Меннингер К. - Война с самим собой. Карл Меннингер Война с самим собой
 Скачать 2.06 Mb.
|
|
Глава 2 Социальная адаптация как метод восстановления Немало споров велось по поводу того, является ли самовосстановление, как и саморазрушение, прерогативой самого человека, или он может переложить ответственность на чужие плечи. Однако ни один человек не живет в полной изоляции; как правило, саморазрушение является результатом неспособности приноровиться к условиям окружающей среды. Известно, что жизнь, несмотря на все преимущества технического прогресса, день ото дня становится все сложнее, напряженнее и все больше ограничивает сферу свободного волеизъявления. В этой связи будет полезно рассмотреть иную точку зрения, согласно которой перемены в организации и структуре общества могли бы приносить пользу его членам, то есть исключать, или по крайней мере снижать потребность в саморазрушении личности. Эта предпосылка свойственна религиозным учениям и часто является краеугольным камнем многих политических программ, которые декларируют повышение экономической безопасности и ограждение общества от других страхов. Такое намерение естественным образом предполагает снижение агрессивности как на внешнем, так и на внутреннем уровнях. Точно так же этот тезис принят на вооружение социальными программами, многие из которых вызвали немало политических кривотолков. Психиатрия, как никакая другая научная дисциплина, заинтересована в некоторых специфических формах социальной деятельности, направленной на благо личности и, в частности, больных людей. Чем большее количество обездоленных получит социальные гарантии, тем лучше. Различные формы социальной реабилитации формируют программу, известную как движение умственной гигиены. Было бы непростительной ошибкой, если бы психиатры дистанцировались от идей, провозглашенных религиозными и социальными учениями, например, социализмом, который мы в Америке называем социальной защищенностью. Особая сфера наших интересов отнюдь не противоречит интересам социологов, экономистов и политиков. Подобная общность интересов подразумевает объединение усилий этих ученых с усилиями представителей медицинской науки и особенно психиатров. Не стоит винить ни одну из упомянутых групп ученых за то, что такого союза не существует. Ситуация чем-то напоминает конфликт между программой здравоохранения и частной медицинской практикой; как первая, так и вторая придерживаются одинаковых принципов, но не могут найти точек соприкосновения. Социологи инстинктивно чувствуют, что психиатры (включая психоаналитиков и психологов) за деревьями не видят леса. В свою очередь, представители науки, изучающей психику, обвиняют социологов в том, что те витают в облаках; их принципы утопичны, и если и представляют чисто умозрительный философский интерес, то не имеют ничего общего с действительностью и уж никак не могут иметь практического применения на благо конкретному человеческому существу. Однако попытки объединения все же случаются. Например, Гарольд Лэссуэлл* продемонстрировал, как политика и сами политики в значительной степени зависят от психопатологических импульсов конкретных людей. *Гарольд Д. Лэссуэлл. Психопатология и политика. Публикация Чикагского университета, 1930. Политические и социальные эксперименты над личностью, осуществляемые в России, произвели неизгладимое впечатление на покойного Френквуда Э. Уильямса, который изложил некоторые факты в своих трудах*. *Фрэнквуд Э . Уильяме. Способна ли Россия изменить человеческую природу?. Сёрви Грэфик, март 1933 г., с. 137-142; Красные медики бросают вызов. Там же, март 1933 г., с. 78-80; Россия, молодежь и современный мир. Фарар & Райнхарт, 1934. Совсем недавно Дж. Ф. Браун обнародовал свое видение социального устройства в свете современной психологической теории*. *Дж. Ф. Браун. Психология и общественное устройство, Мак -гроу & Хилл, 1936. См. также: Рубен Осборн. Фрейд и Маркс. Изд-во Равноденствие, 1937; материалы симпозиума Американского социологического журнала за май 1937. Обнадеживающим примером взаимодействия различных сфер деятельности служит профессия работника социальной психиатрической службы. Предметом гордости американских медиков стали предложения Ричарда Кейбота (в отношении социальной медицины) и Эрнста Саутарда (в отношении социальной психиатрической помощи). В этом случае произошло удачное слияние социальных служб под эгидой реабилитации личности. Цель клиники умственной гигиены, родоначальницы этого движения, и аналогичных общественных объединений по всей Америке была одна - помощь людям в восстановлении структуры полноценной личности, осуществляемая под объединенным руководством психиатров, терапевтов, психологов и социальных работников. Однако очень часто возникает необходимость перемены окружающей обстановки. В действительности это не так сложно, как кажется. Конфликт между личностью и окружающей средой, когда противостоящие стороны не могут уладить противоречия, кончается тем, что либо личность становится жертвой внешней агрессии, либо окружающей среде наносится непоправимый ущерб. В то время как психиатр выясняет степень уязвимости личности, социальный работник изучает те аспекты окружающей обстановки, к которым человек не в силах приспособиться. Можно образумить слишком ревнивую мать, оградить пациента от угроз не в меру сурового отца, просветить нерадивого и невнимательного к ученикам учителя и урезонить предубежденного и необъективного судью. По большому счету, внешнее окружение состоит из самих людей, многие из которых обладают большей гибкостью и способностью приноравливаться, чем наши пациенты. Порой достаточно небольших усилий, чтобы приспособиться к обстоятельствам, сгладить острые углы и прекратить трения с окружающими. Иными словами, порочный круг можно порвать с помощью группы социальной поддержки, на что сам пациент никогда бы не решился. Иногда с такой задачей психиатр может справиться и без поддержки социального работника, но опыт показал, что многие врачи, весьма искусно обращающиеся с теми, кто сам пришел к ним на прием, не способны в полной мере проявить свое мастерство с теми, кто не отдает себе отчета в собственном плачевном состоянии. Поэтому в данном случае помощь социального работника трудно переоценить. Бывает и так, что некоторые медики с предубеждением и скептицизмом относятся к работникам социальной психиатрической помощи. Такое случается либо вследствие недостаточной информированности этих врачей, либо в силу претенциозности некоторых социальных работников. Все мы далеки от совершенства, и предубежденные люди встречаются не только в среде представителей медицинской профессии. Своему успеху клиника умственной гигиены в значительной мере обязана усилиям умелых и высокопрофессиональных женщин, которые одинаково хорошо разбирались как в психиатрических, так и в социологических аспектах проблемы. Иными словами, они сумели применить принципы психиатрии в социальной сфере. Таким образом, осуществилась идея объединения представителей медицины, психологии и социологии. Недаром сказано: "Итак, по плодам Их узнаете их"*. Тем не менее вынужден констатировать, что мы, психиатры, порой недооцениваем значение социального и экономического факторов. *Матф. 7:20. Так, есть мнение, что какими бы интересными и впечатляющими ни были результаты психиатрических консультаций и умственной гигиены, клиника не имеет возможности помочь всем страждущим. Ограниченные средства и разнообразные бюрократические препоны приводят к тому, что конечный результат их деятельности не вызывает восторга. "Какой смысл, - спрашивает социолог, - помогать горстке людей и идти при этом на колоссальные затраты, в то время как толпы обездоленных поставлены в такие условия, с пагубными последствиями которых не сможет справиться ни клиника умственной гигиены, ни психиатрическая консультация, ни самый прозорливый психиатр? Все ваши увещевания о желательности социально значимой замены агрессии и искупления, с чем мы полностью согласны, не умаляют того обстоятельства, что существующая социально-экономическая структура не оставляет надежды на такую замену Джону До и Джейн Рэ. Система не препятствует врачу или социальному работнику делать свое дело; господа Рокфеллер, Меллон, Морган и другие, немного победнее, вполне могут воспользоваться результатами ваших усилий. Однако рядовой человек выпадает из этого списка. Вы - психиатры - сами признаете, что эта услуга дорогая, слишком дорогая. В то же время социалистическое общество, где большинство людей могли бы пользоваться плодами ваших начинаний, представляет для многих людей угрозу их экономическому или политическому благоденствию. "Красная угроза" все еще эндемична и эпидемична. Это еще раз подтверждает верность вашего тезиса, согласно которому саморазрушительные импульсы доминируют в поведении всех людей; более того, они ограждают людей от стремления жить лучше. И все же вышесказанное не должно создавать у психиатров впечатления, что в условиях существующей социальной системы нет смысла заниматься умственной гигиеной, а стоит ограничиться лишь терапевтической помощью нескольким баловням судьбы"*. *Покойный доктор Френквуд Э. Уильяме, бывший директор Национального комитета умственной гигиены, отрывок из статьи "Существует ли умственная гигиена?". Квартальный психоаналитический обзор, 1932, т. I, с. 113. Подчеркивая эмпиричность своего подхода, автор, останавливаясь на терапевтической и социальной значимости клиники умственной гигиены и ей подобных, особо указывает на то, что эта работа носит далеко не профилактический характер, то есть не является "гигиеной" в буквальном смысле этого слова, а скорее одной из медицинских методик. Я не буду оспаривать вышесказанное. Возможно, на страницах этой книги я доказал несостоятельность некоторых идей, высказанных уважаемым социологом. Все дело в том, что по роду своей профессиональной деятельности я воспринимаю структуру макрокосма через аналитическое изучение микрокосма, каковым является человек, его личность во всей ее полноте. В ответ на обвинения социологов можно было бы упрекнуть их в отсутствии понимания психологии личности. Однако думаю, что обвинения не делают нам чести. К тому же многие психиатры не раз выдвигали конструктивные предложения о сотрудничестве с работниками социальной сферы и уж никак не меньше их работают в направлении улучшения условий жизни каждого человека. Например, Эдвард Глоувер*, директор Лондонского научно-исследовательского института психоанализа, предложил программу исследования феномена войны. Коль скоро нищета и безработица представляют меньшее зло по сравнению с войной (что весьма проблематично), думаю, что для сотрудничества с национальным или местным правительством, с университетами или другими общественными институтами потребуются гораздо большие усилия, чем возможности профессионального медика. Подобная работа должна проводиться в направлении осмысления сознательных и подсознательных факторов, порождающих зло, например, безработицу. Есть нечто сардоническое в замечании о том, что общество имеет более ясное представление о существовании психологических факторов, чем те, кто открыто и с известным пафосом заявляет о способах совершенствования этого же общества. Можно лишь сожалеть о том, что до сих пор при решении социальных проблем страны государственные мужи не призвали себе на помощь в качестве экспертов ни психиатров, ни психоаналитиков, ни психологов (в Мексике, а возможно, и в других странах, дело обстоит иначе). * Эдвар Глоувер. Война, садизм и пацифизм. Лондон, Аллен & Анвин, 1933. Убедительным доказательством того, что психиатрия до сих пор не востребована общественными институтами, является общепринятый метод судебного разбирательства. Не то чтобы общество поголовно считало преступление исключительно социальным явлением, но такой позиции придерживается большинство криминалистов, адвокатов, судей, социологов и законодателей. Несмотря на то, что в последнее время проблема получила широкое общественное освещение, власти отдают предпочтение изучению преступников, а не природы самого преступления. Все программы по борьбе с преступностью основаны на убеждении, согласно которому общество - это самостоятельный организм, а преступник - нечто инородное. Иными словами, преступление - это своего рода самонаправленное нанесение увечья, или, используя терминологию этой книги - локальное саморазрушение. Некоторые склонны рассматривать криминал как неизбежное зло, которое должно быть сведено к минимуму при использовании карательных и поощрительных мер; то есть борьба со злом должна осуществляться по принципу "кнута и пряника". Огромное количество людей верят расхожему мифу о том, что наказание - это лучшее средство предотвращения нового преступления, несмотря на то что факты говорят о прямо противоположном. Подтверждением моих слов служит хотя бы тот факт, что в тюрьмах Соединенных Штатов сидят преимущественно рецидивисты. Впрочем, за последние годы наметился некоторый прогресс в области медицинского осмысления природы преступления. Американская ассоциация судей и Американская медицинская ассоциация при содействии Американской психиатрической ассоциации пришли к единодушному решению, согласно которому каждый суд должен иметь в своем штате квалифицированного специалиста-психолога, которому предоставляется право выяснять мотивы преступника, его вменяемость и личные качества. Совместная резолюция была опубликована несколько лет назад, но, похоже, к регламентированным в ней правилам мало кто прислушивается. Феномен войны является одним из самых драматических примеров, подтверждающих мой главный тезис. Любой здравомыслящий человек осознает, что победы на войне не бывает. Как победитель, так и побежденный несут на полях сражений невосполнимые потери. В этом смысле война, несмотря на внешний антураж, представляет саморазрушительное явление. Суицидальная предрасположенность народов цинично эксплуатируется. Многие люди с большими возможностями потворствуют распространению метастаз этой опухоли, жертвами которой в итоге сами и становятся. Известно, что во время мировой войны немцы погибали от ручных гранат германского изготовления; британские боевые корабли подрывались на минах, сделанных в Англии и проданных туркам. Во время одного из морских сражений немецкие моряки выпускали торпеды в броненосец, построенный в их стране той же компанией, что выпускала немецкие торпедные аппараты. Во все времена люди погибали на войне от оружия, изобретенного и изготовленного в их же стране и проданного их же соотечественниками врагу*. *См.: Г. Л . Энгел ьбрехт и Ф . Л . Финигхен. Торговцы смертью.Исследование международных потоков оружия. Додд & Мид, 1934; Джордж С е л д з. Сталь, кровь и доходы. Обзор международной торговли оружием. Харпер, 1934; "Оружие и мужчины", Форчун, март 1934. Лучшим примером частичного самоубийства является поведение Германии, которая, разъяренная условиями Версальского договора, решила смыть с себя позор унижения, но фактически аннулировала собственную защиту. Создается впечатление, что немцам не давали покоя лавры людей, упомянутых в этой книге, действующих по принципу: "И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя..."* Можно было бы обозначить военную программу немцев так: "Если твой сосед соблазняет тебя, то отсеки свою собственную правую руку". Однако было бы ошибкой вручать немецким политикам пальму первенства. Политиканы всех стран проповедуют именно эту локальную форму самоуничтожения или вынашивают не менее разрушительные планы. * Матф. 5:30 В то время, как я пишу эти строки, над человечеством незримо витает тень грядущей тотальной войны, которая продемонстрирует еще большую жестокость и губительное стремление народов к самоуничтожению по сравнению с войной 1914-1918 гг. Перед лицом надвигающейся угрозы раздаются слабые голоса интеллектуального меньшинства, к которому можно отнести всех представителей медицины, так как именно врачи ежедневно сталкиваются с локальной войной между жизнью и смертью и делают все возможное, чтобы уберечь людей от самоуничтожения. К сожалению, даже в медицинской среде есть люди, которые не вполне понимают сущность этой незатихающей битвы. Каждому человеку, будь он врач или обыватель, следовало бы прочитать декларацию голландских психиатров*, которая гласит: "Мы, психиатры, чьим долгом является изучение нормального и патологического состояния ума и служение человечеству нашими знаниями, обращаемся к вам как представители самой гуманной профессии. У нас есть веские основания считать, что современное состояние менталитета человечества представляет смертельную угрозу его существованию. *Опубликована в 1935 году по инициативе Нидерландского медицинского общества, которое учредило Комитет профилактики войн; под декларацией подписались 339 психиатров из 30 стран; позднее к их подписям добавились подписи многих других врачей. Эта угроза проявляется в массовой военной истерии. Война мобилизует деструктивные силы, которые цивилизация разворачивает против себя самой. Современная война - это уничтожение человечества техническими средствами. Как и в других сферах жизни, человеческий фактор играет доминирующую роль в решении этой чрезвычайно сложной проблемы. Чтобы предотвратить войну, народы и их лидеры должны пересмотреть свое отношение к войне как таковой. Личное осознание проблемы способно спасти мир от глобальной катастрофы. В связи с этим мы заявляем следующее: 1. Налицо очевидное противоречие между личным отвращением к войне и коллективной готовностью вести войну. Это подтверждается тем, что поведение, чувства и мысли отдельного человека в корне отличаются от поведения, чувств и мыслей того, кто формирует общественное мнение. В двадцатом веке цивилизованный человек все еще остается рабом сильных, жестоких и деструктивных инстинктов, которые не удается полностью сублимировать и которые активизируются, как только общество чувствует надвигающуюся опасность. Военным приготовлениям в значительной мере способствует подсознательное желание дать волю первобытным инстинктам и при этом не только не понести наказание, но и быть награжденным. Следует отдавать себе отчет в том, что правильно сориентированный воинственный инстинкт может принести немало пользы. Но та же воинственность, не обузданная никакими ограничениями, порождает хаос. 2. То обстоятельство, что люди оторваны от реалий жизни, весьма удручает. Истинное лицо войны им пытаются представить как демонстрацию военной формы, воинских парадов и т.п., что не имеет ничего общего с истинным положением дел во время ведения боевых действий. Безразличие, с которым общество относится к распространяющимся по всей планете потокам оружия, просто поражает тех, кто осознает опасность подобного товарооборота. Достаточно понять абсурдность такого положения дел, когда прибыль горстки людей обеспечивается за счет гибели и страданий миллионов. Мы хотим заострить внимание общественности на насущной необходимости подъема коллективного чувства самосохранения, которое сможет предотвратить развязывание войн. Ту же цель преследуют религия и общественная мораль. 3. Высказывания известных государственных деятелей дают основание считать, что их отношение к войне ничем не отличается от позиции среднего человека. Аргументы типа "война - это проявление высшей справедливости" или "война - это необходимость, обоснованная теорией Дарвина" порочны и опасны. За выспренними выражениями скрывается дикое стремление к власти и желание обеспечить готовность одураченных граждан к войне. Сила убеждения [суггестивный эффект] в речах подобных лидеров огромна и потому опасна. Воинственный дух, переходящий в заклинание о том, что родина в опасности, воистину неукротим, в чем мы убедились в 1914 году. Народы, так же как их представители, попадая под влияние подобных заклинаний, становятся невротичными. Химеры и ложные цели представляют опасность как для обманутой нации, так и для других народов. Мы, психиатры, со всей ответственностью заявляем о том, что наша наука способна провести грань между реальными, иллюзорными и подсознательными мотивами личности, даже в том случае, если эта личность - национальный лидер. Желание скрыть свои милитаристские устремления под маской популистских лозунгов о мире не сможет защитить государственных деятелей от суда истории. Тайные апологеты милитаризма должны ощутить всю полноту ответственности за то безграничное горе, которое принесет человечеству грядущая война..."* *В настоящее время под этим документом поставили свои подписи ученые из тридцати стран. Копии этой декларации были разосланы лидерам государств, в редакции газет и многим частным лицам во всему земному шару. Официальные ответы были получены от представителей девятнадцати государств. Примечательно, что среди тех, кто воздержался от ответа, были Германия, Италия и Япония. Со свойственной гениям прозорливостью Альберт Эйнштейн послал Зигмунду Фрейду* формальный запрос относительно психологических принципов, составляющих феномен войны. *А. Эйнштейн и 3. Фрейд. Почему война? Париж, Международный институт интеллектуального сотрудничества, 1933. Он спрашивает: "Каким образом правящее меньшинство заставляет массы стремиться к цели, реализация которой не приносит им ничего, кроме страданий и потерь? Почему они позволяют доводить себя до уровня умопомешательства и становятся добровольной жертвой? Удовлетворяют ли ненависть и разрушение подсознательным человеческим побуждениям, которые в обычном состоянии латентны, но легко могут быть доведены до такого уровня, когда они способны породить массовый психоз? И наконец, возможно ли повлиять на развитие человеческой психики таким образом, чтобы повысить ее сопротивляемость подобным ненавистническим и деструктивным психозам?" На это Фрейд с высоты своего многолетнего клинического опыта ответил в свете принципов, обозначенных на страницах этой книги. Было бы ошибочным, отмечает он, считать, что правда изначально была всесильна; она всегда существовала лишь при мощной поддержке. По поводу инстинктов, подталкивающих человека к ненависти и разрушению, Фрейд отвечает утвердительно: "Готовность вступить в драку может быть обусловлена многими мотивами, провозглашенными или невысказанными. Одним из них является удовольствие от агрессии и разрушения. Удовлетворение, порожденное деструктивными тенденциями, естественным образом поддается влиянию других факторов, природа которых имеет эротическую и идеологическую окраску. Временами создается впечатление, что идеологические мотивы есть не что иное, как защита от жестоких природных явлений; но иногда они просматриваются более отчетливо и им на помощь приходят подсознательные деструктивные побуждения, подобно проявлениям жестокости во времена Святой Инквизиции". Далее он продолжает: "Инстинкт смерти непременно уничтожил бы личность, если бы не разворачивался в сторону внешних объектов; следовательно, человек, уничтожая объекты внешнего мира, спасает собственную жизнь. Назовем это биологическим извинением за те отвратительные и опасные побуждения, с которыми мы пытаемся бороться. Они более естественны, чем то сопротивление, которое мы им оказываем. Учитывая наши насущные интересы, попытку устранения агрессивных тенденции в человеке следует считать бесполезной". Это утверждение Фрейда было истолковано пессимистически, хотя на самом деле оно таковым не является. В противном случае это противоречило бы теории и практике основоположника психоанализа. Вся его жизнь доказывает, что он не придерживался принципа, согласно которому "попытку устранения агрессивных тенденций в человеке следует считать бесполезной". По крайней мере, он делал все возможное, чтобы изменить направленность "агрессивных тенденций в человеке". С тех же позиций он идентифицирует инстинкт смерти, изучает и демонстрирует средства противостояния этой силе. Работы Фрейда вдохновили многих (например, Глоувера) на практическое применение психологических знаний в деле профилактики войн и научного изучения преступности. Доказательством несостоятельности пессимистического подхода является терапевтическая эффективность психоанализа*. *Против такого подхода возражают представители психологической школы Теории поля, которые в целом разделяют взгляды психоаналитиков, но не согласны с локализацией инстинктивных побуждений. По их утверждению, пессимизм, звучащий в последних работа Фрейда, оправдан по отношению к подсознательным и врожденным характеристикам человека. С другой стороны, согласно убеждениям приверженцев Фрейда, коль скоро побуждения не являются врожденными качествами, то есть не свойственны натуре человека, а определяются природными, социальными, биологическими и психологическими детерминантамй, остается место для оптимизма, так как появляется возможность их реализации на внешнем уровне. Например, значительное повышение благосостояния нации сводит роль психиатрии к превентивной и терапевтической функции. Иными словами, дальнейшее развитие получит идея умственной гигиены. Известно, что только в Детройте ежегодные расходы по лечению туберкулеза составляют 200 000 долларов, то есть 1/175 от суммы затрат на постройку военного корабля. Однако наша экономическая система такова, что боевые корабли продолжают строиться, а туберкулез - свирепствовать. (Пол Декруифф. Почему они до сих пор живы?. Нью-Йорк, 1936, с. 121.) Если возможно изменить одного человека, - во что бы это ни обошлось, - если можно оказать ему помощь любым из предложенных мной методов, то появляется надежда для всей человеческой расы. Особым преимуществом психоаналитического метода является то обстоятельство, что человек может призвать на помощь силу интеллекта для лучшей адаптации и борьбы с деструктивностью по отношению к самому себе. Каким бы медленным и постепенным ни был этот процесс, он может распространиться на всю планету. "Разве не знаете, что малая закваска квасит все тесто?"* *Кор.5:1-13 Наш интеллект и наши чувства должны стать той крепостью, стены которой помогают противостоять саморазрушению. Прежде всего следует осознать наличие этих сил. Тезис "познай себя" можно толковать как осознание порочности подсознательных инстинктов и выявление силы для их нейтрализации. Слепота и безразличие - вот те качества, которые способствуют дальнейшему развитию негативных тенденций. Для поддержки усилий интеллекта у человека есть универсальное средство - любовь. Поощряя это чувство, мы способны осуществить любое начинание. Оно является самым эффективным инструментом спасения других и себя самого. Завершая свое повествование, еще раз напомню гипотезу Фрейда, согласно которой человек - это существо, основным инстинктом которого является подсознательное стремление к смерти. В то же время человек располагает средством противостояния этому инстинкту, которое в героических битвах с силами разрушения помогает одержать над ними окончательную победу. Величественная трагедия жизни определяет наш высший идеал - духовное благородство перед лицом неизбежного поражения. Однако есть и другая, хотя и второстепенная цель. Этой целью является игра со смертью; как и в любой другой игре, здесь есть проигравшие и победители. Эта игра никогда не прекращается, ибо саморазрушительные силы никогда не ослабевают. Именно поэтому на смену магии пришла наука, чтобы спасти то, что мы называем жизнью. В непрестанной борьбе со злом, нередко ценой неимоверных усилий, мы противостоим импульсам саморазрушения и протягиваем руку помощи желающим получить как можно более длительную отсрочку перед неизбежной встречей со смертью. Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru |