Партизанская быль. Г. Артозеев партизанская быль
 Скачать 0.61 Mb.
|
Село взято без бояНаходясь в Семеновском районе, мы то и дело наводили порядки в селах. После операции на Машево побывали в Поповке, Лизуновке и еще кое-где. Везде уничтожали врагов и облегчали чем могли тяжелое существование своих сограждан. Как бельмо на глазу у нас оставалось только село Жадово, где сидел с большим гарнизоном немецкий сельхоз-комендант, майор Рудольф. Рудольф не только грабил народ. За повозками сельхоз-коменданта тянулся кровавый след. Малейшая недоимка, преуменьшение данных в учете урожая, поголовья скота — и он немедленно выезжал в село вместе с вызванными им карателями. По его настоянию в одном лишь селе Жадово казнили пятьдесят восемь человек. Давно мы думали над тем, как изловить Рудольфа. Но он в последнее время выезжал редко, и то лишь в сопровождении сильной охраны. В селах совсем не бывал, ездил только в Семеновку. Рудольф никогда не расставался с огромной немецкой овчаркой Фаустом, которая к нему подпускала неохотно даже своих. Этот пес стерег и штаб-квартиру сельхоз-коменданта в Жадово. А самое село Рудольф превратил в крепость. Взять ее было не просто. Жадово — один из крупнейших населенных пунктов района. До войны здесь насчитывалось тринадцать колхозов. Это местечко было в свое время волостным центром. Рудольф избрал для своей квартиры больницу, а поблизости — в аптеке, школе и сельсовете — разместил гарнизон. Группа этих зданий была огорожена колючей проволокой, на ночь окна закрывались ставнями из брони. Подходы к резиденции сельхоз-коменданта оборонялись станковыми пулеметами. Не только солдаты, но и офицеры и даже чиновники сельхоз-коменданта жили на казарменном положении. В помощь немецкому гарнизону здесь были собраны также и полицаи, но их оказалось сравнительно немного. Мы даже у себя в штабе как-то обсуждали это приятное явление: население большое, а полицию сколотить не удалось! Еле набрали двадцать четыре человека. Все жадовские жители оказались сплошь инвалидами. Вот когда мы обсуждали это обстоятельство, и зародился наш план овладения крепостью сельхоз-коменданта. Прежде всего разведчикам было дано задание выяснить, кто именно уклонялся от полицейской службы; кому это удалось, кому нет. Что делает жадовская интеллигенция, а ее здесь немало, особенно учителей. Ребята начали с учителя Бондаренко. Он жил на хуторе Ферубки и часто ходил на село. Его легко было встретить на дороге. В Жадове он был близок с другими учителями и с одним из полицаев, неким Сковородько. Разработка нашего плана требовала терпения и осторожности. Но мы добились своего. Бондаренко свел разведчиков со своими товарищами — Писаным, Федько и Гасаем. Те — с другими, и понемногу мы обрастали солидным активом, готовым действовать по указаниям партизан. Наконец, во дворе Марка Писаного, в погребе, состоялось целое совещание. Здесь присутствовали семнадцать учителей, агрономов, фельдшеров и несколько человек из полиции. Встречу сумели организовать с соблюдением строгой конспирации — даже родная мать Марка Писаного не знала, что происходило этой ночью у нее во дворе. Каково же было удивление учителей, когда они услыхали, чего от них требуют. Большинство откровенно запротестовало. Шутка ли сказать — до сих пор удавалось ссылками на всяческую хворь, годы и прочие причины избежать позорной повязки полицая. А тут явились партизаны и требуют, чтобы они вступили на немецкую службу добровольно! Но когда мы объяснили цель этого предприятия и твердо обещали, что в полицаях придется проходить совсем недолго, а затем мы возьмем всех их в лес, — собравшиеся примирились с новым своим положением. И с этого дня, на радость партизанам, стала расти жадовская полиция. Для руководства подготовкой операции мы оставили на селе трех своих товарищей: Сахариленко, Дежкова и Жадовца. Они жили все в том же подвале Марка Писаного и давали указания новоиспеченным полицаям. К нам, в лагерь, посылали информацию через связных. Теперь мы имели полноценные разведочные данные. Надо сказать, что среди всяких прочих сообщений из Жадова всех чрезвычайно взволновало одно, совершенно невоенного характера. Мы узнали, что в давно заколоченных сельмагах, где немцы хранили продукты, полным-полно соли и репчатого луку. Соль. Лук. Нет, не понять человеку в мирное время, да и в военное, тем, кто оставался на попечении Советской власти, не понять, что это для нас означало! Еще в соединении у Федорова, когда мы стояли в Клетнянских лесах, приходилось добывать соль боем. И не раз мы теряли из-за нее людей. А этой весной, когда уже не оставалось никаких запасов овощей, нам туго пришлось и без соли, и без витаминов. В отряде началась жестокая цынга. Единственное, что мы имели, — это мясо. Но ослабевшие и раскачивающиеся в деснах зубы не брали даже хорошо проваренную говядину. Нашлись «знахари» — варили дубовую кору, еловые шишки, отваром полоскали рты — никакого толку. Мучительная болезнь поразила многих партизан. Особенно плохо пришлось тем, у кого были когда-то поставлены мосты и коронки. При обнажении корней зуб подгнивал снизу, начиналось воспаление. А чем в наших условиях коронку снять, зуб удалить? — Неизвестно. Я сам оказался первой жертвой такого воспаления: меня всего перекосило — даже поверить было нельзя, что такое может произойти из-за несчастного маленького зуба. Температура сорок. Покраснел и распух глаз. Голова трещит — к волосам не прикоснешься, будто и у них каждый корешок воспалился. Ни днем ни ночью я не находил себе покоя. Весь лагерь отдыхает, а я, как лунатик, брожу от сосны к сосне. О том, чтобы поесть или попить, и говорить нечего. Стал я просить, умолять товарищей чем угодно содрать мне мост с коронкой — давал полную свободу действий. Но никто на эту операцию не решался. Все оказались учеными, уговаривали: врачи, дескать, во время воспалительного процесса зубы не удаляют — надо терпеть. Временное облегчение находил в том, что становился на голову. Кто-нибудь подержит за ноги, пока от прилива крови и адской боли я не потеряю сознание. Вроде наркоза. Но опомнюсь — и все опять сначала. Я уже чувствовал, что превращаюсь из командира в инвалида. И вот на одиннадцатый день я набрался терпения и начал сам себе производить операцию. Взял штык, молоток, отошел подальше от своих и стал рубить мост во рту. После каждого удара падал на землю. Валился как подкошенный. Но встану — и рублю опять. Не помирать же в самом деле из-за зуба!.. И удалил-таки я всю зубоврачебную механику изо рта. После дополз кое-как до палатки и целые сутки проспал. Да, много из-за проклятой цынги было страданий в лагере. Если бы жители Машева не пришли нам на помощь, я сам не знаю, чем бы все это кончилось. Один старик Егор Кивай не пожалел — прислал нам два мешка зеленого лука. Эта драгоценность была взята на особый учет — наравне с патронами и медикаментами. Лук выдавался не для еды, а только натирать десны. Тогда наступило некоторое облегчение. Но до излечения было еще далеко. Узнав при таких обстоятельствах о складе, полном репчатого луку, да еще и соли, отсутствие которой порождало свои болезни, партизаны стали считать минуты до дня наступления на Жадово. В назначенный день произошла Неожиданность. Наши полицаи — то есть новобранцы, которые пошли в полицию по нашему указанию, — прислали сообщение, что вечером сельхоз-комендант с сильной охраной отправляется на именины к семеновскому коменданту. Стоял вопрос — отложить операцию или нет? Покончить с этим зверем мы решили во что бы то ни стало. И все же я операцию не отложил. Во-первых, здоровье людей мне было дороже, чем лишний уничтоженный фашист на боевом счету отряда; во-вторых, поход хорошо подготовлен, все наши люди будут на главных постах; в-третьих, соль и лук в любой день могут увезти. Доводов в пользу похода было много. Главные улицы патрулировали ожидавшие нас Сковородько, Полторацкий, Слабкин, Помазок, Марк Писаный и другие. Свои люди стояли также и у пулеметов. Гитлеровцы все отдыхали, пользуясь отсутствием майора, и предоставили охрану села полиции. Чтобы не переполошить солдат гарнизона, мы па этот раз даже не давали сигнала ракетой. Просто ждали в засаде, пока не прибежал вестовой от Сахариленко и Писаного. Все произошло так тихо, что тише еще никогда не бывало. Мы взяли село без боя. Без единого выстрела овладели полицейским управлением, комендатурой и даже казармами. Оружие немецких солдат было на ночь составлено в пирамиды, и ни один из них не успел добежать до своего автомата. Мы сожгли, как водится, документы оккупантов. Поделились с населением продуктами. Люди не верили своему счастью, получив соль, лук, сахар. А через два часа никого из нас уже не было в селе. Конечно, жадовская операция самая удивительная из всех, в каких мне приходилось участвовать. Кое-какую роль сыграл здесь и случай (отсутствие майора), но все же в основном мы были обязаны ее успехом хорошей подготовке. Бойцы гордились ею и долго потом рассказывали новичкам, как все произошло. Плохо только то, что Рудольфу удалось унести ноги. В Жадово он больше не вернулся. Узнал о партизанском налете и заболел нервной горячкой. |