Философские вопросы суицида. Философские вопросы суицида
 Скачать 40.67 Kb.
|
|
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Иркутский Государственный Университет» Кафедра «Философии и методологии науки» РЕФЕРАТ по дисциплине: «Философия» на тему: «Философские вопросы суицида» Выполнил студент группы 13111 Лузгин Александр Николаевич Проверил преподаватель: должность - доцент Шмелев Валерий Юрьевич Иркутск, 2020 Введение Все философские проблемы, которые человек когда бы то ни было ставил перед собой, теснейшим образом между собой связаны. Казалось бы, решение каждой из этих проблем, будь то проблема жизни и смерти, свободы выбора и действий, право выбора жизни или возможности лишить себя жизни, находится в руках самого человека. Но социум влияет на наши поступки, на наше душевное состояние. Мы можем быть довольны своей жизнью или тяготиться ею, но, хотим мы того или нет, смерть является естественным завершением всего существующего. Человек отличается от других живых существ тем, что способен сам приблизить час своей смерти. Тема суицида, являясь достаточно востребованной, занимает особое место в современных научнофилософских исследованиях, особенно в эпоху глобализации, когда мир предстает как единое Целое, в котором размываются и исчезают границы цивилизаций, стран, культур, уже не говоря о полной деперсонификации человеческой личности, в котором самоубийство не перестает существовать, а напротив, демонстрирует устойчивые черты. Анализируя проблему суицида, можно пойти двумя путями: либо изучить лишь «поверхность» явления с точки зрения социологии, статистики, либо – путь, по которому пойдем мы – заглянуть глубже и с философского ракурса оценить индивидуальный характер проблемы. Философский аспект здесь проявляется в том, что проблема суицида напрямую затрагивает важнейший, на мой взгляд, вопрос философии – вопрос о смысле жизни. С течением времени изменяется положение человека в обществе и в мире в целом. Человек всё больше чувствует себя отчужденным и, даже если он находится в постоянной взаимосвязи с обществом, его может одолевать чувство страшного одиночества, ощущение пустоты, которое приводит к тому, что человек замыкается в себе, начинает заниматься только самим собой и уже не может думать о том, что не касается только его самого. Этот феномен можно отнести преимущественно к большим городам, где проблему личности отодвигают на второй план вопросы более крупного масштаба. У некоторых чувство одиночества может перерасти в ощущение абсолютной бессмысленности своего существования, следующим шагом после которого может стать мысль о суициде. Так, например, глубоко индивидуальный характер самоубийству приписывали некоторые социологи и философы конца XIX – начала XX века, в частности, французский социолог Э.Дюркгейм. Тем не менее, ракурс рассмотрения этой проблемы у Дюркгейма нельзя считать в полном объеме философски исследованным, так как акт самоубийства он обусловливает в основном социальноисторическими обстоятельствами. Главное обстоятельство, оказывающееся предпосылкой возникновения суицидальной идеи – лишение социальности. Потерять ее можно, находясь в стороне от общества, которое будет ничем для человека, пока сам человек представляет собой для общества ничто. Глава 1. Анализ суицида с позиции разных авторов Начнем с феноменологии суицида, с его рабочего определения. Одной из наиболее популярных является дефиниция суицида Мориса Фарбера: «сознательное, намеренное и быстрое лишение себя жизни». Сознательность и намеренность трактуются здесь на уровне здравого смысла, обыденного сознания: когда мы говорим о сознательности применительно к лишению себя жизни, под этим обычно всегда имеется в виду то, что человек принимал решения, выполнял соответствующие действия сам, не будучи в состоянии патологического опьянения или гипноза. По теории А. Маслоу, поскольку человек есть существо развивающееся, с развитием его как личности расширяются и его потенциальные возможности и возникают трудности в удовлетворении потребности в самовыражении. Человек, испытывающий голод, будет сначала стремиться найти пищу, и только когда эта потребность будет удовлетворена, он начнет строить убежище. Живя в удобстве и безопасности, человек будет в первую очередь стараться установить социальные контакты, а уже затем начнет стремиться утвердить свой авторитет среди окружающих3 . Отсюда мы видим, что человек, удовлетворивший свои первичные потребности, но по каким-либо причинам не имеющий возможности удовлетворить остальные, более подвержен суициду. Так как это явление носит характер массовости и заразительности, то складывается и вовсе печальная картина Почвой для возникновения мыслей о суициде могут послужить самые разнообразные мотивы, возникающие на сексуальной, социальной, религиозной основе. Широко известны случаи массовых самоубийств по всем этим мотивам. В наш век мы можем наблюдать, что уменьшается возраст людей, предпринимающих попытки или совершающих самоубийство. И особую опасность здесь представляет собой влияние средств массовой информации на неокрепшее сознание детей и подростков. В свое время многих писателей упрекали в эстетизировании смерти, в чрезмерности оказываемого тем самым влияния на сознание человека. Ведь, несмотря на то, что отраженный в произведении искусства акт лишения себя жизни или просто рассуждения о смерти вряд ли смогут побудить здравомыслящего человека к суициду, но для потенциального самоубийцы, который, возможно, уже задумывался об этом, увиденное вполне может стать «последней каплей», толчком к действию. Как бы цинично это ни звучало, но человек помочь себе может только сам. Наше физическое и духовное здоровье зависит именно от нас, от усилий нашей воли, а отнюдь не от влияния на нас бездушной социальной среды. Здесь главное противостояние заключается между средой искусственно созданной и своей внутренней средой. Беспамятное погружение целиком в одну из них грозит помешательством, которое к добру не приведет. Однако для того, чтобы стать самоубийцей, совсем необязательно быть душевно больным человеком, хотя этот фактор и сопровождает треть случаев. В частности, Дюркгейм рассматривает самоубийство как результат отчуждения от той социальной группы, к которой он принадлежит. Основным мотивом считается существование какого-либо конфликта – между личностью и обществом, либо внутри самой личности. Выход же из этого конфликта представляется невозможным ни при каких условиях, что и провоцирует нахождение единственного выхода – ухода из жизни. Возникнуть конфликт личности может по разным причинам: трудность адаптации к социальной среде; идентифицирование себя как отрицательной личности и желание освободить окружающих людей от вынужденного нахождения рядом с собой; просто навязчивая идея. Но мы подробнее остановимся не на причинах суицида, а на философской оценке его как морального или безнравственного поступка. Еще с V века обосновывалась позиция о том, что самоубийство - это не что иное, как преступление. Позиция эта претерпевала некоторые изменения со временем – осуждение с некоторыми допущениями превращается в осуждение, носящее абсолютный характер. Если сначала самоубийство допускалось при коллективном одобрении, то затем оно было категорически запрещено и не допускало никаких исключений. Дюркгейм в своей работе «Самоубийство» пишет: «Если же в настоящее время общественное сознание, по-видимому, снисходительно относится к самоубийству, то это колебание должно вытекать из временных, случайных причин; ибо совершенно невероятно, чтобы моральная эволюция, шедшая в течение веков в одном и том же направлении, могла пойти в этом вопросе назад». Что касается отношения к суициду общества или индивидуального сознания, оно определяется этическим отношением к жизни и смерти вообще. И если человеческая жизнь имеет неоспоримую ценность, то естественно, что лишение жизни трактовать можно только негативно. Сама же жизнь должна быть полноценной и счастливой. Однако с возрастанием ценности жизни возрастают и требования к ней – круг интересов человека расширяется, возникают всё новые потребности и т.д. А вместе с этим крушение идеалов, несоответствие желаемого и действительного оказывают на человека еще более сильное угнетающее действие. К сожалению, такое общество, в котором не было бы феномена самоубийства, вряд ли возможно. По крайней мере, история такого общества не знает. Отношение к самоубийству с точки зрения морали, как мы отмечали выше, всегда менялось: то резко осуждалось, то допускало послабления, то вовсе запрещалось. Но - и здесь мы будем солидарны с Дюркгеймом - безразличного отношения к этой проблеме не было никогда. Она всегда имела достаточное значение, чтобы привлечь к себе внимание общественного и индивидуального сознания. Мы можем осуждать желание прервать собственную жизнь, можем – нет, но очевидным остается то, что суицид, как и другие мельчайшие детали человеческой жизни, является частью истории. Каждое самоубийство имело под собой определенную индивидуальную моральную основу. Со временем менялись лишь обстоятельства, соответствующие тому или иному отрезку истории. В работе Дюркгейма «Самоубийство» мы можем для себя отметить своеобразное напутствие. Безусловно, к мыслям о суициде может привести лишь острая печаль, независимо от того, с чем она связана. Естественно и то, что нормальным состоянием человека не может быть постоянная абсолютная радость. Странно представить человека, над которым печаль не имеет совершенно никакой власти, однако здесь важным моментом является то, что радость с печалью должны находиться в гармонии. Лишь полюбив свою печаль, приобретя в настроении некоторую меланхоличность, человек может совладать со своими чувствами, в какой-то степени приспособиться к страданиям. Болезнью это может стать, только если меланхолия начнет занимать слишком много места в жизни, либо если будет отсутствовать вовсе. «Нужно, чтобы стремление к веселому раздолью умерялось противоположным стремлением, и только при этом условии радость не перейдет границ и будет в гармонии с реальной действительностью». Глава 2. Религиозный аспект самоубийства. Не только клиническая психология и психиатрия видят в суициде, прежде всего, своеобразную болезнь, патологию, девиацию. Такого рода представления доминируют в литературе по медицине, по клинической психологии, по социологии, по эпидемиологии, по статистике, а также в теологическом подходе, в котором самоубийство закономерно рассматривается как форма поведения, связанная с отклонениями, нарушениями). В коллектив ной ментальности большинства традиционных культур самоубийство также не одобряется, хотя встречаются исключения. Суицид с точки зрения религиозно-этических концепций воспринимается далеко неоднозначно. Некоторые подходы его поощряют, другие порицают, а некоторые вообще к нему имеют нейтральное отношение. Христианство относится к самоубийству категорически отрицательно. Еще в 452 году на Западе Арльский собор заявил, что суицид – есть результат дьявольской злобы и является преступлением, самоубийцы признавались «объятыми дьявольским безумством». Окончательно запрет на отпевание и церковное погребение суицидентов был оформлен в 563 году Бражским собором. Осуждает же христианство самоубийство как за факт самого убийства (себя в данном случае), так и из грехов неверия, малодушия, грехов отчаяния и уныния, через которые самоубийца отказывается нести свой жизненный крест. Иудаизм также относится к суициду отрицательно. В позднем послеталмудическом трактате Смахот были сформулированы законы о самоубийстве. Так, по самоубийце проводят лишь те траурные обряды, которые должны выразить соболезнования родственникам покойного, а церемонии, символизирующие уважение к умершему отменяют. Самоубиенных иудеев хоронят после захода солнца на отдельном участке кладбища. Родственники не соблюдают по ним траур. Однако, для признания усопшего самоубийцей нужно точное знание того, что суицид был совершен в здравом уме, также если самоубийство представляет собой замену одного вида смерти другим (например, самоубийство смертельно больного или приговоренного к смерти), траурный церемониал проводится полностью. Восхвалялись люди, которые предпочли смерть пленению. Иудаизм чтит своих мучеников, совершивших самоубийство. Талмудический закон позволяет еврею убить себя, если иначе он может впасть в грех идолопоклонничества, убийства или прелюбодеяния. В средние века групповое самоубийство совершали целые иудейские общины. Ислам категорически запрещает все виды насилия, в том числе и насилие над собственным телом. Также как и убийство других людей, самоубийство относится к категориям тягчайших преступлений. В суре «ан-Ниса», аят 29 говорится: «Не убивайте самих себя! Воистину, Аллах Милостив к вам. Мусульмане верят, что судьба предначертанная Аллахом, будет определять всю их жизнь, и они обязаны терпеливо сносить все удары судьбы. Однако шахиды самоубийцами не считаются, так как целью является убийство другого человека или группы лиц. Сам шахид в этом конкретном случае считается воином Аллаха, павший на поле брани (Джихад). Буддизм осуждает самоубийство, но отношение к нему не столь жестокое как в исламе и христианстве. Буддизм состоит в вере в бесконечность перерождений. Прекратить её возможно только в состоянии Будды, мирянину же это абсолютно недоступно. Самоубийство может привести к дальнейшему перерождению, но уже не в облике человека, а в образе зверя или злого духа. Суицид в буддизме полагается огромной ошибкой, далеко отдаляющей человека от нирваны (высшая цель всех живых существ). Отношение к феномену самоубийства в некоторых религиях дифференцировано, хотя существует ошибочное суждение о его абсолютном и категоричном негативном характере, что ведет к редукции внутреннего содержания этого феномена. Дело в том, что данный феномен в некоторых религиозных системах имеет различную оценку – в зависимости от цели и причины, поэтому необходим более глубокий анализ для выявления его аксиологического содержания. Актуальным при анализе феномена самоубийства является рассмотрение не только негативной оценки суицида в тех или иных религиях, но и его положительной и нейтральной дефиниций, чтобы получить полное представление о назначении и роли этого акта в некоторых религиозных системах. Во-первых, реализация самоубийства как действия, не несущего в себе негативной нагрузки, может исходить из особой иерархии ценностей, в которой жизнь имеет второстепенное значение по сравнению с другими ценностями. Ярким примером такого феномена является практика харакири самураев в Японии, где ценность чести стояла выше ценности жизни. Харакири сформировалось на базе комплекса этических воззрений буси. Дословно данный термин переводится как «путь воина», однако более поздняя трактовка связывает его с понятием долга и моральным кодексом: «…слово “до” переводится еще и как “долг”, “мораль”, что имеет соответствие с классической философской традицией Китая, где понятие “путь” является некой этической. Таким образом, бусидо – это “самурайская мораль. Во-вторых, самоубийство может практиковаться как индифферентный или потенциально позитивный религиозный акт6 , который реализуется в таких религиях, как буддизм (тхеравада) и джайнизм. Легитимность данного акта вытекает из особенности религиозного вероучения. Несмотря на то, что убийство живого существа, согласно религиозным канонам буддизма, является грехом, самоубийство не приравнивается к нему. Самоубийство также практикуется в джайнизме. Концепция освобождения и спасения связана с представлением о развитии дживы (душа). По вероучению джайнистов, джива имеет способность перехода от состояния полной неразвитости (нигода-джива) к состоянию освобождения (сиддха-джива). Это особый эволюционный процесс, согласно которому «развитие джив считается объективной закономерностью и достигается, по джайнским воззрениям, силой времени» . Иначе говоря, достижение освобождения является закономерностью не только развития, но и вообще всей экзистенции дживы. Она имеет внутреннее стремление к достижению состояния освобождения. Однако ввиду того, что у нее существует связь с кармическим телом, освобождение дживы требует определенного времени для преодоления влияния этого тела. В-третьих, акт самоубийства может выступать в качестве акта протеста, имеющего нравственно положительный или нейтральный характер в парадигме иерархичности аксиологической структуры той или иной религиозной системы. Такой протест несет религиозно-социальный контекст противостояния двух или более различных аксиологических и ментальных систем. Наиболее ярким примером служит случай массового самоубийства евреев в I веке н. э. в крепости Масада. В-пятых, самоубийство рассматривается как аспект инициации и перехода в наилучшее состояние экзистенции. Как правило, такая телеологическая основа акта суицида присутствует в современных религиозных организациях и движениях апокалиптического толка. Крупнейшими актами суицида являются самоубийства членов организаций «Народный Храм», «Ветвь Давидова», «Храм Солнца», «Небесные Врата», «Движение за возрождение десяти заповедей Бога» и т. д. Глава 3. Этические проблемы эвтаназии. Впервые термин «эвтаназия» ввел британский мыслитель Фрэнсис Бэконв XVII веке, упомянув его в своей работе «О достоинстве и приумножении наук». Этот термин он характеризовал как способ легкого ухода из жизни, то есть тихой и мирной смерти, без мучительных болей и страданий. Современное определение данного термина: «Эвтаназия – это удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни» Существует два основных вида эвтаназии: I. Со стороны пациента: а) Добровольная, осуществляющаяся по недвусмысленной просьбе пациента, который способен самостоятельно принимать решения. б) Недобровольная, осуществляющаяся таким образом, что если больной физически не может сообщить о своих желаниях, то решение об эвтаназии принимается родственниками. II. Со стороны врача: а) Пассивная (метод отложенного шприца) – это приостановка медицинской помощи, направленной на продление жизни, что приводит к приближению естественной, нередко мучительной смерти. б) Активная (метод наполненного шприца), осуществляющаяся по осознанному и целенаправленному решению врача, после которого смерть наступает стремительно На протяжении долгого времени философы всего мира обсуждали проблему жизни и смерти и в частности такого явления, как эвтаназия. Свое летоисчисление она начинает в глубокой древности. И уже тогда она вызывала многочисленные споры среди медиков, юристов, социологов, психологов и так далее. Отношение к умышленному ускорению наступления смерти неизлечимо больного, даже с целью прекращения его страданий никогда не было однозначным. Практика эвтаназии была характерна и для Древней Греции, сторонниками которой считались Сократ и Платон, а главными противниками Аристотели и пифагорейцы. Еще в платоновском диалоге «Федон» устами Сократа говорится о предназначении человеческой жизни. С одной стороны, действительно, некоторым людям лучше умереть, чем жить, поскольку самоубийство (эвтаназия) для них – способ избавления от страданий, но с другой стороны, в диалоге говорится: «Мы, люди, находимся как бы под стражей, и не следует ни избавляться от жизни своими силами, ни бежать; о нас пекутся и заботятся боги, и потому мы, люди, – часть божественного достояния...». Проанализировав приведенную цитату, можно придти к выводу, что древнегреческие ученые так и не смогли придти к единому выводу: либо человек не должен вмешиваться в свою судьбу, которую определили нам бог, либо мы в праве сами решать дальнейших исход нашей жизни. Интересны рассуждения Аристотеля по данной теме. Он считал, что лишение себя жизни – это проявление злой воли. «Чувство жизни относится к вещам, которые сами по себе доставляют удовольствие, потому что жизнь – благо по природе». Так же следует вспомним клятву Гиппократа, которую дает каждый студент медицинского института, и, согласно которой, доктор должен, прежде всего, учитывать интересы человека, не теряя при этом профессионального достоинства. Его призвание, как гласит врачебная этика, лечить болезни или предупреждать их, а также делать все для продления жизни пациента. Что же получается? Совершая эвтаназию, врач нарушает клятву Гиппократа. И опять же мы получаем противоречие в том, кто победит: человек, желающий избавить другого от страдания или врач, который выполняет свой долг? Проблема эвтаназия была затронута и в средневековой религиозной философии. Все формы самоубийств в данное время стали рассматриваться как результат дьявольской злобы. Так, христианская философия закрепила положение, что жизнь человека находится в руках Бога, а потому совершить такие деяния – тяжкий грех. Аквинский Ф. писал о лишении себя жизни: «Оно противоречит естественным наклонностям человека к сохранению жизни и милосердию к себе; оно является преступлением и против общества; главное же это вызов против Бога, который дал человеку жизнь». Аналогичные идеи высказывал и Ф. Ницше: «Существует право, по которому мы можем отнять у человека жизнь, но нет права, по которому мы могли бы отнять у него смерть; это есть только жестокость». И действительно, почему человек может беспрепятственно войти в этот мир, а выйти из него уже не так-то просто. Мы вводим пациентам болеутоляющие, чтобы облегчить их страдания, но не задумываемся, что для некоторых больных смерть является единственным выходом и их последним желанием. Противоречивые взгляды на эвтаназию с медицинской и морально-этической точек зрения породили и противоречивую юридическую оценку этого явления, что нашло отражение в законодательстве ряда стран. И в результате того, что данная сфера не изучена до конца и имеет много «лазеек», во многих странах эвтаназия в той или иной мере свободно применяется даже вопреки существующим нормам закона. Многие учѐные опасаются, что формальное разрешение эвтаназии может стать определѐнным психологическим тормозом для поиска новых более эффективных средств диагностики и лечения тяжелобольных, а также способствовать недобросовестности в оказании медицинской помощи таким больным. Эвтаназия может затормозить прогресс в медицине, ведь для многих уйти из жизни будет намного проще, чем бороться со своей болезнью до последнего вздоха. Нужно понимать то, что «выбрать смерть» и «достойно вести себя перед лицом смерти» – не одно и то же. Точно так же совершенно разные вещи «облегчить человеку процесс умирания» и « лишить его права на борьбу со смертью». На наш взгляд, уход из жизни должен быть естественным и медики должны имеющимися медицинскими средствами облегчить страдание пациентов, которые заведомо обречены на смерть. Быть или нет эвтаназии – решение принимает каждый сам для себя, согласовываясь со своей совестью. Глава 4. Этические вопросы самопожертвования. Теперь все это можно попытаться приложить к нравственному осознанию поступка самопожертвования. Как такой поступок представляется, воспринимается нравственным сознанием субъекта, его совершающим? Здесь мы также можем совершить эпохе, редукцию и освободиться от психологических, идеологических, социальных и прочих установок, а остановиться только на нравственном смысле, сущности всех этих установок. Другими словами, мы должны описать восприятие ситуации в нравственно-ноэматическом аспекте. Все эти установки остаются, но встает вопрос об их нравственной сущности. Как совершить подобную редукцию? Мы можем это сделать через нравственно-ценностный подход. Э.Гуссерль, как отмечено выше, также указывал на существование аксиологического аспекта сознания наряду с логическим и практическим. В случае этического анализа мы погружаемся в дебри теоретического, в лучшем случае философско-этического сознания. Ценностный подход позволяет нам остаться в сфере нравственности. Однако и здесь мы не можем до конца проследить всю субъективную мотивацию выбора. «Чужая душа потемки». Индивидуальное сознание бесконечно по своим вариациям. Теоретический и ценностный подходы не могут по своей сущности отразить адекватно индивидуальное сознание, ибо используют понятия, ценности как определенные формы мышления и моральности, отражающие не только единственные, но и единые, общие свойства. И цель теоретического и аксиологического подходов не только выявить такие общие свойства, но и предложить общие правильные формы мышления и действия и предостеречь от неправильных силлогизмов и поступков. Со времен Сократа этика как теоретическая дисциплина занимается обобщающим анализом моральной практики. Эстетическое сознание, описывающее через искусство мотивацию выбора поступка, здесь имеет определенное преимущество, ибо способно отразить конкретное, единичное в индивиде, в его сознании, в его поступках. Не случайно Бахтин отдавал в подобных случаях преимущество эстетическому творчеству . Такую точку зрения Бахтина Л.А.Микешина оценила несколько критически и справедливо: «При всей значимости идей Бахтина о соотношении когнитивного и ценностного, – пишет она, – представляется, что он недооценивает роль практического разума, его влияние на теоретический разум, как это рассматривал Кант, возможно, потому, что практический разум для Бахтина лишь одна из форм “теоретизма”» . Действительно, конкретная ответственность человека во многих актах определяется его личной подписью. Однако значимость, полнота данной ответственности зависит и от содержания того документа, на котором он ставит свою подпись. Подпись на чистом листе бумаге имеет иную значимость, нежели подпись на завещании. Поэтому нравственная ответственность человека определяется, с одной стороны, его свободным выбором, а с другой стороны, содержанием, сущностью этого выбора. А может ли индивид в себе самом найти содержание, сущность разбираемого нами случая самопожертвования? Вслед за Гуссерлем мы признаем существование определенных эйдосов, аподиктических истин как в сфере трансцендентного, так и в сфере трансцендентального. В сфере трансцендентальной, имманентной мы можем выделить соответствующие ноэмы и ноэсы. С нашей точки зрения, следует признать, что определенную установку на нравственную ноэсу, т. е. на определенный позитивный смысл самопожертвования, индивид может сформировать и до всякого конкретного случая, требующего столь трагического выбора, как жертва собственной жизни. Такая установка может быть получена через воспитание, образование, почерпнута из книг, из предшествующего жизненного опыта, другими словами, из «жизненного мира». Но моральный выбор, несомненно, должен носить личный, свободный характер. И субъект действительно выбирает между положительной нравственной ценностью самопожертвования и отказом от него. У него должна быть возможность отказаться от любой ноэмы и ноэсы, и одним из факторов такой свободы является сама мораль. Но как нравственная личность человек никогда не сможет воспользоваться такой свободой. Человек в сфере морали и свободен в выборе добра и зла, и предопределен добром. И вот в этой детерминации индивидуального выбора нравственной ноэсой как определенным нравственным смыслом состоит первый круг детерминации субъекта. Второй круг детерминации индивидуального выбора связан с осознанием ценности чужой жизни. Может и должен ли субъект при своем моральном выборе руководствоваться еще и трансцендентными моральными ценностями чужих жизней, в рассматриваемом случае ценностями жизней двоих детей и их матери? Или же индивид должен руководствоваться только трансцендентальными идеями, ноэмами? В моральном выборе в конечном пункте человек должен следовать только внутреннему своему «Я» Иначе подрывается моральность его поступка. Да и может ли в действительности совершаться акт самопожертвования собственной жизни ради самой идеи? В романе Ф.М.Достоевского «Бесы» подобный акт самоубийства совершил Кириллов, но это придуманный писателем виртуальный поступок. Однако самоубийство и самопожертвование – явления не тождественные, особенно по нравственному смыслу. Всякие самоубийства имеют определенную личную эгоистическую цель, что уже подрывает их нравственную положительную ценность. Самопожертвования чистые, если позволительно так выразиться, безымянны. И в приведенном нами случае истинное имя героини осталось неизвестным, по крайней мере, для лиц, расстрелявших ее, ибо умерла она под чужим именем. С нашей точки зрения, истинно нравственный смысл самопожертвования не может быть определен только субъективными, имманентными целями, ценностями, даже если он определяется теоретически. В самом деле, не противоестественно ли для жизни признать, что она должна себя, какова она здесь и сейчас, пожертвовать ради другой такой же, а может быть, и хуже, жизни, если даже теоретически не известно, есть ли за чужой жизнью какая-то ценность?! С нашей точки зрения, это возможно лишь в том случае, если человек осознает ценности объективные и абсолютные, и осознает их также как предельные основания морального, значит, всегда личностного, индивидуального, выбора. Они выводят «Я» из сферы «Я» Заключение Загадка самоубийства и смерти всегда будет волновать человеческие умы и никогда не будет иметь однозначного ответа. Наверное, всегда будет существовать нечто, подталкивающее человека к решающему шагу, но нести это нечто будет свой смысл для каждого. Поэтому мы можем прибегать к статистике, можем искать причины решения свести счеты с жизнью, но за каждым таким решением всегда будут находиться глубокие личные переживания, скрытые от общественного взгляда. Общество же должно взять на себя задачу помочь понять, что жизнь имеет большую ценность, и, сколь трудные обстоятельства ни встретились бы на пути, каждый сможет найти в ней свой смысл. Библиографический спсок Акунин Б. Любовница смерти. М., Захаров, 2001. Апресян Р.Г. Понятие общественной морали. Послесловие к дискуссии // Вопр. философии. 2010. № 2. С. 63–75. Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник. 1984–1985. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. Гартман Н. К основоположению онтологии. СПб.: Наука, 2003 Грановская Р.М. Обряды и ритуалы//Мастера психологии. -2010. -480 с. Иванюшкин В.Я., Дубова Е.А. Правовые и этические аспекты эвтаназии // Вести. АМН СССР. – 1984. – № 6 Эвтаназия. Право родиться и право умереть [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.church.uz. |