Главная страница

Костюхин.Лекции по русскому фольклору.глава 1. Лекции по русскому фольклору Учебное пособие. М. Дрофа, 2004. 336 с


Скачать 104.5 Kb.
НазваниеЛекции по русскому фольклору Учебное пособие. М. Дрофа, 2004. 336 с
АнкорКостюхин.Лекции по русскому фольклору.глава 1.doc
Дата26.04.2017
Размер104.5 Kb.
Формат файлаdoc
Имя файлаКостюхин.Лекции по русскому фольклору.глава 1.doc
ТипЛекции
#5639

Костюхин Е.А. Лекции по русскому фольклору: Учебное пособие. – М.: Дрофа, 2004. – 336 с.
Глава 1
СПЕЦИФИКА ФОЛЬКЛОРА
Термин «фольклор» (англ. folklore), принятый в международной науке около ста лет назад и вошедший в российский обиход чуть позже, означает в переводе «народная мудрость». В некоторых странах под фольклором понимается вся народная культура – от одежды и национальной кухни до колыбельных песен. В нашей стране под фольклором обычно подразумевают устное народное творчество, иначе говоря – устную словесность как совокупность текстов. Но и в России наметилась тенденция к расширению понятия о фольклоре, в которое предлагают включать не только народное художественное творчество (словесное, музыкальное, танцевальное, драматическое, прикладное), но и любые проявления народных обычаев. Исторически, однако, сложилось так, что именно устное народное творчество и есть собственно фольклор. Об этом говорил и замечательный русский исследователь 1920-1930-х годов Н.П. Андреев: «Под именем «фольклор» мы объединяем значительное количество словесных художественных произведений, распространяющихся посредством устной традиции». Также и мы в основном оставляем в стороне невербальные компоненты народной культуры, хотя они и являются ее неотъемлемой частью.

Зачисляя фольклор по ведомству устной словесности, мы признаем, что можем подходить к нему с тем же исследовательским арсеналом, с каким подходим к изучению произведений литературы. И мы имеем на это право, потому что роман Л.Н. Толстого и народная сказка в равной степени являются произведениями искусства слова. Но в то же время между фольклором и литературой есть принципиальные различия, выявляющие специфику фольклора. Главные из них следующие: назначение в жизни общества, неодинаковая социальная стратификация, несходство в характере создания и бытования.

Литература представляет особую сферу духовной деятельности – сферу искусства. То же можно сказать и о фольклоре. Но сказать так не значит сказать все. Фольклор – это область народной культуры, он охватывает народный быт, связан с трудом и досугом, социально-бытовыми отношениями. И не просто связан, а включен в народную жизнь, является ее частью, и понять его можно только в контексте народной культуры. Книги можно читать когда и где угодно. Фольклорные же произведения занимали в жизни особое место, исполняли их обычно при известных обстоятельствах. Так, в названиях «календарный фольклор», «свадебный фольклор» эти обстоятельства четко определены.

Еще в середине XIX столетия Н.С. Тихонравов писал: «Выросшая на основе общих индоевропейских преданий, народных верований, языка, словесность народная может быть вполне понимаема только в связи с изучением мифологии, праздников, поверий, обычаев и вообще всей обстановки народного быта, среди которой она возникает». Народная культура – предмет специальной науки, этнографии (этнологии). Поэтому в отличие от литературоведов фольклористы по необходимости являются еще и этнографами. В Англии и Франции фольклором и занимаются преимущественно этнографы, тогда как в России эта сфера в первую очередь принадлежит филологам.

Очевидна неодинаковая социальная стратификация фольклора и литературы1. Прежде эта особенность истолковывалась следующим образом. Литература принадлежит привилегированным классам, а фольклор – непривилегированным, «простому народу». Объяснялось это тем, что в эксплуататорском обществе простой народ не имел доступа к профессиональному искусству и ему оставалось довольствоваться фольклором. С этой точки зрения фольклор – искусство, выражающее миропонимание непривилегированных классов, творчество невежественной народной массы. В советских учебниках по фольклору неизменно цитировали Максима Горького: фольклор – «устное творчество трудового народа». Эта формулировка нанесла непоправимый вред отечественной фольклористике.

Заметим прежде всего, что далеко не все, что поется и рассказывается «трудовым народом», им самим создано. Вот собрались пожилые люди, запели о том, как ревела буря, гром гремел, т. е. песню о Ермаке. Песня народная, но автор ее текста – поэт-декабрист К.Ф. Рылеев, дворянин. Грозному царю Ивану Васильевичу на сон грядущий рассказывали сказки. Лишь в XVIII в. аристократическая культура резко отделяется от народной, но многое из нее становится народным достоянием.

Социальная дифференциация общества приводит к тому, что у каждой социальной группы складывается собственный фольклор, выражающий коллективное самосознание этой группы. Многое в русском фольклоре создано крестьянами: ведь прежняя Россия была крестьянской страной. Велик вклад в русский фольклор населения средневековых городов и слобод – ремесленников, кустарей, посадских людей, торговцев. С давних пор в городах бытовали анекдоты и сказки, произведения героического эпоса. Несомненно городское происхождение новгородских былин. Несмотря на то что профессиональная армия появилась в России поздно, роль солдат в развитии русского фольклора значительна: существует множество разнообразных солдатских песен и сказок. В XIX-XX вв. складывается рабочий фольклор, фольклор городской улицы, люмпен-пролетариата. Примем поэтому определение К.В. Чистова: «Фольклор – это совокупность устных словесных текстов (структур), функционирующих (или функционировавших) в быту какого-либо этноса или его какой-либо локальной, конфессиональной, профессиональной или иной первичной контактной группы».

В самом деле, есть общерусский фольклор (многие пословицы и поговорки) и есть фольклор самых разных групп, выделяемый по следующим признакам: локальным (фольклор яицких казаков, фольклор Мезени), конфессиональным (фольклор сектантов), профессиональным (фольклор лесорубов или железнодорожников), возрастным (детский фольклор). Справедливо заметил Б.Н. Путилов: «В России XIX в., несомненно, существовал фольклор не только крестьянской деревни, помещичьей дворни и лакейской, но и дворянской усадьбы; не только фольклор мастеровых, мелких торговцев и городской голытьбы, но и гостиных, балов и приемов, кабинетов и – наверняка – самого царского двора; не только фольклор солдатской массы, но и офицерский; фольклор монашеский, нищих, чиновников разного ранга, прислуги, полицейских, профессоров, обитателей ночлежек, газетчиков и т.д.». Все это в целом и есть фольклор русского народа, или, как говорят специалисты, этноса. Можно поэтому сказать, что русский фольклор – совокупность текстов, которые русский этнос считает своими собственными (хотя, разумеется, далеко не все они русского происхождения).


ФОЛЬКЛОР И ЛИТЕРАТУРА КАК РАЗЛИЧНЫЕ СФЕРЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТВОРЧЕСТВА
Принципиальные отличия фольклора от литературы касаются природы художественного творчества. Литература – искусство слова. Фольклор – тоже. Однако это устное народное творчество. Следовательно, очень важную роль играет в фольклоре начало исполнительское. Одна и та же сказка по-разному звучит в устах рассказчиков разной одаренности. Говорят о синкретизме фольклора, т. е. о соединении в устном творчестве выразительных средств разных искусств – словесного, музыкального, театрального и т. п. Действительно, слово в фольклоре всегда выступает в союзе с другими средствами художественного выражения, и жизнь фольклорных произведений несравненно красочнее, чем представляют ее безгласные страницы учебных хрестоматий.

Творческий процесс в фольклоре и литературе протекает по-разному. В литературе творчество индивидуально, в фольклоре – коллективно. Это значит, что фольклорное произведение выражает не индивидуальное самосознание, а мировоззрение группы, в которой оно бытует. Вот почему мы обычно не знаем авторов фольклорных произведений. У любого текста был, конечно, автор, сочинивший его в определенное время и в определенном месте. Но, получив «путевку в жизнь», фольклорный текст живет сам по себе, независимо от какого-нибудь автора; передаваясь из уст в уста, он становится достоянием коллектива. В фольклоре нет индивидуального авторского самосознания, и неверно говорить об «анонимности» фольклорных произведений. Аноним – это человек, скрывающий свое имя. В фольклоре же никто ничего не скрывает, и в нем вообще нет понятия «автор». Фольклорный текст находится в постоянном движении. Фольклорные исполнители – это своего рода «соавторы», «редакторы»: они не творят что-либо принципиально новое, а рассказывают и поют то, что известно многим. Как писал А.И. Никифоров, «индивид, внося новые стилевые элементы, творит только волю массы, его породившей, воплощает вовне те крохи новых устремлений и ценностей, которые незримо подготовлены и живут в самой массе. На долю индивида выпадает, да и то не всегда, главным образом конструктивно-отборочная функция». И если в фольклоре возникает что-нибудь новое, то конструируется оно обычно из уже известных элементов, которые живут в народной традиции.
ФОЛЬКЛОР И ТРАДИЦИЯ
Понятие традиции – одно из центральных не только в науке о фольклоре. Философы, историки, культурологи не могут без него обойтись. Традиция – это память человеческой культуры, обеспечивающая передачу опыта от поколения к поколению. Так вот, фольклор ориентирован на традиционные нормы, и совершенно справедливо его называют традиционным искусством.

Устно-поэтическая традиция позволяет передать нормы сложившегося мировосприятия и способы его художественного воплощения – семантику текстов и «грамматику жанров», т. е. систему композиционно-стилистических средств. Спросите человека, как начинается роман, – и дождетесь встречного вопроса: какой роман? Спросите его, как начинается волшебная сказка, – он ответит без труда: «В некотором царстве, некотором государстве жили-были...» Традиционность фольклора проявляется в устойчивости словесного текста и способов его исполнения. Тексты здесь вписаны в традицию: «Любой отдельно взятый текст, какой-либо его элемент, любое правило фольклорной грамматики, как и любой жанр, проясняют свои значения лишь на фоне традиции: сами по себе они словно бы не существуют».

За постоянством фольклорной традиции стоит уклад – устойчивые формы народного быта. Проходили века, и из поколения в поколение русский крестьянин пахал землю, как это делали его деды, а ремесленник следовал раз и навсегда установленным образцам. Представления о жизни, художественные вкусы передавались по наследству. Фольклор – детище общества, где социальная практика основывается на репродуцировании накопленного опыта: это помогало выжить и устоять, составляло основу социального бытия.

Конечно, изменяются и традиции. Исследователь крестьянского искусства С.Воронов так говорил о его развитии: «Это движение медленного плота по широкой реке; словно недвижим и мертв этот дремлющий плот на воде, но это неверно: он движется и преодолевает тысячеверстные пространства». Есть в общественном развитии и взрывы, резко меняющие картину фольклора, но прежде перемены совершались очень медленно. Жизнь наших предков – природная: календарь крестьянина – это смена сезонных сельскохозяйственных работ. По характеристике выдающегося исследователя средневековой культуры А.Я. Гуревича, люди традиционного общества «видят в природе лишь регулярное повторение, не в состоянии преодолеть тиранию ее ритмического кругового движения, и это вечное возвращение не могло не стать в центре духовной жизни в древности и в средние века. Не изменение, а повторение являлось определяющим моментом их сознания и поведения». Это «повторение пройденного» и есть традиция.

Традиционность лежит и в основе фольклорной эстетики. Поэтика фольклора – это поэтика формул, канона, раз и навсегда определенных стилистических штампов и приемов, и она составила целую эпоху в истории человеческой культуры. Определяется эта художественная система особым миропониманием, так называемым «фольклорным сознанием», корни которого уходят в архаическое прошлое человечества. «Фольклорному сознанию присущи специфические пространственные и временные представления, свои устойчивые понятия о системе отношений между людьми – какие они есть и какими должны быть, свои представления о физической природе человека и окружающего мира, о жизни и смерти, о человеческих возможностях и силах и о многом другом».

Поэтому не следует переоценивать связи фольклора с реальностью: как любое искусство, фольклор – не отражение жизни, а ее преображение. Здесь создается особый художественный мир, и сопоставление фольклора с действительностью может иметь лишь одну цель: понять, где, как, в чем и почему фольклор отступает от действительности, создавая собственные представления о мире и человеке. Советские фольклористы хвалили народное творчество за любовь к труду. Но русский человек держался иного мнения: труд – суровая необходимость; «от работы не будешь богат, а будешь горбат» – чему тут радоваться? Тема труда находится на периферии фольклора. Исследователь народного искусства Н.М. Щекотов отмечал: «Крестьянский художник избегает изображать сцены, связанные так или иначе с тяжелым трудом, со страдою, которой так много в жизни землепашца; он предпочитает выбирать моменты досуга, в виде того же чаепития, поездки на тройке или игры на гармонии. Руководясь тем же побуждением, он при изображении трудящегося человека берет только те случаи, когда труд кажется ему легким и красивым. Так, на прялках мы видим иногда пастуха со стадом, играющего на дудке, или ряд нарядных девушек за прялками; полевые же работы, как это ни странно, почти совершенно исключены из круга художественных изображений»2. Ничего странного в этом нет: фольклор вовсе не ставит целью изображать реальность. Сам во многих случаях являясь формой народного досуга, он и обращается к досугу, а не к картинам тяжелого труда.

Итак, жизнь в фольклоре глубоко преображается. Здесь иные, чем в реальности, представления о времени. Время может бесконечно растягиваться, не меняя человека, – как в сказке о спящей царевне, или, напротив, стремительно сжиматься, когда в одно мгновение умирает Кощей Бессмертный. Раз в году в обыденную жизнь является из мира вечности Коляда – и время теряет обычное измерение. Простенькая гадательная песенка позволяет заглянуть в будущее. В фольклоре нет психологически сложных характеров – мы имеем дело с типами: например, в лирических песнях из одного текста в другой переходят одни и те же традиционные персонажи – добрый молодец и красная девица. Такие персонажи-типы действуют в условных жизненных обстоятельствах – не столько реальных, сколько символических («у куста было ракитова, у ключа было студеного»).

Упомянутые стилистические штампы и приемы принято называть общими местами, стереотипными формулами, топосами – во всех случаях это устойчивые словосочетания. Так, для былин характерны формулы описания княжеского пира, богатырского боя, седлания коня; для сказок – формулы встречи с ягой, описание волшебного коня; для лирических песен – описание любовного свидания, одинокой тоски. Стилистическая стереотипия – характерная черта фольклора, где «более или менее сходные выражения строятся по определенным образцам-моделям: тематическим, лексическим, синтаксическим, метрическим».

ФОЛЬКЛОР – ИСКУССТВО ИСПОЛНИТЕЛЯ
Фольклорное творчество – коллективное по своей сути, но воспроизведение фольклорных сочинений – индивидуальный творческий акт. Неверно было бы отождествлять мастерство писателя и мастерство сказочника: народный рассказчик – не творец, а прежде всего исполнитель. Фольклор – творчество народное, но далеко не каждый мог хорошо спеть песню или рассказать сказку. Известны многие мастера-исполнители: былинные сказители Т.Г. Рябинин и А.М. Крюкова, сказочники А.Новопольцев и А.Барышникова-Куприяниха, исполнительница народных плачей (вопленица) И.А. Федосова. В средние века многие из таких мастеров были профессионалами: например, бродячие древнерусские артисты – скоморохи (в Западной Европе таких артистов называли жонглерами), сказочники средневекового восточного города.

Роль личного начала в фольклоре очень велика. Оно проявляется уже в выборе тем и сюжетов. От исполнителя зависит, сократить или расширить рассказ, выделить ли в нем какие-то моменты. Исполнитель не повторяет заученный текст – он творит его на глазах слушателей, нередко импровизируя. В разных фольклорных жанрах соотношение между импровизацией и воспроизведением выглядит по-разному: импровизация может быть значительной в сказках; целиком на импровизации строятся народные плачи; в песне ее почти нет («из песни слова не выкинешь»). Слушатели обычно хорошо знают содержание исполняемого текста и обращают внимание на его изменение. Именно слушатели, коллектив, одобряют или отвергают то, что им предлагает исполнитель. Этот коллектив – носитель традиции, и фольклорное творчество осуществляется в рамках традиции.
УСТНОСТЬ КАК ПРИЗНАК ФОЛЬКЛОРА. ИНВАРИАНТ И АРХЕТИП
Устность – основополагающий признак фольклора (тогда как литература – это в первую очередь письменность), фундаментальная особенность традиционной культуры: «Вся система сохранения, развития и передачи культурных навыков, традиционных знаний, мастерства в самых разных сферах жизни, в представлениях о мире, в нормах поведения, в социальных связях строится на принципах устности». С этим связана принципиальная разница между фольклорным и литературным текстом. «Литературный текст – материализованный посредник между писателем и читателем. Вместе с тем он обычно разделяет их хронологически и локально. В фольклоре же устный текст объединяет в едином и одновременном акте творчество и восприятие, исполнителя и слушателя».

Устное исполнение фольклорных произведений имеет большое значение в судьбе текста. Импровизационное начало в фольклоре ведет к тому, что текст здесь не имеет завершенного облика. Еще раз напомним: каждое исполнение – не простое «повторение пройденного», это, как заметил замечательный американский фольклорист А.Лорд, сочинение заново. Немецкий ученый Г.Штейнталь писал: «Как нельзя погрузиться дважды в ту же волну, так нельзя два раза услышать одну и ту же песню». В фольклоре нет постоянного, или, как говорят текстологи, канонического, текста: он все время варьируется. Поэтому фольклорный текст – «совокупность вариантов словесного воплощения того или иного фольклорного произведения». Вариантность – одна из основополагающих черт фольклора. Наивно было бы объяснять ее несовершенством человеческой памяти: вариативность, по выражению И.И. Земцовского, – проявление «божественной виртуозности бытия». Это заставляет исследователей фольклора учитывать всю совокупность вариантов. И чем больше в их распоряжении записей той или иной сказки или песни, тем основательнее будут выводы. К.В. Чистов приводит следующий красноречивый пример варьирования народной песни:

Как жила-была вдовушка-вдова,

Как у той ли у вдовы было три дочери.

Уж отдам ли я первую дочь за боярина.

А вторую дочь за крестьянина,

А как третью-то дочь за татарина.

(Самарская губ.)
Два поля чистые, третье сороватое,

Полынь, перекати-поле...

У нашей у матушки две дочери счастливы,

А третья бессчастная.

Перву дочь отдала в Москву,

В Москву за боярина;

Другу дочь отдала в город,

В город за мастера;

Третью дочь отдала в полон.

В полон за татарина.

(Курская губ.)
У отца, у матери

Зародилось три дочери:

Две дочери счастливые,

А третья несчастная.

Большая дочь говорит:

«Отдай меня, батюшка,

В Щитры за подьячего!»

Другая дочь говорит:

«Отдай меня, батюшка,

В Москву за посадского!

А третья дочь говорит:

«Отдай меня, батюшка,

В Крым за татарина!»

(Орловская губ.)
Как у матушки у родимой

Три квашоночки растворены

Да три дочери сговорены.

Перва дочушка – за боярина.

Друга дочушка – за посадского,

Третья дочушка – за крестьянина.

(Тверская губ.)
Тема во всех вариантах одна: судьба младшей дочери, выданной замуж хуже своих сестер. Но различия очевидны: и в ритмике, и в содержании (семейные обстоятельства, социальные характеристики женихов), и в композиции (от чьего лица ведется повествование, психологический параллелизм, т. е. сопоставление жизненной ситуации с картиной из мира природы). Каждый из вариантов песни представляет вполне самостоятельный художественный текст, и в то же время каждый – это именно вариант гипотетического, идеального текста: ведь сколь бы ни отличались варианты, в их основе лежит единая сюжетная схема, стабильная и неизменяемая. Фольклористы называют ее архетипом. Меняются женихи, их национальность и социальное положение, меняются места, куда сестер выдают замуж. Но отчетливо вырисовывается инвариантная3 (т. е. общая для всех вариантов) основа песни: трех доче­рей выдают замуж на чужбину, причем наиболее трудная судьба выпадает на долю младшей. И если фольклорист задается целью воссоздать историю этой песни, он обязан собрать все известные ее варианты и установить, как конкретизируется инвариантная ситуация, в каких социально-исторических условиях она могла возникнуть. Другими словами, фольклорист должен установить архетип, т. е. наиболее древний, не известный нам текст, к которому восходят остальные тексты письменного памятника.

В фольклористике есть два противоположных представления об инварианте. Согласно первому, все варианты – это пересказы некоего исходного текста, который возник в определенное время и в определенном месте. Согласно второму представлению, исходного текста никогда не было – фольклорное произведение возникает как совокупность равнозначных вариантов. Это значит, что определенная сказка или былина возникли в нескольких географических точках одновременно. Но в это трудно поверить, и убедительнее первая точка зрения. У произведения есть архетип, который не всегда совпадает с инвариантом, – таково центральное положение так называемой историко-географической школы, одной из самых влиятельных в мировой фольклористике XX в.

Установить архетип – задача очень сложная, чаще всего неразрешимая, поскольку за столетия своего существования произведение может измениться до неузнаваемости. В нем оставляют свой след разные эпохи, и фольклористу, как геологу, приходится пробираться сквозь исторические напластования. Так, Н.П. Андреев обратил внимание на фрагмент былины о татарском нашествии:
Еще тут князь Владимир да ослушался,

А нахватал он ведь кунью шубочку соболюю,

Обувал же калоши да на босу ногу,

А побежал да ко кружалу государеву.
Князь Владимир скончался в начале XI в., татары пришли на Русь в XIII в., кружала государевы, т. е. кабаки, появились у нас в XVII в., а галоши вошли в русский быт в XIX в.

Но дело не только в анахронизмах. За время многовекового существования фольклорные произведения претерпевают коренные изменения: миф ложится в основание сказки или былины, древний заговор превращается в детскую считалку. То, что на первый взгляд кажется замкнутым в себе художественным целым, на самом деле представляет сочетание сюжетных мотивов и поэтических формул разного времени и разного происхождения. Еще в XIX в. Орест Миллер говорил об этой особенности фольклора: «Состояние народной словесности в этом отношении представляет нечто подобное состоянию земной коры, а наука народной словесности, является своего рода палеонтологией». Говоря современным научным языком, фольклорное произведение интегрирует гетерогенные элементы. И хотя основная масса текстов русского фольклора была записана в XIX-XX вв., тексты эти хранят в себе память о былом.

Итак, устность, предполагающая варьирование текстов, – один из главных признаков фольклора. Иногда устность объясняют неграмотностью трудового народа в прошлом. Но фольклор жив по сей день, и анекдотами обмениваются люди грамотные. Как уже отмечалось, в истории мирового фольклора известны и письменные формы. Западноевропейский героический эпос дошел до нас не в живом исполнении, а в средневековых рукописях. В России фольклорные произведения начинают фиксироваться письменно с XVII в.: появляются рукописные сборники былин, пословиц, песен. На Востоке образцы фольклора заносились в рукописные книги, подвергаясь при этом литературной обработке (такова, к примеру, знаменитая «Тысяча и одна ночь»). И в наши дни немало самодельных песенников, собраний пословиц, альбомов – школьных, девичьих, солдатских («дембельских»). Однако письменная фиксация не превращает фольклорное произведение в литературное: попавшие в книгу песня, былина, сказка остаются сочинениями, выражающими коллективное сознание. Но для того чтобы это коллективное сознание продолжало жить в песне или сказке, они должны звучать – петься или рассказываться. Такие формы бытования идеально соответствуют природе фольклорного творчества. У письменной и устной культур – разные типы коммуникации, разные художественные системы, за которыми стоят разные по существу системы ценностей.

НАЦИОНАЛЬНЫЕ И ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЕ СВОЙСТВА ФОЛЬКЛОРА
О фольклоре мы говорим как о народном творчестве, и фольклор каждого народа – это часть его национальной культуры. Национальное своеобразие фольклора определяется географическими, климатическими, социальными обстоятельствами народного бытия. Оно проявляется в исторической тематике, социально-бытовых реалиях, особенно ярко – в языке. Язык воссоздает образ мироздания – и это, быть может, главное народное богатство. А.А. Потебня отмечал: «Язык, вероятно, навсегда останется первообразом и подобием... гуртового характера народно-поэтического творчества». Поэтому в фольклоре нередко видят материал для определения душевного склада народа, национального характера. В одном из западноевропейских энциклопедических словарей национальный характер толкуется как сумма ценностных представлений, определяющих основные политические и социальные ориентации и поведение людей одной нации.

Признавая, однако, за фольклором возможность использовать его для характеристики традиционной системы ценностей народа, не будем забывать о сходстве фольклорных произведений разных народов. Так, знакомую каждому сказку о волке и семи козлятах можно обнаружить и в России, и в Таджикистане, и в Африке, и на островах Океании – конечно, в очень несхожих вариантах, но с единой инвариантной основой. Следовательно, каждый национальный фольклор – не только достояние народа, по и часть интернациональной народной культуры.

Причины единства, сходства и повторяемости фольклорных произведений разных народов могут быть различными. Во-первых, это историко-генетические причины: произведения родственных по происхождению народов похожи. Поэтому можно говорить не только о русском, но и о славянском фольклоре. Времена праславянской общности, однако, давно миновали, и установить общеславянское наследие трудно. Но многие ученые настроены оптимистически и считают, что «на основании сравнительно-исторического анализа современного славянского фольклора можно выделить отдельные жанры, сюжеты и мотивы, условно определяемые как исконные, издревле общеславянские, т. е. праславянские».

Картина эволюции славянского фольклора, реконструируемого на основе сравнения разноплеменного материала, может быть представлена только условно. Отдельные элементы этой картины удалось восстановить Н.И. Толстому и его ученикам. Прежде всего это древнеславянские верования. Но говорить об общеславянском эпическом наследии или общеславянских сказках не приходится: западным славянам героический эпос вообще не известен, а сказки могли быть ими заимствованы. Не решают проблемы и «эволюционные цепочки», когда разные формы эпоса выстраиваются в воображаемый эволюционный ряд.

Во-вторых, сходство объясняется историко-культурным взаимодействием народов. Произведения могут быть заимствованы одним народом у другого – особенно если они живут рядом и их объединяют близкие социально-исторические условия или если народы близки в культурном и религиозном отношениях, даже не являясь соседями (русские и греки, узбеки и арабы). Пути заимствования могут быть и устными, и письменными, тем более что в прошлом не было четких границ между фольклором и литературой. Так, в средние века многие сборники назидательных рассказов «совершали путешествия» от Индии до Англии, жили как в письменной, так и в устной традиции. Но историко-культурное взаимодействие приводит не только к заимствованию, но и к сотворчеству соседних народов. Много, например, общего в балто-славянском, балканском, кавказском фольклоре, и это общее – результат сотворчества разных по языку, а иногда и по религии этносов, давно живущих бок о бок. Таков, к примеру, кавказский эпос о нартах, известный абхазам, адыгейцам, кабардинцам, карачаевцам, балкарцам, чеченцам, ингушам, дагестанцам.

Нередко генетическое сходство и историко-культурное взаимодействие рассматриваются как частные случаи проявления общих закономерностей социального развития. Еще в XIX в. наука говорила об «общих первичных основах» человеческой культуры. Единую историю первобытной культуры создала английская этнографическая школа. В этом же духе писал и Ф.Л. Буслаев: «Те же мировые законы, в силу которых так искусно и практично птицы вьют свои гнезда, господствуют и в совокупном творчестве народных масс, во всем его широком объеме начиная от мифа и житейского быта до сказки и пословицы. На этом-то принципе и основывается всемирное сродство всех народностей. Оно состоит не в одних общих законах логики, но в одинаковых началах быта и культуры, в одинаковых способах жить и чувствовать, мечтать и допытываться и выражать свои жизненные интересы в слове и деле. Такое всемирное сродство заложило в истории человечества первичные основы, провело общий уровень, имеющий служить фундаментом для той великой и единой пирамиды, которую строит история под именем цивилизации». В нашей стране родилась так называемая типологическая теория. Суть ее в следующем. На одинаковом уровне социально-исторического развития у разных народов складываются сходные формы и типы идеологии: религии, художественного творчества, в том числе и фольклора. Пусть народы далеки один от другого, пусть они не родственны и никогда не вступали между собою в контакты, но, к примеру, в эпоху разложения родового строя у них появляются одни и те же фольклорные жанры. Такое сходство и получило название историко-типологического. Именно закономерности культурного развития создают общие типы фольклорных явлений у родственных народов, побуждают разные народы вступать между собою в культурный обмен.

Учитывая типологические закономерности, ученые пытаются восстановить историю фольклора, хотя на первый взгляд она не восстановима: ведь записываться и изучаться систематически фольклор стал только в XX столетии. Взглянув на мировой фольклор, мы обнаружим очень пеструю картину: у одних народов фольклор находится на первобытном уровне, тогда как творчество других народов давно этот уровень миновало. Конечно, никто из европейцев не верит в реальность того, о чем повествуется в сказках о животных, тогда как для африканских племен или австралийских аборигенов подобные истории являются не художественной фикцией, а предметом веры. Сопоставляя фольклорные произведения разных этапов развития, ученые определяют эволюционные цепочки и пытаются представить, какой путь проделали эти сочинения, как они выглядели раньше.

Вера в существование типологических закономерностей укрепилась среди советских фольклористов, однако не вызывает особых симпатии в западном мире. Убежденность в том, что существуют общие законы эволюции человеческого рода, была свойственна естествознанию XIX в. и усвоена марксизмом. Но даже один из основоположников эволюционизма – Эдуард Тайлор – не был склонен преувеличивать действие этих законов, справедливо полагая, что основные явления культуры сходны у разных народов не потому, что каждый из них на определенном этапе развития открывает для себя эти явления, а вследствие единства человеческой культуры, творимого постоянным взаимодействием разных народов: «Цивилизация есть растение, которое чаще бывает распространено, чем развивается само».

Кроме того, не преувеличиваем ли мы степень единства человеческого развития? Тут столько же общего, сколько и своеобразного. Можно ли объяснять европейские обряды, полагаясь на внешнее сходство отдельных деталей с обрядами папуасскими? Сторонники типологической доктрины нередко так и поступают. И уж совсем недоказуемо, что мы когда-то находились на том же самом этапе развития, что нынешние дикари. Словом, эволюционная лестница оказывается очень шаткой, и любые сопоставления гипотетичны. Сходны лишь общие феномены, не более того.

ТИПЫ МИРОВОГО ФОЛЬКЛОРА
И все же можно наметить общие закономерности развития и – соответственно – типы мирового фольклора: архаический, классический и современный.

Архаический фольклор складывается у народов, находящихся на первобытной ступени развития. Письменности еще нет, и вся культура является устной. Поэтому в данном случае можно говорить о панфольклоре: он охватывает всю культуру этноса. Это фольклор людей с мифологическим мышлением.

Русский фольклор эту стадию развития давно миновал. Мифология у русских, как и у славян в целом, не сохранилась: века язычества были стерты христианством. Однако языческие представления о мире сохранились и в суевериях, и в многочисленных обрядах, легли в основу более поздних художественных структур.

Классический фольклор складывается в ту эпоху, когда образуются государства и возникают письменность и литература, но отношения между людьми во многом остаются патриархальными. «В классических традициях наблюдается эмансипация фольклора от обрядово-мифологического контекста и – гораздо в большей мере, чем раньше, – его развитие протекает уже по законам словесности, что, в свою очередь, приводит к формированию собственно жанрового пространства». Здесь формируются художественное время и художественное пространство, появляется художественный вымысел, складывается жанровая система. Все это – подтверждение того, что классический фольклор и в самом деле живет по законам словесности. Именно к классическому типу принадлежит в основном и русский фольклор.

Но русская словесность знает и иной тип фольклора – современный, появившийся в России после отмены крепостного права. Если классический фольклор бытовал преимущественно в деревне, то стихия фольклора современного – город. Классический фольклор постепенно отмирает: уходят из жизни героический эпос, волшебные сказки, традиционные лирические песни – рождаются песни новой формации, частушки, анекдоты. Самое же главное в том, что современный фольклор развивается в тесном соседстве с массовой культурой. Дешевые песенники, бульварный роман, лубочная книжка – все это питается народным творчеством и одновременно питает его. Кроме книги, новый фольклор в его песенной части «подкармливается» эстрадой. В распространении текстов принимают участие средства массовой информации, современные средства звукозаписи. «Как правило, городской фольклор функционально маргинален, поскольку фундаментальные идеологические потребности горожан удовлетворяются другими способами». Постфольклор, приходящий на смену классическому, обладает основными фольклорными приметами: это царство стереотипов, общих мест, сюжетных и стилистических трафаретов.


1 Общество состоит из страт – разных социальных групп, объединенных общими признаками: имущественными, профессиональными, образовательными и т.п.

2 Щекотов П.М. Русская крестьянская живопись. М. – Пг., 1923. С. 16-17.

3 Инвариант (фр. invariant) – букв. неизменяющийся.



написать администратору сайта