Книга Виннипегская Стена и я Автор Мариана Запата Рейтинг
 Скачать 2.65 Mb.
|
|
Глава 29 Я пялилась на экран своего телефона, пока слово «Мама» не сменилось на «Пропущенный вызов». Я ни секунды не испытывала чувства вины за то, что отправила ее звонок на голосовую почту. Ни на секунду. Я перезвоню ей. Когда-нибудь. После пробежки я слишком сильно устала. — Милая, хочешь что-нибудь съесть? — неожиданно донесся голос Зака с его места на кухне. Когда мой телефон зазвонил, я даже не осознавала, что настолько отключилась. Я подняла голову и увидела, что Зак стоит у кухонного островка, одним бедром он упирался в стойку, а в руке держал лопатку. Но мой взгляд зацепился за костыль у него под мышкой. Мне не надо было осматривать комнату, чтобы понять, что другой костыль он прислонил к холодильнику. За последние две недели я находила его там раз десять. Да, костыли. Впервые я увидела их, когда он вместе с друзьями Эйдена приехал домой после того, как несколько часов провел в отделении скорой помощи, благодаря микротрещине в его ноге. Каждый раз, когда я их видела, мне хотелось разрыдаться. Не потому, что он сломал несколько костей, что само по себе ужасно, а из-за того, о чем это мне напоминало. Они напоминали мне о лице Диане, которое я увидела, когда мы с Эйденом заехали за ней. Эйден отвез меня в больницу сразу же, как только я смогла собраться с мыслями и рассказать ему о том, что произошло. Что Диана пошла выпить с коллегами по работе и задержалась. Что посреди ночи к ней в квартиру пришел ее парень и злился из-за того, что она поздно вернулась. Она ему изменила? Сколько членов она отсосала? Почему она не позвала с собой его? А потом она рассказала мне, что он ударил ее и продолжал бить, пока не убежал, а она смогла встать и постучалась к соседу, и тот отвез ее в больницу. И она подала на него заявление в полицию. Следующие два дня я провела в ее квартире, чтобы она не оставалась одна, и она рассказывала мне, как плохо все было. Как ей стыдно. И какой глупой она себя чувствовала. После этого я мало что помнила. Мне казалось, будто все это страшный сон. Я чувствовала удушающую, изнурительную вину за то, что не заставила ее рассказать мне, что что-то не так. Почему я ничего не сказала? Ничего не сделала? Она ― моя лучшая подруга. Я должна была знать. Разве я не прожила большую часть своей жизни в родном доме и не скрывала ото всех все, что там происходило? Ее черный глаз, разбитая губа и синяки, которые я видела на ее запястьях и шее, когда сидела в ванной, пока она мыла мои волосы, застыли у меня перед глазами. И я совсем не удивилась, когда на второй день она сказала, что хочет ненадолго уехать к родителям в Сан-Антонио. Она не была уверена, надолго ли, но знала лишь, что хотела побыть с ними. Я помогла ей упаковать два чемодана. Когда такси высадило меня у дома, я знала, что друзья Эйдена уже уехали: на подъездной дорожке и на улице не было других машин, кроме моей. Когда я зашла в дом, Эйден сидел в своем углу на кухне. Он без слов подошел ко мне и обнял, позволяя мне прижаться к его великолепной большой груди. Много раз в жизни я ощущала себя беспомощной — на самом деле, слишком часто — и сейчас, когда я уже взрослая, мне было тяжело это вынести. Потому что ты ничего не можешь сделать, когда случается нечто подобное с человеком, о котором ты заботишься. А злость и сожаления поедают тебя живьем. И все следующие дни я не могла стряхнуть с себя вину и разочарование из-за того, что ничего не сделала или не заставила Родриго, брата Дианы, заставить ее открыться. Когда той ночью я легла в кровать Эйдена, и каждую ночь после того дня, потому что только с ним я чувствовала себя лучше, он приветствовал меня без единого слова или жалобы. Я не хотела говорить, и пошла к единственному человеку, который лучше, чем кто-либо, понимал, что происходит с теми, кого мы любим. А потом настал день, когда ему нужно было уезжать в Колорадо. Он стоял передо мной в своей спальне, обнимал меня, целовал мои щеки, нежно целовал мои губы, потом надел что-то мне на шею и ушел. Мой друг уехал. А с ним и мой щенок. Я еще никогда не чувствовала себя такой одинокой. И только когда он уже вышел за дверь, я увидела, что он мне оставил. Свой медальон. Медальон Святого Луки, который отдал ему его дед. И я расплакалась. Зак, который, как я думаю, не знал, как справиться с состоянием, в котором я пребывала, проверял, чтобы я ела, и время от времени заглядывал ко мне. Но после того как уехала Диана, ничто не могло изменить правду, живущую в моей душе: я чертовски сильно скучала по Здоровяку. Невероятно сильно. Хорошие вещи в нашей жизни драгоценны, а я была слишком труслива, чтобы сделать что-то с подарком, который был мне дарован, и, казалось, мне каждый день напоминали об этом. С того самого момента, как Эйден приземлился в Дюранго, он постоянно писал мне. Сначала: Прилетел. Затем он прислал мне фотографию Лео, на которой он сидел на полу арендованной машины, которая стала его на следующие два месяца. А затем как он бегал в снегу у дома в Колорадо. Неделя пролетела в мгновение ока. В день он присылал мне около четырех сообщений. Два из них всегда были о Лео, а остальные два о чем-то обыденном. Он проинформировал меня: Забрал с собой всю твою коллекцию «Драгонболл», если ты задаешься вопросом, где она. Я даже не заметила, что мои DVD-диски пропали. Пока я принимал душ, Лео сжевал носок моего кроссовка. Как твое колено? Он каждый день посылал мне фрагменты своей жизни, которые разрывали меня, и от этого я лишь сильнее скучала по нему сквозь туман скорби, окружающий мои мысли и сердце. Через пару дней, скучая по всему, что люблю, я случайно нашла игрушку, которую пару месяцев назад купила детям Родриго. Маленький пластмассовый клоун был спрятан под бумаги, которые я убрала в тумбочку. Я купила его с намерением в шутку подбросить Эйдену в душ, но совсем о нем забыла. И из-за этого я разрыдалась так сильно, что оказалась на полу, прижимаясь спиной к кровати. Я плакала по Диане, которая выглядела опустошенной из-за предательства ее парня. Плакала по маме, которой не могла перезвонить. И плакала из-за того, что любила того, кто, возможно, не любит меня, несмотря на то, как бы сильно я этого ни хотела. И, в конце концов, я встала, убрала клоуна в стол и решила взять себя в руки. Потому что жить по-другому не вариант. Я с отчаянием углубилась в работу, вернулась к тренировкам, даже если символ моей мотивации уехал в другой штат. Я углубилась в себя, затыкая ту дыру, что появилась в моем сердце, и сфокусировалась на том, что отвлекало меня. И ждала, когда люди, которых я люблю, вернутся ко мне. К сожалению, в процессе я была не очень хорошим другом для Зака. Я знала, он переживал за меня; это было похоже на то, будто надел обувь не на ту ногу. Я поняла, что он все еще беспокоился обо мне. Мое абстрагирование на кухне ничему не поможет, и мне пришлось приложить много усилий, чтобы улыбнуться ему. — Я еще не голодна, но спасибо, Зак. Он неохотно кивнул, но не стал давить, снова развернувшись к плите. — Сколько ты сегодня пробежала? Двенадцать километров? Опираясь локтями в стол, я взглянула на него. — Ага, и пробежала пять километров в марафонском темпе, — похвасталась я. Он часто бегал со мной и ругался, когда мы начали добавлять к нашему бегу марафонский темп. Зак знал, это чертовски трудно. Я эгоистична, и разочарование достигло высокого уровня, и я не знала, что с этим делать; реальность была тяжелой и горькой. После всего, через что мы прошли с Заком, когда нас по очереди выворачивало, когда мы принялись за медленные пробежки в тридцать километров, и когда мы должны были практически нести друг друга обратно, когда мы выдыхались после пятидневных тренировок в неделю, после всей боли, что мы разделили... Я должна буду в одиночку отправиться в это путешествие без моего самого близкого друга. Парень, который лишился своего любимого занятия и разрешил мне уговорить себя на тренировки к марафону. Если это не дружба, тогда не знаю, что это. И я чувствовала себя еще ужаснее от того, что мы почти не общались, но это лишь потому, что я не хотела утянуть его с собой на дно ямы, в которую провалилась, когда ему надо двигаться к выздоровлению и продолжать свою карьеру. По вздоху, что донесся с его стороны, я уже знала, что он собирался сказать. — Мне так жаль, Ванни. И точно так же, как и при остальных его извинениях за то, что он случайно поскользнулся на заледенелом тротуаре, я ответила: — Все нормально, честно. Утратила ли я слегка свой дух? Больше, чем слегка. Скажу я ему когда-нибудь об этом? Нет. — Это было глупо. Мне очень хотелось потереть местечко возле моего сердца. — Это была случайность. Я расстроена не из-за тебя, — мой голос надломился, и мне пришлось сглотнуть. — Просто все сразу навалилось. Я в порядке. Обещаю. Выражение на лице, когда он развернулся, сказало мне все то, что он не произнес вслух: «Ты не в порядке». У кого вообще сегодня все хорошо? Я опустила голову, потирая влажную от пота шею. — Ты же знаешь, что не должен оставаться тут со мной, а можешь поехать домой, правда? Изначально он планировал уехать домой после марафона, провести там немного времени с семьей, а потом решить все со своим старым тренером с колледжа. Теперь? Ну, не уверена, но я знала, что он должен был уехать, но еще этого не сделал. Зак посмотрел на меня. — Что? — Я не уеду, пока ты не пробежишь свой чертов марафон, понятно? — требовательно спросил он. — Но ты не должен, ладно? Обещаю, ты не должен чувствовать вину ни за что. Если передумаешь и решишь уехать... — Не передумаю. С каких пор в нашем доме появилось уже три упрямые задницы? — Но если передумаешь... — Не думаю. Дедуля может подождать неделю. Он, вероятно, и меня переживет, — добавил Зак. — Если хочешь остаться, оставайся, но если нет, то все нормально. Хорошо? — настаивала я, пытаясь обнадеживающе ему улыбнуться. Он просто покачал головой. Как только он открыл рот, чтобы что-то сказать, раздался дверной звонок, и мы нахмурились. — Ты заказал пиццу? — Нет. Я заказала пару книг, которые несколько дней назад вышли из печати, но выбрала бесплатную доставку, поэтому это не они. Я пожала плечами и встала, медленно подошла к двери, пытаясь заставить себя успокоиться. Когда я посмотрела в глазок, то сделала шаг назад и тупо уставилась на дверь. — Кто там? — спросил Зак. — Тревор. — Что ты только что сказала? — Это Тревор, — ответила я спокойно, уже зная, что он раскрыл себя криком. — Ты игнорируешь его звонки? — Может быть. Значит, да. — Тогда я просто не стану открывать дверь, — ответила я до того, как раздался громкий стук в дверь. — Я вас слышу! — проревел Тревор. Мне не хотелось иметь с этим дело сейчас или через десять лет. — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — спросила я, игнорируя мужчину по ту сторону двери, не переживая, слышит он нас или нет. С кухни послышались ругательства Зака, и минуту спустя его костыли застучали по плитке, когда он направился к входной двери. Обреченно вздохнув, он ответил: — Я могу открыть дверь. — Уверен? — спросила я, даже если мысленно целовала его ноги за то, что он не собирался заставлять меня общаться с Тревором. — Ага. Я на шаг отошла от двери. — Хочешь, чтобы я осталась здесь? На мгновение он засомневался, а потом кивнул. — Я отведу его в гостиную, чтобы ты смогла что-нибудь съесть. Кивая, я чертовски быстро ушла на кухню и начала доставать продукты из холодильника, чтобы поесть, хотя все еще не была голодна. Зак открыл дверь. Я очень сильно старалась их игнорировать, но это было тяжело. Фрагменты разговора доносились из гостиной на кухню. — Какого черта ты думал? — Что с тобой происходит? — Что я должен с тобой делать, когда в интернете полно информации о том, что ты упал перед ночным клубом и сломал ногу? — Думаешь, теперь кто-то захочет взять тебя в команду? Этот комментарий заставил меня отойти от плиты и двинуться в сторону коридора, что ведет в гостиную, и я уже была готова сказать Тревору, чтобы он заткнулся. Но Заку не нужна моя защита. Он очень долго избегал Тревора, и даже если он знал, что хочет делать, я знала, что ему нужен кто-то для поддержки. Я просто не очень хотела, чтобы это был мудак Тревор, но это его карьера, не моя. Почти час спустя кто-то прочистил горло, и я подняла голову; я сидела за столом для завтрака, одну ногу закинула на стул, на моем телефоне был включен фильм, и я только доела с тарелки рис. — Удивлен, что ты не поехала с Эйденом в Колорадо, — произнес менеджер, прислонившись к кухонному дверному проему. Я устало посмотрела на него и покачала головой. — Я не могла, через пару дней мне надо кое-что сделать, — объяснила я, специально не упоминая о Диане и о моем марафоне. Ему не надо знать, да и в любом случае, что он сделает? Выскажет свои вымученные извинения, в которые я не поверю? — Нет смысла летать туда и обратно, — добавила я сухим безэмоциональным голосом. Плюс, Эйден не приглашал меня. Он едва говорил об этом каждый раз, когда я поднимала тему его отъезда. Из-за его смешка я выпрямилась. — Он может себе это позволить. Вот оно. Я заморгала. — Я зарабатываю собственные деньги и не собираюсь тратить его или мои. — Ты в этом уверена? — у него хватило наглости приподнять бровь. Он мог не говорить, что это последнее, чего мне хотелось? — Да, уверена. Хочешь проверить мой банковский счет? — я уже отправила копии своего банковского счета правительству, чтобы доказать, что могу содержать нас с Эйденом, менее расточительно, но могу, если буду экономить, по крайней мере, так думает правительство. Тревор издал странный звук, и я смерила его взглядом. Я не хочу разговаривать с ним; сейчас он просто выводит меня из себя. — Все из-за этого? Ты думаешь, я здесь ради денег Эйдена? Думаешь, я пыталась заполучить его из-за этого? — спросила я медленно, наконец, пытаясь понять, может, он стал так враждебно относиться ко мне из-за моей личности. По тому, как он оттянул мочку своего уха, по нервному тику, что я заметила у него еще несколько лет назад, который начинался у него, когда он был раздражен, я поняла, что попала в самую точку. — Правда? Ты проводил интервью и нанял меня. Я даже не знала, кто он, пока ты мне не сказал, — ага, мой тон был оборонительным. — Если у тебя было со мной так много проблем, ты мог уволить меня. — Уволить тебя? — он провел рукой по своим стильно подстриженным, подернутым сединой волосам. — Я пытался уволить тебя около четырех раз. Что? Тревор поджал губы. — Ты не знала? — Когда? — закашлялась я. — Разве это важно? Не должно, но... — Это важно для меня. Озлобленный, наполненный горечью мужчина посмотрел на меня, как на идиотку. — Он не позволил мне. Ты ничего не знаешь, Ванесса Мазур. Я не понимала. Ничего не понимала. — Когда я в последний раз предложил ему найти кого-то другого, он сказал, что первым человеком, кто уйдет, буду я. Я. И вот кое-что встало на свои места. Почему Тревор вел себя со мной как мудак — прима-балерины не любят танцевать, когда внимание сосредоточено не на них. Поэтому он так сильно пытался отговорить меня от ухода — чтобы сохранить собственную работу. Вот почему он был на грани, когда узнал, что мы поженились и не сказали ему — потому что ему казалось, что мы объединились против него, что, отчасти, правда. Но эти новости сбили меня с ног. Будто у меня из-под ног вырвали коврик. Я ему нравилась. Я, мать твою, нравилась Эйдену. Он не шутил, когда говорил об этом пару месяцев назад. То, как Тревор прочистил горло: грубо, вынужденно, будто пытался взять себя в руки после того, как вышел из себя. — В любом случае, скажи Эйдену, что я скоро ему позвоню. Вам обоим, возможно, скоро надо будет собирать вещи и переезжать на более холодные пастбища, — произнес он. — Увидимся. Я не сказала ему ни слова. Что еще, черт побери, я могла сказать? Дрожащими руками я подняла телефон и написала сообщение Здоровяку. Я: Не знала, что Тревор хотел меня уволить. Час спустя я получила ответ. Эйден: Он приходил домой? Он даже не пытался увиливать. Я: Ага. Эйден: Да, он хотел тебя уволить. Я не позволил ему. Он был на наркотиках? Я: Ты ничего не сказал, когда я ушла. Я просто думала... что тебе плевать. Эйден: Я не собирался заставлять тебя оставаться, если ты не хотела этого. Я: Но ты мог что-то сказать. Я бы проработала дольше, если бы ты только попросил. Я едва отправила сообщение и поняла, какой глупый это аргумент. Если бы он попросил. Эйден ―как я, он никогда не попросит. Никогда. Эйден: Но я получил тебя на более долгий срок, не правда ли? Глава 30 Почему я все равно это делала? Почему? Почему я просто не сказала: «Ван, кому есть дело до того, бежишь ты марафон или нет? Ты сделала даже больше, чем могла себе представить. Кого ты хочешь впечатлить?». Как бы сильно я этого ни хотела, жизнь вселила в меня уверенность. После всего, что произошло, я едва смогла добавить три километра к своей дистанции, и это было ужасно. Пока бежала, я ругала себя за это, а после была жутко уставшей, колено болело чертовски сильно, и после душа я валилась на кровать и отказывалась вставать. Все признаки говорили о том, что бежать марафон — ужасная идея. Ничто не меняло того факта, что я скучала по компании Зака, и то, как он мотивировал меня, даже когда мы оба ругались из-за того, как глупо этим заниматься. Я должна это сделать. Я тренировалась не один месяц. И не довести дело до конца — не вариант. Я смогу это сделать. Я, черт возьми, не боялась. Мои руки не дрожали из-за нервов. Подсознательно я не поглаживала палец каждые несколько минут, ища кольцо, которое Эйден подарил мне, но я оставила его дома, боясь потерять. Цепочку Эйдена на удачу я спрятала под футболку. Я была окружена людьми, которые улыбались и выглядели такими чертовски настроенными на участие, что это слегка приводило меня в уныние. Тридцать три километра. Я смогу пробежать тридцать три километра. Тут есть чем гордиться, не правда ли? Я едва задумалась над этим и мысленно стукнула себя. Конечно, тридцать три километра — это нечто, но ради чего я заставила свое тело пройти через ад за последние несколько месяцев? Ради этого. Если я этого не сделаю, мне надо будет надрать задницу. Даже если я приду последней, я должна его закончить. К черту все. Я встряхнула руками. Я могу это сделать. — Вы Ванесса Мазур? — спросил меня незнакомый голос справа. Я повернулась и увидела девушку в футболке, на которой было обозначено, что она волонтер на марафоне. Я заставила себя улыбнуться и кивнуть. — Да. Она протянула мне телефон. — Вам звонят. Звонят? Осторожно взяв телефон, я поднесла его к уху, наблюдая, как она уходит. — Алло? — Кексик, — произнес глубокий голос. Я поднесла телефон к лицу и посмотрела на экран, узнавая номер. — Как, черт побери, ты узнал этот номер? — Это не я. Это Тревор. Я пытался звонить на твой телефон, но меня отправляло сразу на голосовую почту, — объяснил Эйден. — Да, я оставила его со своими вещами, — ответила я, заикаясь и все еще пытаясь осознать, что он каким-то образом смог связаться со мной. Он не звонил мне с тех пор, как уехал. Мы общались только посредством смс, и звук его голоса ударил прямо мне в сердце. И, в своей обычной манере, Эйден спросил: — Ты в порядке? — Нет, — я осмотрелась, чтобы убедиться, что женщина, которая дала мне телефон, не слушает. Вокруг было слишком много людей, они жили своими собственными жизнями, беспокоясь о себе. — Я пытаюсь уговорить себя сделать это, даже если приду последней, — призналась я. — Ты собираешься пробежать марафон. Думаешь, это важно, что ты придешь последней, если ты его завершишь? — спросил он. Я моргнула и впервые позволила слезам застыть в моих глазах. — Но что, если я не смогу закончить? Голос на том конце вздохнул. — Ты можешь пробежать марафон. Грэйвсы не сдаются. Грэйвс. Грэйвсы не сдаются. Я не хотела плакать. Я не собиралась именно сейчас давать слабину. По крайней мере, не полностью. — Но я не совсем Грэйвс, и я даже не смогла пробежать сорок два километра, и тем более сорок пять. Ни разу. Я умираю на тридцати трех. — Ванесса, — прорычал он мое имя, и мне показалось, будто он погладил меня по спине. — Ты — Грэйвс, несмотря ни на что. Я не знаю никого, кто смог бы сделать то, что сделала ты. Используй все имеющиеся в тебе силы. Ты можешь это сделать. Ты можешь сделать что угодно, ты поняла меня? Даже если последние двадцать пять километров ты пройдешь, хромая, ты закончишь марафон, потому что это то, кто ты есть. Мое горло сильно сжалось, и я убрала руку от лица, пытаясь успокоиться. Это было недолго, но это был самый тяжелый контроль, который я пыталась установить над собой. Сделав несколько глубоких вдохов, я снова поднесла телефон к уху, меня переполняли эмоции. — Я хочу тебе кое-что сказать, на случай, если умру во время бега, — я хотела рассказать ему, что люблю его. Твою мать. Какого черта я ждала? Он хороший мужчина. Лучший, по крайней мере, для меня. Чем больше я думала о том, что происходило между нами, тем больше поднимала хлебных крошек, что он оставлял для меня. Он заботился обо мне. И даже больше. Я знала это всей своей душой. — Скажешь мне после. Ты не умрешь, — ответил он с мягкой убежденностью. — Нет, на всякий случай я должна сказать тебе сейчас, — настаивала я. Эйден вздохнул. — Ты не умрешь. Скажешь после. — Но что, если... — Ванесса, ты можешь это сделать. Я ни на секунду в тебе не сомневаюсь, и ты не должна сомневаться в себе, — потребовал он. — Я знаю, сейчас тебе больно, но я уверен, ни одна из твоих сестер не смогла бы сделать то, что сейчас собираешься сделать ты. Он использовал убийственный удар. Единственное в мире, что могло привести меня в чувство. Эйден понимал меня и делал это отлично. — Я смогу, — ответила я глухо. Я должна это сделать. У меня нет выбора, не так ли? — Ты сможешь, — повторил он более уверенно. — Ты сможешь это сделать. Сейчас или никогда, верно? — Я смогу. Он мягко и нежно рассмеялся. — Это моя девочка. Его девочка? — Правда? — спросила я его, надеясь, что он не... это глупо. Эйден не сказал бы такое просто так. — Единственная, — добавил он уверенно. Как я могла не бороться с таким чувством собственничества со Вселенной за самого целеустремленного мужчину, которого я когда-либо встречала. — После того, как я пересеку финиш, я, возможно, не смогу ходить, но я это сделаю. Могу я позвонить тебе после того, как отлежусь на больничной койке? — Тебе лучше сделать это. *** В своей жизни я прошла через многое. Я знала, что такое боль, я годами справлялась с ней, иногда хорошо, иногда не очень. Я понимала основы упорной работы и успеха. И мне нравилось делать все как можно лучше, за что бы я ни бралась. Так было всегда, и я не собиралась переживать и гадать, почему так происходило. Но марафон... Я подготовилась так, как только могла, для того, чтобы пробежать его, учитывая все трудности. Я знала свой лимит и свое тело. Но после отметки в двадцать пять километров... Все начало разваливаться. Я хотела умереть. Каждый шаг казался адским воплощением. Мои голени рыдали невидимыми слезами. Все мои важные связки и сухожилия думали, что их наказывают за то, что они совершили в прошлой жизни. И я задавалась вопросом, почему, черт побери, я думала, что после всего моего пути это станет моим венцом достижения. Я не могла просто пожертвовать деньги на благотворительность? Я не слишком молода, чтобы стать приемным родителем? «Если я переживу это, то смогу сделать что угодно, — убеждала я себя. — Я поучавствую в соревновании Железного Человека, черт побери». Ладно, может быть, я подготовлюсь к триатлону, если закончу этот марафон. Если закончу его. Если. Если не умру. Потому что, черт возьми, мне казалось, будто я уже на пороге смерти. Я хотела пить, есть, и каждый шаг посылал искры боли через мой позвоночник в голову, и я начала сбиваться с шага и бежать неряшливо. Возможно, еще у меня была мигрень, но все мои болевые рецепторы были сосредоточены на остальном, чтобы как-то это заметить. Но я думала об Эйдене, о своем брате, о Диане. Я думала о Заке. И я закрыла глаза и подтолкнула себя. С каждым километром становилось труднее, каждый шаг был сложнее предыдущего. Я замедлялась, потому что бежала по преисподней. Но я не могла умереть после того, как пересеку финиш, потому что я месяцами тренировалась и надрывалась не для этого. Как бы то ни было, моя уверенность в том, что пересеку финиш, становилась все сильнее и сильнее, правда, если я добегу до него. К тому времени, как мне осталось пробежать последние два километра, я больше хромала и шаталась, а не шла. Мои лодыжки отреклись от меня. Боль в мышцах голени станет моей занозой в заднице на следующие несколько недель, а мышцы живота свело. Честно, я чувствовала себя так, будто у меня грипп, Эбола и стрептокок в горле. Думая об этом сейчас, я вообще удивлялась, как смогла добраться до финиша. Полагаю, абсолютная воля и решительность. Я никогда не гордилась собой больше, чем прямо сейчас, и не злилась на себя сильнее. Думаю, я заплакала, в основном потому, что каждая кость и мышца в моем теле рыдали, потому что я поверить не могла, что на самом деле сделала это. Но когда я заметила огромного мужчину с каштановыми волосами, и как он прорезал толпу людей, будто скоростной поезд, я чуть ли не заревела. Люди подбадривали меня, но во мне не было даже сил, чтобы поблагодарить их, потому что я хотела одну единственную вещь, и она была чертовски далеко. Я хотела этот большой мираж, что направлялся ко мне, и я хотела его три часа назад. Я хотела его две недели назад. Даже находясь в сорока шагах друг от друга, я видела своим размытым зрением, как он нахмурился, когда нашел меня в смешавшейся толпе. Я упала на колени, игнорируя окруживший меня персонал, который проверял, все ли со мной хорошо. На самом деле я знала, что не умираю. Не совсем. Это просто... травмирующе. Все, чего я хотела, это объятие, душ, еда и сон. Но больше всего я, конечно, хотела этот паровой каток в человеческом обличии, который с еще большей настойчивостью начал проталкиваться мимо людей, разделявших нас. Он был как Моисей, разводящий море людей. Когда он остановился передо мной, я подняла руки и позволила ему подхватить меня, он поднял меня этими огромными бицепсами и притянул к себе, чтобы мы смотрели друг другу в глаза. Я не оценила это невероятное проявление силы, потому что следующее, что он сделал... Я обвила его шею руками, и он обнял меня. Прямо перед всеми он обнимал меня чертовски крепко, как будто это не он уехал и оставил меня одну, когда все, чего я хотела, — его. Я обхватила его ногами за талию, как паукообразная обезьянка, не заботясь о том, что мои шорты врезались между ягодиц, и не переживая о фотографах, которые должны были делать фотографии участников, а вместо этого окружили Виннипегскую Стену и меня в наш с ним момент. Ага, я плакала ему в шею, а он прижался лицом к моим волосам. Тихим, успокаивающим голосом он прошептал: — Это моя девочка. Это моя, мать твою, девочка. — Что ты здесь делаешь? — чуть ли не прорычала я. — Я скучал по тебе. — Ты что? Он сжал меня сильнее в объятиях. — Я очень сильно скучал по тебе. Вот черт. — Я приехал увидеть тебя, — продолжил он. — Ты был здесь и даже не сказал мне? — Я не хотел тебя отвлекать, — объяснил он мне своим низким голосом, его рука поддерживает мою шею. — Я знал, что ты сделаешь это. Из-за его слов я расплакалась сильнее, но это были не совсем слезы радости. — Я умираю. Ты должен купить мне сегвей. Я больше никогда не смогу ходить, — пробормотала я. — Ты не умираешь, и я не куплю тебе это, — ответил он. — Все болит. Он что, засмеялся? — Уверен, что так. Я поняла, что меня не волнует, что он смеялся надо мной. — Ты можешь понести меня? — Ты оскорбляешь меня, Ван. Конечно, могу, — я думала, что почувствовала на щеке его поцелуй, но не была уверена, потому что мои глаза были закрыты, и мне было страшно их открывать, потому что не хотела обнаружить, что я сплю и лишь фантазирую, что все это происходит. — Но сделаю ли я это? — спросил он. Я лишь обняла его сильнее и сжала свои истощенные бедра вокруг него так сильно, как только смогла, но это продлилось, может, от силы секунды три. Чудо, что я вообще смогла это сделать, честно. Эйден коснулся губами моего виска, и я засопела, замерев. — Ты целуешь меня? — Да. Я так тобой горжусь. — Ладно, — захныкала я. Ага, я еще крепче обняла его большую шею. — Здоровяк, ты отвезешь меня домой? Мой прагматичный, честный Эйден ответил: — После того, как ты пройдешься минут десять, чтобы успокоиться. *** — Тебе надо восполнить запас углеводов, — произнес Эйден, когда зашел в мою спальню с тарелкой в руке. Там был коричневый рис, спаржевая фасоль, авокадо, что-то похожее на жареный и нарезанный кабачок, а с краю лежало целое яблоко. В другой руке у него был бокал с водой, а под мышкой бутылка с кокосовой водой. Я, зевая, села в кровати, отбросив в сторону покрывало, которым укрывалась. — Ты ангел, — я все еще не могла поверить, что он вернулся. Все казалось таким нереальным. Он подошел к краю кровати, опустился на матрац одним бедром и протянул мне сначала стакан воды. — Ты хорошо спала? Учитывая, что прямо из машины я направилась в ванную и сидела там, скрестив ноги, после чего помылась, а потом кое-как доползла до кровати и отключилась, я чувствовала себя довольно хорошо. Мышцы ног были очень напряжены, и даже в плечах я ощущала тяжесть. Я чувствовала себя больной, но поняла, что это лишь потому, что должна съесть нечто большее, чем два банана, которые Эйден впихнул мне в руку в машине по пути домой, и упаковки орешков, которую дал мне Зак, ожидающий меня после марафона, сидя на лавочке. — Ага, — ответила я ему и выпила почти половину стакана воды, прежде чем взяла тарелку из его руки и стала есть без дальнейших разговоров. Когда я посмотрела на Эйдена, то заметила, что он наблюдал за мной, но я слишком сильно была занята поглощением еды, что не обратила на это внимание. Когда я съела почти три четверти пищи на своей тарелке, я вытерла подбородок тыльной стороной руки и с благодарностью улыбнулась ему. — Спасибо, что приготовил для меня. — Угу, — он указал на уголок моего рта. — У тебя рис вот тут. Вытерев рот, я спросила: — Как долго я спала? — Около трех часов. Три часа? Черт, не думала, что так долго. — Ван, — лицо Эйдена появилось в поле моего размытого зрения. — Что ты собиралась сказать мне перед марафоном? Во-о-от черт. Черт, черт, черт. Я полностью об этом забыла? Нет. Я думала о том, что сказала ему, все четыре часа, что бежала. И большую часть этого времени я хотела пнуть себя за это. В остальное время я напоминала себе, что я потрясающая и что бегу марафон, что могу участвовать в соревнованиях. И я чувствовала, что поступила правильно. У меня на коленях лежала тарелка с едой, что Эйден приготовил для меня, бутылка кокосовой воды была зажата между его больших бедер, мой пустой стакан стоял на ночном столике, и я собиралась сказать Эйдену, что люблю его. Я любила его. Я любила его так сильно, что сделала бы ради него что угодно. Я любила его так сильно, что рискнула бы и провела следующие четыре с половиной года своей жизни с мужчиной, который, скорее всего, потом разведется со мной и продолжит свою карьеру. Потому что, к черту, что это за жизнь, если ты не живешь ею и не получаешь от нее удовольствие? Что это за жизнь, когда ты не любишь того, кто заботится о тебе больше, чем о ком-либо другом? Это моя правда. Эйден прямо перед репортерами и незнакомцами обнял меня и сказал, что гордится мной, когда обычно обеими руками держался за свою частную жизнь. И это не было наиграно. Я могу это сделать. И сделаю. Потому что я лучше признаюсь ему, чем проведу остаток своей жизни, задаваясь вопросом, что бы произошло, если бы я сказала ему, что он для меня ― весь мир. Что он ― первый новый человек в моей жизни, которому я полностью доверяла. Что я готова быть в его жизни вторым номером, пока у него не появится больше времени. Поэтому я сказала, даже если так крепко сжала пальцами тарелку, что переживала, не треснет ли она. Я заставила себя смотреть ему в глаза, когда делала это: — Я собиралась сказать тебе... сказать, что люблю тебя. Я знаю, ты сказал, что не хочешь отношений, и знаю, что между нами все очень сложно... Он забрал тарелку из моих рук. — Но я люблю тебя. Мне жаль, но мне не жаль. Я не хочу быть... — Ванесса. — Я не хочу быть чьим-то вторым номером или третьим в списке приоритетов, потому что иногда мне нравится быть жадной... — Ван. — Но я ничего не могу сделать с тем, что чувствую. Я пыталась это остановить, клянусь. Но не смогла. А потом это произошло. — Заткнись. Я закрыла рот и хмуро посмотрела в его бородатое лицо. — Ты хоть что-то слышала из того, что я говорил тебе после марафона? Я скучал по тебе. Я скучал по тебе так сильно, что не мог понять, насколько. Я не хотел оставлять тебя здесь. Я продолжал отговаривать себя от поездки. Почему, ты думаешь, я никогда не поднимал эту тему? Теперь я задумалась. — Но... когда ты уехал, ты ничего не сказал. Ты забрал Лео. — Ты не просила меня остаться, — он сжал мои руки. — Я взял Лео, потому что не мог взять тебя. Я предположил, что ты хочешь остаться с Дианой и пробежать марафон, потому что не чувствуешь того же. Я собирался просить тебя поехать со мной. — Правда? Этот красивый, прекрасный мужчина наклонился ближе. — Как ты можешь не знать, что ты для меня ― весь мир? Разве я показывал это недостаточно ясно? — Я не знаю, — пробормотала я, заикаясь. — Ты любишь меня? Он так напряженно смотрел на меня, что мне казалось, будто мир вокруг нас остановился. — Ты мне скажи. Я никогда не перестаю думать о тебе. Я все время беспокоюсь о тебе. Каждая прекрасная вещь, что я вижу, напоминает мне о тебе. Я не могу закончить свои тренировки в Колорадо, потому что хочу, чтобы ты была рядом, — произнес он твердым голосом. — Ты мне скажи, что я чувствую. С силой, которой я в себе не ощущала, я встала на колени и прижалась к его губам. И не удивилась, когда Эйден мгновенно обнял меня рукой за талию и притянул к себе, он слегка склонил голову и приоткрыл свои губы. Когда его язык нежно скользнул по моей нижней губе, мои губы раскрылись и наши языки соприкоснулись, медленно и неуверенно, изучающе. Эйден целовал меня, как... Боже, как будто мы медленно занимались сексом. По крайней мере, таким медленным, чувственным сексом, который я раньше видела в порно. Мы прижимались друг к другу, он обнимал меня своими руками, я запуталась пальцами в его волосах, и мы просто целовались. Целовались, целовались и целовались так, как в тот день в его спальне. Возможно, прошло пять минут или, может быть, двадцать, но когда он, наконец, отстранился, я всхлипнула у его губ. Вздох Эйдена коснулся моей щеки, когда своими полными, сексуальными губами он прижался к моему подбородку, а ладонями крепче сжал меня. — Твоя дверь открыта, и здесь Зак, — произнес он напротив моей кожи. — Черт возьми, — прошептала я. Он усмехнулся. — Позже. Обещаю. — Правда? Он поцеловал меня в щеку. — Доедай. *** Через несколько часов я проснулась, лежа на боку. Прошло столько времени, и мне понадобилась секунда, чтобы вспомнить, где я. Почему я здесь — в постели Эйдена. После того, как я поела, я пошла в его спальню и легла, спросила, хорошо ли Лео с Лесли, который стал няней нашему драгоценному золотистому принцу в Колорадо. Помню, что я очень устала и начала отключаться. По-видимому, он не вытолкнул меня из своей кровати, а вместо этого уложил, и, в какой-то момент посреди ночи — или сразу же — Эйден лег позади меня и обнял своей рукой за талию. И именно в такой позе я проснулась. Я проснулась, лежа на боку, Эйден лежал прямо позади меня, прижимаясь своей эрекцией к моей попе, его рука находилась между моих ног; и он касался меня своими пальцами там, внизу. Очень низко. В самой моей сердцевине. И я точно могла сказать, какой влажной и нетерпеливой я стала после столь длительного воздержания. «Как долго это длится?» — спросила я себя, прежде чем решила, что это не важно. Я ерзала, двигала бедрами из-за приятных ощущений, окружающих меня. К моей попке прижималась его горячая длина, скрытая одеждой; сильные пальцы потирали мое чувствительное местечко через пижамные штаны и хлопковые трусики. Его большая грудь, которую я просто обожала, прижималась к моей спине, сливаясь с ней. Он переместил нижнюю часть своего тела, и я подстроилась под него. То, что я ощущала его, такого большого и твердого между своих ног, — самое потрясающее в моей жизни. Он прижался губами к моей шее, целуя, покусывая изгиб, переходящий в плечо. Я задыхалась. Эйден нежно поглаживал меня там, где я хотела его больше всего, и я, задыхаясь от ощущений, слепо потянулась рукой назад между нашими телами. Я обхватила его ладонью — столько, сколько могла ухватить — и провела вверх и вниз по толстой длине. — Эйден, пожалуйста, — прошептала я, пока его пальцы кружили над влажным материалом, прикрывающим мои бедра. Вместо ответа он прикусил мочку моего уха, затем всосал ее в рот. — Эйден, — повторила я, сжав его ладонью сильнее, а потом, изменив положение, скользнула рукой между резинкой его боксеров и горячей кожей живота. Моя ладонь потерлась о короткие, щетинистые волоски его паха, прежде чем мои пальцы сомкнулись на нем. Ладонью скользнула вниз от самого кончика его эрекции к яичкам. Я слегка сжала их и повторила свои действия. Я поглаживала его шелковистую горячую кожу, а гладкая, влажная головка вырисовывала линию на моих пальцах, ладони и внутренней стороне запястья. Без предупреждения он сдернул мои штаны вниз к коленям, и пока я реагировала на это, пальцами, которыми потирал мои трусики, он зацепился за их край и дернул материал. — Да? — спросил он, потирая большим мозолистым пальцем мою обнаженную плоть. — Да, — что еще я могла сказать? Умолять? Он отвел свои бедра немного назад и секунду спустя, прижавшись грудью к моей спине, толкнулся в меня головкой своего члена, которую я поглаживала всего секунду назад. Я осталась лежать на боку и притянула колени ближе к груди, настолько, насколько позволяли мои штаны, удерживающие ноги вместе. Он слегка толкнулся вперед, надавливая своей совсем не маленькой головкой, поэтому я слегка раздвинула ноги... и он вошел полностью. В. Меня. Горячий, длинный и такой чертовски твердый, что я слегка задохнулась. Он погружался в меня, медленно прокладывая себе путь. Так же медленно я подалась вперед и втянула в себя воздух, когда он полностью оказался во мне. Резкий вздох Эйдена превратился в рычание. Его толчки набирали обороты, он полностью входил и выходил из меня. Все внутри меня сжималось вокруг твердых мышц, цеплялось и сдавливало. Он проскользнул своей рукой под мою футболку, поглаживая живот и поднимаясь все выше и выше, пока кончики пальцев не сжались вокруг соска. Другой рукой он схватил меня за руку и прижал к кровати. Он двигал бедрами, и комнату наполнили шлепающие звуки. Он задевал внутри меня особое местечко, и я крепче сжимала ноги, отчего ощущения становились лишь сильнее. Я слегка отклонила голову назад, и его губы поймали мои, целуя. Его язык безжалостно боролся с моим, поглощая все, что я могла ему дать. Эйден слегка крутил бедрами и толкался вперед. Его поцелуй был беспощаден. Пальцами он по очереди щипал и перекатывал мои соски, и с каждой секундой я хотела его все сильнее и сильнее. — Я хочу кончить внутри тебя, — прошептал он мне в ухо. И все. Я закричала. Кончая. Сотрясаясь в оргазме. Потом раздался рык Эйдена, низкий и сексуальный, он задвигался быстрее, неумолимо и дико. Его бедра ударялись об мои с влажным шлепающим звуком. С последним толчком он погрузился в меня полностью и хрипло вскрикнул, когда кончил, сжимая меня крепче в своих теплых объятиях. Внутри меня дрожала и пульсировала его эрекция, и там было очень влажно. Я поцеловала его, поглощая его стоны, наслаждаясь тем, как он бессознательно двигался внутри меня. Вздохнув, он отстранился от моих губ, отпустил мою руку и обнял, прижимая к себе, и мне очень нравилось ощущать его тело рядом, теплое и немного потное. Он тяжело дышал. Обнимал меня. Это теплое тело обвилось вокруг меня, а член лишь слегка смягчился у меня внутри. Я не могла выразить словами то, что чувствовала в данный момент, и, конечно же, ничего такого, чтобы отдать должное этому моменту. Поэтому я уткнулась головой ему под подбородок и устало вздохнула. Эйден обхватил мою грудь ладонью, губами исследуя кожу чуть ниже моего уха. Я чувствовала себя ожившей, сильной, восторженной и обновленной. Когда он сжал мою грудь, я слегка повернула голову назад, ища его губы. Эйден, который знал всегда и все, прижался к моим губам. Наши языки встретились, пробуя, исследуя, пожирая. Через несколько минут Эйден снова стал твердым. Я чувствовала его во мне, такого толстого, как он становился больше и больше, и инстинктивно качнулась к его бедрам, отчего он вошел глубже. Я ощущала себя наполненной, такой чертовски наполненной. Но меня заводило не только желание оргазма. Нет, это тело Эйдена, его тепло, его рот, то, что каждая часть его была большой, и как хорошо он себя контролировал. Я любила Эйдена, больше, чем любила, и это все меняло. Он вышел из меня тогда же, когда его губы отпустили мои, и из меня вырвался вскрик, когда он ладонью скользнул по моему бедру. — Иди сюда, — приказал он грубым голосом, который стал ниже и приобрел необычную хрипотцу. Он провел руками по моим бедрам, прежде чем обхватить мою попу. — Я хочу, чтобы ты была сверху, — прошептал он. — Ты нужна мне, — он использовал те же слова, что и несколько месяцев назад. Меня не надо было просить дважды. Встав на колени, я подползла к нему, немного волнуясь, немного стесняясь, несмотря на то, что мы уже сделали. Эйден лежал на спине, боксеры были спущены вниз до бедер, прямо под яичками, которые я ласкала всего пару минут назад. Его возбужденный пенис в обрамлении коротких коричневых лобковых волос был влажным и блестящим из-за наших оргазмов, и на фоне темных волос казался розовато-фиолетовым. — Ты самый сексуальный мужчина, которого я когда-либо видела, — произнесла я, снова впиваясь взглядом в нижнюю часть его тела. От улыбки, появившейся на его губах, у меня по спине побежали мурашки. Он поднял руку и подушечками среднего и указательного пальцев начал поглаживать мою киску. — Ты и представить себе не можешь, что ты для меня значишь, Ван. Понятия. Не. Имеешь, — повторил он каждое слово отдельно. — Хочешь знать, как часто я мастурбировал на этой кровати из-за тебя? В душе? Каждый день я хотел от тебя немного больше и больше, и этого было недостаточно. Боже мой. Сейчас я точно знала лишь одно — я хочу, чтобы его футболка исчезла. Вероятно, он думал о том же, потому что пальцами он добрался до моей футболки. И прежде чем я поняла, что происходит, она оказалась на полу, нижнее белье тоже было снят и полетело в том же направлении. Пока Эйден снимал свою футболку через голову, я стягивала вниз боксеры по его сильным ногам, наслаждаясь и прикасаясь к впечатляющим мускулам, поднимаясь вверх, я поглаживала пальцами внутреннюю сторону его бедер. Без единого слова его жаркий взгляд прошелся по моей груди и лицу, и Эйден потянулся к моим бедрам, в процессе губами захватывая мой сосок. Мгновение спустя я оседлала его, стоя на коленях по обе стороны от его тела, и терлась центром своего естества о его напряженную эрекцию. Приподнявшись, я потянулась назад и прижала широкую головку к своему входу, осознавая, насколько была влажной от того, что он кончил в меня, и обожая мысль, что ему на это плевать. Его стон заглушил мой собственный, когда я медленно опустилась на него. Руками Эйден помогал мне двигаться на нем. Его губы подстегивали меня, он переходил от одного соска к другому, оставляя нежные поцелуи в ложбинке между ними. Он вошел в меня полностью, когда я откинулась назад, и опустился спиной на кровать. Подбородок поднят вверх, сухожилия на шее напряжены. Я впитывала в себя эту картинку: он голый, вид его широких плеч, прижатых к бледно-серому одеялу, его грудь резко вздымалась и опадала при каждом прерывистом вздохе. И у меня сразу появились две любимые картинки: то, как сжимались и разжимались шесть кубиков его пресса, и как мои бедра смотрелись поверх него. Я наклонилась вперед, уперлась одной рукой в матрац рядом с его головой, другую прижала к его груди; его кожа была горячей на ощупь, а мышцы напряжены. Он обхватил мою голову сзади рукой и потянул вниз для поцелуя. Мы все еще находились в этой позиции, потерявшиеся в поцелуе, когда он начал двигать бедрами. Мы все еще целовались, когда я кончила, мои внутренние мышцы задрожали, потерявшись в оргазме, а потом его член дернулся во мне, и он хрипло застонал, снова кончая. Я сразу же упала ему на грудь, дыша тяжелее, чем когда закончила марафон, и чувствовала такую эйфорию, как никогда за всю свою жизнь. Мы прижимались друг к другу. Его сердце, бьющееся под моей щекой, — это большее, что я себе когда-либо представляла. Эйден обнял меня рукой за талию, крепче прижимая к своей потной груди, и над моей головой раздались его слова: — Я люблю тебя. И я радостно ответила: — Я знаю, — потому что это правда. — Я тоже тебя люблю. — Я знаю, — сказал он в ответ. Близость наших тел делала все очевидным. — Ты, правда, хочешь, чтобы я поехала с тобой в Колорадо? — Что я говорил тебе о глупых вопросах? — спросил он. — Да, я хочу. Я улыбнулась. —Тс-с. Я просто хотела убедиться. Я хочу поехать. Я хочу быть там, где ты, — до того, как я смогла все обдумать, я сказала ему то, что, как я потом поняла, было абсолютной правдой. — Мой дом там, где ты. Если ты хочешь, чтобы я была там, я поеду за тобой куда угодно. Эйден скользнул рукой вниз по моей спине и прижал ее к пояснице. Он, казалось, говорил мне в волосы: — Я ничего не знаю об отношениях, Ван, но я знаю, что люблю тебя. Я знаю, что ждал всю свою жизнь, чтобы любить тебя, и сделаю все, что должен, чтобы это сработало. Возможно, до встречи с Эйденом я не понимала этого о любви. Как футбол и искусство, как то, что все хотят в своей жизни, любовь — это мечта. И как в любой мечте, нет никаких гарантий. Она не растет сама по себе. Не расцветает без подпитки. Она величественна в своих тонкостях. Она сильна в своей самоотверженности. И любовь всегда будет с человеком, который никогда не откажется от возможностей, что она предоставляет. |