Государство. Государственно-муниципальное и общественное призрение в Великом. Государственномуниципальное и общественное призрение в Великом княжестве Литовском (xiiixviii вв.)

• Название: Государственномуниципальное и общественное призрение в Великом княжестве Литовском (xiiixviii вв.)
• Анкор: Государство
• Дата: 20.06.2022
• Размер: 37.87 Kb.
• Имя файла: Государственно-муниципальное и общественное призрение в Великом .docx
• Тип: Документы; #604964

ТЕМА: Государственно-муниципальное и общественное призрение в Великом княжестве Литовском (XIII-XVIII вв.).

1. Становление и развитие государственно-муниципального и частного (светского) призрения в ВКЛ.

С образованием и укреплением ВКЛ парадигма помо­щи и поддержки, которая действовала на белорусских зем­лях в составе Древней Руси, изменяется. Для этого перио­да истории социальной работы характерны четыре основ­ные формы (системы) помощи и поддержки:

· церковно-монастырская система, существующая в ус­ловиях, когда православие на белорусских землях посте­пенно теряет позиции господствующей религии и веду­щее значение приобретает поликонфессиональность;

· светская (частная) благотворительность, где основ­ную роль играют представители белорусско-литовской, а затем и польской знати;

· общинное призрение нуждающихся на селе, кото­рое выросло из общеславянских архаических форм помо­щи и взаимопомощи и в новых условиях получило даль­нейшее развитие;

· и, наконец, такая форма помощи нуждающимся, которую условно можно определить как государственно-муниципальная система призрения. Она вырастает и креп­нет на основе традиций княжеского нищепитательства и широкого развития в ВКЛ городского самоуправления (магдебургий и муниципалитетов).

Одной из особенностей возникновения и существова­ния этих двух систем стало то, что они выросли на тради­циях полоцкой демократии, которые не угасли в ВКЛ. Как отмечает известный российский досоветский историк, профессор М.К. Любавский, в Литовско-Русском государ­стве, которое «в своем территориальном образовании на сто с лишком лет опередило другое русское государст­во - Московское, преобладало управление местное, про­никнутое автономическими тенденциями, а земли со­храняли в нем свою прежнюю обособленность и самобыт­ность, и все государство было проникнуто началами федерализма». Все это не толь­ко создавало благодатную почву для распространения и утверждения на белорусских землях различных религиоз­ных конфессий, которые, соперничая между собой за сферы влияния, сделали немало полезного в социальной поддерж­ке нуждающихся, для развития частной благотворитель­ности с ее социокультурной спецификой, но и оставили свой след на становление тенденций помощи со стороны государственной власти, органов местного самоуправления.

Основные направления деятельности государства и об­щества в названной сфере были те же, что и в Западной Европе - профилактика бедности и борьба с проявления­ми социальной патологии. Бедность могли вызывать раз­личные причины: неумелое ведение хозяйства, неблаго­приятные климатические условия, пожары, войны, эпи­демии и т.п. К одной из первых законодательных мер в ВКЛ против обнищания населения следует отнести статьи «Ус­тавы замков, держав и дворов» Сигизмунда Августа, кото­рые предусматривали в голодные годы льготы крестьянам «как в данинах разных, так и в работе и в подводах», а так­же «потерпевшим от пожара, эпидемии и падежа скота». «Балочная устава» (1557) расширяла круг клиентелы, нуждающейся в помощи, и предписывала осво­бождать от наказания и взыскания тех крестьян, которые не уплатили податей и оброков «за пожогою, за вымеретьем або за хворобою всего дому, за голодом, за побитьем граду и за убожеством».

Одним из подтверждений того, что законодательство ВКЛ в деле социальной помощи нуждающимся находи­лось на уровне тогдашнего общеевропейского, стала, на­пример, ст. 10 разд. XI Статута 1529 г., которая запрещала продажу в рабство свободного человека в голодные годы, когда нищенство имело наибольшее распространение. а ст. 11 разд. XI предоставляла свободу челяди, которую во време­на голода не мог прокормить хозяин. Этого в те времена не было в нормативно-правовых актах других государств.

Таким образом, в отличие от России, где к середине XVII в. появ­ляется некая кредитная система, позволяющая в период мас­сового голода физически и экономически выжить человеку, на Беларуси законодательные нормы такого плана укорени­лась раньше и были более гуманны, о чем, например, сви­детельствует тот факт, что формально «отпуск на волю» осу­ществлялся без оговаривания «дополнительных условий».

К профилактическим мерам против обнищания насе­ления следует отнести и практику выдачи охранных грамот («железных листов») великого князя Литовского на срок до трех лет шляхтичам, купцам (т. е. тем, кто составлял опору существующей власти) и, что характерно, «иным людям обедневшим, кроме евреев», чего, опять-таки, в то время не было в законодательстве многих стран.

Были предусмотрены меры и по защите своих прав бед­нейших слоев населения в ходе отправления судопроизвод­ства. Так, человеку убогому, вдове или бедному суд, несмот­ря на то, что услуги адвокатов были платными, мог назна­чить защитника (прокуратора) бесплатно (ст. 57, разд. IV). Да и система наказаний, по сравнению с той, которая существовала в других европейских странах по отношению к маргинальным слоям населения, представляется более гуманной. Это, например, выражалось в отказе от уголов­ного наказания детей и подростков, отказе от смертной казни для беременных женщин, большей ответственности за преступления против женщин, установление юридиче­ской ответственности шляхтича за убийство простого чело­века, детоубийство и т. п.

Гуманизм, как известно, предполагает и ответствен­ность за соблюдение норм поведения в обществе. В ВКЛ, как и в Западной Европе, появляется ряд законов, запре­щавших профессиональное нищенство. К одним из первых попыток белорусско-литовского феодального государства ограничить нищенство и бродяжничество следует отнести статьи Судебника Казимира IV Ягеллончика 1468 г. Ста­тутов ВКЛ 1529, 1566 и 1588 гг., а в последующем - спе­циальный Указ Короля Польского и великого князя Ли­товского Яна Казимира 1653 г. о нищих.

Со временем роль государственной и муниципальных властей в борьбе с проявлениями социальных патологий возрастает. Это было обусловлено распространением про­фессионального нищенства как феномена социальной не­стабильности, что характерно как для Западной Европы, так и для России того времени. В отличие от России с ее стремлением к цен­трализованной системе помощи и поддержки, в ВКЛ ос­новная нагрузка в профилактике и борьбе с нищенством ложится на местные органы самоуправления, что свиде­тельствует о приверженности к западным образцам. В этом видится одна из основных отличительных особенностей развития истории процесса социальной помощи в России и на Беларуси в тот период.

В ВКЛ вплоть до последней четверти XVIII в. (т. е, до вхо­ждения территории Беларуси в состав Российской импе­рии) в деле социальной помощи нуждающимся, профи­лактики и преодоления феномена социальной патологии роль муниципалитетов, других местных органов власти про­должала оставаться весьма значительной в отношении к са­мым различным категориям населения.

Магистраты брали на себя заботу об устройстве шпиталей и богаделен, которые, как и в России, во многом содер­жались за счет частных пожертвований. В задачи городских органов самоуправления в соответствии с широко распро­страненным на территории Беларуси Магдебургским пра­вом (более 40 городов), кроме всего прочего, входила за­купка и снабжение жителей хлебом во время голода из «местких скрынь» (общественных кладовых). За выполнением этих и других обязанностей магистратов следила королев­ская власть.

Целый ряд статей «Белорусской конституции» (Статут 1588 г.) и других более ранних нормативно-правовых ак­тов предусматривал защиту прав сирот и малолетних. Так, впервые возраст вменяемости (7 лет) указан в ст. 1 Судеб­ника 1468 г. подготовленного и действующего на терри­тории ВКЛ, что свидетельствовало о следовании общеев­ропейским правовым традициям с учетом местных усло­вий. Статут ВКЛ 1529 г. определил, что «ест лета дорослые: младенцу осмнадцат лет, а девце пятнадцат лет» (ст. 18, разд. II) и в целом ряде других статей (ст. 5 II разд., стст. 1—2, 5 III разд. и др.) юридически закрепил права несовершеннолетних.

Статуты ВКЛ разрешали родителям лишать своих детей наследства лишь в том случае, если они оскорбили отца или мать словом или действием. Позднее на территории Беларуси появи­лись специальные «сиротские суды». Они учреждались при магистратах (с 1864 г. при окружных судах) и пред­ставляли собой сословные органы, ведавшие опекунски­ми делами купеческих и мещанских вдов и малолетних сирот (с 1818 г. личных дворян, если они не имели земель­ной собственности). В обязанности этих судов входило сле­жение за состоянием опеки и разбор жалоб на опекунов. Существовала и дворянская опека.

Законодательство ВКЛ предусматривало и меры по ока­занию помощи в профессиональном обучении детей низ­ших слоев общества. В первой половине XVI в. «Устава зам­ков, держав и дворов» Сигизмунда Августа предписывала «брать у крестьян сыновей и отдавать в наученье ремеслу с тем, чтобы они потом могли оказаться полезными для зам­ков и дворов господарских».

ВКЛ было одним из немногих государств мира, где женщины обладали значительными правами. Статуты ВКЛ преду­сматривали компенсацию шляхтянке за нанесение ей ран или словесного оскорбления (бесчестье), а штраф за убий­ство (головщизна) был вдвое выше, чем для мужчин того же сословия. За изнасилование женщины или девушки независимо от ее сословного положения насиль­ник подвергался смертной казни («горлом маеть каран быти»). Ст. 9 III разд. Статута ВКЛ 1529 г. предусматри­вала право дочерей шляхты на наследование родового иму­щества. Но основным правом женщин привилегированных сословий было право на приданое и «вено»— обеспечение мужем на своих имениях и другом имуществе суммы, в два раза превышающей размер полученного приданого. Запись «вено» была узаконена еще привилеем литовским боярам 1413 г и сохранялась в Статутах ВКЛ. Таким образом, знатные шляхтянки, права которых в силу ряда социокультурных особенностей ВКЛ поддерживались вла­стью, играли значительную роль в жизни литовско-бело­русского государства.

Не обошло законодательство ВКЛ и такую маргиналь­ную категорию, как аномальные лица. Анализ Статутов ВКЛ и других юридических источников, показывает, что слепые, глухие, немые были юридически правоспособны, являлись одним из основных объектов социальной помо­щи и поддержки. Их права с течением времени расширялись и оформлялись юридически. Статут ВКЛ 1588 г. довольно подробно и свое­образно регламентировал вопросы, связанные с правовым положением сумасшедших (ст. 35 разд. XI). Если умалишенный принадлежал к состоятельным людям, то надсмотр за ним с надежной изоляцией от общества поручался родственникам, знакомым и слугам. Убогие сумасшедшие подлежали содержанию в местах заключения.

Церковь (особенно православная) стремилась к ресо­циализации аномальных лиц присущими ей средствами. «Больные, беснующиеся и безумные», как отмечает С. Герберштейн, не были избавлены от причастия в православ­ных храмах. Что же касается проблем лечения бедных больных, то Статут 1588 г., например, упоминает «барберов» (ст. 7 разд. XII). Так назывались парикмахеры, которые одновременно были и лекарями.

Одновременно на Беларуси распространялись и науч­ные идеи помощи аномальным лицам. Так, в процессе контактов с прогрессивными мыслителями ВКЛ и Речи Посполитой А. Добжанским, П. Кохлевским и др., Я.А. Коменский внедрял свои идеи о необходимости обучать даже «тупых и злых от природы», глухих и слепых, умственно отсталых и вообще трудно поддающихся воспитанию. В эпоху Просвещения для этого сложились наи­более благоприятные условия, продолжалось накопление и анализ научно-медицинских и психолого-педагогических знаний об аномальных людях, о целесообразности их спе­циального воспитания, обучения и других видах социаль­ной помощи. Основанный в 1579 г. Виленский университет проделал значительную работу по исследованию различ­ных аномалий в развитии человека.

 Т.о., система государственно-муниципального призрения в ВКЛ была приближена к западноевропейской. Она развивалась в разных направлениях, не ограничивала поликонфессионального социального служения и светской благотворительности. Роль местных органов власти в деле призрения нуждающихся оставалась преобладающей вплоть до вхождения территории Беларуси в состав Российской империи.
2. Общинное призрение в сельской местности

В сельской местности, где проживало подавляющее большинство населения ВКЛ, вопросы социальной помо­щи нуждающимся регулировались инструкциями местных шляхетских сеймиков и постановлениями сейма Речи По­сполитой. Одним их основополагающих стал акт о воспре­щении бездомным хлопам переходить с места на место. Забота о них поручалась хозяевам, которые «wyprowadzac sie nie powinien». В России подобные законода­тельные акты на государственном уровне были приняты при Петре 1 в начале XVIII в. Как отмечал М.В. Довнар-Запольский, «толпы крепостных российских крестьян проникали в ВКЛ, привлеченные возможностью свобод­ной жизни».

Количество нищих в белорусских селах, особенно в годы «пандемических явлений», значительно возрастало (как и везде в мире). Кроме того, росту нищенства способствовал произвол набиравших силу великопольских и местных начальников, которые облагали крестьян значительными налогами и сборами.

Роль такой древнейшей формы помощи нуждающим­ся, как милостыня, в системе социальной помощи и взаи­мопомощи в белорусском селе в названный период про­должала оставаться весьма значительной. Милостыня была не только путем спасения, указанным религией, за кото­рым следует помилование, но и некое социокультурное деяние, направленное на совершенствование обществен­ных отношений. «Народ­ная благотворительность, — отмечает белорусский иссле­дователь В.П. Грицкевич, — была прежде всего обуслов­лена социальными факторами и самими жизненными обстоятельствами. При тогдашней неустойчивости произ­водства голод повторялся периодически. Каждое поколе­ние переживало общий голод не раз и не два в течение жизни. Каждый понимал, что завтра может наступить его черед ходить по миру и просить. Люди надеялись, что дру­гие вернут им то, что они в свое время отдали голодным... Не было праздника, на котором нищим не отводилось бы места за столом. Сопровождались раздачей милостыни также поминки и крестины ...».

В деле профилактики бедности и обнищания в бело­русских сельских общинах широко использовалась такая издревле известная у восточных славян форма трудовой взаимопомощи, как «толока» - выполнение определенной хозяйственной работы общинниками в одном из крестьян­ских дворов (общественная обработка земли беспомощных стариков, вдов и малолетних сирот, оказание помощи пого­рельцам в строительстве дома, подвоз стройматериалов или выделение подвод для этой цели, обеспечение соломой для крыши, строительные работы и т. д.). Толока как порожде­ние соседской общины была одним из важнейших соци­альных институтов, призванным обеспечить нормальное функционирование крестьянских хозяйств на основе по­мощи и взаимопомощи.

Типы толоки были весьма разнообразны и варьировались в зависимости от вида хозяйственной работы и от формы организации взаимопомощи: навозная, дровяная, строительная, сено­косная, уборочная и т. п. В своей основе толока оставалась неизменной на протяжении многих веков и воспринима­лась каждым новым поколением как необходимая, пози­тивная традиция, непоколебимая человеческая ценность. До наших дней в белорусских селах сохранились древние обычаи взаимопомощи, закрепленные как стереотип со­циального поведения на сознательном и бессознательном уровнях. Один из них, например, «бонда», который за­ключается в угощении близких и односельчан «свежыной», а также хлебом, плодами, овощами нового урожая.

Роль общины как органа местного самоуправления на селе в профилактике бедности, помощи нуждающимся и в борьбе с проявлениями социальной патологии по срав­нению с языческой эпохой возросла и продолжала оста­ваться весьма значительной вплоть до конца XIX в. Одним из ее органов была «копа» (от старославянского «капъ» — изображение бога, идола, позаимствовано из тюркских язы­ков; позднее в социальном смысле — «общество»)- сред­невековое общинное собрание на Беларуси и Украине, ко­торое рассматривало внутренние вопросы крестьянской общины (в т.ч. вопросы призрения и помощи нуждающим­ся, борьбы с различными проявлениями социальной па­тологии, причинения вреда, чародейство и т. п.), выпол­няло роль народного суда. Судопроизводство имело две формы: обычную и чрезвычайную. Обычно копа собиралась в определенном месте — на коповищах, майданах по ини­циативе заинтересованных лип в заранее определенное вре­мя, которое чаще приурочивалось к религиозным праздни­кам. Судьями могли быть все хозяева в данной местности, чаще 10—20 чел. Присутствовали «старцы» и представители государственной или помещичьей администрации (виж, возный), которые следили за правильностью исполнения норм копного права. Чрезвычайная копа собиралась в слу­чаях убийства, поджога, нападения и определенного мес­та сбора не имела. Обиженный поднимал «гвалт» и все взрослые должны были бежать к месту случившегося, где и происходила копа (копный суд). Никто не имел права отказываться от этого под страхом быть обвиненным ко­пою. Все были судьями и имели равный голос в принятии решения. Если злоумышленнику удавалось скрыться, вся копа шла по горячему следу, а если преступник удирал в соседнюю волость, все затраты возлагались на ее жите­лей. Решение копы не подлежало апелляции и выполня­лось немедленно (в т. ч. и смертная казнь), сразу же по рас­смотрению дела и одобрения его присутствующими на со­брании сельчанами. Копа, например, могла приговорить закоренелых пьяниц к покаянию, приковыванию к по­зорному столбу, прогонке с бутылкой на шее по селу или «хлысты» (наказание лозовыми прутьями). Копа была широ­ко распространена в ВКЛ и действовала на территории Бе­ларуси вплоть до XVIII в.

Одним из основных объектов в сфере социально-по­могающей деятельности белорусской крестьянской общи­ны были одинокие старики. Институт старцев закрепился еще в архаический период как общинно-родовая форма помощи и в ВКЛ получил дальнейшее развитие. Отноше­ние к старикам в белорусских селах, где рано сформиро­вался культ мудрой старости, было подчеркнуто уважи­тельным, как бы ни было это обременительным для окру­жающих. Не случайно «старцами» называли выборных лиц крестьянского самоуправления. Они следили за порядком в селах, участвовали в копных судах, распределяли по­винности среди жителей и т. п. Постепенно определились и основные формы об­щинного призрения одиноких стариков: поочередное корм­ление по домам; отдача призреваемого на полное содер­жание одного из членов сельского общества; выдача посо­бий (в основном «натурой»); специальный отвод земли по решению сельского общества («косячки» для заготовки сена и т. п.); помещение в богоугодные заведения.

В социально-знаковой оппозиции по отношению к здо­ровым и работоспособным членам общины находились не только старики, но и дети, которые хотя и относились к разным социовозрастным группам, но объединялись по об­щему признаку «сиротства». Поэтому многие из общин­ных форм призрения стариков, применялись и к детям (поочередное кормление малолетних сирот по домам, отдача призреваемого приемным родителям, общинное призрение «гадаванца» или «выхаванца», который имел хозяйство и т. п.).

Специфической формой сословной взаимопомощи, социального патронажа детей можно считать распростра­ненный на белорусских землях в XVI — начале XVIII вв. обычай «дядькования», когда шляхта за определенную, чаще натуральную плату («покормное» и «дядьковое») от­давала своих детей в возрасте 4—5 лет на 3—5 лет на воспи­тание в крестьянские семьи. В ходе «дядькования» реша­лись прежде всего следующие социально-педагогические задачи: воспитание у детей физических и духовных качеств

(трудолюбия, силы, неприхотливости в еде, одежде; лю­бовь к родной земле, милосердие и т. д.), свойственных простому народу, а также умения выживать в трудных си­туациях, основываясь на принципах помощи и взаимопо­мощи. Дядькование сохранялось в некоторых местах Бела­руси вплоть до середины XIX в..

Призрению подлежали не только убогие, престарелые, сироты, но и вдовы. В рамках сельской общины на них распространялись фактически те же льготы, как на сирот или стариков. Юридически их права были закреплены в Су­дебнике Казимира IV Ягеллончика (1468), специальной «Ухвале» Панской Рады (1509), Статутах ВКЛ и постоян­но расширялись.

Таким образом, в названный период в ВКЛ развиваются начатки госу­дарственно-муниципального и общинного призрения ано­мальных лиц, их лечения, обучения и воспитания, что нашло отражение в юридических документах и материалах по истории ВКЛ.
3. Борьба с проявлениями социальной патологии

Законодательство ВКЛ, местные органы городского и сельского самоуправления значительное внимание уде­ляли вопросам профилактики и борьбы с такими прояв­лениями социальной патологии, как пьянство, проститу­ция и инфатицид. Борьба по ограничению пьянства и не­законного производства спиртных напитков составляла одну из важных задач центральной и местных властей. Лит­вин Михалон в трактате «О нравах татар, литовцев и мо­сквитян» (1550) отмечает широкое распространение в Лит­ве пьянства, когда «крестьяне, забросив сельские работы, сходятся в кабаках».

Уже Статут ВКЛ 1529 г., пытаясь ограничить незакон­ное производство и продажу спиртных напитков, требо­вал от воевод отбирать корчмы. Термин «кормчество» — тайная беспатентная продажа спиртных напитков — был широко распространен в ВКЛ. Статут сви­детельствует, что корчмы принадлежали не только лицам светским, но и духовным.

С появлением и быстрым распространением в Европе водки (XVII в.) началось Zechjahrhundert (столетие пьянст­ва). От «Эуропы» не отставала белорусская знать, а за ними местечковая шляхта. Во многих местностях ВКЛ стали ру­шиться вековые традиции воздержания от алкоголя. Под влиянием петровских реформ, как отмечает Могилевская хроника, «начали курить и нюхать табачный напиток публично, и только в Могилеве есть такой старосвет­ский закон, чтобы от Могилева до Смоленска под стра­хом смерти никто не отваживался провозить ни табака, ни водки» [206, с. 337], что свидетельствует о стойкости уко­ренившейся здесь антиалкогольной традиции. В Речи Посполитой продажа шляхтой крестьянам алкогольных на­питков постепенно принимала принудительный характер, поощрялось пьянство.

На уровне государства и органов местного самоуправле­ния были предусмотрены и меры борьбы с проституцией. Со временем в ВКЛ меры наказания за проституцию и вовлечение в нее, супружескую неверность («чужеложество»), в частности, для дворян, становились все более суровыми, чему немало способствовал авторитет церкви. Сводничество в ВКЛ считалось уголовным преступлением. Статут 1588 г. предписывал воеводам, старостам и мест­ным урядникам выявлять сводников и сводниц, рассмат­ривать их действия как покушение на благопристойные нравы семьи и общества, наказывать отрезанием ушей, носа, губ и изгнанием из населенного пункта.

Шляхтичи же (белорусские дворяне), особенно под воз­действием алкогольных напитков, развратничали в откры­тую и насиловали понравившихся им женщин, хотя Ста­тут ВКЛ 1588 г. предусматривал за насильственное вступ­ление в половую связь с женщиной строгие наказания вплоть до смертной казни (ст. 12 разд. XI).

Со временем наказания за распутную жизнь станови­лись все либеральнее, хотя формально «закон о соблазни­телях» и сохранял свое действие. В Речи Посполитой вто­рой половины XVIII в. за семейную измену особенно не пре­следовали. Сам королевский двор (как, впрочем, и двор Екатерины II, королевские дворы Европы, как это было от­мечено выше) был не только образцом роскоши, но и вне­брачных связей, разводов и разврата. Королевские и магнатские балы создавали благоприятные условия для интимных, внебрач­ных связей. Как и в Европе, на территории Беларуси раз­вивалась открытая проституция (как в публичных домах, так и уличная), несмотря на ряд запретов и ограничений.

Не обошло законодательство ВКЛ и такую проблему, как инфатицид. Так, ст. 60 разд. X Статута 1588 г. «О наказа­нии таких распутных женщин, которые бы погубили своих детей или чужих» предписывает, что «таковые, как тот, кто подрядился это сделать, должны быть сами наказаны смер­тью». Подобные меры уже давно существовали в Западной Европе, в Рос­сии они были введены лишь в 1715 г. указом Петра I.

Таким образом, изменения в теории и практике ста­новления и развития социальной помощи на территории Беларуси в XIII—XVIII вв. происходили в контексте разви­тия государственно-муниципального и общинного призре­ния в ВКЛ, более приближенных к нуждам населения и конкретному человеку, чем набиравшее в то время силу централизованное призрение в тогдашней России.
4. Частная благотворительность, филантропия и меценатство на белорусских землях

Уже в первые годы существования ВКЛ стала активно развиваться светская или, как ее определяли исследовате­ли XIX в. частная благотворительность, что поощрялось государством в лице великокняжеской власти, местными органами самоуправления и церковью. Возникновение и развитие частной благотворительности было связано с расслоением общества на классы, когда появилась воз­можность безвозмездно отчуждать часть доходов богатых в пользу бедных.

Светская благотворительность выражалась в мерах помо­щи в период голода, эпидемий и других пандемических обстоятельств, устройстве «шпиталей» для престарелых и инвалидов, меценатстве и т. п. В качестве основных субъ­ектов помощи выступали, прежде всего, представители белорусской магнатской знати таких древних родов, как Радзивиллы, Пацы, Четвертинские, Острожские, Олельковичи и др.; шляхта, священнослужители и мещане. Их дея­тельность на почве милосердия и благотворения при са­мом, иной раз, широком спектре мотивации (от идеальных до амбициозных мотивов), носила в большинстве случаев характер добровольности и истинного бескорыстия, была наполнена высоким гражданским смыслом, что, впрочем, не исключало использования частной благотворительно­сти как средства политической борьбы, повышения соци­ального статуса субъектов благотворения.

Основные направления развития частной благотвори­тельности были обусловлены социально-экономическими, идеологическими, военными и социокультурными потреб­ностями, а также потребностями государства и общества в развитии тех или иных направлений социальной помо­ги нуждающимся.

Многовекторность частной благотвори­тельности распространялась от создания специальных бла­готворительных учреждений помощи и поддержки различ­ным категориям нуждающихся до помощи в образовании, просвещении, профессиональной подготовке и т. п. Осо­бенности развития института частной благотворительно­сти на белорусских землях во многом были обусловлены влиянием на него межконфессионального соперничества, что обусловило акцент на развитие просвещения и куль­туры. Можно утверждать, что почти вся культура эпохи Возрождения и Реформации была создана благодаря ме­ценатам. Принято выделять следующие формы меценат­ской деятельности: патронат или финансовая, моральная, юридическая поддержка творчества; собирание художест­венных коллекций, библиотек; разные типы фундаций, дарственных грамот в пользу как частных лиц, так и рели­гиозных, общественных, культурных учреждений, кото­рые способствовали их культурной и общественной дея­тельности.

Пример подавали первые лица государства. Так, выде­лял личные средства на развитие культуры на белорусских землях польский король Сигизмунд II Август, создавший в Вильно картинную галерею и богатую библиотеку (1546), которая в 1552 г. насчитывала уже 1273 тома, в том числе и сочинение Н. Коперника «Об обращении небесных тел» До Сигизмунда заметную деятельность в области благо­творительности проводила польская королева и жена ве­ликого князя Литовского Ягайло Ядвига, которая в 1397 г. при Пражском Карловом университете основала бурсу для студентов из литовских земель, выделив на ее содержание значительный капитал..

Членами различных православных братств, чья деятель­ность на ниве благотворения в XVI—XVII вв. общеизвест­на, были князья Острожские, Олельковичи, Радзивиллы, Сапеги, Сангушки, Паскевичи, Пацы и представители дру­гих знатных белорусских магнатских родов. Например, К.К. Острожский, который родился и провел детство в Турове, основал братские школы в Слуцке и Турове (1572), Острожскую типографию, где работал первопечатник И. Федоров. Виленские братчики издавали свои книги в типографии князя Острожского в Ивье и Вильно.

Отмеченные гуманистическим, демократическим от­ношением к судьбе человека в его земной среде, идеи бе­лорусских просветителей, представителей радикально-гу­манистической мысли нашли свое отражение и в деле со­вершенствования нормативно-правовых актов ВКЛ. В Статуте ВКЛ 1588 г. отдавалось должное и частной бла­готворительности. Статут дал значитель­ный толчок развитию частной благотворительности.

Благодаря материальной поддержке белорусских маг­натов видные протестантские ученые, просветители, по­селившись в их владениях в Несвиже, Слуцке, Бресте, Сморгони, Глубоком и многих других городах и местечках Беларуси, развернули свою просветительно-образователь­ную работу среди населения. С. Будного пригласил в бело­русский город Клецк принявший в 1553 г. кальвинизм канц­лер ВКЛ и виленский воевода Н. Радзивилл (Черный). Имен­но в Клецке С. Будный подготовил к печати свой знаменитый «Катехизис», вышедший в свет в 1562 г. на деньги Радзивилла в принадлежащей ему же Несвижской типографии. Это была первая печатная белорусская книга на террито­рии, которую ныне занимает наша республика. Она поя­вилась на два года ранее, чем «Апостол» И. Федорова, и использовалась в качестве школьного учебника. Видному государственному и общественному деятелю ВКЛ А. Б. Воловичу, который (как Н. Радзивилл) финансировал изда­тельскую деятельность С. Будного в Несвиже, белорусский просветитель посвятил свою книгу «Об оправдании греш­ного человека перед богом» (1562). Вообще же в XVI—XVIII вв. на территории Беларуси дей­ствовало 19 частных типографий, издано около 400 на­именований книг.

Расцвет благотворительного движения на Беларуси при­ходится на времена подъема дворянской волны гуманизма. В период Возрождения и Реформации поместья многих бе­лорусских магнатов становятся реформационно-гумани-стическими центрами, вокруг которых группируются ли­тераторы и общественные деятели. Так, особое внимание род Радзивиллов уделял развитию просвещения и образо­вания. Его поддерживали в этом перешедшие в протестан­тизм рода Ходкевичей, Сапегов, Зеновичей, Глебовичей и др. Во второй половине XVI в. Радзивиллы создали ряд школ в своих частных владениях, при некоторых из них сущест­вовали бурсы (общежития) для детей из бедных семей.

С середины XVI в. все большее значение приобретает дворянская благотворительность, особенно ее светские направления. В XVI—XVIII вв. в Великом княжестве Литов­ском и Речи Посполитой, куда входили и земли Белару­си, благотворительностью в образовании сирот и детей из бедных семей все больше стали заниматься жены бога­тых людей. Украинский мемуарист Я. Охотский, англича­нин В. О'Конор, польский мемуарист А. Машиньский пи­шут, что многие магнатки брали из волостей к себе в дом на воспитание девочек из семей обедневшей шляхты, где воспитанницы вместе с родными дочерьми обучались грамоте в домашней школе, брали уроки танцев и этике­та, их обеспечивали одеждой и питанием, а по достиже­нии совершеннолетия выдавали замуж с немалым прида­ным.

На территории Беларуси в XIII — середине XVIII в. наи­более распространенной формой светской благотворитель­ности, призрения нищих, бездомных, престарелых, боль­ных, вдов и сирот стала организация и материальная под­держка «шпиталей». Так, в Могилеве, по подсчетам Ф. Журдо, в середине XVIII в. было свыше 30 шпиталей или по одному на каждую тысячу городских жителей. Их устраивали маг­наты, церковь и братства, магистры, цехи ремесленников и т.д. Существенную помощь призреваемым в шпиталях ока­зывали частные благотворители.

В конце XVIII в. шпитали потеряли свое первоначальное значение. Одни из них превратились в богадельни, другие сохранили функ­ции приюта и больницы, третьи стали больницами. От прежних шпиталей у них осталось одно лишь название.

Таким образом, система государственно-муниципаль­ного призрения в ВКЛ была приближена к западноевро­пейским образцам, развивалась по различным направле­ниям и предусматривала ряд мер поддержки, защиты и кон­троля, не ограничивая развитие поликонфессионального социального служения и светской благотворительности. Статуты ВКЛ, другие нормативно-правовые акты, поста­новления муниципальных органов содержали ряд требо­ваний и норм по предупреждению бедности, защите прав социально-уязвимых и маргинальных слоев населения, а также предусматривали наказания за асоциальное пове­дение, что сыграло значительную роль в профилактике и борьбе с такими проявлениями социальной патологии, как профессиональное нищенство, алкоголизм, прости­туция, детская беспризорность, бродяжничество и т. п. Светская благотворительность была активно поддержана государством и обществом, поскольку в ней виделся вы­ход в решении тех вопросов помощи и поддержки, кото­рое тогда не в состоянии было решить государство.

Роль местных органов власти в деле призрения нуж­дающихся оставалась преобладающей вплоть до вхожде­ния территории Беларуси в состав России, что внесло в этот процесс свои коррективы, и, несмотря на ряд трудностей, связанных с утверждением новой парадигмы и практики, объективно способствовало развитию и совершенствова­нию на интегративной основе системы социальной помо­щи в социокультурной среде двух братских народов в но­вых условиях.