Милов Леонид. История России XVIII-XIX веков - royallib.com. История России xviiixix веков Под редакцией академика ран л. В. Милова
Скачать 1.65 Mb.
|
§ 2.ПЕРЕУСТРОЙСТВО ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ ВО ВТОРОЙ ЧЕТВЕРТИ XVIII в.Так исторически сложилось, что после смерти Петра I созданная им бюрократическая машина дворянского государства должна была пройти сквозь испытания контрреформ. Однако в итоге всех административных изменений система центральных учреждений осталась почти незыблемой. Во главе государства стоял император. При нем в виде совещательного органа попеременно возникали либо Тайный совет, либо Верховный тайный совет, либо Кабинет ее императорского величества, либо, наконец, так называемая Конференция при высочайшем дворе. При слабости или прямой неспособности к государственной деятельности той или иной царственной особыэти совещательные органы превращались фактически в высшие органы государственной власти. В их состав входили, как правило, влиятельнейшие сановники. В стенах Тайного совета, Верховного тайного совета и Кабинета решались все крупнейшие вопросы внешней и внутренней политики. Да и не только крупнейшие. В частности, в сохранившихся протоколах Верховного тайного совета есть множество свидетельств того, что наряду с законодательной деятельностью и государственным контролем в Совете решались многочисленные вопросы текущего характера по управлению государством. В этой области и Верховный тайный совет и Кабинет сплошь и рядом подменяли не только Сенат, но и коллегии. Так, подменяя Сенат, Верховный тайный совет утверждал кандидатуры на должности губернаторов, вице-губернаторов, комендантов и т. п. Тем не менее бремя текущих дел управления все же лежало на Сенате, хотя первые три коллегии (Иностранных дел, Военная и Адмиралтейство) практически ему не подчинялись. В 1726 г. Синод был разделен на 2 департамента (первый из них имел, так сказать, идейно-нравственные задачи, а второй — хозяйственные. Это — Коллегия экономии). Во второй половине 20-х гг. были расширены права Юстиц-коллегии, работавшей, как и Вотчинная коллегия, в Москве. В 1730 г. появилось еще 2 приказа (Судный, Сыскной). Сделали это под влиянием чудовищного вала жалоб и че-лобитий. Восстановлена была Ревизион-коллегия. Важнейшую роль в Верховном тайном совете играли А. Д. Меншиков, Ф. М. Апраксин, А. И. Остерман, П. А. Толстой, Д. М. Голицын (при явном лидерстве Меншикова вплоть до его падения в сентябре 1727 г.). При Петре II в нем важную роль стали играть И. А. и В. Л. Долгорукие. При Анне Ивановне всю законодательную, исполнительную и судебную власть сосредоточил в своих руках так называемый Кабинет, основанный в ноябре 1731 г. как личная канцелярия императрицы. Распоряжался в нем А. И. Остерман при полной апатии двух других членов Кабинета (Г. И. Головкина и А. М. Черкасского). Но вскоре Э.-И. Бирон вводит в Кабинет П. И. Ягужинского. В 1738 г. на короткое время во главе Кабинета становится А. П. Волынский, а в 1744 г. — А. П. Бестужев-Рюмин. С 1735 г. постановления Кабинета за подписью трех его министров стали заменять указы императорской особы. С этого момента Кабинет стал расширять свои функции за счет сферы непосредственного управления. Сенат и коллегии ежемесячно подавали в Кабинет рапорты о своей деятельности. В прямое подчинение Кабинету перешла Доимочная канцелярия, а также Соляная контора. В 40-х гг. XVIII в. многое было восстановлено из практики государственного управленияПетра I. Сенат, в частности, был восстановлен в своих правах и снова стал «Правительствующим Сенатом». Однако и в этот период постепенно нарастала необходимость существования Совета при императорской особе. В том же направлении эволюционировала и елизаветинская «Конференция при высочайшем дворе». Функции ее в 40-х гг. ограничивались лишь рекомендациями и решениями в области международных сношений. Собиралась она от случая к случаю. Но уже с началом Семилетней войны «Конференция» расширила свои права и стала постоянно собирающимся коллективным органом для руководства военными действиями русских войск. В конце 50-х гг. «Конференция» превращается в государственное учреждение типа Кабинета или Верховного тайного совета, ибо здесь уже фактически решаются и важнейшие вопросы внутренней политики (вопросы финансовой политики, торговли, цехового устройства городов, вопрос о секуляризации церковных владений и т. д.). Созданный Петром I Сенат — высший правительственный орган, непосредственно подчиненный императору, должен был сосредоточить в своих руках чисто административную власть по руководству всеми государственными учреждениями. Однако во второй четверти XVIII столетия мы постоянно сталкиваемся с ущемлением прав Сената со стороны либо Верховного тайного совета, либо его наследников. Лишь в 40-х гг. XVIII в. Сенат сравнительно долгий период имеет всю полноту своих прав. Такого рода нарушения при условии полной или частичной бездарности царствующих особ в области государственного управления, видимо, были следствием постоянно возникающих олигархических тенденций. Та или иная группировка временщиков стремилась к власти любой ценой и была заинтересована в существовании всякого рода тайных советов. Степень влияния и могущество того или иного сановника иногда сказывались и на роли тех или иных коллегий. В целом их число и состав оставались во второй четверти XVIII в. те же, как и при Петре I. Внешние сношения государства осуществляла Коллегия иностранных дел, отчасти также Военная и Адмиралтейская коллегии. Социальная внутренняя политика (и прежде всего обеспечение интересов дворянства) проводилась группой коллегий, среди которых были Юстиц-коллегия, Военная коллегия и Вотчинная коллегия (население городов имело Главный магистрат). Вопросами хозяйственной и экономической политики ведали Мануфактур-коллегия, Берг-коллегия, Камер-коллегия, Коммерц-коллегия и Штате-контора. Вопросами церкви занимался Синод, существовавший на правах коллегии. Однако при всем этом в 1725–1727 гг. Военная коллегия вышла из-под контроля не только Сената, что было узаконено в 1722 г., но и Верховного тайного совета. Это был период всемогущества Меншикова. Не подчинялись Сенату и были поставлены выше других Адмиралтейская коллегия и Коллегия иностранных дел. Немалую роль при этом сыграло и то, что во главе их стояли «верховники» Ф. М. Апраксин и А. И. Остерман. В эпоху засилья временщиков весьма характерные меры предпринимались по отношению к институту прокуроров, надзиравших за интересами казны. Во второй четверти столетия их дважды отменяли, а окончательно восстановили лишь при Елизавете. Так называемые контрреформы, последовавшие после смерти Петра I, имели в виду не столько уничтожение его наследия в преобразованиях дворянской империи, сколько стремление любыми путями преодолеть тот тяжелый финансовый кризис, который разразился в 20—30-е гг. XVIII в. Главное стремление реформаторов — упрощение, удешевление государственной машины. На практике это приводило иногда к нарушениям экономических и иных интересов государства. В области финансов при Петре I Коммерц-коллегия ведала приходом, а Штате-контора — расходом денежных средств. Теперь же оба учреждения были объединены в одно. В 1727 г. Мануфактур-коллегия была соединена с Коммерц-коллегией под тем предлогом, что члены ее без Сената ни одного важного решения принять не могут и потому «даром хлеб едят». В 1731 г. эта мера была усугублена уничтожением Берг-коллегии, которая также была слита с Коммерц-коллегией и вновь образованной Комиссией о коммерции. И все это надолго, вплоть до 1742 г., когда обе эти коллегии были восстановлены, нарушило ход решения важнейших экономических проблем. Деятельность же Генерал-берг-директориума (с 1736 по 1741 г.) во главе с не имевшим «ни малого знания к содержанию… заводов» А. Шембергом нанесла ущерб развитию горных заводов, не говоря о колоссальных хищениях, совершенных руководителями директориума (за 2 года более 400 тыс. руб.). В системе центральных учреждений в эпоху дворцовых переворотов были и нововведения. В 1731 г. было образовано одно из самых мрачных учреждений эпохи дворцовых переворотов — Канцелярия тайных розыскных дел. Она просуществовала на правах коллегии до 60-х гг. XVIII в. Через это учреждение прошли десятки тысяч битых кнутом, вздернутых на дыбу, подвергшихся пыткам каленым железом. Другой вновь созданный в 1729 г. орган госуправления — Канцелярия конфискации. Это учреждение отбирало в казну имения и имущество опальных князей, дворян, представителей крестьянства и городского посада. Наконец, весьма характерное явление эпохи — Доимочная канцелярия, усилия которой начиная с 1725 г. в течение нескольких десятилетий были направлены на выжимание недоплаченных налоговых денег из крестьян. Значительно большим изменениям была подвергнута система местных учреждений. Цель этих изменений двоякая: укрепление власти дворянского государства на местах в обстановке постоянных волнений подневольного населения и облегчение острейшего финансового кризиса, разразившегося в 20—30-е гг. XVIII в. § 3. ОБЛАСТНАЯ КОНТРРЕФОРМАМолчаливо охраняя интересы помещиков и экономя расходы, верхи государства обратили свои взоры на государственный аппарат, на систему государственного управления. Все центральные коллегии должны были сократить свои штаты до минимума в 6 персон (президент, его заместитель, два советника и два их помощника — асессоры). Более того, по желанию самих чиновников они могли теперь удаляться от службы в свои поместья при условии, что половина штата коллегии присутствует при делах, а другая в отпуске. Самое основное состояло в том, что отпускникам отныне не платили жалованья. В 1727 г. была, в сущности, ликвидирована петровская система местных учреждений, т. к. была, безусловно, весьма дорогостоящей. На территории только лишь такой административной единицы, как провинция, концентрировалось множество местных учреждений, функции которых на практике взаимно переплетались. Кроме того, были учреждения в губерниях и в дистриктах. Все это после смерти Петра I было подвергнуто пристальному критическому пересмотру, в итоге которого был принят ряд мер. Прежде всего о войске — тех полках, которые Петр I распределил по селениям и уездам (дистриктам). Полки из крестьянских селений перемещались теперь в города, причем преимущественно приграничные и в хлебородных районах. Полковое начальство было отставлено от сбора подушных денег. Перестроены были и финансовые органы. Штате-конторы подчинили Камер-коллегии, а функции рентмейстера и камерира объединили (остался лишь камерир). В 1727 г. было решено «как надворные суды, так и всех лишних управителей и канцелярии, и конторы камериров, земских комиссаров и прочих тому подобных вовсе отставить». Вальдмейстеры с их конторами были также уничтожены. Короче говоря, система петровских учреждений в провинции, по существу, была ликвидирована. Мотивировка при этом была лишь одна — «в делах непорядки… в даче жалованья напрасные убытки, народу от многих и разных управителей тягости и волокиты». Что же предлагалось теперь взамен? Ответ был также прост: «А понеже прежде сего бывали во всех городех одни воеводы и всякие дела… отправляли одни и были без жалования, и тогда лучшее от одного правление происходило и люди были довольны». Одним словом, воеводская власть, объединявшая все функции управления в одних руках, признавалась более приемлемой. Таким образом, в какой-то мере это был возврат к практике XVII столетия. Количество городов, где «сидели» воеводы, было восстановлено по-старому, т. е. их число заметно увеличилось. Не осталось и следа от едва намечавшегося разделения судебной и исполнительной функций, как и от зарождавшегося самостоятельного управления городского посадского населения, поскольку Главный магистрат был уничтожен, городские магистраты подчинены воеводе, а потом уничтожили и их, сохранив в городах лишь ратуши. Важнейшие уголовные дела посадского населения (тяжба, разбой и убийство) были снова в компетенции одного лишь воеводы. Власть самого воеводы вновь стала единоличной, с 1727 г. так называемые асессоры («товарищи») воеводы были ликвидированы. Низшие чиновники были лишены теперь жалованья. Им предоставлялась возможность кормиться за счет подношений населения. Так были вновь вызваны к жизни старинные феодальные поборы «хоженое», «езд» и т. п. Большую деградацию, пожалуй, трудно представить. В 1736 г. дело дошло до того, что жалованье оплачивали натурой (китайскими и сибирскими товарами). Исключение составили лишь чиновники Кабинета, Академия наук и, разумеется, иностранцы. Впрочем, с 1739 г. чиновники Петербурга, как и при Петре I, стали получать вдвое больше остальных. При всем этом областная контрреформа не была сплошным отрицанием. Правда, кое в чем изменения имели позитивный характер и были предприняты отнюдь не во имя срочного исправления тяжелого финансового положения. При всей широте замыслов Петра I вторая областная реформа 1719 г. осталась сооружением, не приведенным в систему. Введя три ранга учреждений (губерния, провинция, уезд), Петр I не привел в порядок их субординацию. Губернские учреждения во многом оказывались лишними либо дублировали центральные инстанции. Создалось такое положение, когда провинциальные органы управления сносились прямо с центральными коллегиями, минуя губернские инстанции, так как подчинялись в равной мере и тем и другим. Камериры, например, подчинялись одновременно и своему воеводе, и губернатору, и Камер-коллегии. Провинциальные воеводы подчинялись губернаторам только по военным делам (рекруты) и в области суда как апелляционной инстанции. Неразбериху вносило и переплетение и смешение функций гражданских органов власти и военной власти в виде полковых дворов, что усиливало путаницу. Перестройка 1727 г. установила строгую последовательность подчинения: воевода уездный зависел только от провинциального воеводы, а последний подчинялся только воеводе губернскому. Это была строгая иерархия. Центром тяжести, основной ячейкой на местах стала губерния. Полномочия губернатора резко возросли. Он имел теперь даже право утверждения смертных приговоров. В губернии все нити управления сосредоточились в губернском правлении, при котором были полицмейстерская и крепостная конторы, губернский магистрат с таможней и кружечным двором. В провинции воевода возглавлял провинциальную канцелярию с крепостной конторой и провинциальным магистратом, имевшим соответственно таможню и кружечный двор, а также крепостную контору. Наконец, низшим звеном был городовой воевода и соответственно — воеводская канцелярия со своей крепостной конторой, магистратом, таможней и кружечным двором. Причем под началом канцелярии были старосты и десятские в сельской местности, а у городового магистрата — посадский сход. Параллельно шла вертикаль прокурорского надзора, который был восстановлен в 1733 г., потом вновь отменен и снова восстановлен лишь в 1742 г., когда с засильем иностранцев было покончено. Такова была структура местного управления по сути своей. Это положение просуществовало вплоть до областной реформы 1775 г. § 4. ЭВОЛЮЦИЯ ФИНАНСОВОЙ ПОЛИТИКИ. СОЦИАЛЬНЫЕ ИТОГИКрестьянство встретило подушную подать Петра I упорным сопротивлением, которое обнаружило себя уже при проведении первой ревизии. Жители той или иной местности при прибытии переписчиков либо убегали, либо утаивали часть населения. Правительство вело жестокую борьбу с укрывавшимися от переписи. В связи с усилением бегства крестьян в Польшу на западных пограничных территориях были установлены специальные заставы для их поимки. Так, на территории только лишь Смоленской губернии и Великолуцкой провинции таких застав насчитывалось свыше 100. Беглые крестьяне подвергались жестоким наказаниям. Однако к утайке душ прибегали и сами помещики, стремясь тем самым увеличить свои собственные поборы. В начале 20-х гг. систематически издавались указы, санкционировавшие различного рода наказания помещикам, вплоть до наказания кнутом и ссылки на каторгу. Поскольку все эти меры были малоэффективны, то вскоре от них отказались. Неурожаи, голод, недоимки. Как уже упоминалось, в 1723–1726 гг. перед началом сбора подушных денег обширные территории России постиг неурожай, что резко ухудшило положение крестьян. Уже первый сбор подушного налога дал огромную недоимку (30 %) всей суммы налога. На 1725 г. правительство вынуждено было понизить подушный оклад до 70 коп., но это не спасало положения. Недобор всей суммы налога вновь составил 30 %. В 1731 г. было жесткое указание собрать недоимки за 3 месяца. В 1732–1733 гг. был запрет переселять крестьян без санкции Камер-коллегии. Из-за страшного неурожая 1733 г. огромные массы крестьян пошли по миру. К 1734 г. недоимка достигла в итоге огромной суммы в 850 тыс. руб. В 1734–1736 гг. Россию вновь потрясли сильные неурожаи. Власти предпринимали немалые усилия по ликвидации голода, но усилия эти были несравнимы с размахом страшной беды. Не было семян, замерла торговля, сникла активность Макарьевской ярмарки. Ростовщики, по словам С. М. Соловьева, взимали чудовищные проценты (12 %, 15 % и даже 20 %). В результате за одну только первую половину 1734 г. недоимка достигла 720 тыс. руб. По данным Военной коллегии, к 1739 г. общая задолженность по подушной подати достигла фантастической цифры — около 5 млн руб., что служит сильнейшим показателем явного разорения крестьянства. В 1739–1740 гг., как уже упоминалось, вновь погибли все озимые. В такой обстановке правительство должно было неоднократно прощать недоимки. Так, треть сборов была отменена на 1727 г., на 1728 г., на 1730 г. В 1735 г. отменили сбор за целых полгода. Наконец, в 1740 г. ежегодный сбор был уменьшен на 17 коп. с души, а в 1742–1743 гг. — на 10 коп. (что составило около 1 млн руб.). После серии тяжелых неурожаев конца 40-х гг. в 1752 г. правительство вынуждено было «простить» всю старую недоимку с 1724 по 1746 г. (что составило около 2,5 млн руб.). К тому же еще в 1741 г. правительство ликвидирует злосчастную Доимочную канцелярию. Вместе с тем в 50-х гг. намечается тенденция к постепенному понижению подушного оклада. В 1751 г. оклад был понижен на 3 коп. с души, такое же понижение было в 1752 г. На 5 коп. понизили оклад 1753 г. и т. д. Впрочем, у этого щедрого жеста царского правительства была довольно мрачная закулисная сторона, но об этом чуть позже. Нестабильность порядка сбора подушной подати. Важно подчеркнуть, что крайне разорителен был и сам порядок сбора подушной подати. Стремясь сломить сопротивление крестьянства, царское правительство поначалу передало функции сбора подати в руки армии. Стало быть, помимо местных учреждений, подчинявшихся Камер-коллегии, к этому делу были привлечены офицеры полков, расквартированных в той или иной местности. Это повлекло за собой огромные злоупотребления солдат и офицеров. В записке императрице Екатерине I, составленной осенью 1726 г., озабоченные высшие сановники (А. Д. Меншиков, А. И. Остерман, А. В. Макаров, Д. В. Волков) приоткрывали завесу над действительным состоянием дел. В частности, имея в виду сбор налогов, они писали, что «мужикам бедным страшен один въезд и проезд офицеров и солдат, комиссаров и прочих командиров, тем страшнее правеж и экзекуция». Впрочем, занимались хищениями не только они, но и чиновники местных учреждений, лихоимство которых достигло, казалось бы, предела. Высшие сановники прекрасно отдавали себе отчет в том, как могло управлять страной чиновничество. В той же записке, составленной осенью 1726 г., подчеркивалось изобилие различных инстанций, всякого рода фискалов, комиссаров, вальдмейстеров и прочих, вплоть до воевод, из которых «иные не пастырями, но волками, в стадо ворвавшимися называться могут». Ликвидация системы петровских учреждений, разумеется, не решила всех острых вопросов, хотя в итоге административных реформ расходы на госаппарат сократились более чем вдвое. По-прежнему огромные средства требовались на содержание армии и флота, грандиозными темпами росли расходы императорского двора. По-прежнему росли недоимки по подушной подати. Правительство лихорадочно шарахалось от одной меры к другой. Как мы видели, армия в 1727 г. от сбора подушных денег была отстранена. При воеводе был лишь один штаб— или обер-офицер для помощи. Основная роль в сборе денег возложена на земских комиссаров. Причем задолженность стали взыскивать не с самих крестьян, а с помещиков или со старост и приказчиков. Однако в 1730 г. сбор подушных был снова передан в руки армии — полковников и прочих офицеров, расквартированных в данном районе. И это вновь не помогло. Даже самые страшные экзекуции не могли выжать деньги у истощенного и разоренного населения. В 1733 г. вдруг снова меняется система сбора подушного налога. Теперь сбор недоимок и самой подати возлагается на самих помещиков, что неумолимо приводило к усилению власти помещиков над крестьянами, к росту произвола и злоупотреблений. В сущности, и эта мера не дала эффекта, так как среди «недоимщиков» фигурировали и сенаторы, и президенты коллегий, и генералитет, и даже обер-прокурор Сената. В 1736 г. было снова объявлено, что сбор подушных денег передается отставным офицерам. Долголетний «анализ» причин финансового кризиса наконец-то привел высших сановников к справедливому заключению. Так, в предложениях обер-прокурора Сената Анисима Масло-ва, поданных Анне Ивановне в 1734 г., была весьма трезвая догадка, что причиной недоимок по государственным налогам был рост эксплуатации крестьян самими помещиками. А. Мас-лов предлагал ограничить эту эксплуатацию. В обстановке жестокого финансового кризиса и беспощадной череды неурожаев и голода рост эксплуатации, помимо субъективных устремлений землевладельцев, имел и объективную основу в необходимости увеличения в интересах государства объема совокупного прибавочного продукта российского социума. Во властных структурах понимание ситуации в целом присутствовало. Поэтому на поданном доношении Анна Ивановна поставила робкую и туманную резолюцию: «обождать». Тем дело и кончилось. Манипуляции с косвенными налогами. Общую ситуацию осложнял и процесс обесценивания монеты. Ведь курс рубля к середине XVIII в. упал в несколько раз. Подушный сбор и в 70 коп., и в 60 коп. был обесценен. В конце концов в 40–50 гг. XVIII в. в области финансовой политики наметился существенный поворот. Царское правительство берет курс на повышение роли косвенных налогов, считая, что этот путь должен быть наиболее «безболезненным» для повышения реальных доходов казны. Зачинателем такой политики был известнейший деятель елизаветинской поры П. И. Шувалов. Уже в 1742 г. были повышены цены при продаже вина на 10 коп. с ведра. В России издавна существовала монополия государства на продажу вина, поэтому повышение цен на вино увеличивало поступление денежных средств в казну. В конце 40-х гг. XVIII в. цены на вино были еще раз повышены. При этом на всей территории была установлена на него единая цена. Уже первый год после введения новых цен дал казне около полумиллиона рублей прибыли (примерно 30 % от всего дохода с вина). В 1756 г. в связи с ростом расходов на войну цены на вино были еще раз повышены: теперь уже повышение равнялось 35 коп. на ведро вина. В 1763 г. цены были вновь повышены на 30 коп. с ведра (цена ведра вина стала таким образом равной 2 руб. 53 коп.). Со времен Петра I была введена другая казенная монополия — на продажу соли. В 1728 г. соляная монополия была отменена, что привело к падению доходов казны. В 1731 г. монополия на продажу соли была вновь восстановлена. В 1749 г. по проекту П. И. Шувалова продажная цена на соль была резко повышена (до 35 коп. за пуд), что сразу же дало повышение дохода казны до 0,5 млн руб. в год. Расчет прожектера был трезв и циничен. Ведь соль купят по любой цене, так как она «в употребление человеческое к содержанию к жизни необходимая». В 1756 г. состоялось вторичное повышение цены до 50 коп. за пуд. Разумеется, столь стремительное повышение цен вело к обнищанию населения, к сокращению потребления соли. И действительно, вскоре в 1762 г. правительство вынуждено было снизить цены до 40 коп. за пуд. В 40-х гг. XVIII в. был введен еще ряд монополии вплоть до монополии на продажу табака, хотя существенной роли в бюджете они не играли. Изменения в торговой политике и таможенная реформа. Существенные изменения претерпела политика царизма в области торговли (как внутренней, так и внешней). При Петре I в области внешней торговли проводилась ярко выраженная политика защиты внутреннего рынка от заграничных товаров. Тариф 1724 г. утвердил высокие пошлины на привозимые в Россию товары, поощряя тем самым развитие их производства в стране. Однако в 1731 г. этот тариф был отменен, а пошлины на ввозимые товары значительно снижены. Это не могло способствовать быстрому развитию как промышленности, так и торговли внутри страны. Кроме того, внутренний рынок России был изборожден целой сетью условных границ, пересечение которых торговцами сопровождалось уплатой пошлин за провозимый товар. Это давало значительную прибыль государству от таможенных сборов, но вместе с тем этот порядок препятствовал развитию торговли и промышленности внутри страны. Тем временем в России развивалось производство огромной массы предметов народного потребления, причем в это производство вовлекалось крестьянство. В стране постепенно росло число деревень и сел, жители которых получали доход не столько от земледелия, сколько от промышленных занятий (так называемых промыслов). Помещики, ориентируясь на изменения характера крестьянского хозяйства, стали приспосабливаться к эксплуатации крестьянских промысловых занятий. Вместо традиционного натурального оброка, вместо работы крестьян на барских полях все большую роль начинает играть денежный оброк. Дворяне тем самым становились все более заинтересованными в предоставлении своим крестьянам благоприятных условий для торговли и промышленности. И вот под давлением этих обстоятельств в 1752–1753 гг. П. И. Шувалов предлагает проект таможенной реформы. Многочисленные таможенные перегородки внутри страны, сильно затруднявшие широкое развитие торговли, указом 13 декабря 1753 г. были отменены. Вместе с тем, чтобы государственная казна не претерпела убытки, соответственно были повышены пошлины на ввоз и вывоз товаров из страны за границу. Уже в первый же год повышение внешней пошлины с 5 коп. до 13 коп. дало казне 1,5 млн руб., а в 1761 г., к концу правления Елизаветы, — 2,7 млн руб. Эта реформа имела весьма существенное значение в развитии всероссийского рынка. Однако казна по-прежнему оберегала интересы верхушки дворянства. В 1756 г. тот же П. И. Шувалов подал проект создания Медного банка с целью предоставления крупных денежных ссуд дворянам, заводчикам и купцам. Проект был реализован за счет прибыли от перечеканки медной монеты. Только в 1759–1761 гг. огромные ссуды получили С. П. Ягужинский, С. К. Нарышкин (по 150 тыс. руб.), по 100 тыс. руб. получили П. И. Репнин, И. Г. Чернышев и др. Сам же П. И. Шувалов имел ссуду на 473 тыс. руб. Вообще-то активнейший радетель казны не обижал себя и в других делах. В 1748–1751 гг. в его руках оказались сальные промыслы у Архангельска и на Кольском полуострове, китобойный промысел у берегов Гренландии и тюлений промысел на Каспии. На Урале им захвачены были Горноблагодатские заводы (П. И. Шувалов, как и его брат А. И. Шувалов, а также М. И. Воронцов, С. П. Ягужинский за полученные от казны заводы так и не расплатились). А богатства горы Благодатной были несметными («руды в оной горе не токмо наружной, которая из гор вверх столбами торчат», но и «всюдулежит сливная, одним камнем в глубину»). Таланты изобретателя П. И. Шувалова были многогранны (вспомним хотя бы шуваловские гаубицы-единороги), но богатство его было буквально сказочным. Французский дипломат Ж. Л. Фавье отметил поистине азиатскую роскошь его дома. Сам же Петр Иванович «всегда был покрыт бриллиантами, как Могол, и окружен свитой из конюхов, адъютантов и ординарцев». Расстройство денежной системы. Стремясь выбраться из крепких тенет финансового кризиса, правительство в 1727–1731 гг. стало энергично портить медную монету, уменьшая ее действительную стоимость. Эта практика, как мы видели, началась еще с Петра I. При цене пуда меди в 6–8 руб. из него стали чеканить медных пятаков в 5 с лишним раз больше, чем следовало, т. е. на 40 руб. В итоге внутренний рынок стал наводняться легковесными пятаками, что вызвало немедленный рост цен на предметы торговли и в конечном счете ухудшило положение крестьянства и горожан. Правительство же увеличило массу денег и получило «из ничего» 2 млн руб. прибыли. Вторично к этому же маневру прибегли в начале 60-х гг. XVIII в., при Петре III, когда начеканили около 4 млн медной монеты по норме 32 руб. из пуда меди. Эта мера окончательно привела в расстройство денежное хозяйство страны. Ужесточение крепостного гнета. В заключение следует отметить, что во второй четверти XVIII в. неизбежно развивается процесс усиления крепостной зависимости частновладельческих крестьян от помещиков. Как уже отмечалось, в 20-е гг. помещики стали ответственны за сбор со своих крестьян подушной подати, а в 1731 г. дворянам был, хотя и временно, передан и сам сбор подушных денег. В том же году крестьян лишили права приносить присягу на верность императору, иначе говоря, крепостные крестьяне перестали считаться гражданами своей страны. За них это стали делать их помещики и даже приказчики помещиков. В итоге власть дворян над крестьянами стала безраздельной. Они стали для крестьян и судом и полицией. Вскоре после проведения первой переписи (первой ревизии 1718–1727 гг.) все шире практикуется продажа крестьян без земли. Теперь помещики свободно торговали уже не только деревнями и семьями, но и крепостными поодиночке. К середине столетия эта практика стала настолько обычной, что объявления опродаже крепостных стали публиковаться в газетах на тех же страницах, где были объявления о продаже борзых собак и т. п. Наконец, в 1747 г. помещикам разрешили продавать крестьян в рекруты. Крестьяне же, наоборот, были лишены права добровольного поступления в рекруты без согласия помещика, что иногда было неким средством избавления от невыносимых притеснений. В итоге крепостные крестьяне стали мало чем отличны от рабов. Ужесточение режима коснулось и других категорий населения. Многовековой процесс поглощения земледелием практически всего населения был, как уже указывалось, серьезнейшим препятствием для развития промышленности. Рынок свободной рабочей силы в стране практически отсутствовал, и еще в 1721 г. законом была разрешена покупка «к фабрикам» заводо-владельцами крестьян для работы на этих фабриках. Тяжкий труд и невыносимые условия труда в промышленности приводили к текучести рабочей силы, к побегам наемных работников уже очень большого количества разного рода казенных предприятий. Государство решило эту проблему, закрепив в 1736 г. всех вольнонаемных навечно к тем заводам и фабрикам, где они в тот момент трудились. Так появилась категория «вечноотдан-ных», которые много десятилетий позже стали называться «посессионными» крестьянами, как и когда-то купленные к фабрикам и приписные крестьяне. В 1762 г. покупка к фабрикам работников была запрещена, однако в 1798 г. запрет был отменен и вновь стал действовать лишь с 1816 г. Все это были поистине страшные, хотя и вынужденные для общества с низким объемом совокупного прибавочного продукта, меры. Финансовая служба купцов. Типологически схожа и практика, идущая еще с XVII в., по привлечению посадских людей к выполнению функций низшего звена финансового госаппарата. Даже в первой половине XVIII в. в Российской империи по-прежнему на купцов второй гильдии во множестве мелких и крупных городов с уездами была возложена обязанность сбора таможенных, кабацких, торговых пошлин, вплоть до поручений по созданию необходимых предприятий за счет самого купца. Как выявили недавние изыскания ученых, введена была практика «планирования» сумм таких сборов с соответствующими взысканиями «недоимок». Наконец, следует вновь отметить и сохранение традиционной практики выделения государством ряда товаров в разряд государственной монопольной торговли. Эта традиция в середине века была дополнена введением персональных монопольных прав, распределяемых в узком кругу фаворитов, на ряд промысловых отраслей экономики. Последнее обстоятельство объективно связано с втягиванием представителей дворянства в активную хозяйственную деятельность. Поворот дворян к хозяйству. Этот процесс на более низком уровне экономики затрагивал широкие круги помещичьего сословия, и законодательная практика активно этому содействовала. Крупные изменения в экономике страны, рост промышленности и торговли, увеличение неземледельческого населения — все это создавало предпосылки для роста интереса дворянина-помещика к своему собственному хозяйству, к увеличению его дохода. Ведь до сих пор он в нем бывал лишь наездом, в перерывах от службы. Уже при Екатерине I в стремлении удешевить государственную машину было разрешено двум третям офицерского состава армии по желанию получать отпуск (без сохранения жалованья) для наведения порядка в имениях. Таким же правом стали обладать и государственные чиновники, половина штата которых могла пользоваться отпуском. Но дворяне продолжали тяготиться бессрочной службой, и это, как мы видели, нашло отражение в дворянских проектах 1730 г. При Анне Ивановне в 1736 г. срок службы дворян был сокращен до 25 лет, а один из сыновей мог вообще остаться при имении. Таким образом, дворянин уже в 35–45 лет теперь мог целиком сосредоточиться на хозяйственной деятельности в своих имениях (с гражданской службы отставка была лишь с 55 лет). Указом не замедлили воспользоваться, и после русско-турецкой войны, в 1739 г. около половины офицерского состава сразу же ушло в отставку. С важнейшими льготами сочетается и ряд других мер, усиливающих положение дворянства как господствующего класса. В 1730 г. был отменен Указ о единонаследии 1714 г. С этого момента перераспределение земельной собственности активизируется, сопровождаясь заметной концентрацией земель в руках крупнейших владельцев-латифундистов, ибо земля по-прежнему была источником и хозяйственного и политического могущества. Первая ревизия увеличила количество крепостных за дворянами, так как включала в число крепостных кабальных холопов. В 1739 г. подтверждено монопольное право дворян на владение «крещеной собственностью», т. е. крестьянами. Наконец, чисто хозяйственные привилегии. В 1726 г. за дворянством закреплено право продажи продукции собственных хозяйств. В 1755 г. им было передано монопольное право на винокурение. Наконец, в 1762 г. дворянам разрешен свободный вывоз хлеба за границу. В итоге этих мер у помещиков появился хозяйственный интерес и они устремились в свои владения. Уже в 1750 г. один из современников, А. Т. Болотов, заметил эту необычную по сравнению в недавним прошлым перемену: «Тогдашние времена были не таковы, как нынешние. Такого великого множества дворянских домов повсюду с живущими в них хозяевами, как ныне, тогда нигде не было. Все дворянство находилось тогда в военной службе, и в деревнях живали одни только престарелые старики, не могущие более нести службу… и всех таких было немного». Налицо, таким образом, резкое возрастание интереса дворян к своему хозяйству, стремление к повышению доходов своего имения. § 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ВЗРЫВЫ В РОССИИ ПОСЛЕ ПЕТРА IТяжелый хронический финансовый кризис, усиление эксплуатации крестьян, жесточайшее угнетение работных людей, приписных и посессионных крестьян на мануфактурах — все это не могло не отразиться на положении народных масс. Оппозиционно настроенные современники отмечали, что в 30-х гг. XVIII в. «непрерывные брани, алчное и ничем не обузданное лихоимство Бироново, неурожаи хлебные в большей части России привели народ в крайнюю нищету. Для понуждения к платежу недоимок употребляли ужаснейшие бесчеловечия, приводящие в содрогание и помышляющих об оных, уныние, стон, слезы, вопль распространились по всей империи». Разумеется, крестьяне боролись против угнетения и лихоимства, боролись как умели и как могли. Крестьяне бежали на юг и на север, бежали за рубеж и «к башкирцам», бежали и от помещиков и от монастырей, бежали дворовые люди и солдаты, бежали работные с заводов и мануфактур, бежали мобилизованные на строительные работы. Число беглых росло, несмотря на свирепые законы и наказания, несмотря на устройство застав и кордонов. Ингерманландия, остзейские губернии, Украина, низовья Дона, Яик, Урал, Башкирия, Сибирь — вот районы оседания масс беглого крестьянства. С 1719 по 1727 г., только по официальным данным, было зарегистрировано около 200 тыс. беглых. Крестьяне бежали порою целыми деревнями. В 1735 г. в дворцовых селах Морозовской волости Можайского уезда ушло более половины всего населения. В 1742 г. только в одном Пере-славль-Залесском уезде остались пустыми 68 помещичьих деревень. В 20—30-х гг. из 16 вотчин князя А. М. Черкасского бежало свыше 11 тыс. человек, т. е. почти каждый пятый из крестьян этого владельца. Официальные указы признавали, что «из дворцовых, архиерейских, монастырских, ясачных, так и из помещиковых крестьян в бегах великое множество». Кары за укрытие беглых становились все более суровыми. В 1726–1728 гг. за укрывательство беглогомужика был предписан штраф в 100–200 руб. (за женщину 50—100 руб.), но уже в 1731 г. за сокрытие беглецов и «разбойников» полагалась «смертная казнь, без всякой пощады». За поимку беглого платили по 10 руб. награды. Волна побегов постепенно затухает лишь в конце 40 — начале 50-х гг. XVIII в. Если с 1725 по 1745 г. о борьбе с бегством издано 84 указа, то в следующие 10 лет лишь 23. С 40-х гг. штраф за удержание беглых уже снижается. Самих же беглых неизменно подвергали жесточайшим наказаниям: били кнутом, вырезали ноздри, клеймили, отдавали в рекруты, на галеры, на строительство крепостей и т. д. Наивность крестьянского мировоззрения была своего рода предпосылкой для другой формы протеста — подачи жалоб, в изобилии поступавших в Сенат и Синод. Искать правды у правительства царской России было делом очень нелегким и всегда бесполезным. Даже тогда, когда под напором жалоб высший государственный исполнительный орган Сенат назначил в 1758 г. комиссию для разбора челобитий крестьян целого ряда монастырей, то комиссия, просуществовав 4 года, оставила все жалобы без последствий. Крестьяне, пришедшие в отчаяние от произвола и эксплуатации помещиков, вступали и на путь активной борьбы. Они уходили в леса и образовывали «разбойничьи» отряды. Активные действия подобных отрядов были повсеместны. Во второй четверти XVIII столетия это движение охватило 54 уезда в 10 губерниях Центральной России. «Разбойные» отряды наводили ужас на окрестных помещиков. В 1732 г. большое число помещиков подало в Сенат коллективное прошение, в котором сообщалось, что в Тульском, Алек-синском, Серпуховском, Тарусском, Каширском и Калужском уездах «воры и разбойники… разбивали дома… И ныне оные воры и разбойники в тех городах и провинциях являются и ходят многим собранием человек по 70 и более, и чинят великое разорение и приходят в деревни и в дома помещиковы, берут в неволю хлеб и всякий харч и грозят… смертным убийством. Многие помещики, оставя свои дома и деревни… живут с женами и с детьми в Москве». В Шацкой, Тамбовской, Переславской, Рязанской и Владимирской провинциях картина была такой же. Волнения монастырских крестьян. В 40—50-х гг. XVIII в. и особенно в конце 50-х гг. по всей стране прокатывается могучая волна выступлений монастырских крестьян. Эта категория крестьянства, насчитывающая к середине века около 1 млн душ муж. пола, принадлежала монастырям, церквам, церковным иерархам (архиереям и т. д.). Положение монастырских крестьян в этот период отличается особой тяжестью. С крестьян требовали и исполнения барщинных работ, и поставки продуктов сельского хозяйства, промыслов, и денежных поборов. Так, в челобитной крестьян Савво-Сторожевского монастыря названо до 30 денежных и натуральных поборов. Крестьяне Волосова монастыря Владимирского уезда должны были платить до восьми разновидностей денежных поборов, обрабатывать свыше 80 десятин пашен и поставлять в монастырь продуктовый оброк (скот, птицу и т. п.). Подобное положение было в сотнях монастырских вотчин. Резко возросли во второй четверти XVIII в. различного рода работы крестьян по заготовке строительного материала для монастырских построек, работы по заготовке дров, ремонту церквей и хозяйственных помещений. Просвещенная монастырская братия наряду с традиционным хлебом в зерне и печеным хлебом, наряду с мясом, салом, медом, крупами, куриными и гусиными яйцами, солеными и сушеными грибами требовала с крестьян и таких оригинальных поборов, как ягоды шиповника или живые муравьи по полуфунту с души мужского пола. Монастырская система управления вотчинами имела множество мелких, но отвратительных кровососов и пиявок в лице приказчиков, сотских, различного рода посыльных от монастырской братии и т. д. Пожалуй, нигде в это время так не расцвело взяточничество и лихоимство, как в монастырских деревнях. Произвол и угнетение монастырских крестьян в 50-е гг. XVIII в. достигли своей высшей точки. В это время резко увеличивается и число крестьянских волнений. В 50-х гг. их втрое больше, чем в 30-х гг. XVIII в. (свыше 60 восстаний). Крестьянские выступления в качестве главного «программного пункта» обычно выдвигали отказ от выполнения повинностей. Так, крестьяне Боровенского монастыря в сентябре 1730 г. отказались от выполнения всех своих повинностей в пользу монастыря. В 1734 г. крестьяне огромной Присекинской вотчины Троице-Сергиевой лавры также отказались подчиняться монастырским властям. В 1742 г. крестьяне Боголюб-ского Владимирского монастыря начали волнения с отказа от работ и т. д. В 30-х гг. крестьянские выступления были направлены главным образом против разорительных отработков на барщине и натуральных поборов. Однако в 40-х гг. в крестьянских требованиях уже проявляется и стремление перейти на положение государственных крестьян. Этот мотив был, в частности, одним из основных в напряженной и долгой борьбе 11 тыс. крестьян Вятского Успенского Трифонова монастыря, начавшейся в 1749 г. В 40-е гг. наиболее упорная борьба крестьян характерна для вотчин Чудова Московского, Спасо-Ярослав-ского, Пафнутьева-Боровского монастырей и др. В 50-х гг. основным требованием почти всех крестьянских выступлений был уже переход на положение государственных крестьян (волнения крестьян Ново-Спасского, Иосифо-Волоколамского, Троице-Калязинского, Спасо-Преображенского, Хутынского Новгородского и других монастырей). Во всех этих волнениях крестьянский отказ от работ обычно завершался жестокими порками и экзекуциями присланных воинских команд. Однако в некоторых случаях возникали острые схватки и с солдатами. Крестьяне Шацкого уезда Ново-Спасского монастыря, взяли, например, в плен всю воинскую команду и сумели удержаться с августа 1756 по февраль 1757 г., когда восстание было жестоко подавлено. Массовые волнения монастырских крестьян привели в конце концов к обсуждению вопроса о них в правительственных кругах. С 1757 г. снова появились проекты секуляризации церзации, практическое осуществление которого задержалось на два с лишним года. Активные крестьянские выступления характерны не только для монастырских крестьян. Восставали и помещичьи крестьяне. В вотчине Бестужева в Псковском уезде двухтысячная толпа устроила настоящее сражение с карателями. Одних убитых крестьян было свыше полусотни. После подавления движения свыше четырех сотен крестьян были жестоко биты плетьми и кнутом. Волнения были и среди народов Поволжья и др. Так, в 1743 г. вспыхнули волнения мордвы в Терюшевской волости Нижегородской губернии. Поводом к выступлению был приказ разрушить мордовские молельни и сжечь «священные рощи». Едва в селе Сарлей было разрушено мордовское кладбище, как вспыхнуло восстание. Начавшись как выступление мордовских крестьян против религиозного гнета, восстание быстро переросло в антикрепостническое движение, охватив соседние районы. Среди восставших было и мордовское население, и русское население дворцового ведомства, и, наконец, помещичьи крестьяне. Число участников достигло 6 тыс.; из Терюшевской волости восстание быстро перекинулось в соседние Арзамасский и Ар-датовский уезды. Затем вспыхнули волнения в Керенском и Верхнеломовском уездах Воронежской губернии, в Царевокок-шайском и Цивильском уездах Казанской губернии. С оружием в руках крестьяне боролись за свою свободу и сумели продержаться около двух лет. Вождями восстания были Несмеян Кривой, Шатрес Плакидин и др. Царизм жестоко подавил восстание, а Несмеяна сожгли на костре. Волнения работных людей. Против гнета крепостников боролись и посессионные крестьяне. В 20-х гг. XVIII в. вспыхнуло, например, восстание крестьян заводчика Милякова в Темниковском уезде. Наиболее крупным было движение крестьян Ромодановской волости, купленных Н. Н. Демидовым к строящемуся «железному» заводу в Калужском уезде. Бурное сопротивление среди работных людей вызвал указ 1736 г. о «вечноотданных» к фабрикам и заводам. Еще вчера свободные, а теперь низведенные до положения крепостных, работные люди долгое время стремились вернуть себе былую свободу. В 1748 г. вспыхнуло волнение работных людей на па-русно-полотняной мануфактуре А. А. Гончарова в Малояросла-вецком уезде Калужской провинции. Они объявили акт 1736 г. незаконным. Во второй четверти XVIII столетия (начиная с 1722 г.) почти непрерывно продолжались волнения работных людей на Московском суконном дворе — большой суконной мануфактуре. Они боролись уже не за возвращение в былое состояние, а за улучшение условий труда. В 1749 г. около 800 человек бросили работу на мануфактуре. Работные люди в силу той же наивности и «царистских» иллюзий подавали челобития и жалобы в Сенат. Однако все было бесполезно. Жестокими наказаниями плетью, батогом, заключением в тюрьму власти подавили сопротивление восставших. Тем же кончились волнения на казанской суконной мануфактуре Дряблова, происходившие в конце 30—40-х гг. XVIII в., и волнения приписных крестьян уральских горных заводов, особенно широко развернувшиеся в конце 50 — начале 60-х гг. XVIII столетия. Непременным элементом в разнообразных формах крестьянской борьбы с феодальным гнетом было самозванчество, питавшееся «царистскими» иллюзиями российского крестьянства. Крестьянин как мелкий собственник веками мечтал о равенстве прав на землю и в мифе о «добром царе» видел для себя возможность осуществить эту мечту. В этот период самозванцами часто становились не только крестьяне, но и выходцы из армии. Из шести самозванцев 20—40-х гг. XVIII в. трое были солдатами. В самой армии волнения, а особенно бегство солдат не были редкостью. Таковы разнообразные формы борьбы народных масс за лучшую долю. Все они были выражением того безысходного горя, нужды и отчаяния, в котором находилось российское крестьянство. § 6. НАЦИОНАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ В БАШКИРИИТесно переплетается с классовой борьбой против эксплуатации дворян-помещиков борьба против национального угнетения. Наиболее остро в этот период она развернулась в Башкирии. Кроме 100 тыс. башкир здесь уже жило много русских, татар, чувашей и представителей других народностей. В частности, в 1744 г. русских здесь насчитывалось уже около 75 тыс. душ. В северной и западной части Башкирии к данному периоду уже сложилось оседлое земледельческо-скотоводческое хозяйство. В других же более отсталых районах еще преобладало полукочевое скотоводство. В деревнях башкиры жили зимою, а летом кочевали в пределах своих волостей. Из хлебов сеяли лишь яровые, большое место в хозяйстве занимала охота и рыболовство, домашние промыслы. С 30-х гг. XVIII в. началось активное горнозаводское строительство на Южном Урале. Это вызвало приток населения из других областей России. В новые формы трудовой деятельности втягивалось и башкирское население, все больше убеждаясь в преимуществах оседлого земледельческого хозяйства. В это время развивается и башкирское феодальное землевладение. Башкирские феодалы, находившиеся на русской службе тарханы, вводят те же формы эксплуатации, что и русские помещики. Вместе с тем у башкир еще бытовало и рабство. Русская администрация стремилась привлечь на свою сторону феодальную верхушку башкир. Служилые башкиры-тарханы не платили ясак, полностью распоряжались землями своих волостей. Административная верхушка башкирского населения, старшины, к этому времени стала уже опорой царизма (особенно на севере и западе). С конца XVII — начала XVIII в. в Башкирии распространяется русское феодальное землевладение с трудом крепостных из русских крестьян. Башкирское население входило в число ясачных людей и платило сравнительно легкий ясачный оклад (около 30 коп. с человека), несло военную службу в армии и на местных оборонительных линиях. С 30-х гг. XVIII в. ясачный оклад начинает расти, и в конце концов в 1747 г. русское правительство ввело подушную подать в размере 80 коп. с души. Вместе с тем указ 1736 г., разрешивший продажу общинных башкирских земель, используемых в системе архаичных форм ведения хозяйства, усилил земельные захваты русских дворян и служилых башкир. Наконец, третий фактор, способствовавший назреванию вспышки народного гнева, — активизация строительства оборонительных пограничных линий и крепостей, ложившегося огромной тяжестью на население. В 1734 г. началась деятельность Оренбургской экспедиции во главе с И. К. Кириловым. Помимо изучения экономических возможностей края, ее задачей было строительство нового города Оренбурга, строительство заводов, заселение края крестьянством, развитие торговли с Казахстаном. В связи с этим значительная часть башкирских земель, используемых в системе архаичных форм ведения хозяйства, была изъята, а повинности населения резко возросли. В итоге в 1735–1736 гг. вспыхнуло восстание, целью которого было сопротивление строительству крепостей. Оно было разгромлено, а на население наложен большой штраф (от каждого башкира лошадь). В 1737–1740 гг. возникает новый очаг восстания на востоке края. Восставшие нападали на русские, чувашские, марийские селения, совершили набег на Воскресенский медный завод, нападали и на башкир, оставшихся верными правительству России. Восстание уже в 1738 г. пошло на убыль и скоро потухло. Развитие феодализма в Башкирии вызывало и антифеодальные движения. Известно, например, движение тептярей (зависимых от башкирских феодалов выходцев из других земель), вспыхнувшее в 1747 г. Оно было направлено против башкирских феодалов и усиления налогового обложения государством. В восстании участвовали удмурты, татары, мари и чуваши. Наконец, в 1755 г. возникает новое движение, во главе которого встает мусульманское духовенство. Башкиры в качестве культового языка пользовались арабским языком, а их религией был ислам. В связи с попытками запрета мусульманской религии, закрытия мечетей и мусульманских школ нарастало сопротивление духовенства. И вот мулла Батырша (Абдулла Алеев) возглавил движение в защиту мусульманства, пытаясь вовлечь в «священную войну» всех мусульман. Батырша полагался на вмешательство Турции. Характерно, что на «священную войну» народ не пошел. Да и началось само движение независимо и раньше лозунгов Батырши. Руководили восстанием Джилян Иткул и Худайберда. Крупные башкирские феодалы участия не приняли, многие феодалы выступили против восставших. Для подавления движения было послано мощное 50-тысячное войско. Царское правительство объявило наряду с прямым подавлением амнистию всем сдавшимся, и восстание скоро заглохло. Однако царская администрация заметно изменила политику. Прекращена была насильственная христианизация, разрешено строительство мечетей и т. д. Вместе с тем правительство устраивало в Башкирии школы «для обучения инородцев русскому языку». Две школы были при Оренбургской экспедиции, одна в 1739 г. организована в г. Уфе. |