|
А. СЕРЕБРЕННИКОВ - Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка издательство "наука"
быть) оформляются, по-видимому, под влиянием шведского языка и связаны по преимуществу с книжно-письменной традицией.
Нормализационные процессы и кодификация — различительные признаки главным образом национальных литературных языков — подготавливаются в предыдущие периоды менее строгим, менее последовательным, менее осознанным отбором и регламентацией, сосуществующими с широкой вариативностью. Допустимость вариантов сосуществует с нормой и в национальный период истории языков, но в донациональный период само понятие нормы было более широким, допускающим иной диапазон варьирования.
VI. Соотношение литературного языка и диалекта — степень их близости и расхождения перекрещивается с соотношением литературного языка и разговорных форм общения. Очевидно, что максимальным является расхождение между старыми письменно-литературными языками (в тех случаях, когда они продолжают функционировать наряду с развивающимися новыми литературными языками) и диалектами, как это имело место, в частности, в Китае, Японии, арабских странах и т. д. Однако и в других исторических условиях в тех странах, где имеется значительная диалектная дробность и относительно устойчивы позиции диалекта, расхождения между отдельными диалектами и литературным языком могут быть довольно значительны. Так, в Норвегии один из вариантов литературного языка bokmеl (см. ниже) отличается от диалекта не только в фонетической системе, но и в других аспектах языкового строя: сопоставление северо-норвежского диалекта Rana mеlet на берегу Рана-фьорда с riksmеl или bokmеl обнаруживает, например, следующие особенности: мн. ч. существительных типа haest 'лошадь' имеет в диалекте окончание -а, в bokmеl -er; наст. вр. глагола 'приходить' в диалекте — gaem, в bokmеl — komer; местоим. 'я' в диалекте — eg, в bokmеl — je; вопр. местоим. 'кто', 'что' в диалекте — kem, ke, в bokmеl — vem, kem è ò.ä. [45, 27-37].
При определении степени расхождения литературного языка и диалекта необходимо иметь в виду и то обстоятельство, что ряд строевых элементов характеризует исключительно литературный язык. Это относится не только к определенным пластам лексики, включая ее иноязычный пласт, политическую и научную терминологию и т. д., но и к строевым элементам морфологии и синтаксиса (см. стр. 522).
Литературный язык в некоторых случаях оказывается архаичнее диалекта. Так, в русском литературном языке стойко удержива<523>ется система трех родов во всей именной парадигме, в диалектно окрашенной речи ср. р. вытесняется формами женск. р. (ср. моя красивая платье). В немецком литературном языке сохраняется форма род. п., тогда как в диалектах она давно стала неупотребительной и т. п. Но вместе с тем диалект нередко сохраняет исчезнувшие в литературном языке элементы.
Существенно и то обстоятельство, что разные территориальные диалекты одного и того же языка обнаруживают разную степень близости к литературному языку: в Италии диалекты Тосканы были ближе к общему литературному языку, чем диалекты других областей, что связано с процессами формирования итальянского литературного языка; во Франции эпохи формирования единства литературного языка наиболее близок к нему был франсийский диалект, послуживший основой формирования литературного языка; в Китае выделяется в этом отношении северный диалект и т. д.
В этой связи отмечается и близость территориальных диалектов к тем областным вариантам литературных языков (по преимуществу в феодальную эпоху), которые связаны с языковыми особенностями определенных диалектных территорий. В применении к русскому языку выделялись литературно-письменные традиции Киева, Новгорода, Рязани, Пскова, Москвы. Г. О. Винокур поэтому указывал даже, что «язык древнерусской письменности, какими бы стилистическими приметами он ни отличался, это в принципе язык диалектный» [11, 67]. Не соглашаясь с данной формулировкой, поскольку в принципе именно стилистические приметы, сочетание старославянской и русской языковых стихий обусловили наддиалектный характер языка древнерусских памятников, отмечаем, однако, безусловно большую близость этих вариантов письменно-литературного языка к характерным особенностям соответствующих диалектных областей.
С вопросом о соотношении строевых признаков литературного языка и диалекта тесно связана проблема диалектной базы национальных литературных языков. Не останавливаясь здесь на этом вопросе, поскольку он рассматривается подробнее в других разделах, отметим лишь, что, как показывает материал из истории разных языков, процесс формирования единого литературного языка национального периода настолько сложен, столь специфичны закономерности этого процесса по сравнению с жизнью территориального диалекта и столь многообразны формы сочетания в этом процессе особенностей разговорных койнэ определенной территории (а не просто диалекта) и особенностей разных перекрещивающихся традиций книжного языка, что в истории литературных языков с длительной письменной традицией редко единая норма литературного языка является кодификацией системы диалектных признаков одной какой-либо местности. Это отмечали в исследованиях по материалу разных языков многие авторы (см., например, [15, 26]), наиболее последовательно эту точку зрения развивал<524> на материале русского языка Ф. П. Филин [34]. P. А. Будагов в этой связи выделяет два пути развития литературного языка на базе диалекта: либо один из диалектов (чаще столичный или столичный в перспективе) превращается в основу литературного языка, либо литературный язык впитывает в себя элементы разных диалектов, подвергая их определенной обработке и переплавляя в новую систему [6, 287]. В качестве примеров первого пути приводится Франция, Испания, а также Англия и Нидерланды, в качестве примеров второго пути — Италия, Словакия. Однако в условиях имевшейся смены диалектной базы и взаимодействия разных письменно-литературных традиций вряд ли английский и нидерландский литературные языки являются подходящими иллюстрациями для первого пути, так как здесь именно происходило «поглощение литературным языком элементов разных диалектов», которые подвергались обработке и переплавлялись в новую систему. Сомнение вызывает и вопрос о том, в какой степени городские койнэ (Парижа, Лондона, Москвы, Ташкента, Токио и т. д.) могут рассматриваться как территориальные диалекты в собственном смысле этого слова. Во всяком случае в применении к говору Москвы, Лондона, Ташкента их интердиалектный характер представляется весьма вероятным [29, 133—142; 34, 27; 40, 91—121]. По-видимому, в большинстве случаев для процессов формирования единых норм литературных языков определяющую роль играла не система строевых признаков территориальных диалектов, а городские койнэ, обладающие в большей или меньшей степени интердиалектным характером.
Иные отношения между литературным языком и диалектом существуют в истории формирования младописьменных языков. Здесь связь с «опорным» территориальным диалектом значительно более непосредственная и прямолинейная: ср. осетинский литературный язык, сложившийся на базе иронского диалекта, или чеченский литературный язык, с так называемым «плоскостным» опорным диалектом и т. д. Обращает на себя внимание, однако, тот факт, что в становлении младописьменного аварского литературного языка определенную роль играл «болмац», своеобразный интердиалект или обиходно-разговорное койнэ [27, 5].
Литературный язык и разновидности обиходно-разговорных форм существования языка (городские и областные койнэ, разные типы интердиалектов)
Литературный язык, выступая как единственная обработанная форма, противостоит не только территориальным диалектам, но и разным типам обиходно-разговорной речи, не входящим в систему функциональных стилей литературного языка. Эти типы обиходно-разговорной речи занимают промежуточное положение<525> между диалектом и литературным языком. Подобно территориальному диалекту, они представляют собой необработанную форму языка; подобно диалекту, многие из них представляют собой региональные образования. Но в отличие от диалекта все разновидности обиходно-разговорной речи являются не узко-локальными образованиями: они выступают в качестве устной формы общения либо на территории распространения нескольких диалектов в функции областного, но интердиалектного койнэ, либо являются городскими койнэ, сложившимися в результате взаимодействия нескольких диалектных стихий, либо, наконец, используются в функции регионально-неограниченного средства устного общения, конкурируя тем самым с устной формой литературного языка. Во всех случаях они противостоят диалектной дробности и функционируют как наддиалектные или интердиалектные образования большего или меньшего диапазона. Эта специфика характерна как для dialetto regionale в Италии, так и для разновидностей Umgangssprache в Германии, для чешского обиходно-разговорного языка и т. д.
Формирование этих наддиалектных образований обычно является результатом процессов концентрации и взаимодействия диалектов либо в рамках всей территории, либо в пределах известных областей. Этим объясняется тот факт, что в истории многих литературных языков становление единого общеобязательного стандарта в большей или меньшей степени связано с областными или городскими койнэ, поскольку в них реализовались начальные этапы развития обобщенного наддиалектного типа. Обращалось внимание на то, что определяющую роль в становлении единой системы русского языка сыграло московское городское койнэ. Ф. П. Филин отмечал в этой связи, что еще в феодальную эпоху в крупных городских центрах образовались междиалектные койнэ, являвшиеся результатом взаимодействия нескольких диалектных систем. Московское городское койнэ сложилось на базе северо-великорусских и южно-великорусских диалектов, как один из средне-великорусских переходных говоров [34, 27—29]. Аналогичные процессы выделял Н. И. Конрад в применении к формированию единых литературных языков в Японии и Китае: в Японии в конце XVI — начале XVII в. обнаруживаются следы областного койнэ в двух важнейших диалектных системах — западно-японской и восточно-японской; в Китае, в свою очередь, происходило сложение нескольких областных койнэ, в том числе и в группе северных диалектов. Язык города Эдо, ставший основой формирования единого литературного языка, представлял собой одну из реализаций восточно-японского койнэ, так же как язык Пекина, сыгравший аналогичную роль в развитии китайского языкового стандарта, представляя собой реализацию северно-китайского койнэ [24, 22—24]. Фактически таким же междиалект<526>ным койнэ, сложившимся в результате взаимодействия двух диалектных систем, был и язык Лондона.
Городское койнэ представляет собой одну из разновидностей интердиалектной региональной обиходно-разговорной речи, возникающей на определенных этапах развития народа как средство общения среди носителей нескольких диалектов. Существуют также областные койнэ, не связанные с определенным городским центром (ср. аварский «болмац»). В Германии XV—XVI вв. оформляются несколько таких койнэ; к этому типу следует отнести, в частности, и тот. обиходно-разговорный язык восточно-средней Германии, который включился в основу единого немецкого литературного языка10. Регионально слабо ограниченный тип обиходно-разговорной речи представлен чешским обиходно-разговорным койнэ11.
В таких языках, как русский или французский, наряду с устными стилями литературного языка существуют нелитературные стили обиходно-разговорной речи, так называемое просторечие. Отличие этих стилей заключается в использовании нелитературных пластов лексики и относительно свободных синтаксических построений. Ср. совр. русск. пока, зажиться, брешешь, смотаться, погодка у нас нормальная, облаять, не замотайте мою книгу и т. д. Соотношение этих нелитературных стилей и стилей литературного языка меняется в результате определенных общественных сдвигов. Во Франции еще в XIX в. различия были очень определенными и четкими, в настоящее время в результате известного опрощения стилей литературного языка просторечные элементы относительно легко проникают в литературный язык. Значительно интенсивнее этот процесс в русском языке, где после Октябрьской революции меняется соотношение устных стилей литературного языка и просторечия в сторону их сближения [12, 19]. Отличием чешского обиходно-разговорного койнэ является наличие строевых особенностей не только в лексике, фразеологии и синтаксисе (как это имеет место в русском или французском языках), но и в фонетике и морфологии. Это объясняется тем, что соотношение устной формы русского литературного языка и обиходно-разговорных форм общения — соотношение стилевое, так же как и во французском языке, тогда как в чешском это соотношение не только стилевое, но и структурное, охватывающее все языковые уровни: ср. сохране<527>ние в системе форм литературного языка различий по родам у прил. местоим. и прич. в им. пад. мн. ч. и наличие одной формы в обиходно-разговорном койнэ для всех трех родов; полные прил. ж. р., а также притяж. местоим. имеют в обиходно-разговорном койнэ иные окончания, чем в литературном языке; особенностью койнэ являются и формы твор. п. на-ma (rukama, lidma), формы прош. вр. (без ł), протетическое v перед начальным о (vokno) и т. д. [30, 11; 37, 37]. Чешская обиходно-разговорная речь и функционально отличается от нелитературных форм коммуникации русского и французского языков, поскольку за ней закреплена значительно более емкая сфера общения и она употребляется не только не владеющими литературным языком людьми, но и на собраниях, не имеющих официального характера, даже в специальных дискуссиях, в обычном разговоре (в речи, например, преподавателей Карлова университета) и т. д.
В литературе обращалось внимание на особую зыбкость границ, отделяющих обиходно-разговорные койнэ от литературного языка, особенно от его устно-разговорных стилей [50, 18]; вместе с тем и диалектные формы проникают относительно легко в обиходно-разговорную речь, что создает максимально открытый характер этой структуры, неопределенность границ ее варьирования. В отношении различных областных и городских койнэ, существующих, например, в современном немецком языке и представляющих собой переходные образования от диалекта к литературному языку с разной степенью региональной ограниченности, можно даже утверждать отсутствие системы твердых правил или норм, отграничивающих данные образования от диалекта и литературного языка. Иными словами, если и диалекту и литературному языку свойственна своя система правил или норм, то обиходно-разговорные койнэ характеризуются таким диапазоном варьирования, который ставит под сомнение существование здесь своей системы правил или норм.
Как функциональное, так и строевое соотношение литературного языка и обиходно-разговорного койнэ зависят от многих факторов, прежде всего — от степени поливалентности литературного языка (с этим связано наличие или отсутствие устно-разговорных стилей литературного языка) и от большей или меньшей региональной ограниченности обиходно-разговорного койнэ. В эпоху существования высокоразвитых национальных литературных языков весьма распространенным является сосуществование в устном общении в качестве наддиалектных образований устно-разговорной формы литературного языка и обиходно-разговорных койнэ, как это наблюдается, в частности, в Италии, Чехословакии, Германии. Другое положение имелось в донациональную эпоху в Китае и Японии, когда древние литературные языки обслуживали только письменные формы общения, а «обычный» язык, т. е. обиходно-разговорные койнэ, существовавшие сначала только<528> в устной форме, постепенно начал завоевывать сферы влияния древних письменных языков.
Исторически социальная база обиходно-разговорных койнэ по преимуществу представлена населением городов, где происходило особенно интенсивное взаимодействие разных диалектных стихий и как следствие — нивелировка резких диалектных отличий. Как показывают более поздние исследования на материале языковых отношений разных стран, нередко носители локальных диалектов в узком смысле этого слова прибегают в общении с носителями других диалектов к обиходно-разговорным койнэ. Делались попытки разграничить общественные функции диалекта и разных типов обиходно-разговорных койнэ, но вопрос этот слишком мало исследован, к тому же до сих пор обращалось недостаточно внимания на отграничение диалекта в узком значении этого слова и разновидностей обиходно-разговорных койнэ. В качестве общего наблюдения можно отметить, что для носителя диалекта обиходно-разговорные койнэ представляют собой социально более высокий языковый тип, его употребляют не в домашней, а в общественной сфере — на работе, на собраниях и т. д., напротив для носителей литературного языка характерно преимущественное использование обиходно-разговорных койнэ именно в домашней обстановке, в быту.
Что касается современных литературных языков, то в качестве общей тенденции в их соотношении с нелитературными формами можно выделить демократизацию устных стилей литературных языков в связистом, что из языкового средства общения, использовавшегося ограниченными слоями общества, они все больше превращаются в общенародное средство коммуникации. Особенно интенсивно этот процесс осуществляется в социалистических странах.
Необходимо остановить внимание на самом термине «общенародный язык». Термин этот стал особенно популярным в ходе лингвистической дискуссии, прошедшей в 1950 г., однако он крайне расплывчат, поскольку применяется к разным понятиям: в одних случаях им фактически обозначаются те формы языковой коммуникации, которые противопоставляются литературному языку или литературным языкам и используются всеми слоями или классами общества (ср., например, [1]), в других — некая сумма строевых элементов, общих для разных диалектов данного языка. Иными словами, в одном случае термин этот приписывается реальной конкретной форме существования языка, в другом — определенной совокупности языковых черт, некоему инварианту строевых признаков. Нам представляется использование данного термина со вторым значением не очень удачным. Но и применение этого термина к определенным формам существования языка требует разъяснения. «Общенародный» в применении к языку может означать а) ис<529>пользуемый всеми слоями общества, но не каким-то одним определенным слоем и б) используемый на всей территории данного народа. Насколько существенно такое разграничение, видно хотя бы из того, что, например, в условиях феодальной Европы диалект в ряде стран был, по-видимому, средством коммуникации разных слоев общества, т. е. не был социально ограничен, но территориально ограниченность его была максимальной; с другой стороны, во Франции XVII в. письменно-литературный язык стал единым и был распространен на всей территории французского королевства, но вследствие того, что в эту эпоху еще 96% населения Франции было неграмотным [6, 291], литературным языком владел лишь ограниченный слой привилегированных. Если же под «общенародным языком» понимать такую форму существования языка, которая употребляется на всей территории данного народа и всеми общественными слоями, то такой формой оказываются по преимуществу высокоразвитые национальные литературные языки, особенно в условиях социалистических государств. Иными словами, противопоставление литературный язык общенародный язык не отражает адекватно языковые отношения ни в ту эпоху, когда средством массовой коммуникации был диалект, ни в современных национальных государствах, когда литературный язык приобретает качество универсального средства общения.
Литературный язык и национальный язык Национальный язык не является одной из форм существования языка и компонентом того ряда противопоставленных языковых образований, которые рассматривались выше. Под этим термином понимается определенный исторический этап в развитии форм существования языка, соотнесенный с процессом становления национального единства. Национальный язык в этом аспекте противопоставляется языку донациональных периодов. Определяя национальный язык как этап в развитии форм существования языка, мы рассматриваем его как разноаспектную систему, обеспечивающую коммуникацию во всех сферах общественной жизни данной нации. Преемственность в развитии форм существования языка, обусловливает многообразие в реализации этой многоаспектности: в зависимости от характера литературного языка донационального периода, от степени его единства, от наличия или отсутствия сосуществования двух типов литературных языков, своего и чужого, оробенно от статуса разных региональных образований, включая и территориальные диалекты, складывается и система форм языка национального периода. Это в первую очередь относится к положению региональных форм общения. В этой связи общая формулировка, утверждающая, что диалект является в эпоху<530> существования нации пережиточным явлением12, вряд ли справедлива, поскольку реальное положение в разных национальных языках отнюдь не тождественно: если в применении к современному русскому языку действительно наблюдается почти полное вытеснение диалекта, а промежуточные образования типа областных койнэ или полудиалектов размываются регионально слабо дифференцированными нелитературными разговорными формами, если во Франции прежние местные диалекты центральной Франции (иначе обстоит дело на юге) постепенно исчезают, оставляя, однако, надолго след в произношении и грамматике, то позиции диалекта и других регионально-дифференцированных форм в таких странах, как Италия и Германия или арабские страны, таковы, что рассматривать их просто как пережитки донационального периода вряд ли возможно.
Становление отличительных признаков национального языка — процесс длительный и постепенный, поэтому соотношение общего литературного языка и региональных форм общения меняется в истории национальных языков. Ни в России XVIII в., ни во Франции XVII в. литературный язык не занимал того доминирующего положения универсальной и всенародной формы общения, какой он является в настоящее время. В этой связи общетеоретический интерес представляет предложенная Любеном Тодоровым периодизация истории болгарского национального языка, где первый период характеризуется процессом становления литературного языка как основной формы существования национального языка, а второй — процессом возникновения его устной развитой формы и как результат этого процесса — «формирование литературного языка, живой и сложной языковой системы» [52, 127].
Соотношение литературных и нелитературных форм (в том числе региональных и регионально слабо дифференцированных или совсем недифференцированных) настолько сильно изменяется в процессе развития национальных языков и столь многообразно варьируется, что проводить для языка нации общетиповое разграничение форм существования языка на «включаемые в национальный язык» и «не включаемые в национальный язык» не представляется возможным. Ни одна из этих форм, в том числе и литературный язык, не развивается изолированно, а взаимодействие книжно-письменных (литературных) и устно-разговорных (литературных и нелитературных) стилей в определенные периоды истории национальных языков бывает настолько значительным, причем сказывается на всех уровнях и литературного языка, что<531> разрывать такое сложное целое, как язык нации, по принципу «национальные формы существования языка» и «ненациональные формы существования языка» оказывается невозможным13. Это прекрасно показал В. В. Виноградов, отмечая, что литературно-письменный язык национального периода, «питаясь живыми соками народноразговорной речи, вбирая в себя наиболее ценные и целесообразные для нужд тех или иных сфер речевого общения диалектные средства, формируется в своеобразную стилистически Дифференцированную семантически развитую нормализованную систему внутри национального языка» (разрядка моя. — М. Г.) [9, 76].
В процессе образования национальных языков происходят качественные изменения и в структуре форм существования языка. Общая направленность этих изменений обусловлена и связана с формированием единого многофункционального нормализованного литературного языка в качестве основной, общепризнанной формы коммуникации данного народа.
В эпоху существования развитых национальных языков этот новый тип литературного языка постепенно вытесняет другие формы существования языка, способствует снижению их социальной значимости и становится выразителем общенациональной нормы, высшей формой существования национального языка, универсальным средством языковой коммуникации. В разные периоды истории национальных языков степень достижения этого положения литературным языком различна, а сами темпы становления этого типа литературного языка неодинаковы в истории разных наций (см. ниже).
Система форм существования языка и в донациональный период представляла собой иерархическую структуру, но при этом ни одна из форм существования языка не занимала периферийной позиции, хотя развитие городской культуры, появление определенного слоя городской «интеллигенции» (деятели канцелярий, школ, университетов, в Западной Европе уже с XIV в.), обусловившее развитие областных и городских койнэ, ограничивали применение диалекта, занимавшего в более ранний период феодализма ведущее положение среди устных форм общения; вместе с тем наиболее ограниченное применение имел письменно-литературный язык данного народа, даже в том случае, когда у него не было конкурента в виде «чужого» письменно-литературного языка<532>.
В эпоху существования нации литературный язык, приобретая и функции средства устного общения, не только постепенно оттесняет на периферию территориальные диалекты, но и другие региональные формы, частично обогащаясь за счет включения в свою стилевую систему элементов оттесняемых форм. Этому сопутствует в более поздний период истории национальных языков общее сближение книжно-письменных и народно-разговорных стилей, резко противостоявших ранее, а тем самым — общая демократизация литературных языков; из средства языкового общения привилегированных групп они становятся орудием коммуникации всего народа.
Таким образом, как функциональная структура национального языка, т. е. вся система форм существования языка, так и статус национального литературного языка не остаются стабильными, они меняются в связи с изменениями, происходящими в истории самого народа. Так, для французского национального литературного языка конца XVIII — начала XIX в. огромную роль сыграли изменения, происшедшие во французском обществе после Великой Французской революции. Литературный язык, ориентированный ранее на язык королевского двора, далекий от народно-разговорного языка в его разнообразных проявлениях, «демократизируется» в связи с общей демократизацией французской культуры, что находит свое отражение в расширении социальной базы литературного языка, а также в изменениях, коснувшихся его лексико-фразеологических и синтаксических элементов и тем самым — его системы стилей. Именно исторические события этой эпохи оказались мощным катализатором падения роли диалекта в устных формах общения, распространения литературного языка и на эту сферу, т. е. коренного изменения в структуре форм существования национального языка14.
Только в национальный период литературный язык полностью реализует те потенции, которые заложены в нем еще в донациональную эпоху — многовалентность и стилевое разнообразие, отбор и относительную регламентацию, наддиалектный характер: многовалентность развивается в использование языка во всех сферах общения, стилевая система включает отныне и разговорно-литературный стиль, отбор и относительная регламентация развились в кодифицированную систему норм с ограниченным и тоже нормированным диапазоном варьирования, наддиалектная специфика приняла форму общеобязательности единой территориально не связанной нормы (см. гл. «Норма»). Тем самым нацио<533>нальный литературный язык является наиболее разбитым типом литературного языка.
Подобная характеристика национального литературного языка дается на основе его типовых признаков, но в конкретных исторических условиях обнаруживаются значительные расхождения в статусе национальных литературных языков, обусловленные рядом факторов как экстралингвистических (условия, в которых осуществляется оформление национального единства, политическая и экономическая централизация, уровень развития всей культуры народа, особенно художественной литературы), так и собственно лингвистических (см. выше). Ниже рассматриваются некоторые варианты процесса становления единого национального литературного языка и связанные с этим разновидности статуса литературного языка в системе форм существования национального языка. 533>532>531>530>529>528>527>526>525>524>523> |
|
|