Кристина Лишь более чем через два столетия после изобретения книгопечатания авторы прозаических сочинений научились выдерживать единый тон или единую позицию на протяжении всего текста
 Скачать 21.15 Kb.
|
|
1 Кристина: Лишь более чем через два столетия после изобретения книгопечатания авторы прозаических сочинений научились выдерживать единый тон или единую позицию на протяжении всего текста После того как приведённое к единому, общепринятому виду пространство гутенберговской культуры прочно утвердилось, сформировавшиеся в нем категории автора и читателя стали слепо переносить и на допечатную литературу. Некоторые переиздания средневековых писателей (Шекспир, к примеру), что выходили в девятнадцатом веке, представляют собой своего рода памятник такому некритическому подходу. Дима: На протяжении ряда столетий после изобретения книгопечатания проза и поэзия оставалась скорее устной, чем визуальной. Для нее была естественна разнородность, пестрота тона (зависимость от жанра художественного произведения, эмоция которую автор закладывает в отрывок) и установки (по отношению к произведению): автор вполне мог сменить их на полуслове в любом месте. Также единством не отличались грамматические времена и синтаксис – их употребляли не для согласования событий во времени и пространстве, а скорее для более выразительного звучания. Дело в том, что на заре эпохи книгопечатания автор или литератор просто не имел перед собой никакого образца. Из-за этого многие писатели вынуждены были надевать на себя более или менее явно имевшуюся маску предсказателя, а именно маску средневекового шута. Кристина: После появления книгопечатания понадобилось немало времени, прежде чем авторы и читатели открыли «точку зрения» (Частная, или индивидуальная, точка зрения является «общим законом» для общества печатной культуры в отличие от рукописной. Печатная культура, будучи культурой визуальной, "ведет к объективной выраженности, однородности и последовательности в живописи, поэзии, логике и историческом описании»). Миру визуальной перспективы – мир единого и однородного пространства - пришлось ждать признания до самого восемнадцатого века (поэзия Мильтона), потому как нынешнему времени было чужд мир резонирующего многообразия звучащих слов. Поэтому искусство слова последним приняло визуальную логику Гутенберговой технологии. 2 Дима: Из-за того, что первопечатники смотрели на новое изобретение как на всего лишь другую форму процесса писания, в книги употребляется достаточно интересная формулировка данного процесса – это «Безлошадная карета». Такое название охарактеризовывает положение, в котором некоторое время находилась печатная книга. После введения печатного пресса квалификация писарей немного поменялась, они стали называть себя каллиграфами и работали на протяжении столетий для богатых заказчиков, естественно число их значительно сократилось. В дальнейшем данный вид деятельности полностью изживает себя и превращается в некое хобби. Кристина: Самое интересное, что многие писари, можно сказать, пошли во вражеский лагерь и стали печатниками. Такие люди стали интересоваться тем, что в наше время называется бизнес, соответственно если провести аналогию, то Гуттенберг создал машину для печати денег. 3 Дима: То, что нам кажется «классическим» в семнадцатом восемнадцатом веках, связано с широким слоем латинских неологизмов, которые были привнесены в английский язык переводчиками в начальный период развития книгопечатания. До начала шестнадцатого века» формы письменной речи, латыни или национального языка, «эволюционировали вслед за разговорным языком» Рукописная культура была не способна стабилизировать язык или превратить его в унифицирующее (приведенное к общепринятому виду) средство общения. Кристина: Средневековый автор был свободен в собственной терминологии от этого словарь в те времена был невозможен. Средневековые канцелярии предпринимали значительные усилия для языковой стандартизации канцелярских процедур, а новые централистские монархии ренессансной поры стремились уже к закреплению языков. Новый монарх, повинуясь духу книгопечатания, охотно принял бы законы про унификацию не только религии мышления, но орфографии и грамматики. Дима: Гутенберг – это некая конкретика, которая подавляет и вытравляет можно сказать абстракцию слова в голове человека, но мы живем в эпоху визуализации и Когда мы обращаемся к слову как мысли из глубочайшим интуиции человека (как в наше время происходит), то язык становится несовершенным неадекватным, когда начинает зависеть только от слов и форм (ибо человек стал мыслить более рационально воспринимая слова по отношению к конкретному предмету) и когда некритически полагают, что этими словами и формами исчерпывается язык во всей его полноте. Этим как раз и занимается структурная лингвистика – в ее основе лежит понимание языка как знаковой системы (см. Знак языковой) с чётко выделимыми структурными элементами (единицами языка, их классами и пр.) и стремление к строгому формальному описанию языка. Кристина: Как уже известно, главный смысл книгопечатания заключается в превращении национальных языков в средства массовой коммуникации общенационального значения. В книге проскальзывает мысль о том, что до эпохи Возрождения национализма не существовало. А все потому, что печать превратила национальные языки в средства массовой коммуникации. Дима: Но главная идея данной главы состоит в том, печать как форма централизованного массового производства закономерно приводит к тому, что среди социальных политических проблем на первый план выдвигается проблема «свободы». Герберта Гувера и Гарри Трумэна: «Мы, американцы, знаем, что если свобода имеет какой-то смысл, то она означает право мыслить. А право мыслить означает право читать - читать все что угодно, написанное где угодно, кем угодно и когда угодно». Кристина: Если печать подразумевает унификацию, то она должна создавать одинаковые права, как для писателя, так и для читателя, как для издателя, так для потребителя. Но тут возникает диссонанс между нонконформистами и просто конформистами одни тяготели позиции автора-издателя, власти. |