1. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомко. Лекция 5 Власть в Древней Руси Истоки государственности у восточных славян
 Скачать 137.89 Kb.
|
|
Князь и дружина. Как уже отмечалось, князь и княжеская дружина, наряду с городским вечем олицетворяли собой важнейшие государственные институты Киевской Руси. От того, на чем базировались и как складывались их отношения во многом зависела как стабильность и эффективность самого государства, так и возможные пути дальнейшего развития русских земель. Несмотря на всю “очевидность” этих отношений остановимся на них более подробно. Прежде всего нас будут интересовать вопросы, связанные со статусом самой дружины, ее численным и качественным составом, структурой и механизмами взаимного влияния князя и дружины. Это тем более актуально, что, подводя итог обзору изучения древнерусской дружины, А.А. Горский отмечал: “Можно констатировать, что не вызывающими расхождения представляются положения о делении дружины на две основные части - старшую дружину и младшую дружину, о наименовании в источниках членов старшей дружины боярами, об “оседании дружины на землю” - превращении дружинников в частных землевладельцев, об активном участии дружины в деятельности аппарата управления. В то же время спорными остаются вопросы о времени возникновения института дружины, об отношении дружины к процессу складывания системы феодальной земельной собственности, о времени возникновения вотчин у дружинников, о соотношении роли дружинной и неслужилой знати в процессе генезиса феодализма, о распространении на последнюю термина “боярин”, о соотношении категорий внутри младшей дружины”. Происхождение дружины. Когда и как появляется дружина у восточных славян, мы, вероятно, никогда не узнаем. О происхождении дружины можно лишь догадываться. Основываясь на косвенных данных и аналогиях. Обычно когда речь заходит о подобных вопросах, привлекают ранние свидетельства о дружинах древних германцев, оставленные нам римскими авторами. Так, Юлий Цезарь (I в. до н.э.) писал о вооруженных отрядах, набираемых на время ведения военных действий: “Разбои вне пределов собственной страны у них не считаются позорными, и они даже хвалят их как лучшее средство для упражнения молодежи и для устранения праздности. И когда какой-нибудь князь предлагает себя в народном собрании в вожди (подобного набега) и вызывает желающих за ним последовать, тогда поднимаются все, кто сочувствует предприятию и личности вождя, и при одобрении народной массы обещают свою помощь”. Спустя полтора столетия картина несколько изменилась. Вот что писал Тацит (I в. н.э.) о войске у германских племен: “Любые дела, и частные, и общественные, они (германцы) рассматривают не иначе как вооруженные. Но никто не осмеливается наперекор обычаю, носить оружие, пока не будет признан общиною созревшим для этого. Тогда тут же в народном собрании кто-нибудь из старейшин, или отец, или сородич вручают юноше щит и копье: это - их тога, это первая доступная юноше почесть; до этого в них видят членов семьи, после же этого - племени. Выдающаяся знатность и значительные заслуги предков даже еще совсем юным доставляют достоинство вождя, все прочие собираются возле отличающихся телесной силой и уже проявивших себя на деле, и никому не зазорно стоять в чьей-нибудь дружине (comites). Впрочем, внутри дружины, по усмотрению того, кому она подчиняется, устанавливают различия в положении; и если дружинники упорно соревнуются между собой, добиваясь преимущественного благоволения вождя, то вожди - стремясь, чтобы их дружина была наиболее многочисленной и самою отважною. Их величие, их могущество в том, чтобы быть всегда окруженными большою толпой отборных юношей, в мирное время - их гордостью, на войне - опорою. Чья дружина выделяется численностью и доблестью, тому это приносит известность, и он прославляется не только у своего, но и у соседних племен; его домогаются. Направляя к нему посольства и осыпая дарами, и молва о нем чаще всего сама по себе предотвращает войны. Но, если дело дошло до схватки, постыдно вождю уступать кому-либо в доблести, постыдно дружине не уподобляться доблестью своему вождю. А выйти живым из боя, в котором пал вождь - бесчестье и позор на всю жизнь; защищать его, оберегать, совершать доблестные деяния, помышляя только о его славе, - первейшая их обязанность: вожди сражаются ради победы, дружинники - за своего вождя. Если племя, в котором они родились закосневает в длительном мире и праздности, множество знатных юношей отправляются к племенам, вовлеченным в какую-нибудь войну, и потому, что покой этому народу не по душе, и так как среди опасностей легче прославиться, да и содержать большую дружину можно не иначе, как только насилием и войной; ведь от щедрости своего вождя они требуют боевого коня, а жаждущие крови - и победоносное копье, что же касается пропитания и хоть простого, но обильного угощения на пирах, то они у них вместо жалованья. Возможности для подобного расточительства доставляют им лишь войны и грабежи. И гораздо труднее убедить их распахать землю и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом добывать, то, что может быть приобретено кровью, - леность и малодушие”. Итак, у древних германцев дружинники составляли особую постоянную группу. Она жила отдельно от своей общины, вместе с вождем. Дружинники существовали благодаря военным походам, в которых захватывалась добыча, а также дарам от своих соплеменников и соседних племен (возможно в качестве выкупа за то, что не нападали на них). Правом распределения полученных таким образом средств обладал вождь. Его связывали с дружиной взаимные обязательства личной верности. Дружина набиралась из знатных юношей и доблестных воинов. Заметим также, что у Тацита упоминается некоторое иерархическое деление среди дружинников. Видимо, близкие характеристики имела и восточно-славянская дружина. Однако такой вывод мы можем сделать лишь по аналогии. А аналогии, как известно, - дело довольно опасное. Так что будем помнить о приблизительности наших представлений по поводу зарождения древнерусской дружины. Тем более, что в древнерусских источниках слово дружина явно неоднозначно. Скажем, в уже приводившемся рассказе о киевском восстании 1068 г. упоминаются две разных “дружины”. “В лето 6576 (1068 г.). Придоша иноплеменьници на Русьску землю, половьци мнози. Изяслав же, и Святослав и Всеволод изидоша противу имь на Льто. И бывший нощи, подъидоша противу собе. Грехь же ради нашихъ пусти Бог на ны поганыя, и побегоша русьскый князи, и победиша половьци. <...> Изяславу же со Всеволодом Кыеву побегщю, а Святославу Чернигову, и людье кыевстии прибегоша Кыеву, и створиша вече на торговици, и реша, пославшеся ко князю: “Се половци росулися по земли; дай, княжо, оружье и кони, и еще бьемся с ними”. Изяслав же сего не послуша. И начаша людие говорити на воеводу на Коснячька; идоша на гору, съ веча, и придоша на двор Коснячков, и не обретше его, сташа у двора Брячиславля и реша: “Поидем, высадим дружину свою ие погреба”. И разделишася надвое: половина их иде к погребу, а половина их иде по Мосту; сии же придоша на княжь двор. Изяславу же седящю на сенех с дружиною своею, начаша претися со князем, стояще доле. Князю же из оконця зрящю и дружине стоящи у князе, рече Тукы, брать Чюдин, Изяславу: “Видиши, княжо, людье възвыли; посли ать Всеслава блюдуть”. И се ему глаголющю, другая половина людий приде от погреба, отворивше погреб. И рекоша дружина князю: “Се зло есть; посли ко Всеславу, ать призвавше лестью ко оконцю, пронзуть и мечем”. И не послуша сего князь. Людье же кликнуша, и идоша к порубу Всеславлю. Изяслав же се видев, со Всеволодом побегоста з двора, людье же высекоша Всеслава ие поруба, въ 15 день семтября, и прославиша и среде двора къняжа. Двор же княжь разграбиша, бещисленое множьство злата и сребра, кунами и белью. Изяслав же бежа в Ляхы”. Как видим, кроме княжеской дружины в этом рассказе упоминается и еще какая-то “своя” - для восставших киевлян - “дружина”. Кто скрывается за этим термином, сказать трудно. То ли это киевляне, еще до битвы на Альте попавшие в заключение из-за разногласий с Изяславом (как считают Л.В. Черепнин, В.В. Мавродин и др.), то ли полоцкая дружина Всеслава Брячиславича, если не сам полоцкий князь и его сыновья, то ли это простые полочане, оказавшиеся в Киеве во время ареста их князя (мнение Л.В. Алексеева), а может быть, “в погребе, кроме полочан, томилась и какая-то группа “киян”, сочувственно настроенных к Всеславу” (И.Я. Фроянов). Не исключено, что здесь имеются в виду те самые “земские” (городские, некняжеские) бояре, существование которых историки то и дело подвергают сомнению. Во всяком случае, это - не киевская дружина. Другим примером расширительного употребления слова “дружина” может служить фрагмент “Повести временных лет”, рассказывающий о “выборе вер”: “В лето 6495. Созва Володимер боляры своя и старци градьские, и рече им: “Се приходиша ко мне болгаре, рькуще: прими закон нашь. Посемь же приходиша немци, и ти хваляху закон свой. По сих придоша жидове. Се же послеже придоша грьци, хуляще вси законы, свой же хваляще, и много глаголаша, сказающе от начала миру, о бытьи всего мира... Да что ума придасте? Что отвещаете?” И реша боляре и старци: “Велси, княже, яко своего никто же не хулить, но хвалить. Аще хощеши испытати гораздо, то имаши у себе мужи: послав испытай когождо их службу, и кто како служить богу”. И бысть люба речь князю и всем людемъ; избраша мужи добры и смыслены, числомь 10... Они же идоша, и... придоша в землю свою. И созва князь болляры своя и старца, рече Володимер: “Се придоша послании нами мужи, да слышим от них бывшее”, и рече: “Скажите пред дружиною””. В данном случае под “дружиной” подразумеваются не одни “боляре”, но и “старци градские”, социальный статус которых не вполне ясен. Тем не менее в исторической литературе дружиной принято называть княжеский отряд воинов. Очевидно, этот термин в значительной мере условен, хотя в массовом историческом сознании слово “дружина” жестко закреплено именно за княжеской дружиной. Такое представление, в частности, влечет за собой отрицание возможности характеризовать дружину как местную организацию, противостоящую князю. Как считает А.А. Горский, “не может быть принято и встречающееся в литературе положение о дружине как орудии в руках родоплеменной знати. Против этого свидетельствуют в первую очередь археологические материалы: наиболее богатые погребения найдены в дружинных могильниках и являются захоронениями представителей дружинной верхушки. Богатые захоронения невоенной знати неизвестны”. Выделение княжеской дружины как особого социального слоя ученый связывает с разрушением родовых отношений. Он пишет: “Разрушение старой племенной структуры в ходе миграционного движения, охватившего славянский этнос в V-VI вв., и вызванного в свою очередь началом процесса разложения родовых отношений, способствовало возникновению дружинного слоя, стоящего вне родовой структуры, усилению роли предводителей дружин - князей по отношению к категориям родоплеменной знати, более тесно связанным с родовым строем - родовыми и племенными старейшинами, жреческой прослойкой. Таким образом, возникновению дружин способствовали коренные изменения как на уровне общины (переход от родовой к соседской), так и синхронные изменения на уровне более крупных общностей, т.е. ломка всей родоплеменной структуры славянского общества”. Остается добавить, что, судя по всему, дружины были не только у князей, но и у княгинь, а также (возможно) у наиболее влиятельных бояр. Численность и состав дружины. Несмотря на всю скудость источников по истории Древней Руси, они дают достаточные основания для того, чтобы определить, какова была численность дружины и из кого она состояла. Одним из самых ранних упоминаний о ч_и_с_л_е_н_н_о_с_т_и дружины русских князей является фрагмент из записок Ибн-Фадлана, который в 921-922 гг. в составе багдадского посольства совершил путешествие в земли волжских булгар. Там ему удалось пообщаться с “русами” и даже наблюдать обряд погребения их “царя”. Наряду с прочими особенностями, подмеченными Ибн-Фадланом, в его записках есть интересующее нас упоминание: “Один из обычаев царя русов тот, что вместе с ним в его очень высоком замке постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников, причем находящиеся у него надежные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты за него”. По мнению А.А. Горского, сведения Ибн Фадлана вполне достоверны: “Численность дружины “царя русов”, названная Ибн-Фадланом, возможно, близка к истинной, о чем свидетельствует сравнение с западнославянским материалом: так, по подсчетам Т. Василевского (основанным на археологических данных), князья Гнезна - главного центра польских полян - в IX в. имели непосредственно при себе не более 200 дружинников”. Итак, древнерусский князь, судя по всему, возглавлял вооруженный отряд в 200-400 человек. Они то и составляли княжескую дружину. Несколько сложнее определить с_т_р_у_к_т_у_р_у дружины. Вывод о том, что княжеские дружины имели иерархическое строение, кажется еще никем не подвергался сомнению. Однако саму эту иерархию каждый исследователь представляет по-своему. Практически все сходятся во мнении, что верхушку дружины составляла так называемая старшая дружина. Впрочем, состав ее определить достаточно сложно. С.М. Соловьев, И.Д. Беляев, И.Е. Забелин и др. согласны с тем, что в нее входили бояре. Впрочем, само слово боярин было, видимо, также неоднозначно. Вот что пишет Б.Д. Греков: “Бояре нашей древности состоят из двух слоев. Это наиболее богатые люди, называемые часто людьми “лучшими, нарочитыми, старейшими” - продукт общественной эволюции каждого данного места - туземная знать, а также высшие члены княжеского двора, часть которых может быть пришлого и неславянского происхождения. Терминология наших летописей иногда различает эти два слоя знати: “бояре” и “старцы”. “Старцы”, или иначе “старейшие”, - это и есть так называемые земские бояре. Летописец переводит латинский термин “senatores terrae” - “старци и жители земли” (Nobilis in portis vir ejus, guando sederit cum senatoribus terrae” - взорен бывает во вратех муж ее, внегда аще сядеть на сонмищи с старци и с жители земли). По возвращении посланных для ознакомления с разными религиями, Владимир созвал “бояри своя и старци”. “Никакого не может быть сомнения, - пишет по этому поводу Владимирский-Буданов, - что восточные славяне издревле (не зависимо от пришлых княжеских дворян) имели среди себя такой же класс лучших людей, который у западных славян именуется majores natu,seniores, кметы и др. терминами”. Эти земские бояре отличаются от бояр княжеских. Владимир I созывал на пиры “боляр своих, посадников и старейшин по всем городам”, в своем киевском дворце он угощал “боляр, гридей, сотских, десятских и нарочитых мужей”. В Новгороде особенно ясно бросается в глаза наличие этих земских бояр. Когда в Новгороде при кн. Ярославе новгородцы в 1015 г. перебили варяжских дружинников, князь отомстил избиением их “нарочитых мужей”, составляющих здесь “тысячу”, т.е. новгородскую военную, не варяжскую организацию. В 1018 г. побежденный Болеславом Польским и Святополком Ярослав прибежал в Новгород и хотел бежать за море; новгородцы не пустили его и заявили, что готовы биться с Болеславом и Святополком, и “начаша скот сбирать от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен”. Совершенно очевидно, что новгородское вече обложило этим сбором не княжеских дружинников, которых в данный момент у Ярослава не было, потому что он прибежал в Новгород только с 4 мужами, а местное население, и в том числе бояр. Таких же местных бояр мы видим в Киеве. Ольговичи, нанесшие поражение киевскому князю Ярополку Владимировичу (сыну Мономаха) в 1136 году, как говорит летописец “яща бояр много: Давида Ярославича, тысяцкого, и Станислава Доброго Тудковича и прочих мужей... много бо бяше бояре киевкии изоймали”. Это были бояре киевские, а не Ярополковы, т.е. местная киевская знать.... Итак, бояре есть разные, точно так же, как и городские и сельские жители...” Впрочем, наше стремление увидеть в боярине обязательно влиятельного придворного наталкивается на существенное препятствие - источники в частности, “Русскую правду”. В ней, как неоднократно отмечалось различными исследователями, бояре свободно подменяются огнищанами (кстати, может быть, “огнищанин” не значит “управляющий княжеским хозяйством”, а просто “домовладелец”? или “землевладелец”?, что, впрочем, могло совпадать для раннего периода), русинами, княжими мужами или просто мужами. Из этого, как представляется, может следовать весьма любопытный вывод, нуждающийся, однако, в дополнительном обосновании (или опровержении): “боярин” - едва ли не просто “свободный человек”. При этом, возможно, существовала некоторая градация “земских бояр”. Часть “старейшей” дружины, возможно, составляли “мужи” (И.Д. Беляев), к которым иногда прибавляют огнищан (М.В. Довнар-Запольский). По мнению С.Ю. Юшкова, “мужи” били боярами-вассалами. При этом не исключено, что они могли возглавлять собственные небольшие отряды, состоявшие из младших родичей, вольных слуг и рабов. Ответственность за вооружение и снабжение подобных “дружин” должна была, очевидно, возлагаться на самих бояр. Порядок и дисциплина в походе и боях поддерживались личными связями боярина-дружинника с его “чадью” и личной же связью боярина со своим князем. “Средний” слой дружины составляли гридьба (С.М. Соловьев, И.Д. Забелин) или княжие мужи (И.А. Порай-Кошиц). Не исключено, что в отличие от бояр, привлекавшихся к управлению, мужи занимались только военной службой. “Младшая” дружина состояла из прислуги (гридей). Сюда входили видимо, пасынки и отроки. Скорее всего, это были военные-слуги. Кроме того, как считал Н. Загоскин, к “младшей” дружине относились также детские, выполнявшие лишь военные функции (оруженосцы?). Уже сами термины, которыми называются все упомянутые, кроме бояр и мужей, категории (тождественные наименованиям младших членов рода, выполнявших “черную” работу), являются косвенной характеристикой этих социальных групп. Скорее всего, прав был М.Ф. Владимирский-Буданов, считавший, что первоначально члены “средней” и “молодшей” дружины были несвободными или полусвободными людьми. Они могли называться и дворовыми людьми. Именно отсюда, как считает большинство исследователей, и произошло более позднее наименование слуг-министериалов - дворяне. Старшая дружина, видимо, идентична упоминавшейся в источниках дружине “отцовской”, т.е. она была не только номинально, ни и фактически старшей). В то же время значительную часть княжеского отряда составляли его сверстники. Недаром само слово дружина происходит от слова друг, которое первоначально было очень близко по значению словам товарищ (от слова товар - “походный лагерь”, связанного с тюркской формой, близкой турецкому tabur - “табор”), соратник. Молодые дружинники росли и воспитывались с князем с 13-14 летнего возраста. Вместе с этими дружинниками князь обучался военному делу, ходил в первые походы. Видимо, их связывали дружеские узы, которые подкреплялись взаимными личными обязательствами. Возможно, именно эта часть отряда и составляла “среднюю” дружину. Судя по всему, со временем князь предпочитает опираться не на отцовских дружинников, а на своих сверстников. Возможно, именно с этим связаны многочисленные упреки летописцев в адрес князей, в том, что они прислушиваются к советам “уных”, пренебрегая мнением “старейших”: “В лето 6601 г... И нача любити [великий князь Всеволод Ярославич] смысл уных, свет творя с ними; сии же начаша заводити й, негодовати дружины своея первыя и людем не доходити княже правды, начаша ти унии грабити, людий продавати, сему не ведущу в болезнех своих”. Возможно, за этим скрывается постепенное усиление роли князя, стремившегося избавиться от влияния дружины. Стоит, однако, упомянуть, что данный текст, возможно, не следует понимать буквально. В основе его, скорее всего, лежит библейский рассказ о том, как царь Ровоам, прежде советовавшийся “со старцами, которые предстояли пред Соломоном, отцом его”, позднее пренебрег их советом и стал руководствоваться тем, что “говорили ему молодые люди, которые выросли вместе с ним”, и это привело к несчастью (3 Цар. 12: 6-11, 13-14; 2 Пар. 10: 6-11, 13). Тем не менее, основа для такого соотнесения поведения Всеволода Ярославича и Ровоама, несомненно была. |