Партизанская быль. Г. Артозеев партизанская быль
 Скачать 0.61 Mb.
|
Родственные узыПосле наших успешных операций в селах, особенно после бескровного овладения резиденцией сельхоз-коменданта в Жадове и перехода к нам доброй половины жадовского полицейского гарнизона, оккупационные власти устроили среди оставшихся полицаев жестокую чистку. Одних поместили в лагери, других отправили в Германию и только самых верных оставили на местной службе. Таких было немного. Всех их собрали в одну команду и сконцентрировали в селе Ивановка, в городке из палаток. Там стали вести ежедневные учения и производить какие-то земляные работы. А неделю спустя в Ивановку прибыла саперная или строительная часть. Какая точно, никто из нас определить не смог. Нашим разведчикам не удавалось выяснить, что там, в Ивановке, происходит. Среди оставшихся полицаев мы своих людей не имели. А между тем все эти перемены и прибытие новых частей что-нибудь да означало. Безусловно, перед «специалистами» поставлена какая-то боевая задача. Но какая? Я долго ломал себе голову над этим, но что можно надумать своей головой, когда требуются точные данные? Правда, наши разведчики, лишенные возможности попасть в этот гарнизон, сумели выяснить кое-что через двух подростков: братишки Саленко крутились с другими ребятами в селе и сообщили нам распорядок дня, часы смены постов и некоторые наблюдения насчет вооружения. Но все это было не то! Зачем посадили сюда «специалистов», мог сказать только кто-нибудь из них самих или чин полиции, да и то лишь из тех, кому многое доверено. На помощь этих лиц мы рассчитывать не могли. Выкрасть одного из полицаев? Это не представлялось возможным: во-первых, они находились под строжайшим надзором немцев; во-вторых, мало того, что их охраняют люди, сильно пуганые, они сами остерегаются; в-третьих, нам невыгодно было поднимать шум. Какой бы подобрать ключик к одному из доверенных полицаев, чтобы заставить его в добровольном или принудительном порядке развязать язык? Вот над чем я думал. А то, как этот ключик подобрался, имеет свою историю. Прежде всего, рассуждал я, кто такой полицай? Это такой подлец, который, будучи гражданином Советского Союза, пошел в услужение к оккупантам; стал палачом своих земляков; продал народ и Родину; двадцать четыре года ел и пил у стола Советской власти, а потом ей изменил. Полицай, да еще из таких отборных, — это сознательный мерзавец и законченный иуда. Враг. О тех, кто попадал в полицию, не будучи врагом народа (а в первое время были и такие), сейчас думать не приходилось. В сорок третьем году уже самые растерянные, несознательные и бесхарактерные люди определились: туда или сюда. Часть из них была уже прочно связана с врагами, а другая несла свои запоздалые раскаяния к нам в леса. Значит, мне оставалось иметь дело с врагом — каким-нибудь одичалым бешеным волком, который кусал своих же братьев и сестер. Вот насчет братьев и сестер я и задумался. И кое-что мне вспомнилось. Самое первое воспоминание относилось еще к концу ноября сорок первого года. После гибели Добрянского отряда пятеро голодных и замерзших партизан шли на поиски другого боевого коллектива. Мы пробирались по району, сплошь занятому врагами, боялись подойти к человеческому жилью. Часто ночевали прямо в снегу, под открытым небом. Когда и где найдем своих, — не знали. Нам было плохо. И кто же приютил и накормил нас однажды на пути? — Жена полицая. Это было в селе Дроздовицах. Женщина, рискуя собой, тайком от мужа, которого она возненавидела, оказала помощь партизанам. Она сказала, что ее отец был первым колхозником на селе, а брат-коммунист, уходя в армию, завещал ей блюсти верность народу, выручать своих людей из беды. А позже? — продолжал вспоминать я. Уже в соединении у Федорова среди нас был хороший разведчик — Степа Коренок. Брат же Степы служил помощником начальника полиции Гуты Студенецкой. Он жестоко издевался над населением. Жена этого полицая — Ефросинья Коренок была нашей связной. Его племянник — Иван Дубина пришел в лес к партизанам. И когда нам удалось поймать озверелого предателя, родные первые потребовали его казни. В моей памяти вставали картины одна другой ярче. Вот пришел к нам недавно с маленьким братцем двенадцатилетний Ваня Левченко. Их отец — в армии, а дядя, у которого отец их оставил, пошел в услужение к оккупантам. Мальчики не могли с этим смириться, просили помощи и совета, как отомстить за оскорбление имени фронтовика-отца дяде-полицаю? Десятки примеров говорили о том, что все полицаи жили в окружении смертельной ненависти и презрения со стороны своих же кровных родных. Немногие родственные узы выдерживали испытание изменой. Это я наблюдал еще в начале войны. Еще сильнее это было видно теперь. На днях разведчики мне сообщили, каково живется в моем родном селе Машево помощнику начальника полиции Гецевичу. Подозревая в связи с партизанами не только всех односельчан, но и собственную семью, он дошел до подлинного психоза. Не ночевал дома, прятался по чердакам, а в свою хату заходил только поесть, да и то наспех. Сумасшедший, да и только. Дней пять назад, когда Гецевич пришел домой пообедать, его сынишка Леня собирался идти на речку купаться. Мальчик завернул в платок пару яиц и кусок хлеба. Увидев это, отец вдруг озверел: «Передачу партизанам несешь? — Он швырнул в жену полено: — Ты в моем доме партизана держишь?» Гецевич поставил родного сына к стене и, щелкая затвором винтовки, на глазах у матери угрожал застрелить Леню, если он не сознается. Довел мальчишку до того, что тот начал заикаться. А папаша решил предъявить ультиматум партизанам. Напившись для храбрости пьяным, он явился к моему дяде — Филиппу Семеновичу Артозееву и сказал: — Я знаю, можешь не отрицать, что все три твоих племянника в партизанском отряде, а старший — у них командиром. За это я тебя не виню. Мой сын, мерзавец Ленька, — тоже партизан. Он из дому ворует хлеб и яйца — тащит к ним в лес. Но ты передай своим племяшам, чтобы оставили наше село в покое и не сманивали жителей. Пусть даже носа сюда не кажут. И если ты не добьешься от них такого обещания — пеняй на себя. Покажу на тебя гестаповцам — кожу сдерут. Перепуганный Филипп Семенович передал мне эти слова. Их следствием было только то, что я дал задание группе бойцов изловить негодяя, а помогли им в этом жена Гецевича Ольга и сын Леня. Перебирая в уме все эти факты, я пришел к заключению, что не так уже трудно подобрать ключик хотя бы к одному из «верных» полицаев Ивановки. Мой выбор пал на уроженца нашего села — некоего Логвина Борисовича Сержана. Из всех машевских полицаев, которых, по данным разведки, там было пятнадцать человек, Сержан казался самым подходящим: у него было очень много родственников по селам. Часть их жила в Машеве и была мне неплохо известна. Обыкновенные советские люди, и я считал, что они вполне способны нам помочь. Я решил так опутать Сержана родственными связями, чтобы он и дохнуть без нашего ведома не смел. Связей же этих было много — я и сам сбивался со счета, перебирая в памяти его родню. Старшая сестра Сержана — Елена была замужем за моим однофамильцем — Степаном Прокофьевичем Артозеевым — нашим связным. Младшая сестра — Анна — за командиром Красной Армии Надольным, находящимся на фронте. Сам Сержан был женат на дочери Ксении Алексеевны Ашомко — активистки времен первых колхозов. Дети, племянники и племянницы, впрочем, продолжать этот список не стоит. Достаточно сказать, что я насчитал восемнадцать человек родственников и свойственников полицая, через которых и старался воздействовать на него. Работенка оказалась кропотливая, но в конце концов цели я достиг: на Сержана налегли и теща, и зять, и сестры, и жена, и еще семь человек близких. Как они обрабатывали его, не знаю, но полицай вынужден был уступить. Мы узнали все, что нас интересовало. Стала известна дислокация и вооружение частей в районе и причина заселения Ивановки «специалистами»: здесь полицаи должны были собрать население и возглавить строительство нового моста через реку Рванец. Этот мост открыл бы прямой путь на Новгород-Северский. Из-за отсутствия переправ у фашистов образовались пробки в Семеновке, да и в других местах. Они гнали свой транспорт на Новгород-Северский в обход, по стародубскому шляху, удлинявшему путь примерно в пять раз. Открыв прямую дорогу из Семеновки через новый мост, они рассчитывали разгрузиться, быстрее доставить свои колонны к фронту. Этого мы допустить не могли. Нужно было во что бы то ни стало сорвать строительство нового моста. Дать его построить, а потом уничтожить я считал невыгодным: немцы могли поставить к переправе очень сильную охрану. И мы решили разгромить «осиное гнездо» (так называли его партизаны) в Ивановке раньше, чем полицаи и саперы приступят к делу. В боевом успехе этой задачи нам очень помог Сержан, ибо подобранный к нему ключик действовал отлично. Интересно, что жандармерия пыталась таким же путем опутать и изловить меня. Из этого, конечно, ничего не вышло, да и не могло выйти: если обращаются к группе людей, пытаясь заставить их воздействовать на близкого им человека, удача будет только тому, у кого честные, чистые намерения, кто действует на благо Родины и обращается к людям от имени народа. |