А. СЕРЕБРЕННИКОВ - Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка издательство "наука"

• Название: Формы существования, функции, история языка издательство "наука"
• Анкор: А. СЕРЕБРЕННИКОВ - Общее языкознание.doc
• Дата: 01.03.2018
• Размер: 1.82 Mb.
• Имя файла: А. СЕРЕБРЕННИКОВ - Общее языкознание.doc
• Тип: Документы; #16069
• Категория: Языки. Языкознание
• страница: 69 из 77

О СООТНОШЕНИИ ПОНЯТИЙ «СТРУКТУРА» — «НОРМА» — «УЗУС»

Исходя из представленного у Э. Косериу понимания языковой нормы, следует определить ее как совокупность наи­более устойчивых, традиционных реализаций элементов языковой структуры, отобранных и закрепленных общественной языковой практикой.

Такое определение языковой нормы нуждается, однако, в уточнении, поскольку оно требует решения целого ряда вопросов. К их числу относится прежде всего вопрос о соотношении понятия нормы с понятиями языковой структуры и узуса. Заметим, что при анализе данной триады речь идет прежде всего об изучении соотношения нормы и узуса с внутренней организацией языка, которую логичнее всего, с нашей точки зрения, обозначить терми­ном «структура». Мы уже отмечали, однако, выше, что Э. Косериу чаще использует в том же смысле термин «система»¹¹.

Язык как сложное и определенным образом организованное целое может рассматриваться на разных уровнях абстракции. Низший уровень абстракции составляет норма, высший — струк­турная схема, лежащая в основе любого языка [39, 229; 87, 120— 122]. При этом качественное разграничение признаков, на кото­рых базируется языковая структура и языковая норма, види<555>мо, лишь в одном направлении: если первая опирается лишь на элементы, несущие функциональную нагрузку, то вторая бази­руется как на отношениях дифференциации, так и на отношениях идентификации.

Вместе с тем структура и норма языка различаются не только характером лежащих в их основе отношений между языковыми элементами, но и общим количеством тех признаков, на которые они опираются, на что также обращал уже внимание Косериу [39, 174].

Норма, как понятие менее абстрактное, оказывается болев «емкой», она базируется на значительно большем числе признаков, чем языковая структура. В качестве иллюстрации сошлемся на один из примеров, приведенных Э. Косериу для испанского языка, в котором одному функциональному инварианту /b/ соответствует два нормативных комбинаторных варианта, а именно [b] и [Я]. На аналогичное явление можно указать и для немецкого языка, где фонеме /r/, т. е. одному структурному элементу, соответствуют два свободных нормативных варианта — [r] и [R].

Хотя и косвенным, но весьма ярким доказательством несов­падения числа и характера признаков, образующих структуру и норму языка, может служить разная степень практического вла­дения родным или чужим языком. Овладение основными строевы­ми особенностями языка достигается в известном смысле скорее, чем овладение их реальным воплощением и использованием именно из-за множественности, нерегулярности и избирательности реа­лизаций, что можно наблюдать, в частности, и на примере детской речи. Даже для носителя родного языка владение его нормами может быть неполным, оно в значительной мере определяется культурным уровнем говорящего, а иногда и некоторыми особен­ностями его психической организации (владение говорящим не всеми функциональными разновидностями родного языка, лучшее владение нормами письменного или устного языка и т. п.).

Несовпадение числа признаков, на которых базируется «фун­даментальная структура языка»¹², с одной стороны, и его норма — с другой, проявляется и в том, что в норме, наряду с регулярным отражением современной языковой структуры, присутствуют так­же некоторые изолированные, аномальные элементы, отражающие в силу традиции уже не существующие, «снятые» состояния данной языковой структуры.

Вместе с тем при рассмотрении соотношения структурной орга­низации языка и ее нормативной реализации обнаруживается из­вестный парадокс, заключающийся в том, что норма одновременно трактуется как категория более узкая, чем структура, так как число потенциально существующих возможностей реализации<556> языковых элементов может быть значительно больше, чем то, что реализовано в конкретном историческом языке [39, 174 и 236] для определенных словоформ и лексем¹³. Так, для испанского языка Э. Косериу приводит три теоретически возможные словооб­разовательные пары: 1) rendimiento — rendiciуn, 2) remordimiento — remordiciуn и 3) volvimiento — volviciуn. Однако лишь в первом случае в норме испанского языка действительно реализо­ваны обе возможности (ср. rendimiento 'производительность' — rendiciуn 'сдача, капитуляция'). Во втором случае оказался реа­лизованным лишь один словообразовательный вариант (ср. remordimiento 'угрызения совести'), а в третьем случае — ни од­ного [39, 238]¹⁴.

На соответствующие нормативные ограничения реализаций, т.е. на их «избирательность», не раз обращали внимание и иссле­дователи русского языке, ср. начальник — начальница, певец — певица, но: дворник, министр, врач и т. п. (ср., однако, разг. дворничиха, врачиха или министерша — последнее только для 'жены министра', причем с ироническим оттенком). Заметим, что подобная асимметрия в соотношении структуры языка и его нор­мы является существенным резервом для его изменения и разви­тия [39, 236].

Избирательный характер нормативных реализаций по отноше­нию к структурным потенциям языковой системы проявляется также и в том, что одной и той же языковой структуре могут соот­ветствовать — и часто действительно соответствуют — несколько параллельных норм. В результате возникает несколько хотя и весьма близких, но отнюдь не подобных «наборов» реализаций, находящихся между собою в отношениях частичного варьирова­ния¹⁵. Это наблюдается, например, при использовании одного и того же языка на разных территориях и в разных государствах (ср., например, варианты испанского языка в Испании и странах Латинской Америки, или английский язык в Англии и Америке и т. д.).¹⁶<557>

Второй вопрос, который необходимо рассмотреть при определе­нии нормы и отграничении ее от других лингвистических поня­тий, — это вопрос о соотношении нормы и узуса.

Норма, являясь понятием функционального плана, включает, согласно приведенному определению, наиболее устойчивые, тра­диционные реализации, принятые обществом и в той или иной мере осознаваемые им как правильные и обязательные. Так как данное определение не покрывает всей совокупности реально существу­ющих реализаций структуры того или иного языка, то норма не может оставаться единственным понятием, представляющим реа­лизацию и функционирование языка. Другим понятием функцио­нального плана и является узус, отличающийся от нормы тем, что он всегда содержит определенное число окказиональных, не­традиционных и даже некорректных реализаций, хотя некоторые из них могут быть, впрочем, довольно устойчивыми (ср. русск. хочим, транвай, консомолец или нем. Gebürge вместо Gebirge, interezant вместо interessant).

Структура языка и его узус (охватывающий, таким образом, всю совокупность реальных употреблений языка) являются теми общими границами, в которых существует языковая норма. Прав­да, соотношение структуры и нормы все еще мыслится лингвистами различно в зависимости от трактовки ими самих этих понятий. Оно может представать то как соотношение потенций («техники и эталонов») и непосредственно реализованных моделей (Э. Косериу), то как «чистая форма» (отношения между элементами) и их мате­риальная манифестация (субстанция), ср. у Ельмслева, то как «эле­менты и их связи» — в их противопоставленности «функциониро­ванию (т. е. распределению и использованию) этих элементов» (Э. А. Макаев [50]). Можно было бы назвать здесь и иные интер­претации общей схемы (ср. [22; 70]), свидетельствующие о все продолжающихся и далеко еще незавершенных поисках в опреде­лении сущности указанных понятий.

Пока трудно определенно указать на возможные типы соотно­шения структуры и нормы в разных языках. Можно предполо­жить, что это соотношение в известной степени зависит от самого языкового типа. В этой связи упомянем об отдельных — правда довольно беглых — замечаниях Э. Косериу, который утверждает, что своеобразная «асимметрия» в соотношении языковой структу­ры с планом ее реализации характеризует прежде всего языки со сложной и разнообразной структурой, относящиеся к флективному типу. Наряду с этим в языках с простой и регулярной структу­рой — к последнему типу Косериу относит, например, агглютина­тивные языки — все потенциально возможное является вместе с тем и конкретно реализуемым [39, 237]. О подобной же тенденции пишет в отношении изолирующих языков и Н. Н. Коротков [38, 11]. Положение об известной общей зависимости характера норм от типа языковой структуры, само по себе еще недостаточно изу<558>ченное и ясное, усложняется еще и тем, что для языков, относя­щихся к одному и тому же типу, соотношение структуры и нормы также может различаться, как это отчасти показал на материале французского и русского языков В. Г. Гак [22].

Что касается характера соотношения нормы и узуса, то оно, видимо, также значительно колеблется для разных языковых идиомов и разных исторических периодов их существования. Од­нако для любой формы существования языка (в том числе и для диалекта) норма и узус полностью не совпадают (ср. в этой связи [83, 9]). Основанием для подобного утверждения является хотя бы то, что узус, включая как традиционные, устойчивые, правиль­ные, так и нетрадиционные, окказиональные и ошибочные реали­зации, всегда шире нормы. Следует отметить, что мысль о несов­падении нормы и узуса выражается лингвистами в различной форме: так, например, О. фон Эссен определяет норму как «сово­купность директив для реализации», т. е. как нечто, стоящее над узусом [87, 121—122], а Д. Нериус [98, 10] — как «инвариант языкового употребления».