо только улыбается. Становится ясно, что здесь Итадори тоже выбрал неверную интерпретацию.

Юджи некомфортно с классикой. Она совсем не подходит его сути и самоощущению, а вот Годжо двигается беззаботно и спокойно. Даже завидно: Итадори задыхается в непривычном ему размеренном темпе.

Наконец он отходит от Годжо подальше. Танец не прекращается, Сатору продолжает наблюдать за ним, выполняя элементы. Юджи задыхается в чужом темпе и неосознанно начинает брать свой. Слушать музыку — дело более понятное, чем слушать Сатору Годжо, особенно учитывая, что этот самый Сатору Годжо буквально является квинтэссенцией непонятности.

Так-так, что тут... Начинает играть Шопен. Откуда Итадори вообще его знает?

Шопен — это бисер. Шопен — это много маленьких жемчужинок, нанизанных на нить, составляющих песню; Шопен звучит как юная искренность и искренняя юность. Он немного непривычен слуху японца, но приятен.

Юджи ускоряется и берет темп более высокий, чем у Годжо, начиная слушать музыку, а не вглядываться в светлые глаза в попытке понять, что делать. И черт с ним, думает он — даже если они разойдутся, Юджи хочет запомнить этот танец как что-то общее и прекрасное, а не как отчаянные попытки удержать и так неудержимого человека, положившись на какие-то его условия.

Растерянность немного начинает принимать форму упертости.

Юджи танцует сам. Он больше не видит Годжо, он сам по себе, он снова свой — руки вскидываются вверх и в стороны, и новая скорость, другая, более высокая, нравится ему куда больше. Юджи широко улыбается на протяжении всего танца, представляя себе историю за историей в этой музыке. Он не думает, ему просто нравится быть таким, какой он есть, а не строить себя под чужие движения, даже если это — движения Годжо.

Улыбка спадает с его лица, когда он думает, что теперь Годжо точно уйдет, но танец все еще не прекращается. Он становится только острее, горячее и отчаяннее, воздух вокруг закипает; Юджи бы хотел, он бы очень-очень хотел, чтобы Сатору остался с ним, почти до слез по щекам, но если попросить Сатору остаться значит стать полностью безликим и отдаться ему, его ведению элементов, его движениям, Итадори отказывается от этого.

Он просто танцует, отчаянно танцует, мешает слезы с эйфорией и умудряется танцевать современно под мелодии другого времени. Останься, останься, прошу, останься... Я буду собой, собой. Я был готов на твои условия, но сейчас я ставлю свои сам, перед самим собой. Танец — это моя жизнь, ты — моя жизнь тоже, в данную секунду, в этот самый момент я дышу и танцую только потому, что ты здесь... Я не могу тебя заставить остаться, но я готов на все, чтобы сделать это. Смотри же, смотри, я хочу, чтобы ты смотрел только сюда, только на мое тело, только на мои ноги, руки и плечи. На меня.

Юджи почти задыхается, вдруг замирая. Музыка остановилась, и ему теперь не к чему прислушиваться. Только к шумящей крови в ушах и собственному хриплому дыханию.

Он выпрямляется, тяжело дыша. Перед глазами все плывет, плывет, двоится, он покачивается, едва вышедший из водоворота собственных движений, немного оглушенный собственными хрипами.

Годжо рядом нет. Итадори один.

Все-таки ритма оказалось недостаточно. Техники недостаточно. Его, Итадори, оказалось недостаточно.

Юджи чувствует комок у горла, спешно разворачивается в панике и растерянности и сталкивается с Годжо опять.

Тот находится близко-близко, дышит тяжело и размеренно, склонившись так, что белые пряди липнут к его щекам. Ближе, чем другие разы; Итадори может видеть, как потемнели его радужки, его раскрасневшееся лицо с тонкими чертами, его губы, выдыхающие теплый воздух. Это, кажется, тот самый момент того помешательства, которое называют крышесносным состоянием, еще чутьчуть, и...

— Ну... как? — робко шепчет Юджи, заглядывая в темно-голубые, почти синие глаза.

Сатору не отвечает. Он почти сбивает Итадори с ног, хватая руками его лицо, и целует, целует, оглаживая щеки, спускаясь ладонями к шее и плечам. Юджи оступается, ошеломленный, но отвечает, не успевая подумать, и утаскивает Сатору дальше, двигаясь куда-то, но не отрываясь ни на секунду. Направление совсем не имеет значения, вообще ничто не имеет значения, только они двое — губы скользят по губам, Итадори хватается за чужой посеревший после асфальта и немного мокрый от пота свитшот, сжимает его в кулаках, закидывает Сатору руки на шею, сжимает ими волосы на светлом затылке и все еще целуется, целуется, пока красивые бледные ладони гуляют по его телу, по бокам, по спине, по животу, по рукам, локтям, ключицам, шее, жадно и очень нетерпеливо. Сатору получает его всего и сразу.

Крышу просто оторвало.

Юджи отстраняется, потому что не хватает воздуха, и перехватывает растянувшуюся между ними ниточку слюны, растирая ее между пальцами. Он смотрит на Годжо, и в ушах шумит кровь, в голове играет классическая музыка, руки подрагивают. Сатору выглядит совершенно простым и даже чуть сбитым с толку. Они чуть неловко, но широко улыбаются друг другу.

— Годжо-сан, — в который раз очень красный Итадори гордо-смешливо сверкает глазами, — вас что, так привлекает разница в возрасте?

— Засранец, — хрипит Годжо и смеется.

Итадори смеется тоже, весело и счастливо, и пытается привести сердце в норму. Теперь его заполонила радость: он не ушел! Годжо смотрел, смотрел от начала и до конца, и...

— Вы же не уйдете? — Юджи опасливо делает шаг, заглядывая в глаза. — Вы останетесь еще немного, да? Я не выполнил условие.

Годжо, который до этого стоял, уперевшись руками в колени, и смотрел в землю в попытках отдышаться, поднял голову. Итадори едва проглотил шутку про старперов и что-то про «не выдерживаете ритма, да?». Тот посмотрел на него внимательно и долго, и Юджи в какой-то момент почувствовал себя супер тупым.

— Итадори, скажи мне, — говорит он, — Скажи мне, я вообще изначально был похож на человека, который собирался тебя оставить?

Итадори закашливается.

— Вообще-то, да, — он давится и поднимает глаза.

Сатору недовольно стонет: «черт, перестарался». Затем снова смотрит на Итадори, и в его глазах внезапно опять возникает знакомое выражение с танцующими чертиками в зрачках.

— То есть, ты натурально испугался?

— Да, — Итадори, насупившись, отвечает и подходит чуть ближе. — Испугался.

Годжо явно выглядит очень довольным собой. Итадори хочется его пнуть по голени за такое отношение.

— Что ж, тогда все прошло куда лучше, чем я ожидал.

— В каком смысле?

— А в таком, — говорит Годжо, — что помимо крышесносной части, где я тебя целую, мы сейчас с тобой провели отличный урок танцев.

Итадори поджал губы, будто стыдливо пряча их припухлость и влажность после действий двухминутной давности, непонятливо нахмурился и наклонил голову.

— Что?

— Ну, смотри, — Годжо щелкает пальцами в довольной, привычной ему манере, и поднимает вверх один палец. — Ты сказал, что хочешь танцевать, как я. Мы попробовали. Ты постоянно ошибался.

Итадори хмурится еще сильнее, но кивает.

— Ты не понимаешь, когда нужно двинуть ногу или когда нужно повернуться так, чтобы мне это понравилось, поэтому первые сорок минут мы прогоняли безрезультатно. Еще ты назвал меня «так-себе-учителем», — на этой фразе Годжо весело скалится, обнажая ровный ряд белых зубов, и разгибает второй палец. — Что было, кстати, не очень.

— Ну извините, — виновато-обиженно буркнул Юджи, но продолжил внимательно следить за монологом Сатору, его руками и лицом.

— Тогда мы договорились на очень острое для тебя, как оказалось, условие. Либо ты танцуешь, как я, либо я тебя навсегда оставляю, как безнадежного, и мы больше никогда не видимся. Это было хорошим решением, устроить вот такое, — Сатору разгибает третий палец. Итадори не уверен, что он согласен с этим. — Потому что, сразу влившись в процесс танца со мной, ты почти с размаху столкнулся с несовместимостью наших движений. К тому же, ты оказался совершенно потерянным, каким остается любой новичок, едва пришедший в танцы.

Итадори сглотнул, почти потерявшись, но еще держал себя и отчаянно слушал.

— Тогда ты, — продолжил Сатору, — захотел попытаться меня понять. И начал копировать мои движения. Если я правильно понимаю, это то, как ты всегда смотрел мои видео с выступлений. Впитывал, как губка, мои связки, которые на деле почти никогда не использовал так, как это делал я, потому что они для тебя — пустой материал, если ты их просто вставишь. Ты не понимаешь их такими, какие они есть. И поэтому, когда ты что-то не понимаешь, — он разгибает четвертый палец, — ты начинаешь вносить свои элементы, чтобы сделать это что-то более близким и понятным для себя.

Видя, что Итадори потерял нить, Годжо вздыхает.

— Ты, может быть, и использовал мои связки в своих выступлениях, но никогда они не были в первоначальном виде. Ты всегда меняешь их под себя. Сейчас ты понял, что ты не можешь совладать с моими движениями, и ты решил двигаться сам, самостоятельно выбирая свои элементы и самостоятельно слушая музыку. Ты сам под конец нашего с тобой небольшого урока понял, что ты на деле совершенно не хочешь быть таким, как я. У тебя своя музыка, свои движения и свой ритм. Вот и все, — Годжо ослепительно улыбнулся, а потом разогнул пятый палец. — Ах да, когда ты принимаешь вызов и танцуешь сам по себе, ты выглядишь так, что у меня почти встает.

Юджи, до этого едва разобравшийся в монологе и даже начавший радостно улыбаться, взвыл и швырнул в расхохотавшегося Годжо свою скомканную рубашку, которую стащил с плеч. Ткань смачно залепила ему лицо, похоронив в себе глухие шутки про то, что еще рано раздеваться.

Затем Юджи широко улыбнулся, и Сатору улыбнулся ему в ответ. Итадори, кажется, понял, что имел ввиду новоиспеченный преподаватель, когда сказал «Годжо Сатору может быть только один». Итадори Юджи тоже может быть только один.

— Так, а теперь, — Сатору хлопает в ладоши, — Ты еще раз танцуешь то, что мы ставили в самом начале, а я смотрю на тебя. Давай-давай, раньше закончим, раньше вызовем такси и ты отправишься в кроватку. Я бы позвал тебя к себе, но у меня тоже есть совесть, к тому же я вряд ли буду сегодня трезвым после этого... Уже за полночь.

Итадори вымученно стонет, но потом улыбается и встает на начальную позицию.

Он под музыку танцует совсем не то, что они ставили в начале, а только то, что он хочет сам. Годжо радостно улыбается этому решению и еще и кокетливо подмигивает. Итадори подмигивает в ответ, и тот закашливается.

Потом, когда они заканчивают танцевать, Годжо не дает даже передохнуть — вжимает Итадори спиной в дерево где-то вне видимости камер и целует так, что коленки подкашиваются. Юджи тоже не останется сегодня трезвым, только алкоголя в рот ни капли не возьмет.

Примечание к части НУ ЧО ВЫ СКУЧАЛИ прошел месяц........

на самом деле текст чутка шел со скрипом и нравится меньше двух предыдущих.

Я его переписывала даже разок, изначально он начинался совсем с другого.

Но тут все равно есть хорошие моменты + он длиннее почти на тысячу слов!! Но в нем совсем нет и градуса сексуальности. Только сложность отношений.

Почти. :)

Годжо хорош во всём — кроме отношений с людьми. Где-то в глубине души он и сам это понимает.

еще:

1)С днем рождения лучшего мальчика Итадори Юджи!!!!!

2. 
   Изначально часть должна была называться Lost in Paradise, но я определенноеще напишу бонус, посвященный этой постановке. Но чтобы вы знали, здесь дети тоже выступают под lost in paradise.
   
3. 
   Подумываю добавить в бонусную часть высокий рейтинг))))))))))) надеюсь выне будете ждать ее месяц снова!!