Милов Леонид. История России XVIII-XIX веков - royallib.com. История России xviiixix веков Под редакцией академика ран л. В. Милова

• Название: История России xviiixix веков Под редакцией академика ран л. В. Милова
• Дата: 12.03.2023
• Размер: 1.65 Mb.
• Имя файла: Милов Леонид. История России XVIII-XIX веков - royallib.com.doc
• Тип: Документы; #981633
• страница: 29 из 52

РАЗДЕЛ III. Российская империя в XIX в.

Глава 17. ДОРЕФОРМЕННАЯ ЭКОНОМИКА

§ 1. СТРУКТУРА ХОЗЯЙСТВА И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЙОНИРОВАНИЕ

Территория и население. В начале xix в. Российская империя была крупнейшей европейской державой. Благодаря гигантскому напряжению сил, успехам политики Петра I и Екатерины II Россия прочно утвердилась на берегах Балтийского и Черного морей, в орбиту ее влияния постепенно входило Закавказье, за Уралом российские владения простирались до Тихого океана. Победа в наполеоновских войнах привела к стабилизации западной границы, что стало важным условием установления прочных торгово-экономических отношений со странами Центральной и Западной Европы. Последующие территориальные изменения в дореформенный период были сравнительно невелики. Ко времени падения крепостного права страна занимала 19,6 млн кв. км, из них на долю Европейской России, где жила основная масса населения и был сосредоточен экономический потенциал, приходилось 5,5 млн кв. км.

Административно-территориальное деление определялось екатерининской губернской системой, совершенствование которой при Николае I приняло характер административной унификации, что противоречило началам имперской государственности. К началу 1850-х гг. на территории Европейской России была 51 губерния. На особом положении находились 8 губерний Княжества Финляндии и 5 польских. Кавказское наместничество состояло из 5 губерний. По реформе 1822 г. Сибирь была разделена на два генерал-губернаторства — Западно-Сибирское и Восточно-Сибирское. Большинство губерний делилось на уезды, на окраинах были и другие административные единицы. Губернская система управления функционировала успешно и до определенной степени обеспечивала внутриполитическую стабильность. Административные границы не всегда совпадали с этническим расселением и с экономическим районированием. Вместе с тем наблюдалась устойчивая тенденция превращения большинства губернских городов из простых административных в торговые, а нередко торгово-промышленные центры.

Численность народонаселения в дореформенное время определялась при помощи периодически проводимых ревизий, которые учитывали податные души мужского пола. Сведения бывали неполны, но давали представление о картине в целом. Общая численность населения в 1795 г., когда была проведена 5-я ревизия, составляла чуть больше 37 млн человек. К 1857 г., когда прошла последняя, 10-я ревизия, она возросла, в сопоставимых границах, до 59 млн. С учетом населения Закавказья и Северного Кавказа, с польскими губерниями и Финляндией, она доходила до 75 млн.

Увеличение численности населения в первую очередь было связано с его естественным приростом, который объяснялся относительной стабилизацией экономической и политической жизни, отсутствием опустошительных войн и эпидемий. Среднегодовой прирост составлял 1,09 %, что было хорошим показателем. Для Сибири с ее редким населением эта цифра была 2,41 %.

Огромное большинство людей жило в деревне, что определяло аграрный характер экономики. В начале века разные категории крестьян объединяли в совокупности более 90 % жителей; к 1857 г. в деревне сосредоточилось около 84 %. Учет городского населения был затруднен наличием большого числа крестьян-отходников. На исходе дореформенной эпохи в среднем они составляли свыше 20 % населения городов. В Москве доля дворовых и крестьян-отходников превышала 45 %, в Петербурге она составляла свыше трети. Во всех крупных городах дореформенной России численность мужского населения заметно превышала женское.

По данным на 1811 г., в России насчитывалось 630 городов с населением около 3 млн человек, среди которых полноправные городские сословия, купцы и мещане, составляли не более 40 %.

Большинство городов были маленькими и иногда уступали по численности крупным торгово-промышленным селам, среди которых выделялись Иваново, Павлово, Кимры, Ворсма. В таких городах уклад жизни и хозяйственная деятельность мало отличались от деревенской. Всего пять городов имели население свыше 50 тыс., из них Петербург — 336 тыс., Москва — 270 тыс. К концу дореформенного периода было 14 городов с населением каждого свыше 50 тыс. На первом месте по-прежнему стоял Петербург с более чем полумиллионным населением, на втором — Москва, где было 352 тыс. жителей, на третьем — Одесса, где проживало 119 тыс. человек. Городское население увеличивалось крайне неравномерно: наиболее быстро росли южные и поволжские города, такие, как Николаев, Одесса, Ростов-на-Дону, Самара. В процентном отношении городское население увеличивалось быстрее, чем сельское. Удельный вес горожан в начале XIX в. был менее 5 %, а к середине дошел до 9 % всего населения Европейской России. В это число не включалась армия и, как правило, поместное дворянство.

Российская империя была страной, где строго соблюдалось сословное деление общества. Переход из одного сословия в другое был крайне затруднен и регулировался сложной юрисдикцией. К 1858 г. в России насчитывалось 68 сословий и сословных групп, значительная часть которых была представлена лишь на окраинах империи. Численность неподатных сословий, к которым относились дворянство, духовенство, чиновничество, армия, не превышала 10 %. К дворянскому сословию в 1795 г. было отнесено 122 тыс. человек мужского пола, а накануне крестьянской реформы оно возросло до 464 тыс.; даже с учетом женщин дворянство никогда не достигало в общей численности населения 1 %. По статистике 1825 г., в состав белого духовенства входило 102 тыс. человек. Монашествующих и монахинь, послушников и послушниц было около И тыс. Численность представителей клира иных конфессий, включая католическое духовенство польских губерний, была сравнительно невелика.

Численность податных сословий составляла чуть более 90 %. Самым многочисленным сословием были помещичьи крестьяне. В начале века их насчитывалось свыше 15 млн человек обоего пола, по 10-й ревизии — 24,6 млн. В эту категорию были включены дворовые, крестьяне, приписанные к частным заводам, и дворцовые крестьяне. Удельный вес крепостных крестьян в общем составе населения непрерывно снижался. К отмене крепостного права их численность почти сравнялась с численностью государственных крестьян, которое составляло 23,8 млн человек. Среди других сословий заметна была численность казачества, которая доходила до 1,4 млн человек.

Национальный состав населения Российской империи никак не учитывался, поскольку власти принимали во внимание прежде всего вероисповедную принадлежность. Можно говорить о том, что к середине XIX в. русское, украинское и белорусское население, исповедовавшее православие, составляло примерно две трети жителей Российской империи.

Транспортные пути . Большие пространства, рост городов, хозяйственная специализация районов и усиление товарообмена повышали значение путей и средств сообщения. Транспортная проблема играла исключительно важную роль в народно-хозяйственной жизни страны.

В первой половине XIX в. основным видом транспорта в России оставался речной, роль которого в перевозке грузов на дальние расстояния значительно возросла. Это было связано с ростом объема перевозок, который был вызван развитием промышленности и товарного производства в деревне. Вместе с тем речной транспорт не обеспечивал бесперебойной доставки грузов. Долгая и холодная зима, колебания уровня воды от весенних паводков к летнему мелководью препятствовали развитию регулярного судоходства, что особенно сказывалось на доставке грузов в крупные города. Из Нижнего Поволжья в Петербург зерно приходило на второй год после уборки урожая.

Правительство прилагало настойчивые усилия по совершенствованию водных путей сообщения. Равнинный характер страны, отсутствие резких водоразделов вели к тому, что верховья рек подходили близко друг к другу. Это облегчало строительство каналов, значительная часть которых проходила по путям древних волоков. В начале XIX в. была сооружена Мариинская система, соединившая Петербург с Волгой. Она проходила по реке Шексне, Белому озеру, системе шлюзованных каналов, по Вытегре, Онежскому озеру, по реке Свирь, по Ладожскому озеру и Неве. К 1825 г. были закончены каналы для обхода Белого и Онежского озер. В одно время с Мариинской была создана Тихвинская система, соединившая реку Мологу с Ладожским озером. В 1804 г. была достроена Огнинская система между Днепром и Неманом. Тогда же была сооружена Бере-зинская система, соединившая Днепр с Западной Двиной, что позволяло везти лес к Рижскому порту. При Николае I Неман был соединен с Вислой, перестроен и расширен Днепровско-Буг-ский канал. Для доставки дубового леса в Архангельск Шексна была соединена с Сухоной.

Обслуживание внутренних водных путей требовало значительной рабочей силы, в основном это были занятые тяжелой физической работой бурлаки. В первую половину века их численность доходила до полумиллиона человек. Несовершенство водного транспорта резко повышало стоимость доставляемых грузов. Уральское железо из-за дороговизны не находило сбыта в западных губерниях.

Положение стало меняться с появлением пароходного сообщения. Первый пароход проплыл по Неве в 1815 г., он был построен в Петербурге на машиностроительном заводе Берда. Там же стали создаваться паровые машины для пароходов. Большое народно-хозяйственное значение приобрело пароходство по Волге и Каме, которое заметно усилилось после того, как в середине века был основан Сормовский судостроительный завод. Речной флот России вскоре стал насчитывать свыше 300 пароходов. В середине 1830-х гг. стало развиваться пароходное сообщение на Балтийском и Черном морях, тогда же пароходы стали ходить по Каспийскому и Белому морям. Начатое по почину казны, пароходство и пароходное судостроение быстро стали доходной отраслью частного предпринимательства.

С водным транспортом соперничал гужевой. На гужевых перевозках хлеба летом было занято до 800 тыс., а зимой до 3 млн человек. В отдельных регионах, прежде всего за Уралом, на Кавказе и в Закавказье, гужевые перевозки были главной формой транспортировки грузов. Первые правильно устроенные шоссейные дороги стали строить в Европейской России в 1817 г. К 1861 г. их протяженность составила около 10 тыс. верст. Система грунтовых дорог была хорошо развита, но в распутицу движение по ним замирало.

В николаевское время логика экономического развития поставила перед правительством вопрос о строительстве железных дорог. Правительство долго смотрело на железные дороги как на средство, которое может пагубно сказаться на народной нравственности, приучив крестьян к-легкой смене мест. Убежденным противником железных дорог был министр финансов Е. Ф. Канкрин, опиравшийся на поддержку крупных извозопромышленников. Среди инженеров ведомства путей сообщения мнения разделились, но большинство поддерживало П. П. Мельникова, который настойчиво доказывал экономическую целесообразность и техническую возможность строительства железных дорог в России.

Первая железная дорога, соединившая Петербург и Павловск, стала сооружаться в 1837 г. Экономического значения она не имела. В 1839 г. было начато строительство Варшавско-Венской железной дороги, движение по которой открылось в 1845 г. Она облегчила связи со странами Центральной Европы. Политическими и стратегическими соображениями было продиктовано строительство прямого железнодорожного пути Петербург — Москва, которое было завершено в 1851 г. Тогда же приступили к строительству железной дороги Петербург — Варшава. К 1860 г. протяженность железных дорог в России не превышала 1500 верст. Важнейшие шоссейные и первые железные дороги строились за счет казны, которая не была обеспокоена вопросами их хозяйственной окупаемости.

Хлебопашество. Хозяйственное районирование дореформенной России было простым и определялось в первую очередь особенностями ведения сельского хозяйства. Россия была прежде всего земледельческой страной. В начале XIX в. наибольшая доля пашни приходилась на Центрально-Черноземный, Литовско-Белорусский и Центрально-Нечерноземный регионы, где была давняя культура земледелия и высокая плотность населения. Черноземная полоса по плотности населения превосходила Нечерноземную почти вдвое. На протяжении всего дореформенного периода происходило движение населения из этих регионов на Юг, в Новороссию, степное Предкавказье, Нижнее и Среднее Поволжье. Прежде слабо заселенные, эти территории стали объектом интенсивной земледельческой колонизации. В них происходило расширение пашенных угодий, в сельскохозяйственный оборот вводились большие площади целинных и залежных земель.

В целом в сельском хозяйстве дореформенной России преобладали зерновые культуры, под которые отводилось свыше 95 % всей пахотной земли. В структуре зернового производства преобладали серые хлеба — рожь, овес, ячмень. Под них отводилось до 80 /о посевных площадей. Красные хлеба — прежде всего пшеница — им значительно уступали. Из других культур значительные площади отводились под гречиху. Общая площадь, отводимая под посевы зерновых культур, постоянно увеличивалась. Это было основной причиной роста валовых сборов хлебов, которые с 1801 по 1860 г. увеличились со 155 до 201 млн четвертей. При этом товарность зернового хозяйства возросла примерно вдвое. Хлебный экспорт рос гораздо более быстрыми темпами: с 20 млн пудов в начале века до почти 70 млн пудов к 1861 г. Примерно столько же в это время шло на винокурение; 110 млн пудов хлеба потребляли города, 18 млн — армия. Главным производителем товарной зерновой продукции было дворянство.

Наибольшую долю товарного хлеба давали районы с высокой земледельческой специализацией. Так, из 112 млн пудов хлеба, отправленного в предреформенные годы по речным путям 46 губерний, 68 млн приходилось на губернии Центрально-Черноземного района, Поволжья и Предкавказья.

Суммарный годовой объем товарного зерна, по мнению ученых, мог достигать в 50-е годы XIX в. в среднем 304 млн пудов. Обращение на рынке столь солидной массы продукции независимо от ее происхождения не могло не свидетельствовать об упорядоченности механизма соотношения спроса и предложения зерна. И действительно, изучение динамики хлебных цен на макроуровне в виде среднегодовых цен в рамках целых десятилетий показывает, что во втором десятилетии XIX в. уже структурировалось три огромные региональные рыночныеконъ-юктуры, в каждой из которых был свой механизм колебаний цен. Прежде всего это наметившиеся еще в XVIII в. контуры огромного Волжского рынка, включившего теперь Центр страны, Северо-Запад, Прибалтику и частично Север; затем существующий с XVIII в. Центрально-Черноземный рынок и, наконец, вновь появившийся после экономического освоения территорий, приобретенных Российской империей в итоге русско-турецких войн, огромнейший, но рыхловатый контур Черномор-ско-Уральского рынка ржи и овса.

К середине XIX в. расширение хлебопашества при огромной роли помещичьего барщинного хозяйства привело к кардинальным изменениям. На месте прежних контуров трех региональных рынков появились пять новых контуров сильно сливающихся друг с другом региональных рынков ржи: Центрально-Северо-Западный, Центрально-Юго-Западный, Западный, Юго-Западный, Поволжский и старый Черноморско-Ураль-ский. Столь сложное переплетение региональных механизмов движения хлебных цен знаменует неизбежное в будущем их слияние в единый механизм колебаний цен, т. е. в единое пространство действия единого закона стоимости. Наконец, в середине XIX в. стало очевидным, что почти полностью сформировался всероссийский рынок овса. Контуры единого макромеханизма движения годовых цен в интервале десятилетия 1846–1855 гг. распространились на гигантское пространство в 40 губерний Европейской России.

Необходимо подчеркнуть, что развитие хлебного рынка было тесно связано с развитием всей экономики страны, особенно с развитием промышленности, транспорта, ростом отходничества огромных масс крестьянства и стремлениями помещиков резко увеличить доходы от продажи зерна. Однако не менее важно понять, какой ценой доставалась крестьянину возможность производить товарную продукцию в условиях господства в основных районах страны далеко не самых благоприятных условий природы и климата.

Прежде всего следует отметить уровень урожайности в первой половине XIX в. в Европейской России. В первом десятилетии средняя валовая урожайность была сам-3,3. По регионам она колебалась от сам-4,3 и сам-4,7 на Юго-Западе, в Южном Степном и в Прибалтике до сам-2,6 на Северо-Западе и в Центрально-Нечерноземном регионах. При высеве в 12 пудов на десятину сбор зерна достигал максимум 52–56 пудов и минимум 31 пуд.

В 50-х г. XIX в. средняя урожайность сохранилась на уровне сам-3,2 при максимуме сам-4,5 и сам-4,2 в Прибалтике и Южном Степном и минимуме сам-2,5 и сам-2,7 в Западном регионе, Северо-Западном и Нечерноземном Центре (это 30–32 пуда). Более существенны данные о чистых сборах (за вычетом семян). Чистый сбор за 50-е гг. XIX в. по Европейской России достигал 2,37 четверти на душу населения (19 пудов). В Нечерноземном Центре он был равен 2 четвертям (16 пудов), в Черноземном Центре — 25 пудов. В неурожайные годы в Нечерноземном и Черноземном Центрах чистые сборы снижались до 12–13 пудов с десятины. А на Средней Волге, в Левобережной Украине и на Нижней Волге — до 8—10 пудов. Наибольший чистый сбор был однажды за 10 лет в Черноземном Центре — 45 пудов, а на Нижней Волге — 51 пуд. Это крайне низкая обеспеченность крестьянской жизни хлебом. В 50-е гг. в среднем по 17 нечерноземным губерниям чистые сборы у помещиков достигали 75 пудов на душу, у помещичьих крестьян — 16,8 пуда, у государственных крестьян — 19 пудов. По 17 черноземным губерниям у помещиков чистые сборы на душу равнялись 172 пудам, у помещичьих крестьян — 20 пудам, у государственных — 19 пудам. Если учесть, что в Черноземном Центре, на Западе, Юго-Западе, в Левобережной Украине высевы помещиков составляли 31 % от всех посевов, а всего в конце 50-х гг. они достигали более 100 млн пудов, то огромная роль их на зерновом рынке будет очевидна, ибо товарность помещичьего хозяйства составляла 57 %.

Посевы помещиков по отношению к посевам их собственных крестьян в Черноземном Центре, Средней и Нижней Волге и в Западном регионе достигали 54–62 %, оставляя крестьянам 38–47 % земли. В 15 черноземных губерниях на 800 пудов крестьянского высева приходилось 700 пудов высева на барском поле. Это был колоссальный рост эксплуатации крепостного труда.

При краткости рабочего периода для сельскохозяйственных работ однотягловый крестьянин, как уже указывалось, не мог обработать пашню в озимом и яровом поле размером более 2,5–3 десятин земли. В черноземных краях он увеличивал запашку до 4–5 десятин только за счет упрощения обработки поля. К этой нагрузке неизбежно добавлялась чуть меньшая по площади барская пашня. В итоге общая площадь пашни увеличивалась до 7–8 десятин, что вело к чудовищно низкому качеству обработки полей. В этих краях, как писал А. Гакстгаузен, «земля обрабатывается слабо, без напряжения сил», т. е. путем однократной поверхностной «скородьбы». Притом овес нередко сеяли и вовсе по непаханому полю. Расчет был лишь на огромное плодородие земли и хорошую погоду. В итоге, как было сказано, в южных районах обильные урожаи — редкий случай, и в среднем общая урожайность была немногим выше, чем в Нечерноземье. Такие же или чуть лучше урожаи были и на помещичьих землях. Тем не менее непосильная по площади пашня в течение веков обрабатывалась с максимальным напряжением сил, и высев в крестьянской семье из четырех человек (одно тягло) удерживался всегда в пределах 5–6 четвертей зерна (40–48 пудов) в двух полях. Что же в конечном счете получал крестьянин после уборки урожая и продажи части зерна? Для этого из суммы чистого сбора по Европейской России (1168 млн пудов) следует вычесть объем товарного зерна (304 млн пудов) и остаток поделить на количество населения за вычетом состава армии, флота и городских жителей (54,2 млн человек). В итоге на душу населения придется 15,9 пуда зерна в год на питание и расходы на фураж, ибо в крестьянском одно-тягловом хозяйстве было 2 лошади, 2 коровы и несколько овец. Напомним, что общепринятая норма расхода на человека в XVIII–XIX вв. равнялась 24 пудам с учетом расхода на фураж. Таким образом, вполне очевидно, что развитие внутреннего зернового рынка парадоксальным образом основывалось на минимальной обеспеченности населения России основным продуктом питания. Как же выживал русский крестьянин? В его рационе огромное место занимали овощи (капуста, репа, редька, пробивающий уже дорогу картофель, грибы и очень редко — мясо). Это была вечная борьба за выживание. Разумеется, был и еще один способ выживания — создание больших неразделенных семей. Эффект очевиден: больше рабочих рук — и побольше пашни. В южных краях жизнь была лучше, так как там легче было с кормами для скота и нередко число овец достигало 20–50 голов. Острый дефицит кормов был в историческом Центре страны и во всем Нечерноземье, так как сезон сенокоса был слишком краток для достаточной заготовки сена на 7 месяцев стойлового содержания скота. Поэтому его кормили соломой, сдабриваемой мукой и мякиной.

Сохранялась традиционная система земледелия — трехполье: яр, озимь, пар. Невысокое поголовье скота и, как следствие, недостаток удобрений вели к истощению почвы. Правда, в южных степных районах, где уже в XVIII в. практиковалось пестрополье, помогавшее расширять площади посева товарных культур зерновых, были попытки введения узкой специализации и отказа от трехполья. Так, в районе Самары земледельческий цикл включал: 1) 4 года подряд посев «белотурецкой» пшеницы, 2) 6–7 лет отдых поля под выгоном (2–3 года) и сенокосом (3–4 года), 3) снова посев в течение двух лет пшеницы, 4) снова шестилетний выгон и сенокос. В районе Липецка и Воронежа был следующий цикл: 1) просо, 2) пар, 3) озимая рожь, 4) пар, 5) греча, 6) пар, 7) просо. Подобная практика помогала становлению специализации земледелия.

В дореформенной деревне из-за истощенности к весне рабочего скота соха продолжала господствовать над плугом. Современник писал: «Нельзя ничего дешевле себе представить, как российское пахотное орудие, но то неудобство, что земледелец такими простыми орудиями может взорать только поверхность пашни и что едва покрывает землею посеянные семена». Урожайность хлебов оставалась низкой (сам-2,5, сам-3) и в редкие годы доходила до сам-4. Периодически возникали обусловленные засухами и другими природными явлениями неурожаи, вызывавшие в огромных регионах голод и падеж скота. В 1840— 1850-е гг. под влиянием нарастающей эксплуатации наблюдается заметное падение производительности крестьянского хозяйства. В Правобережной Украине сборы хлебов и картофеля менее чем за 20 лет сократились на 24 % в пересчете на одну ревизскую душу; на Западе они сократились на 29 %. на Севере — на 15 %. хотя в Южном Степном регионе был рост на 41 %, в Среднем Поволжье — 21 %, а в Левобережной Украине — 13 %. Ограниченные возможности индивидуального крестьянского хозяйства, консервативные приемы ведения хозяйства, господство крепостных отношений, наличие огромных регионов рискованного земледелия вели к низкой эффективности зернового производства, его застою и к определенной деградации.

Тем не менее под влиянием общих тенденций развития намечались определенные новации.

Полевые культуры. Со второй четверти XIX в. полевой культурой стал картофель, который до этого возделывался на огородах. К началу 1840-х гг. его посадка достигала 1 млн четвертей. К 1850 г. она превысила 5 млн четвертей. Картофель стал входить в рацион питания жителей крупных городов, его использовали как сырье при винокурении и для производства крахмала. Большие площади под картофель отводились в Центрально-Нечерноземном районе и в Литовско-Белорусском. Его в основном выращивали в крестьянских хозяйствах, практически насильственно картофель вводился в государственной деревне, реформированной П. Д. Киселевым.

В Северо-Западном районе было развито возделывание льна. Значительными были его посевы в Центрально-Нечерноземном и Приуральском регионах. Льноводство, льнопрядение и производство льняного полотна было уделом крестьян, которые нередко объединялись в артели. В Новороссии с начала века стали культивировать сахарную свеклу, посевы которой быстро распространились на Центрально-Черноземный регион. Сахарная свекла возделывалась на больших площадях в помещичьих хозяйствах и служила сырьем для дворянского винокурения и сахароварения. Имения, где производилась сахарная свекла, относительно легко приспособились к рыночным отношениям. Разбогатевшие на винных откупах помещики охотно использовали новые сельскохозяйственные машины и улучшенный инвентарь, вводили правильную агротехнику.

Ценной технической культурой стал подсолнечник. Крестьяне отводили под него свои наделы в Воронежской, Саратовской губерниях и на Кубани. Подсолнечное масло использовалось в пищевой промышленности, при производстве лаков и постепенно вытесняло конопляное в рационе питания. Конопля высевалась повсеместно вЦентральном и Центрально-Нечерноземном районах. На Юге России, в Крыму, Бесарабии и на Кавказе получило развитие виноградарство и правильно устроенное виноделие, продукция которого стала поставляться в города и составлять конкуренцию европейским винам.

Животноводство. Скотоводство из-за дефицита времени на заготовку кормов на длительный период стойлового содержания животных занимало сравнительно скромное место в сельскохозяйственном производстве. Неблагоприятным фактором для его развития было менявшееся соотношение пашни и сенокоса в черноземных и степных районах, что вело к уменьшению лугов и сокращению кормовой базы. К середине века в России насчитывалось около 25 млн голов крупного рогатого скота (основная масса которого располагалась в южных районах), что в соотнесении с общей численностью населения примерно соответствовало уровню европейских государств. В основном незначительная часть животноводческой продукции крестьянского хозяйства шла на рынок. Товарным животноводство было на Юге России. По мере освоения Предкавказья получало развитие овцеводство, в том числе тонкорунное. Если в начале XIX в. в стране насчитывалось немногим более 100 тыс. тонкорунных овец, то к началу 1850-х гг. их было около 9 млн. Сельское хозяйство полностью удовлетворяло незначительные потребности городского населения в мясе, масле и молоке. На экспорт шли кожи и кожевенные изделия, масло и сало.

С конца XVIII столетия в России получило развитие частное коннозаводство. Образцовыми считали Хреновской и Чесменский заводы в Воронежской губернии, основанные А. Г. Орловым, где были выведены две отечественные породы лошадей — орловская верховая и орловская рысистая. В XIX в. верховые орловские производители использовались в десятках конных заводов. В 1814 г. существовало 1339 частных конных заводов, где насчитывалось 280 тыс. маток и свыше 22 тыс. жеребцов-производителей. Это была целиком сфера дворянского предпринимательства. Существовало и государственное коннозаводство, к которому в 1845 г. отошли Хреновской и Чесменский заводы. В последние два предреформенные десятилетия происходило сокращение частных конных заводов, принадлежавших помещикам, одновременно появлялись первые заводы, принадлежавшие купцам и зажиточным крестьянам. Это служило наглядным свидетельством падения экономического влияния дворянства.

Специализация сельскохозяйственного производства, которая была в первую очередь связана с почвенно-климатическими условиями, в своем развитии требовала изменений традиционных приемов обработки земли и совершенствования сельскохозяйственных орудий. В перспективе она вела к общественному разделению труда и была основой товарного производства. Ее результатом в итоге стало возникновение районов торгового земледелия. В дореформенной России специализация сельскохозяйственного производства шла экстенсивным путем, зависела от социальных и демографических факторов, от сложившейся на протяжении веков системы взаимоотношений крестьян и помещиков. Правительственная политика как поощряла освоение новых сельскохозяйственных районов и земледельческую колонизацию, так и препятствовала развитию производительных сил, сохраняя неизменными крепостные отношения. Но и при этих обстоятельствах объективный ход хозяйственного процесса разрушал крепостную систему.

Торговля. Зримым свидетельством развития товарно-денежных отношений был рост торговых оборотов. По подсчетам Министерства финансов, численность гильдейского купечества к середине XIX в. составляла 180 тыс. душ мужского пола, а размер объявленного им капитала достигал 138 млн руб. В его руках в основном находилась оптовая торговля, в которой заметную роль играли ярмарки. При неразвитой системе путей сообщения и технической трудности транспортировки тяжелых грузов ярмарочная торговля позволяла обеспечивать потребности отдельных регионов. В год в России проходило до 4000 ярмарок, в основном сельских. Длившиеся несколько дней сельская или городская ярмарки позволяли крестьянам и горожанам сделать необходимые годовые запасы и втягивали их в товарно-денежные отношения. Крупные ярмарки имели торговые обороты свыше миллиона рублей каждая. Общероссийское значение имели Нижегородская, которая до ее перевода в 1816 г. в город находилась в Макарьеве, Ростовская в Ярославской губернии, Ирбитская, бывшая центром торговли Урала и Зауралья, Контрактовая в Киеве, Курская Коренная, Лебедянская конская.

В начале XIX в. современник восторженно описывал: «Кто видел ярмонку Макарьевскую, не может сомневаться в промышленности России, ни в высокой степени совершенства, до которого доведены изделия всякого рода».

В Петербурге, Москве и крупных губернских городах в дореформенное время росла магазинная торговля. Строились большие гостиные дворы, где купцы торговали круглый год. Магазинная торговля постепенно вытесняла традиционную ярмарочную в Центрально-промышленном районе, что служило свидетельством начавшегося изменения направления товарных потоков и появления новых тенденций развития внутреннего рынка.

Очевидны были успехи внешней торговли, обороты которой, правда, заметно уступали оборотам внутреннего рынка. Из России по-прежнему вывозились лес, кожи, меха, лен, пенька, сало. К концу дореформенного периода около трети всего вывоза стал составлять экспорт хлеба. Одновременно практически прекратился вывоз чугуна и железа.

Развитие промышленности. Промышленные предприятия располагались в Европейской России крайне неравномерно. В Центрально-промышленном районе выделялись две промышленные области. Одна включала Петербург и его окрестности, вторая — гораздо более значительная — местности вокруг Москвы и Владимира. Это были центры текстильной промышленности: хлопчатобумажной, полотняной, шерстяной, шелковой, суконной. В 1814 г. две трети предприятий хлопчатобумажной промышленности находились в Московской и Владимирской губерниях. Бумагопрядильное производство практически удовлетворяло потребностям внутреннего рынка, к середине XIX в. пряжа русской выделки почти полностью вытеснила английскую.

В Московском регионе развивалась кожевенная и деревообрабатывающая промышленность. Росло значение промысловых сел, таких, как Иваново, Павлово, Кимры, Вичуга, которые, как правило, принадлежали крупным помещикам, что обеспечивало их крестьянам определенную защиту от поборов местных властей.

В Петербурге большие казенные заказы способствовали развитию машиностроения и металлообработки. Именно здесь активно и успешно внедрялись новые станки и механизмы, заметно падала доля ручного труда. Развитию Центрально-промышленного района способствовала таможенная политика правительства. После колебаний начала века, вызванных военно-политическими соображениями, в 1822 г. был издан новый таможенный тариф, установивший жесткую протекционистскую систему. Во многом благодаря ему за период от окончания наполеоновских войн до падения крепостного права объем промышленного производства в Петербургском регионе вырос более чем в 6 раз.

Рудники и горные заводы Урала сохраняли монопольное положение в горнодобывающей и горнозаводской промышленности, где полностью господствовал крепостной труд. В 1807 г. на уральских казенных, а вслед за тем и на частных заводах приписные крестьяне были освобождены от обязательных работ. Однако из их числа были выделены «непременные работники», лишенные возможности вести сельское хозяйство и занятые на заводском производстве до 250 дней в году. Реформа 1807 г. обострила и без того напряженные социальные отношения и не решила проблему повышения производительности труда в уральской промышленности.

На Урале были центры производства чугуна, стали и цветных металлов. Здесь размещались основные военные заказы на производство артиллерийских орудий, холодного и легкого стрелкового оружия. Некоторую конкуренцию уральским заводам составляли Сестрорецкий и Тульский оружейные заводы. Вокруг заводов возникали и росли рабочие поселки с особым укладом жизни населения, которое сочетало занятия огородничеством с заводской работой.

Развитие промышленного производства в значительной степени было связано с ростом числа казенных и частных мануфактур и быстрым увеличением численности занятых на них рабочих. В обрабатывающей промышленности в 1799 г. было занято 83 тыс. человек, в 1860-м их стало 565 тыс. В горной промышленности их численность достигла 250 тыс. К отмене крепостного права около 80 % из них относилось к лицам наемного труда, но чаще всего это были крестьяне-отходники.

Обрабатывающая промышленность включала в себя такие отрасли, как текстильная, которую составляли хлопчатобумажная, шерстяная, льняная и пеньковая; металлообработка и машиностроение; сахарная, кожевенная, химическая и пищевая. Именно здесь начались процессы, связанные с промышленным переворотом и свидетельствующие о кризисе крепостной системы. Эти отрасли в значительной мере находились под воздействием частного дворянского, купеческого и крестьянского предпринимательства, развитие которого в дореформенной России сдерживалось, помимо правовых и сословных ограничений, полным отсутствием системы частного кредита.

Особняком стояли рыболовство, которое было развито на всех внутренних водоемах, и рыбные промыслы, преимущественно на Белом море и Каспии. Часть рыбной продукции шла на экспорт. Рыбные промыслы контролировались крупным гильдейским купечеством и приносили огромные доходы.