Книга 2 Гас Переводчик Ирина Анатольевна Редактор Юлия Бубенко Русификация обложек Изабелла Мацевич
 Скачать 2.44 Mb.
|
Суббота, 6 января (Скаут)– Мне не нужна гребаная сигарета. Скажи, что мне не нужна гребаная сигарета. Вот, что я слышу, когда отвечаю на телефонный звонок. Судя по голосу, у Гаса стресс. – Тебе не нужна гребаная сигарета. – Нужна. – Его ответ звучит немного невнятно, как будто у него набит рот. – Нет, не нужна. Сколько пластинок жвачки ты жуешь? – Пять. – Молодец. Так держать. – Спасибо, Скаут. Мне нужно возвращаться в студию, – говорит Гас, сделав несколько глубоких вдохов. – Я сказал им, что мне нужно в туалет, но на самом деле хотел, чтобы ты отговорила меня от курения. Перезвоню вечером. – Тебе не нужна сигарета, – повторяю я. – Я знаю. Adios20. – Пока. Четверг, 18 января (Гас)Я звоню Скаут каждый день. Она удерживает меня в реальности, потому что то, что мы творим в студии – нереально, в хорошем смысле этого слова. Я смотрю на этот альбом по-другому. Первый мы записывали, не имея представления о том, что делаем. Мы полностью доверились МДИЖ и позволяли ему вести себя. В этот раз, это делаю я. Нет, я все еще полагаюсь на его мнение, но видение альбома – мое. Она отвечает на третьем гудке. – Привет, Гас. – У меня останавливается сердце, каждый раз, когда я слышу ее голос. Скаут улыбается. Улыбкой, рожденной не возбуждением и восхищением, а удовольствием. Мне она нравится больше всего. – Что сегодня происходит в резиденции Хоторнов? – На часах десять вечера, поэтому Скаут, скорее всего, готовится лечь спать. – Я готовлю печенье с арахисовым маслом. Мой рот наполняется слюной. – Ммм… Мне бы хотелось поесть печенье с арахисовым маслом. – Знаю. Они для тебя. Их скоро доставят. – Тебе стоило бы доставить их самой. Я не прочь отведать вас обоих. Мой аппетит вырос до невероятных размеров и, кажется, прошли недели с тех пор, как его… удовлетворяли. – Скаут всегда немного стесняется, когда я упоминаю о сексе в телефонном разговоре. Это так мило. Поэтому, я постоянно это делаю. Ну еще из-за надежды, что она в конце концов расслабиться и тоже станет шутить на эту тему. На другом конце трубке воцаряется молчание. – Скаут, ты слушаешь? – Слушаю. Просто пытаюсь решить, что делать: закончить готовить печенье или пойти в свою комнату и удовлетворить себя. Что она только что сказала? – Ты можешь повторить это еще раз… пожалуйста? – Ты слышал меня, – улыбаясь, отвечает она. – Может да, а может – нет. Мне нужно еще раз услышать, чтобы быть уверенным. – Я сказала, что подумываю пойти в свою комнату, снять трусики и удовлетворить себя. Черт возьми. Я возбужден. Очень сильно возбуждён. – Господи Иисусе, продолжай. – Я думаю о тебе. О нас. Как хорошо мне было, когда ты был внутри. Это заводит меня. Иногда мне нужна разрядка. Вот как сейчас. – Черт, – говорю я себе под нос, закрывая дверь в спальню и расстегивая шорты. – Пожалуйста, скажи, что ты в своей комнате? Скажи, что лежишь на кровати? – Мне нужен этот образ, потому что сейчас кое-что произойдет. – Ты хочешь, чтобы я лежала на ней? – Да. Черт, да. – Я уже стащил с себя шорты и плавки и теперь лежу на кровати, держа член в руке. – А ты где? – Она учащенно дышит. Едва уловимо, но я слышу. – Лежу в кровати. – Дотрагиваешься до себя? – Черт, в ее голосе нет ни капли застенчивости. Я вздыхаю, потому что делаю куда большее. – Гас, я хочу, чтобы ты почувствовал насколько я «мокренькая». – Скаут, ты меня, блин, убиваешь. Кто знал, что эта девушка может быть такой испорченной. – Я готова. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? – Я уже погрузился в эту маленькую фантазию на сто и один процент. Неожиданно раздается звонок в дверь. Я определенно не стану отрываться от такого. Кроме меня в квартире больше никого нет и тому, кто стоит у двери придется просто убираться. Секс по телефону – вот, кто сейчас хозяин положения. – Ты не ответила мне, Скаут. Как насчет инструкций? Вновь раздается звонок в дверь Жду ее ответа, сконцентрировавшись на удовольствии и своей руке. Я в любой момент готов взорваться. Наплевать, если придется все стирать. Я не стану убирать телефон от уха, чтобы найти на полу нижнее белье. Кто-то снова звонит в дверь. – Боже мой! Я вот- вот кончу; проваливайте! – кричу я. – Ты разговариваешь со мной? – спрашивает Скаут. Судя по ее голосу, она нисколько не обижена, а чертовски возбуждена. – С тобой? Боже, нет. Кто-то трезвонит в дверь и ни в какую не желает уходить. Полагаю, он не в курсе, что я сейчас дрочу, разговаривая по телефону с сексуальной женщиной. – Открой дверь, Гас, – довольно категорично произносит Скаут. Да ни в жизнь. – Черт, нет. Продолжай говорить. – Послушай меня. Я ехала два с половиной часа. Думала о тебе весь день. Думала о сексе с тобой весь день. Я настолько возбуждена, что не могу думать ни о чем, кроме того, что ты хочешь со мной сделать. На мне только платье, трусики я сняла еще в машине и положила в сумку. Пожалуйста, дай мне войти, иначе я начну самоудовлетворяться под твоей дверью. Я замираю на секунду, а потом отключаюсь, выпрыгиваю из кровати и голый несусь к входной двери. Повозившись с замком – потому что руки не хотят понимать сигналов, посылаемых им сосредоточившимся на сексе мозгом – я распахиваю дверь. И, черт возьми, она здесь. Стоит передо мной в маленьком черном платье без рукавов, с сумочкой в одной руке и гигантским пакетом с печеньем в другой. Я готов всю ее съесть. – Милое платье. Выглядишь невероятно, – говорю я, не отводя взгляд от обнаженных плеч. – Спасибо. – Она пялится на мои бедра и ухмыляется. А потом поднимает пакет и, продолжая смотреть на мои причиндалы, произносит: – Я принесла печенье. Я протягиваю руку и выхватываю его. – Спасибо, Скаут. Наверное, тебе стоит зайти внутрь, пока соседи не увидели меня и не вызвали копов. Она, даже не сомневаясь, заходит в квартиру. Как только за ней закрывается дверь, она бросает на пол сумку, а я печенье. Ее губы накрывают мои, или мои ее – не уверен, кто делает это первым. Я не могу насытиться этим ртом и губами. – Я скучал по тебе, – выдыхаю между поцелуями. Ее пальцы скользят по моей спине. – Я тоже скучала. Очень сильно. Хватаю подол платья и начинаю медленно задирать его, а второй рукой обхватываю грудь. Сегодня на ней нет лифчика и сосок уже твердый от возбуждения. Когда моя рука касается ее кожи под платьем, улыбаюсь и шепчу ей в губы: – Твои трусики и правда в сумке. – Я подумала, что это сэкономит время, – кивнув головой, отвечает Скаут. Хватаю ее за бедра и усаживаю на маленький столик рядом с дверью. Подняв платье, смотрю, как она сидит, полностью раскрывшись для меня. – Ты принимаешь таблетки? Скаут утвердительно кивает. – Не против без презерватива? У меня его нет. Она снова кивает. Не теряя времени, я подвигаю ее зад к краю стола и погружаюсь в нее. Скаут издает практически болезненный вскрик и обвивает мою талию ногами. Я крепко держу ее за бедра и вхожу до упора, а потом выхожу практически полностью и вбиваюсь вновь. С каждым движением стол с грохотом ударяется о стену. Мы определенно нанесем ущерб столику, стене или и тому, и другому. – Сильнее, Гас, – просит Скаут, и я ускоряюсь. Ее губы на моей шее… груди, а когда она обхватывает зубами мой сосок, меня пронзает невероятное наслаждение. – Я хочу видеть тебя голой. Сейчас же. Она быстро снимает платье через голову. От напряжения и страсти ей тяжело дышать, но это так, черт подери, сексуально. Я замедляю свои движения, наклоняюсь и провожу губами по соску перед тем, как взять его в рот. Слегка играю с ним кончиком языка, а потом втягиваю в себя и аккуратно прикусываю. Скаут стонет и обхватывает мою голову руками, удерживая ее на месте. Я продолжаю исследование правого соска, а потом уделяю равное внимание левому. Она ерзает по столу, пытаясь облегчить эту сладкую пытку. – Ты уже близко, Скаут? – Почти. – Ее глаза закрыты, а рот слегка приоткрыт. Она делает вдох, задерживает его, а потом громко выдыхает. Каждый раз, когда она делает это, ее выдохи становятся громче и громче. Подступает оргазм, и сейчас в выражении ее лица отражается то же самое удовольствие, которое испытываю я. – Очень…близко. Вытаскиваю член практически до конца, а потом медленно ввожу его вновь. Она слегка откидывается назад, я обхватываю руками ее зад и придвигаю бедра как можно ближе, чтобы глубже погрузиться в нее. Делаю последний толчок, и она всхлипывает. Я глубоко насколько это возможно. – Мне так хорошо, – шепчу я, повторяя движение. – Так хорошо, – с закрытыми глазами восклицает она, а потом начинает стонать все громче и громче: – О Боже! О Боже! Так хорошо. Боже, да! И в эту же секунду я кончаю. Мощно и с таким удовольствием, как будто сдерживал себя годами. Мне хочется сказать… прокричать так много, но вместо этого из груди вырывается какой-то рокот. Я не отвожу от нее взгляд и, когда Скаут, наконец, расслабляется и открывает глаза, они настолько полны счастья и блаженства, что у меня перехватывает дыхание. – Привет, – шепчет она и улыбается. Этой улыбкой мне хотелось бы любоваться до конца жизни. Она как безмолвное выражение ее удовольствия. – Думаю, мне нравится Лос-Анджелес. – Я скучаю по дому, но секс в Лос-Анджелесе и правда изумительный. Скаут остается у меня еще на час. Мы сидим на кровати, болтаем и едим печенье, макая его в стакан с молоком. Это может показаться скучным после предыдущего занятия, но все совсем не так. Мне нравится разговаривать с ней. Скаут очень сильно изменилась с нашей первой встречи. Раньше она пряталась от мира. Внутри была уверенной и сильной, а снаружи это все было искажено. – Расскажи мне о родителях, – прошу я. Не знаю, согласится ли она, но я достаточно комфортно чувствую себя с ней сейчас, чтобы спросить, о чем угодно. У нее полный рот печенья, поэтому Скаут сначала дожевывает его, а потом отвечает: – Тут не о чем рассказывать. В последний раз, когда я общалась с мамой, она была в Индии. Это было пару лет назад. Отец живет в Бруклине. Я не видела его где-то около года. В голосе Скаут нет грусти. Она рассказывает свою историю, как будто зачитывает список покупок. – На что было похоже твое детство? Полагаю, твои родители были в разводе? – продолжаю допытываться я. Она качает головой. – Родители никогда не были женаты. Отец был музыкантом и играл в небольших барах в Бруклине, еле сводя концы с концами. Насколько я знаю, он до сих пор этим занимается. На самом деле папа не плохой, но у него проблемы с жизнью в реальности. Ну, знаешь, это когда тебе нужно быть трезвым, а не пьяным. А мама была кем-то вроде фанатки. Они перепихнулись пару раз, и она залетела. Родители жили вместе, пока я не родилась, а потом мама ушла. Мне сразу же вспоминается Ма. Она фанатично опекает меня и любого, кого считает своим ребенком. Знаю, не все матери такие, но я совершенно не понимаю тех, кто отказывается от своего дитя. – Она ушла? – Да. Я всегда считала ее любительницей бродячего образа жизни. Не думаю, что она когда-нибудь работала. И точно знаю, что у нее никогда не было собственного места. Она просто дрейфует по миру, заводит друзей и любовников. Они предоставляют ей кров, а потом у нее начинает чесаться, и она снова переезжает. Мама звонит мне раз в пару лет, но я никогда не встречалась с ней лично, только по фотографии. – Вот дерьмо. Это так ужасно, Скаут. Она пожимает плечами, как будто и соглашается, и не соглашается со мной. – Все так, как есть. Лучше уж вообще не иметь мать, чем иметь и ощущать себя тяжким бременем. Меня вырастил отец. – Какой он, твой папа? – Мне даже страшно об этом спрашивать, потому что я знаю, что она не жила с ним после аварии. Скаут моргает несколько раз, как будто пытается вспомнить его. – Он любит выпивку. Музыку. И меня. Именно в этом порядке. Я понимаю, что ей нелегко говорить об этом, поэтому задаю следующий вопрос, чтобы только она не замолкала. – Ты выросла в Бруклине? – По большей части да. У отца никогда не было собственного места, поэтому мы часто переезжали. Останавливались у его друзей, подруг, иногда владельцы баров пускали нас перекантоваться пару месяцев в комнатках наверху, а папа в качестве оплаты играл у них по вечерам. Я никогда не знала ничего другого, поэтому для меня это нормально. Мне приходилось часто оставаться одной, но это вынудило меня быстро стать самостоятельной. – А что насчет аварии? У Скаут совершенно отсутствующий взгляд, тем не менее она отвечает. – Авария… Папе подвернулась «халтурка» в северной части Нью-Йорка. Он взял напрокат машину, и мы поехали туда. Пока он играл, я сидела за кулисами… и, как сейчас помню, читала «Маленький домик в прериях». После окончания работы, отец несколько часов пил в баре. А когда вышел и сказал, что пора ехать домой, я поняла, что он пьян. Но он постоянно был подшофе, поэтому я не знала, что нужно бояться. Мы сели в машину. Шел снег, заднее сиденье было очень холодным. Я не пристегнула ремень безопасности. Даже не подумала об этом. До этого я ездила в машине всего несколько раз. Мы всегда возвращались домой на метро. Я заснула, а проснулась, когда все было всмятку и в огне. – Скаут пристально смотрит в одну точку блестящими от слез глазами. – Было так жарко. Это то, что я лучше всего помню… даже лучше, чем боль… жар. – Она облизывает губы и продолжает. – Я застряла внутри. Отец был снаружи. Я видела, как он ходит. Я кричала и звала его, а потом отключилась. – Он пришел тебе на помощь? – Да. Иначе бы я умерла. Потом приехала скорая помощь и пожарная машина и нас обоих отвезли в больницу. У него было всего несколько порезов. Я же из-за серьезных внутренних повреждений, провела несколько дней в реанимации, а потом меня перевели в ожоговое отделение. Мне было сделано множество операций и пересадок кожи. А отца посадили: за вождение в нетрезвом виде и за то, что подверг опасности ребенка. В дело вмешались социальные службы, и тетя с дядей забрали меня к себе. Вот и вся история. Я уехала домой вместе с ними, и они стали моей новой семьей. Скаут сильная. Она чертовски сильная. Я даже не могу представить боль и страдания, через которые она прошла. – Ты встречаешься с отцом? – Вижу или разговариваю с ним примерно раз в год. Но это всегда незапланированно и внезапно. Он чувствует свою вину, я знаю. Думаю, поэтому ему тяжело смотреть на меня, – она показывает на шрамы на лице и шее и вопросительно поднимает брови. Ее начинает охватывать чувство ненависти к себе и смущение. Я разворачиваю лицо Скаут к себе и смотрю прямо в глаза. – Ты чертовски красивая. Не позволяй никому сомневаться в этом. А если тебя кто-нибудь обидит или оскорбит из-за шрамов, просто скажи мне, и я надеру этому человеку задницу. Скаут улыбается и ее смущение развеивается, как дым. – Спасибо, крутой парень. – Как скажешь, засранка. То есть вы с Паксом выросли вместе? – говорю я, целуя ее в лоб. Когда она начинает говорить о Паксе, на ее лице появляется сияющая улыбка. – Да. Он один из немногих людей, которые никогда не заставляли меня чувствовать себя фриком. Пакс никогда не упоминал о моих шрамах и при разговоре всегда смотрел мне в глаза. Я поменяла школу, когда переехала к тете и дяде, но так и не завела друзей. Мы жили на Манхэттене. Большинство детей были из богатых семей. Они были жестокими. Насмехались надо мной. Обзывали. А по мере взросления, стали игнорировать меня, что, в принципе было, в какой-то мере облегчением. Лучше пусть игнорируют, чем насмехаются. К колледжу я отлично натренировалась быть незаметной. Я была сама по себе и старалась по возможности заниматься онлайн. Меня это устраивало. Я не могу изменить ее прошлого, но теперь Скаут, наконец, раскрывается и становится той, кем и должна быть. – А меня устраиваешь ты. – Неужели? – флиртует она со мной. Я киваю и убираю с кровати пакет с печеньями. Скаут полусидит-полулежит на подушках. Я вытаскиваю их из-под нее и откидываю в сторону. – Это нам больше не понадобится. – Помогаю ей стянуть платье. – И это. – А потом снимаю свои шорты и нижнее белье. – И вот это тоже. – Гас, мне пора уезжать. Завтра на работу. – На часах недавно пробило полночь. – Знаю. Просто позволь мне сделать тебе приятно еще раз. Устраиваюсь между ее ног и пробую на вкус. Черт, до чего сладко. Под давлением моего языка она начинает дрожать, а несколько минут спустя я вновь наполняю ее. Мы оба остаемся совершенно удовлетворенными. Снова. Не хочу, чтобы она уезжала, но понимаю, что нужно. Я натягиваю боксеры, одновременно наблюдая за тем, как Скаут надевает через голову платье, а потом и трусики, которые достает из сумочки. Знаю, людей заводят различные вещи, но видеть, как она вытаскивает трусики и надевает их? Да, это сексуально. – Скаут? – Что? – отвечает она, поправляя резинку на кружевных плавках и опуская юбку. – Давай ты будешь постоянно носить трусики в сумке? – Зачем? – смеется она. – Не думаю, что мне когда-нибудь надоест смотреть, как ты достаешь их и одеваешь. Это нереально сексуально. – Возьму на заметку, – подмигивает Скаут. – Не забудь. Исполненные фантазии – что может быть лучше? – Ты прав. Именно такой и была сегодняшняя ночь. Ну вот мы и подошли к двери. – Почему ты никогда не говорила, что можешь быть дрянной девчонкой? Мне это понравилось. – Потому что я никогда ею и не была до тебя. Ты оказываешь на меня дурное влияние. – Скаут идет впереди и даже не оборачивается, говоря это, но я «слышу», что она ухмыляется. Обнимаю ее за талию и целую в затылок. – Ну а я самый лучший плохой мальчишка. Она разворачивается ко мне и соглашается: – Самый лучший. – А потом крепко и горячо целует, но слишком быстро отстраняется и открывает дверь. – Уверена, что не заснешь по дороге? – Не думаю, что когда-нибудь была бодрее. Спасибо за ночь. – Спасибо, что доверилась мне. Скаут улыбается и обнимает меня еще раз. – Позвони или пришли сообщение, когда доберешься до дома. – Хорошо. А ты задай жару завтра в студии. – Отличный план. Задам жару завтра в студии. – Отличный план. Спокойной ночи. – Спокойной ночи. Я стою и наблюдаю за тем, как она садится и уезжает. Закрываю дверь и решаю выпить стакан молока с печеньем перед тем, как идти спать. Уже выхожу из кухни, когда в квартиру заваливаются парни – счастливые и довольные. – Тебе стоило пойти с нами, мошонка, – говорит Франко, снимая пиджак. – Я познакомился с дикой маленькой блондиночкой из Северной Англии по имени Джемма. Ей нравятся леопардовые принты «You Me At Six» и джин. Она идеальная. Я взял у нее номерок. В общем, мы отлично провели время. Так же, как и я. Не успеваю ничего ответить, как Франко начинает принюхиваться, как гребаный бладхаунд. – Пахнет домашним печеньям. Почему? Здесь была Скаут? Где печенье? Неожиданно раздается голос Джейми: – Мать моя женщина, что случилось со столом? И стеной? Меня слегка передергивает, когда я вижу, что угол стола проделал в стене дыру. Делаю глоток молока и только потом отвечаю: – Да вот, Скаут заезжала, что угостить меня печеньем. – Это никак не объясняет материального ущерба, – лукаво произносит Франко. Я в ответ пожимаю плечами и, развернувшись, направляюсь в свою комнату. – Скажем так, это было очень хорошее печенье. Даже великолепное. Самое вкусное печенье в моей жизни. |