Главная страница
Навигация по странице:

  • Глава 5 Внешняя и внутренняя формы действия

  • Раздел I. Философско-методологические проблемы психологии Глава 5. Внешняя и внутренняя формы действия

  • Раздел I. Философско-методологические проблемы психологии

  • Глава 6 Конструктивизм как умонастроение и как методология

  • Зинченко В.П. Внешняя и внутренняя формы действия_2012_статья из. I. Философскометодологические проблемы психологии


    Скачать 166.13 Kb.
    НазваниеI. Философскометодологические проблемы психологии
    Дата06.03.2023
    Размер166.13 Kb.
    Формат файлаpdf
    Имя файлаЗинченко В.П. Внешняя и внутренняя формы действия_2012_статья из.pdf
    ТипЗадача
    #971806

    108
    Раздел I. Философско-методологические проблемы психологии
    а средствами самого действия, которое становится из реактивного
    чувствительным и рефлексивным.
    Подавляющее большинство исследований исполнительных действий было стимулировано задачами психологии труда, ин
    женерной психологии, эргономики, психологии спорта. Что ка
    сается общей и экспериментальной психологии, то предметно
    практическое, исполнительное действие претерпевало в ней странную судьбу. Оно очень редко выступало перед исследовате
    лем в своей самоценности. В большинстве случаев оно изучалось не как таковое, а в своей функциональной, служебной роли.
    Действию как бы задавались прагматические вопросы: зачем, для чего? Исследователи будто бы сомневались в его самодоста
    точности и рассматривали не как фундамент, а как трамплин, об
    легчающий прыжок к восприятию, памяти, мышлению, эмоциям.
    А. В. Запорожец, А. Н. Леонтьев, С. Л. Рубинштейн даже выстраи
    вали систему аргументов в пользу трактовки действия как такого же полноценного предмета психологического изучения, каким являются восприятие, внимание, память, мышление. Но им (по
    жалуй, кроме А. В. Запорожца) не терпелось перейти, прыгнуть от действия к высшим психическим функциям, к числу которых дей
    ствие они все же не относили.
    Глава 5
    Внешняя и внутренняя формы действия
    П
    оиск, ориентировка, запоминание, выбор, решение — это высшее, а исполнение — оно и есть исполнение, оно слу
    жебное, само собой разумеющееся, элементарное, почти низшее. Хотя это последнее слово не произносилось, но оно подразумевалось. А от низшего, естественно, хочет
    ся быстрее перейти к высшему. И переходили, выстроив «теорию интериоризации», согласно которой практическое действие с весо
    мыми, грубыми, зримыми предметами «вращивается», постепенно переходит в тонкую идеальную материю собственно психического, во внутренний план умственной деятельности. Такая логика ка
    жется бесспорной, самоочевидной, эмпирически оправданной. И в самом деле, ребенок сначала считает палочки пальцами и гром
    ким голосом, потом только глазами и голосом, потом «про себя», наконец, в уме. Очень наглядно и даже кажутся излишними экспе
    риментальные исследования, которые, впрочем, вскрыли не только удивительно интересные детали обучения, но и уроки предметно
    сти, которые сохраняют высшие психические функции, несмотря на свою автономизацию от предметного действия.
    Внешнее предметное действие реализует (экстериоризирует) идеальный замысел и умирает в продукте. С другой стороны, и ин
    териоризация — это своего рода похороны внешней предметной деятельности. А раз у предметной деятельности все равно такая судьба, то зачем ее исследовать? Достаточно признать действие ис
    ходной единицей анализа всей психики, неразвитым началом раз
    вития целого, а затем найти или выбрать такое действие, которое скорее бы «скончалось», кудато вросло, будьто голова, мозг, вну
    тренний идеальный план и т. д.
    После этого можно красиво порассуждать относительно левого и правого полушария или о межнейронных взаимодействиях при запоминании, решении задач или о том, что в процессах интерио

    110
    Раздел I. Философско-методологические проблемы психологии
    Глава 5. Внешняя и внутренняя формы действия
    111
    ризации внутренний план впервые рождается, а потом он разви
    вается и способен экстериоризоваться, выйти наружу либо в той форме, в какой он вошел, либо в какойто другой форме. Возмож
    ностей много, а верифицировать (или фальсифицировать в смыс
    ле К. Поппера) их невозможно. Сказанное не означает, что гипо
    теза интериоризации, вращивания неверна. Но пора бы понять, а что собственно вращивается? Неужели так: вросло предметное действие, а из него выросло перцептивное, мнемическое или ум
    ственное.
    Ведь для того чтобы нечто вросло куда бы то ни было, а тем бо
    лее было способно чтото породить, это нечто само должно уже быть. Оно должно появиться, родиться, както оформиться, хотя бы подрасти, приобрести порождающие способности.
    Простая двигательная реакция в ответ на стимул тоже представ
    ляет собой предметное действие. Реакция может повторяться бес
    конечно, но она ничего не породит и никуда не «врастет». Она или выполняется, или не выполняется. Если же взять сложные формы предметной деятельности и попробовать их формировать, то ока
    жется, что такие формы представляют собой особую территорию, поле, на котором при соответствующей обработке можно выращи
    вать образы, программы, схемы памяти, интеллектуальные опера
    ции и т. д. Дело не в сокращениях и редукции (кстати, этот при
    нятый в контексте исследований интериоризации термин вполне двусмыслен), а в совершенствовании внешней исполняющей фор
    мы действия, в рождении и развитии его внутренней или внутренних
    форм. Последние могут быть весьма разнообразны и функциональ
    но различны. Важно отметить, что внутренние формы представля
    ют собой реальность субъективного и не поддаются тем не менее
    «языку внутреннего», ускользают от него, отличаются от него и упорно сопротивляются любым своим концептуализациям. Это похоже на невозможность концептуализировать множество оттен
    ков широкой гаммы эмоциональных переживаний, оттенков цве
    та, запахов и т. п.
    Проблема интериоризации тесно переплетена с проблемой гра
    ницы между внешним и внутренним в традиционном психологи
    ческом и более широко — гуманитарном смысле разделения психи-
    ческого мира на внешний и внутренний. Правда, обе границы стоят друг друга, о чем не без иронии писал все понимавший Гёте:
    Мирозданье постигая,
    Все познай, не отбирая:
    Что — внутри, во внешнем сыщешь;
    Что — вовне, внутри отыщешь.
    Так примите без оглядки.
    Мира внятные загадки.
    А вот из его «Максим и рефлексий»: «Поэзия, которая изобра
    жает только внутренний мир, не воплощая его во внешнем, или только внешнее, не давая прочувствовать его изнутри, в равной степени попадает на ту последнюю ступень, с которой она сходит в обыденную жизнь»
    1
    . Психология не раз сходила с этой последней ступени, вновь поднималась... и до сего времени не нашла удо
    влетворительного решения проблемы внешнего и внутреннего
    2
    . В дальнейшем мы будем говорить о внешней и внутренней формах существования психического, т. е. психической деятельности.
    А. М. Пятигорский обратил внимание на то, что и понятие
    «предметная деятельность» теоретически не построено в психо
    логии. Заимствованные из философии понятия предметной дея
    тельности, внешнего и внутреннего используются в психологии вполне натуралистически. Резонно задаться вопросом: почему взято именно понятие предметной деятельности, а не близкое ему в философии Гегеля и Маркса понятие духовнопрактической деятельности? Почему С. Л. Рубинштейн и А. Н. Леонтьев пред
    почли первое понятие? После введения понятия предметной дея
    тельности из него постепенно вытравлялись не только духовность, идеальное, принадлежащее субъекту деятельности, но и душа ее предмета, которая вкладывалась в него при его создании. Предмет стал материальной вещью, утратил знаковосимволические функ
    ции, свойства утваритварности. Деятельность получила странные эпитеты: не духовная, а материальная, у П. Я. Гальперина часто — материализованная. Кстати, последний термин весьма разумен и был, видимо, введен не без свойственного ему остроумного ехид
    ства. Ведь материализоваться может лишь идеальное, духовное.
    1
    Гёте И. В. Об искусстве. М., 1975. С. 586.
    2
    См.: Зинченко В. П., Моргунов Е. Б. Человек развивающийся. Очерки россий
    ской психологии. М., 1994.

    112
    Раздел I. Философско-методологические проблемы психологии
    Глава 5. Внешняя и внутренняя формы действия
    113
    По отношению к материальному термин материализация не имеет смысла.
    Перейдем к собственно понятиям интериоризации и экстерио
    ризации. Первый процесс — это «вращивание» внешней предмет
    ной деятельности в деятельность внутреннюю; второй — выход внутренней деятельности наружу, вовне. От длительного употребле
    ния терминов интериоризация и экстериоризация, стоящая за ними реальность перестала восприниматься как драма и загадка разви
    тия. Эти понятия стали схематизмом психологического сознания, а стоящие за ними процессы как бы уподобились «водопроводной логике», как в задачках 5го класса о «бассейнах и портвейнах».
    Столькото кудато втекает и столькото оттуда вытекает...
    Но главное даже не в этом. Если мы хоть както представляем себе
    «оттуда», то есть из «предметной деятельности», то уже совершенно смутно представляем себе «куда». Зачем нужно понятие интериориза
    ции? Выращивание — еще куда ни шло, а вращивание в никуда — это же мистика. Начнем с первого хода Л. С. Выготского. Психическая функция рождается дважды. Сначала в совместной (по Д. Б. Эль
    конину — в совокупной) деятельности, а затем в индивидуальной.
    Развитие идет от интерсубъективной деятельности к интрасубъек
    тивной. Один субъект делится своей предметной деятельностью и ее средствамимедиаторами с другим. В этом смысл понятия интерио
    ризации у Выготского. Не телепатия, а передача деятельности, и вто-
    рое, а не первое рождение высших психических функций. Позднее, в концептуальной схеме П. Я. Гальперина передача предметной дея
    тельности и первое рождение высших психических функций остались за скобками. Он убрал посредника, который был у Л. С. Выготского.
    Интериоризация стала связываться лишь со вторым рождением.
    Альтернативой теории интериоризации может служить идея дифференциации.Целое действие не складывается, не составля
    ется из готовых частей. Их просто еще нет. Наоборот, оно органи
    чески развивается, дифференцируется на части, которые впослед
    ствии отрываются от целого, автономизируются. (Мандельштам сказал бы выпархивают из целого.) Это другой взгляд на интерио
    ризацию, взгляд, делающий, возможно, излишним само понятие, которое исчерпывает свой объяснительный потенциал. Если с самого начала признать, что предметная деятельность в такой же степени материальная, как и идеальная; если признать, что живое движение живо не только (и не столько) своими внешними форма
    ми, но и формами внутренними; если, наконец, признать что сама предметная деятельность есть идеальная форма, то понятие инте
    риоризации в теоретической психологии станет излишним. Его место уже начинает занимать понятие дифференциации живого ли движения, предметного ли (или социального) действия
    3
    Предметное действие не интериоризуется, оно сохраняется как таковое или бесконечно совершенствуется, или разрушается от не
    употребления. Оно остается самим собой. Другое дело, что рожден
    ные и выращенные в предметном действии плоды могут автономи
    зироваться от него, использоваться в другой констеляции с другими родственными плодами и по другому поводу. Это можно сравнить с восприятием предмета, который будучи воспринят останется са
    мим собой. Но ведь и предметное действие в случае так называемой интериоризации остается самим собой, оно продолжает храниться в памяти, в моторных программах и актуализируется вновь и вновь.
    Иную судьбу могут иметь сложившиеся в нем и обогатившие его внутреннюю форму новообразования. Их собственное развитие за
    ключается в пока еще не названном сложнейшем, порой мучитель
    ном процессе, скорее деятельности духа по поиску своего истинно
    го предметаматериала, предметапризвания, предметадействия, предметапоступка, предметасебя, предметасвободы, предмета
    потребности. Если возврат к предметной деятельности затруднен или невозможен, недолго сойти с ума.
    Сказанное не означает, что богатейшая эмпирия, порожденная теорией интериоризации, — например, обнаруженные факты воз
    никновения и редукции различных форм внимания, получивших почемуто наименование ориентировки в материале и контроля результатов, онтогенетическая хронология развития различных психических действий (от сенсорных до умственных) и т. д. — об
    речена на забытье. Эту эмпирию можно и нужно рассмотреть не с точки зрения интериоризации, погружения, вращивания, не с точки зрения инволюции предметного действия. Ее нужно рас
    смотреть с точки зрения эволюции интрасубъектных форм пред
    метной деятельности, роста, выращивания на поле деятельности
    3
    См.: Гордеева Н. Д. Экспериментальная психология исполнительного дей
    ствия. М., 1995.

    114
    Раздел I. Философско-методологические проблемы психологии
    Глава 5. Внешняя и внутренняя формы действия
    115
    высших психических функций, ментальных образований, арте
    фактов, функциональных органов, амплификаторов, форм превра
    щенных и т. п. Психология все еще не нашла адекватные термины для их обозначения.
    Подобная смена фокуса внимания с интериоризации на экс
    териоризацию позволит освободиться от многих псевдопроблем, например, что происходит с самой предметной деятельностью по
    сле ее интериоризации? Смена фокуса внимания позволит найти аналоги и прототипы предметной деятельности не только для сче
    та в уме, чтения про себя, а для всего богатства нашего душевно
    го мира. Она позволит найти подобающее место и разнообразным формам внимания на всех этапах большого пути, который прохо
    дит развитие высших психических функций, постепенно автоно
    мизирующихся от внешней предметной деятельности, но сохра
    няющих на себе ее следы.
    Эмансипация мышления от внешнего предметного действия, трансформация его в вербальный интеллект уменьшает его воз
    можности непосредственно руководить предметнопрактическим действием. Это своеобразная расплата субъекта за свободу мыш
    ления. К счастью, развитие формальнологического мышления не уничтожает его предметнопрактических корней. Это замечатель
    но описал М. Булгаков в «Белой гвардии»: «Достаточно погнать человека под выстрелами, и он превращается в мудрого волка; на смену очень слабому и в действительно трудных случаях не
    нужному уму вырастает мудрый звериный инстинкт». Простим писателю ссылку на инстинкт. Она ничуть не хуже более привыч
    ных психологам ссылок на интуицию, иррациональное или бес
    сознательное. Все они не более чем метафоры и будут оставаться таковыми, пока мы не поймем, что собой представляет знание до знания, каким образом оно добывается и обеспечивает регуляцию предметнопрактических действий. Это и есть объективная ре
    альность субъективного, которая не может быть сведена к актам, действиям какойлибо «знающей» сущности, к ее умственным по
    строениям. Иначе необъяснимым и даже скандальным «чудом» для естественнонаучной картины мира была бы, например, пре
    восходно описанная М. Булгаковым точность свободного действия и обеспечивающих его структур (превосходящая, как известно, и точность инстинкта, и точность мышления).
    Когда мышление, рефлексия автономизируются от действия или становятся действиями слишком умственными, практическое дей
    ствие и его субъект могут завязнуть в них, утратить имя действия:
    Так трусами нас делает раздумье,
    И так решимости природный цвет
    Хиреет под налетом мысли бледным,
    И начинанья, взнесшиеся мощно,
    Сворачивая в сторону свой ход,
    Теряют имя действия. Но тише!
    В. Шекспир
    Автономизация высших психических функций предполагает увеличение степеней свободы в оперировании предметностями мира, позволяет осуществлять его дальнейшее опредмечивание и распредмечивание. Высшие психические функции автономизиру
    ются не только от внешней предметной деятельности, но и от воли породившего их субъекта. Его увлекает поток внимания, сознания, мысли, на него накатывает и захлестывает волна чувств. Он подчи
    няется потоку, из которого не всегда легко выбраться.
    В конце концов происходит рождение не просто образа мира, а нового мира, как бы мы его не называли: пневматосферой, образноконцептуальной моделью, духовным организмом, ноос
    ферой, миром сознания, хронотопом, семиосферой... Он оказы
    вается настолько сложным, что многие науки и в их числе психо
    логия прилагают огромные усилия, чтобы приоткрыть его тайны, построить его образ. Нелепо прятать этот мир внутри, в себе. Да и не спрячешь при всем желании. Мир своей души можно передать другому, подарить только в слове (ср. М. М. Бахтин: «Душа — это дар моего духа другому»). И от этого дара душа не оскудевает. Нао
    борот, чем больше даришь, тем больше остается.
    Мы полагаем, что питательное для психологии поле исследо
    ваний действия еще мало распахано. Его культурноисторическая обработка дает богатый урожай. Ведь в конце концов и «умное де
    лание» (не только в теологическом смысле) произрастает на поле действия. А будучи опосредствовано сознанием, действие транс
    формируется в поступок, который является результатом и условием познания человеком самого себя. Здесь мы сталкиваемся с совер

    116
    Раздел I. Философско-методологические проблемы психологии
    Глава 5. Внешняя и внутренняя формы действия
    117
    шенно новой проблемой. Каким образом автономизировавшиеся от предметного действия мысль, мышление, сознание вновь «вра
    щиваются» в него на следующем витке формирования и развития?
    Внутренняя дифференциация действия связана с тем, что оно носит опосредствованный характер. Действие опосредствовано многими внешними и внутренними обстоятельствами. Поэтому его сложность соизмерима со сложностью мира, в котором оно осу
    ществляется. Здесь действие выступает, так сказать, в страдатель
    ной роли, в своей зависимости от мира. Но одновременно с этим действие ведь выполняет и активную, творческую роль. Оно само опосредствует отношения человека с миром, с другими людьми, т. е. является не только опосредствованным, но и опосредующим.
    Для того чтобы опосредствованное действие стало активным по
    средником в отношениях человека с миром, оно само должно стать как бы непосредственным, естественным и свободным, как полет
    Терпсихоры. Это не мешает тому, чтобы на следующем витке разви
    тиянепосредственное действие вновь стало опосредствованным.
    Ссылка на философию, на диалектику развития не снимает пси
    хологической проблемы механизмов взаимной трансформации не
    посредственного и опосредствованного. Здесь более пригоден, во всяком случае — более понятен парафраз уже известной нам ман
    дельштамовской метафоры: действие — садовник, оно же — и цве
    ток. Это особый и специальный сюжет о посредническом действии или о действиипосреднике — главной движущей (толкающей, вы
    зывающей) силе и главном механизме психического развития.
    Психология в анализе действия шла от простейших стимульно
    реактивных схем, от дурно понятой приписываемой Декарту реф
    лекторной дуги. Постепенно дуга трансформировалась. В нее вклю
    чались промежуточные, привходящие переменные, внутренние процессы, которые должны были преодолевать реальную неопре
    деленность стимулов и неопределенность реакций. Такое преодо
    ление сохраняло поведение адаптивным, несмотря на усложнение ситуации. Затем дуга превратилась в кольцо, в котором, как из
    вестно, не так легко указать начало и конец, что в нем — стимул, а что — реакция. Они как бы вовсе исчезают. Точнее, стимулы соз
    даются субъектом действия. Парадигма реактивности уступила ме
    сто парадигме активности. Мертвая реакция, линейная стимульно
    реактивная схема стала живым кольцом. Но даже если в кольце действительно происходит вихревое движение Декарта, оно не мо
    жет вечно оставаться кольцом. Оно разрывается или взрывается, но не по внешней, а по своей собственной логике (и психологии), итогом чего является превращение замкнутого кольца в бесконеч
    ную спираль развития действия, деятельности, сознания...
    Как в культурноисторической психологии (в варианте
    Л. С. Выготского), так и в психологической теории деятельности
    (в варианте А. Н. Леонтьева) функционирование и развитие пси
    хики предполагает наличие тех или иных средств.
    Последние могут быть либо внешними (вещными), либо вну
    тренними (идеальными, ментальными). Сам акт развития в этих направлениях психологии часто трактовался как акт интерио
    ризации, т. е. превращения внешнего средства деятельности во внутреннее, точнее, внешнего средства во внутренний способ ее осуществления. Идея спиралеобразного развития требует ввести дополнительные расчленения и различения.
    Движение и действие выступают в роли не только материала, средства, но цели развития (цели, которая не оправдывает сред
    ства, а опробывается ими). Акт развития в собственном смысле этого слова состоит в превращении форм: внешняя форма может трансформироваться во внутреннюю, внутренняя — во внешнюю.
    Конечно, имеется совершенствование и трансформация в преде
    лах каждой из этих форм. В любом случае совершенствование и трансформация предполагает наличие какихто средств, поэтому развитие носит опосредствованный характер.
    В этом пункте размышлений следует отметить одну принципи
    альную и вместе с тем терминологическую трудность. Она связана с понятием медиатора. В логике культурноисторической психо
    логии (в варианте Л. С. Выготского) медиаторами развития назы
    ваются внешние по отношению к человеку средства: орудие труда, детская игрушка, знак, слово, символ, миф и т. д.
    С другой стороны, движение, действие, деятельность в логике психологической теории деятельности тоже являются медиато
    рами, средствами развития. Проще всего их можно было бы на
    звать внутренними, собственными средствами развития. Однако по отношению к орудийным (знаковым, вербальным, символиче
    ским) действиям медиаторы типа знака, слова, символа из внеш
    них становятся внутренними, собственными орудиями человека.

    118
    Раздел I. Философско-методологические проблемы психологии
    Глава 5. Внешняя и внутренняя формы действия
    119
    Получается какаятосложная для исследования «физическая ме
    тафизика». С этой трудностью мы будем постоянно сталкиваться в дальнейшем. Ее причина в бедности нашего психологического словаря. Помощь может прийти из концептуального языка со
    временной философии, где проблема соотношения внешнего
    внутреннего интерпретируется, в частности как проблема отноше
    ния «слово как знак — смысл». И мы полагаем, что перенос этого концептуального новообразования в культурноисторическую пси
    хологию поможет нам наиболее адекватно осознать ее преемствен
    ность с традицией положительной философии на русской почве и раскрыть психологический потенциал последней.
    Действия осуществляются с внешними орудиями или с орудия
    ми ментальными, имеющими квазивещественный характер (знак, слово, символ). Конечно, интериоризируются не внешние (вещ
    ные) орудия, а их значения и смыслы.
    Сложность проблемы развития функциональных органов свя
    зана с тем, что объективно функциональные органы полифунк
    циональны, полифоничны. Например,движение и действие мо
    гут выступать в роли материала, средства (формы активности или формы оперирования с медиатором) и цели развития. Это спра
    ведливо как по отношению к внешним, так и по отношению к внутренним формам. Когда акт развития состоялся, т. е. когда цель достигнута и одна форма трансформировалась в другую, послед
    няя может превратиться в материал и средство для формирования нового функционального органановообразования в следующем акте функционирования и развития. По существу мы имеем дело с саморазвитием, понимаемым как открытый процесс. Он открыт к усвоению все новых и новых медиаторов и их разновидностей.
    В процессе развития совершенствуются не только внешние формы, но и обогащаются внутренние формы. Необходимым усло
    вием развития является произвольная экстериоризация внутрен
    них форм. Произвольность движений по аналогии с произволь
    ностью речи — это наиболее очевидное свидетельство наличия не только собственной, не навязанной извне цели, но и наличия вну
    тренней формы, внутренней картины, зрительного, кинетического или интегрального образа желаемого и требуемого действия. Столь же очевидны (хотя часто недостаточно точны) наши представле
    ния об имеющихся у нас моторных способностях и возможностях, например, о величине шага, прыжка, скорости бега, возможности развития усилия и т. п. Другими словами, нет сомнений в том, что существует не только внешняя форма движений, но и их внутрен
    няя репрезентация в форме слов, образов, планов, схем, правил, программ, команд исполнения. Нет сомнений и в том, что обе эти формы както связаны друг с другом. Но как они связаны?
    Умозрительных конструкций этой связи было предложено не
    мало. Движение действительно регулируется чувствованиями, об
    разами, аффектами, страстями. Столь же верно, что чувствования, внимание, образы, страсти невозможны без движения, действия.
    Движения в не меньшей степени, чем электромагнитные колеба
    ния оптического диапазона, чем свет и цвет, представляют собой строительный материал зрительных и иных образов. Успешные и неуспешные действия порождают аффекты, эмоции, потребно
    сти. Поэтому нелепо звучат старые вопросы о том, что первично, что чем детерминируется. В реальной жизни все первично и все вторично, имеется взаимная детерминация как случайного, так и телеологического характера, детерминация по внешней или вну
    тренней, собственной цели. Детерминация внешними средствами и обстоятельствами столь же реальна, сколь детерминация соб
    ственными средствами и состояниями субъекта.
    Внешняя и внутренняя формы движения и действия появляют
    ся сразу, одновременно, хотя обе они, конечно же, при своем появ
    лении могут быть трижды несовершенными. Но все равно трижды был прав Г. Г. Шпет, говоря, что нет ни одного атома внутренне
    го без внешности. Однако и это не решение проблемы, посколь
    ку внутреннее, как, впрочем, и внешнее, могут быть в зачаточном состоянии. Попрежнему свежо звучит вопрос, поставленный
    И. Ньютоном: «Каким образом тела животных устроены с таким искусством, и для какой цели служат их различные части? Каким образом движения следуют воле, и откуда инстинкт у животных?»
    4
    Можно было бы, вслед за И. Р. Пригожиным, «упростить» этот во
    прос: «Как образуется порядок из хаоса?», если бы мы твердо зна
    ли, что такое порядок и что такое хаос, чем они концептуально и практически отличаются друг от друга? Возможен ли в живой си
    стеме полностью беспорядочный хаос и достижим ли полный без
    4
    Ньютон И. Оптика. М.Л., 1927. С. 287.

    120
    Раздел I. Философско-методологические проблемы психологии
    следов хаоса порядок? Между прочим, не менее осмысленна по
    становка вопроса, как образуется хаос из установившегося или кемто установленного порядка? И наконец, вовсе не праздный вопрос: где локализована свобода — в хаосе или в порядке? Без вразумительных ответов на эти вопросы едва ли целесообразно ис
    следование понятий хаоса и порядка в исследованиях живого.
    И. Р. Пригожин, обсуждая диссипативные структуры или от
    крытые системы потокового типа, говорит об их способности создавать и сохранять определенный уровень порядка в своей ор
    ганизации
    5
    . Вводимое понятие «уровень порядка» должно быть опредмечено, тогда оно может быть и операционализировано при
    менительно к изучению живого, в частности живого движения. В контексте физиологии активности (психологической физиологии) продуктивно используется понятие «степени свободы» живых ор
    ганизмов. Способность к их развитию или, что не менее важно, способность к их обузданию и преодолению вполне предметно мо
    гут характеризовать то, что И. Р. Пригожин называет уровнем по
    рядка.
    Не будем умножать сущности. Однако обратим внимание на идею взаимоперехода концептуальных новообразований и про
    блемных пунктов из одной области психологии в другую. Ведь сферы культурноисторической психологии и психологии поступ
    ка (включающей и движения, и действия, и поведение, и деятель
    ность, и деяния) соотносимы друг с другом, поскольку и слово и действие (деяние, поступок и т. д.) есть знак, символ или медиатор человеческого общения и понимания. Или, если перевести это на язык психологии развития — «узел развития». «Узел жизни, в ко
    тором мы узнаны и развязаны для бытия». В этих строчках Ман
    дельштама удивительно точно характеризуется ситуация развития, которая представляет собой не только завязывание узлов, но и их развязывание. Последнее не менее важно и, порой, представляет собой значительно большие трудности. Невозможность развязать узел нередко означает конец развития, а то и смерть. Трудности же в развязывании жизненных узлов сопровождаются духовными кризисами роста и развития.
    5
    Пригожин И. Р. От существующего к возникающему. М., 1985.
    Глава 6
    Конструктивизм как умонастроение
    и как методология
    Л
    юбое научноисследовательское направление, выполняю
    щее в научной культуре интегративную функцию, очень часто сравнивают с кораблем Одиссея, движущимся меж
    ду Сциллой и Харибдой. Частота употребления этой мета
    форы указывает на реальное положение дел в науке. Ин
    тегративное научное направление всегда вынуждено лавировать между сложившимися научными крайностями интерпретаций, подходов, точек зрения. В случае с культурноисторической пси
    хологией — этот образ оправдан: с одной стороны, она вынуждена противостоять давлению физиологизма, пытающегося объяснить все психические феномены через физиологические явления, в том числе через их редукцию к физиологии высшей нервной деятель
    ности, а с другой — пытается избежать конструктивистских тен
    денций, абсолютизирующих познавательную активность субъекта.
    Нас в данном случае будут интересовать исследовательские риски, связанные с внедрением конструктивистских методологических подходов в психологические изыскания. И прежде всего потому, что анализ рисков физиологизма в психологии уже имеет длитель
    ную методологическую традицию.
    Термин «конструктивизм» используется обычно для обозна
    чения целого ряда похожих друг на друга идейных тенденций, обнаруживающих себя в весьма различных областях культурной деятельности. От математики до живописи, от психологии до ар
    хитектуры. В общем, это более или менее ясно осознаваемое умо
    настроение, представляющее конструирующую способность чело
    века в любом типе деятельности как выражение самой сути этой деятельности, как исчерпывающее выражение самой специфики данного типа деятельности.


    написать администратору сайта