А. СЕРЕБРЕННИКОВ - Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка издательство "наука"
Скачать 1.82 Mb.
|
Возникновение инвариантного обобщения образа предметаПредпосылки возникновения в мозгу человека инвариантного обобщенного образа предмета были заложены уже в первой стадии познания объективного мира, т. е. в ощущении. Как говорилось выше, уже в процессе ощущения наряду с восприятием различными органами чувств отдельных свойств воздействующего на них предмета происходит синтез, способствующий его целостному восприятию. В философии обычно принято делить процесс познания на идущие по восходящей линии ступени, именуемые формами познания. Такими формами являются ощущение, восприятие, представление и понятие. В развитом мышлении современного человека все эти ступени познания могут быть представлены одновременно, и по этой причине познание им объективного мира очень специфично, поскольку предмет может действовать на органы чувств при наличии в голове человека вполне сложившегося о данном предмете понятия. Принято считать, что отличительным свойством такой ступени чувственного отражения действительности, как восприятие, является целостность отображения предмета. Благодаря целостности в восприятии, замечает В. В. Орлов, в сферу непосредственного знания входят такие существенные стороны предмета, которые были скрыты в ощущении. В ощущении не дано непосредственного знания геометрии тел — линий, плоскостей, форм вообще. Считается поэтому, что в ощущениях непосредственно не осознаются пространственность и длительность, хотя они заранее заключены в содержании ощущений [42, 171]. С подобным утверждением согласиться довольно трудно, так как четко очерченные контуры предмета, по-видимому, схватываются ощущением. Другим отличительным признаком восприятия является то обстоятельство, что оно является результатом практической деятельности человека и содержит известные элементы обобщения. «Замечая какой-либо предмет, ребенок пытается его схватить, не осознавая действительного расстояния до него. Впоследствии, в процессе действия с предметами, путем проб и ошибок он получает знание о пространственных свойствах действительности» [42, 171]. В восприятии происходит определенное раздвоение единого психического акта на противоположные стороны — объективную и субъективную, благодаря чему на первый план, в сферу непосредственного осознания, выдвигаются существенные внешние признаки вещей. Восприятие включает в себя также момент, который не вытекает непосредственно из лежащих в его основе ощущений, а зависит от общего состояния психической деятельности человека (апперцепции) [42, 176]. Восприятие зависит от имеющихся у человека знаний, потребностей, интересов, навыков. Апперцепция выражает зависимость восприятия от прошлого опыта человека,<21> является аккумуляцией ранее воспринятых человеком ощущений. Однако восприятие может дать сведения только о том, что непосредственно воздействует на животное или человека, т. е. знание конкретной ситуации. Здесь еще не происходит отрыва от конкретной ситуации. Следующей, более высокой ступенью познания объективного мира является представление. В восприятии имеется некоторая инертность — впечатление может длиться некоторое время после того, как внешний агент уже перестал действовать. Развитие психической деятельности в связи с усложнением условий существования живых организмов шло по линии закрепления и усиления этой инерции, в результате чего образ стал сохраняться и, что еще более важно, воспроизводиться в отсутствие предмета. Произошел таким образом отрыв образа от конкретной ситуации во времени, образ стал существовать и воспроизводиться независимо от наличия или отсутствия в каждый данный момент предмета, вызвавшего этот образ [42, 181]. «Простейшее представление, представление единичного предмета, как правило, не есть результат разового воздействия на чувства. Оно образуется в результате многократного воздействия на чувства и многократного образования ощущений и восприятий от данного предмета. Уже одно это обстоятельство приводит к тому, что при образовании представления единичного предмета производится простейшее, элементарное абстрагирование; так как один и тот же предмет каждый раз воспринимается в различной обстановке, в окружении различных других предметов, то в представлении, в первую очередь, не закрепляются условия, обстоятельства его воздействия на чувства. В чувственно-наглядном образе не закрепляются также те свойства и стороны данного предмета, которые не присутствуют в каждом его восприятии. В представлении, как правило, закрепляются те свойства и стороны Предмета, те его отношения с другими предметами, которые в нем ярко выделяются, «бросаются в глаза» и играют определенную роль в жизнедеятельности использующего предмет индивида» [15, 14]. Представления имеются, по-видимому, и у высших животных. «Без наличия... образа и без его пространственной проекции во внешней среде было бы немыслимо приспособление животного на расстоянии, т. е. когда жизненно-важный объект не находится в непосредственном контакте с ним, будь этот объект пищевое вещество или грозящий жизни животного враг».[3, 143]. Любопытна зависимость образования представлений от условий окружающей среды. Так, например, в первобытном лесу поле зрения резко сужается, а обоняние вследствие специфических условий леса дает ограниченную возможность ориентировки в среде. В связи с этими обстоятельствами увеличивается роль слуха, который в условиях леса имеет сравнительно неограниченные возможности развития. Слух содержит в себе зачаток возможности отрыва от конкретной ситуации, он развивает установку на невидимое,<22> которое играет большую роль в преодолении ситуативности отражения действительности [15, 182]. Обычно принято считать, что абстрагирование и обобщение совершаются в пределах чувственной наглядности отображаемого внешнего мира. Это означает, что образ, имеющийся в представлении, можно мысленно воспроизвести, например, «видеть перед собой так же, как мы видим отдельные предметы объективного мира» [15, 15]. Приходится, однако, признать, что в утверждениях подобного рода все же нет достаточной ясности. Ведь человек в своей жизненной практике чаще всего сталкивается с хотя и однородными, но разными предметами. Возникает проблема, как он их мысленно воспроизводит на ступени чувственного познания, иными словами, могут ли существовать представления более абстрактные, чем представление о единичных предметах. В этом вопросе в советской философской науке существуют два противоположных взгляда. Одни считают, что представление может быть отображением в чувственно-наглядном образе только единичного предмета; возможности большего обобщения представление не содержит. Типичным в этом отношении является рассуждение логика Н. И. Кондакова: допустим, мы предложим группе лиц представить образ дома. Затем, когда мы попросим передать словами этот образ, то обнаружим, что эти образы никак не совпадут друг с другом. Для одного дом представится в виде коттеджа, для другого — в виде 400-квартирного гиганта на улице Горького в Москве, для третьего в виде стандартного дома пригородного поселка, для четвертого в виде обыкновенной сельской избы и т. д. Все это будут самые различные чувственно-наглядные образы дома [33, 280]. По мнению В. 3. Панфилова, мы не можем себе представить дом или собаку вообще и т. п. И это понятно, так как мы могли бы это сделать только в том случае, если бы были возможны обобщенные ощущения, являющиеся элементами представления [43, 130—131]. Сторонники другой точки зрения считают, что возможны более обобщенные, более абстрактные представления, чем представления единичных предметов. Такая точка зрения по традиции связана с научным наследием И. М. Сеченова, который обосновал возможность большого, хотя и ограниченного определенными пределами, обобщения и абстрагирования в чувствах. «Все повторяющиеся, близко сходные впечатления,— писал Сеченов,— зарегистрирываются в памяти не отдельными экземплярами, а слитно, хотя и с сохранением некоторых особенностей частных впечатлений. Благодаря этому в памяти человека десятки тысяч сходных образований сливаются в единицы...» [56, 439—440]. Чтобы доказать, что такие обобщающие образы действительно имеются, Г. А. Геворкян приводит один любопытный пример. Нам встречаются различные начертания одной и той же буквы в письме, в различных печатаниях. Немыслимо думать, что мы<23> узнаем эту букву потому, что у нас есть представление, наглядный образ для каждого единичного случая, для каждого начертания данной буквы, даже для тех начертаний, которые нам еще не встречались, но могут встретиться [15, 16]. «Как бы ни различались отдельные березовые деревья, все же во всех них повторяются те свойства и стороны, которые делают их березами, и эта общность выражается также в их внешнем виде. В обобщенном образе березы удерживаются именно эти, общие всем березам свойства и стороны. Сеченов указывает, что возможно также образование представления дерева вообще; в нем будут удержаны все те стороны и свойства, все те внешние признаки, которые присущи березе и сосне, клену и акации и т. д. Таковы — общий контур и взаимное расположение частей; возвышающийся над землей ствол, ветви, зеленая крона, и их соотношение» [15, 17]. Такой же точки зрения придерживался и С. Л. Рубинштейн. «Представление может быть обобщенным образом не единичного предмета или лица, а целого класса или категории аналогичных предметов» [55, 288]. «Возможен также и другой путь создания обобщающего образа сходных предметов. Образовавшийся у индивида чувственно-наглядный образ единичного предмета может стать представителем целого ряда одинаковых предметов. Встречаясь с многочисленными предметами того же рода и обнаруживая в них подобные, сходные свойства, стороны, индивид различает и узнает их путем сопоставления с имеющимся у него образом впервые встретившегося ему или же наиболее ярко повлиявшего на него единичного предмета. Так, у человека, родившегося и выросшего на берегу реки, представление реки всегда связано с его родной рекой, вернее с тем участком, в котором он купался, ловил рыбу, которым он долго любовался. И сколько бы рек он ни встречал на своем веку, или сколько бы при нем ни говорили о реке, в его памяти всегда всплывает образ родной реки с характерными для нее особенностями. Этот чувственно-наглядный образ выступает как представитель целого ряда предметов, как обобщающий образ для обозначения многочисленных рек. Со временем благодаря накоплению опыта этот образ может меняться, некоторые черты его будут тускнеть, а другие, наоборот, выделяться больше, в зависимости от того, насколько ярко они выражены в других встреченных данным индивидом реках» [15, 17—18]. Сторонники первой точки зрения правы, когда они утверждают, что в нашем сознании не может быть обобщенного образа дома, дерева и т. д. Всякий чувственный образ тесно связан с какой-нибудь ситуацией. Восприятие предмета оставляет в мозгу человека следы, и благодаря памяти он может воспроизвести некогда им виденный предмет, но всякий раз это будет крайне редуцированный и довольно неясный образ предмета в определенной ситуации. Механизм па<24>мяти в данном случае не позволяет выйти за рамки ситуации. Все это свидетельствует о том, что непосредственное чувственное восприятие не может быть перекодировано в нечто среднее, поскольку всякая ситуация конкретна. Утверждение И. М. Сеченова о представлении дерева вообще никоим образом не может быть квалифицировано как представление чувственного образа дерева. Это уже нечто похожее на понятие. Не опровергает этого тезиса и замечание Г. А. Геворкяна о возможности выбора конкретного образа реки в качестве обобщенного представления о реке. Такого рода заменитель все равно останется чувственным образом, который невозможно оторвать от конкретной ситуации. Между тем большой интерес представляет и другой факт. В своей жизненной практике человек имеет дело с разными предметами в разных ситуациях. Он легко их опознает и умеет извлекать из них определенную пользу для удовлетворения своих жизненных потребностей. Возникает вопрос, являются ли решающими в процессе узнавания только те следы, которые сохраняются в памяти, или здесь действует какой-то дополнительный фактор. Можно предполагать, что, помимо следов памяти, человек имеет еще знание о данном предмете, которое он приобрел как часть жизненного опыта в результате многократного воздействия на его органы чувств однородных предметов и использования их для своих жизненных потребностей. В комплекс этих знаний входят такие данные, как основные свойства предмета: цвет, вкус, запах, характер поверхности и т. д. Эти знания сохраняются в памяти. Несомненно сохраняется в памяти и общее представление о форме предмета, его общие схематические контуры, расположение составных частей и т. д. Подобное знание предмета давало человеку возможность хорошо ориентироваться в окружающей обстановке и извлечь в случае необходимости пользу из этого предмета. Эту особенность очень хорошо выразил в свое время Маркс. «Люди,— говорил Маркс,—...начинают с того, чтобы есть, пить и т. д., т. е. не «стоять» в каком-нибудь отношении, а активно действовать, овладевать при помощи действия известными предметами внешнего мира и таким образом удовлетворять свои потребности (они, стало быть, начинают с производства). Благодаря повторению этого процесса способность этих предметов «удовлетворять потребности» людей запечатлевается в их мозгу, люди и звери научаются и «теоретически» отличать внешние предметы, служащие удовлетворению их потребностей, от всех других предметов» [39, 377]. Наш далекий предок не умел говорить, но он безусловно знал окружающие его предметы и умел их распознавать в любой конкретной ситуации. Диктуемая практическими нуждами необходимость отвлечения и обобщения, выходящего за рамки возможного в наглядных представлениях, явилась, согласно предположению Л. О. Резникова, источником образования понятий [50, 8]. Заро<25>дышем понятия Резников называет сознание общего [49, 158]. Начинаясь с наглядного образа, сознание общего становится затем основой для будущего понятия. По мнению Е. К. Войшвилло, подобные образования, однако, еще не относятся, очевидно, к формам мышления. Это абстракции предметов, возникающие на чувственной ступени познания [10, 109]. Во всяком случае остается фактом, что знание предмета, представление о его характерных свойствах уже в то время было оторвано от конкретной ситуации. Следует заметить, что знанием предметов обладают и животные. «Узнавание предметов,— указывал И. М. Сеченов,— очевидно, служит животному руководителем целесообразных действий — без него оно не отличило бы щепки от съедобного, смешивало бы дерево с врагом и вообще не могло бы ориентироваться между окружающими предметами ни одной минуты» [56, 467]. Поскольку человек в своей жизненной практике сталкивался с целыми классами однородных предметов, то комплекс сведений об одном предмете стал распространяться на весь класс однородных предметов в целом. Таким образом этот комплекс превратился в аналог понятия, который мог возникнуть в голове человека задолго до возникновения звуковой речи. Однако самая замечательная особенность этого комплекса знаний состояла в том, что его наличие, в противовес чувственному образу, не зависело от конкретной чувственной ситуации. Оно было прообразом понятия. Знание о предмете было редуцированным по той простой причине, что человеческая память не в состоянии сохранить все мельчайшие подробности. Оно содержало только общее. В этом смысле подобное знание можно было бы назвать инвариантным обобщенным образом предмета. Если бы человек не имел инвариантных представлений о предметах, он вообще не мог бы существовать. Первобытный человек мог в своей памяти воспроизводить образы предметов в конкретных ситуациях, но подобное воспроизведение не было связано с коммуникацией. Отсутствие у животных и человекообразных обезьян звуковой речи объясняется между прочим тем, что в конкретных ситуациях она им не нужна, а возможные у них реминисценции этих ситуаций в памяти также не связаны с необходимостью коммуникации. Возможность возникновения инвариантных образов предметов поддерживалась целым рядом особенностей психики человека. Чувственный образ предмета, как уже говорилось выше, может быть воспроизведен в памяти. Естественно, этот образ благодаря известному несовершенству памяти будет бледным и редуцированным. Кроме того, его границы могут быть недостаточно четкими. В памяти могут воспроизводиться образы однородных предметов, находящихся в разных ситуациях. Редукция чувственного образа, отсутствие четких границ, возможность наложения в нашем сознании разных чувственных образов однородных предметов и т. п.<26> готовили почву для возникновения инвариантного нечувственного образа. С. Л. Рубинштейн справедливо замечает, что воспроизведенные образы памяти, их представления являются ступенькой или даже целым рядом ступенек, ведущих от единичного образа восприятия к понятию и обобщенному представлению, которым оперирует мышление [55, 288]. Большой интерес в этом отношении представляет одно наблюдение, сделанное И. М. Сеченовым, согласно которому все единичные впечатления сливаются в так называемые средние итоги тем полнее, чем они однороднее по природе или чем поверхностнее и менее расчленено было их восприятие [56, 440]. Существует физиологический закон редукции функции по мере ее совершенствования. Опыты показали, что если при первом предъявлении предмета взгляд испытуемого обегает весь контур предмета полностью, то уже при втором, третьем предъявлении предмета взгляд задерживается лишь на наиболее значимых пунктах контура, так называемых критических точках. При повторных предъявлениях предмета ход процесса резко сокращается по мере выделения критических точек[32, 103]. Практически это означает, что для того, чтобы опознать часто повторяющийся предмет в новой ситуации, человеку было достаточно знать небольшое число критических точек. Имея в виду все вышеуказанные соображения, трудно согласиться с утверждением некоторых философов и психологов о существовании в развитии человека стадии чистого чувственного познания мира, предшествующей образованию понятий. Фактически такая стадия является фикцией. При рассмотрении проблемы возникновения в сознании человека инвариантных обобщенных образов предметов нельзя не отметить огромной роли таких особенностей человеческой психики, как способность к абстрагированию и память. Процесс абстракции представляет собой в широком смысле процесс мысленного отвлечения от чего-либо. Существуют различные виды абстракции, но для уяснения сущности языка особо важными являются два ее вида — так называемая абстракция отождествления и изолирующая, или аналитическая, абстракция, поскольку обе они участвуют в образовании понятий. Абстракцией отождествления называется процесс отвлечения от несходных, различающихся свойств предметов и одновременного выделения одинаковых, тождественных их свойств. В процессе абстракции отождествления выделяются чувственно воспринимаемые свойства — это абстракция, основанная на непосредственном отождествлении предметов и чувственно невоспринимаемые свойства — абстракция, полученная через отношения типа равенства. На основе абстракции отождествления могут выделяться и отношения между предметами. Абстракцией изолирующей, или аналитической, называется процесс отвлечения свойства или отношения от пред<27>метов и их иных свойств, с которыми они в действительности неразрывно связаны. Этот процесс абстракции приводит прежде всего к образованию так называемых «абстрактных предметов»: «белизна», «фасад», «эластичность», «твердость» и т. п. [17, 24, 25]. На первый взгляд может показаться, что процесс абстрагирования является чисто произвольным волюнтативным актом, зависящим от воли каждого человеческого индивида в отдельности. Конечно, в процессе абстракции нельзя отрицать элементов субъективного намерения, однако это явление имеет также некоторые не зависящие от намерения человека причины. Прежде всего способность к абстрагированию в генетическом плане представляет собой дальнейшее развитие бессознательной способности к синтезу и анализу, выработавшейся у животных и человека в результате борьбы за существование и небходимости приспособления организма к окружающей среде. Способность к абстрагированию обусловлена также известным несовершенством физиологической организации человека. Из-за ее особенностей человек не в состоянии охватить бесконечное разнообразие свойств того или иного объекта. Так, человеческий глаз и человеческое ухо способны непосредственно воспринимать лишь незначительную часть того богатства мира цвета и звуков, которые имеются в объективном мире. Кроме того, пропускная способность органов восприятия человека весьма ограниченна и характеризуется скромной цифрой — 25 двоичных единиц в секунду. Таким образом, уже особенности строения органов чувств человека таковы, что они являются объективной причиной процедуры абстрагирования. Следует также отметить, что каждый объект действительности обладает бесконечным числом свойств и может вступать в бесконечное число отношений. Но эта бесконечность не является актуальной. Объект никогда не вступает во все возможные для него отношения сразу. Для этого было бы необходимо актуально осуществить все возможные условия существования этого объекта одновременно, что, естественно, никогда не выполнимо. Это, между прочим, противоречит факту развития и изменения объекта. Осуществление для объекта сразу актуально всех возможных условий его существования означало бы просто-напросто, что в объекте осуществляются одновременно все его состояния — прошлые, настоящие и будущие, т. е. объект должен был бы существовать, не развиваясь и не изменяясь. Невозможность актуализовать всю бесконечную совокупность свойств объекта означает, что в каждом конкретном случае объект выступает, выявляя только часть своих свойств. Можно было бы сказать, что объекты действительности как бы абстрагируют сами себя [16, 34—36]. Необходимость абстрагирования обусловлена также действием закона экономии физиологических затрат. «Если бы человек,— замечает И. М. Сеченов,— запоминал каждое из впечатлений в отдельности, то от предметов наиболее обыденных, каковы, напри<28>мер, человеческие лица, стулья, деревья, дома и пр., составляющих повседневную обстановку нашей жизни, в голове его оставалось бы такое громадное количество следов, что мышление ими, по крайней мере в словесной форме, стало бы невозможным, потому что где же найти десятки или сотни тысяч разных имен для суммы всех виденных берез, человеческих лиц, стульев и как совладать мысли с таким громадным материалом? По счастью, дело происходит не так. Все повторяющиеся, близко сходные впечатления регистрируются в памяти не отдельными экземплярами, а слитно, хотя и с сохранением некоторых особенностей частных впечатлений» [56, 439]. Механизм памяти основывается на способности мозга закреплять и воспроизводить следы некогда им полученных впечатлений. Образование этой способности представляет собой результат биологического приспособления человеческого организма к окружающей среде. Различение и узнавание предметов, замечает И. М. Сеченов, свойственно животным, обладающим способностью передвижения [56, 465]. Поскольку животное, способное к передвижению, сталкивается с массой различных предметов, удовлетворяющих его жизненные потребности, то возможность их опознавания приобретает определенную биологическую значимость. Для ориентировки действия на предмет, следовательно — для удовлетворения потребностей, в этих условиях одного лишь восприятия как чувственной дифференциации предмета оказывалось недостаточно. Для этого необходимо, чтобы предмет узнавался в дальнейшем. Восприятия, в которых человек познает окружающую действительность, обычно не исчезают бесследно. Они закрепляются, сохраняются и воспроизводятся. Узнавание предметов, замечает Сеченов, носит на себе все существенные характеристики и признаки мышления [56, 466]. В узнавании есть, наконец, даже некоторые элементы рассудочности, поскольку процесс напоминает собой умозаключительные акты [56, 467]. Сеченов придавал также очень большое значение так называемому закону регистрации впечатлений по сходству, согласно действию которого у человека все сходные предметы сливаются в памяти в сходные итоги [56, 485]. Ассоциации по сходству имеют огромное значение в создании структуры языков. Сравнение одного предмета с другим является одним из наиболее мощных средств познания окружающего мира. Весь прогресс теоретической половины человеческих знаний о внешней природе, подчеркивает Сеченов, достигнут в сущности сравнением предметов и явлений по сходству [56, 378]. При отсутствии такого свойства человеческой психики, как память, возникновение человеческого языка было бы невозможно. Обобщенное знание свойств класса предметов явилось в дальнейшем основой для возникновения слова.<29> 29>28>27>26>25>24>23>22>21> |