Интеревью жены Гайдая. интервью (4). Лёня говорит "О! Об этом можно только мечтать!" Он моментально за это хватался
 Скачать 16.6 Kb.
|
|
Я вам должна сказать, что Леня был парадоксальным человеком, вот просто по природе своей. И всегда, когда он что-то решал, даже не решал, а поступал, совершал какие-то поступки,- это было непонятно. Я ему говорила: "Лёнь, ну никто же так не делает", а он говорил: "Как никто не делает? Я так делаю". Он даже ни секунды не сомневался. Если он думал, что это так, он не анализировал - поступал интуитивно: как хочу, так и делаю. И всю жизнь так жил. И первое время я не то что бы боролась, но во всяком случае пыталась его превратить в нормального, как мне казалось. Ничего подобного! Он не поддавался, он таким родился. И говорят когда: "Ну как же у него нет учеников, почему он свой комедийный дар никому не передал?".Просто потому, что этому научиться нельзя, вот я так думаю - надо родиться с таким парадоксальным мышлением. Вот он из всего моментально находил какое-то парадоксальное решение. Я помню, на последней картине "На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-Бич опять идут дожди" ему приносят заставку "Рабочий и колхозница" и она так начинает дергаться, поворачиваться. И все говорят: "Ой, извините, Леонид Аркадьевич, это брак, мы всё переснимем, всё будет плавно". Он говорит: "Не надо, не надо". Доля секунды и он говорит: "Мосфильм рушится и мы подложим так "крэк, крэк, крэк". Понимаете? Этот звук будет показывать, что Мосфильм рушится". И потом вот такие вот вещи я вспоминаю, когда снимали, я вам уже рассказывала по поводу того, что когда из рефрижератора выпрыгивают и, помните, Юра тащит барана в "Кавказской пленнице". И они такие плывут, вроде они замороженные. А ведь это все получилось совершенно случайно, но Леня тут же схватился за этот момент потому, что два аппарата работали. Один аппарат снимал нормально, а с "Конваса" шла убыстренная съемка. И получилось такое замедленное изображение. Лёня говорит: "О! Об этом можно только мечтать!" Он моментально за это хватался. На картине "Кавказская пленница" долго- долго искали имена, чтобы не привязывать имена ни к одной республики, чтобы не указывали - Узбекистан, или Таджикистан, или это Азербайджан или это Грузия. Поэтому все имена и фамилии были взяты отовсюду. И вот когда уже писали, оказалось что главный, который играет Этуша, нашли ему фамилию Ахохов.И вдруг узнают, что в одной из наших среднеазиатских республик там есть главный секретарь или кто-то в этом роде. Ну и срочно, чтобы это как-то не падало на республику, стали срочно искать фамилию, другую. Но в сценарии уже было написано: "Ах, какого жениха!" Помните, когда он говорит "За дверью Нина", и ты увидишь, или потеряешь "Ах, какого жениха!" Значит в фамилии, которую уже меняют, то был Ахохов, а теперь надо какую-то другую фамилию, но чтобы там было "ах", чтобы оставить этот эпизод. И решили взять Саахов. Сняли всю картину. Все это получилось. Саахов, Саахов, ладно.Оказалось, что у нас секретарь парторганизации на студии - Сааков. И он это принял на свой счет, что отрицательный герой - это он. И пошел к Сурину, Сурин тогда был директор. Говорит: "Я прошу переозвучить, чтобы Саахова не было". Вызывают режиссёра. Лёня говорит: "Ну как же? Понимаете, когда это все уже привязано к сюжету и к эпизоду, и как-то это все играет. Представляете, сколько надо озвучивать? А уже все озвучено". Сурин говорит: "Я ничего не знаю, надо переозвучить". Леня приходит домой, такой расстроенный, я говорю: "Что случилось?" Он говорит:"Будем переозвучивать картину".И в это время звонит Юра Никулин: "Ну как, Лень, дела? Что там?" Лёня ему рассказывает, ты знаешь, вызвал Сурин и говорит, что вот надо переозвучить, Саахов не годится. Надо какую-то другую фамилию, надо искать.Поговорили,все.И утром Леня нашем какую-то фамилию, и утром он пошел к Сурину. Сурина еще не было. Он там приходит в приемную, ждет Сурина, приходит Сурин, какой-то звонок раздается значит, и вдруг Сурин вылетает и говорит: "Лёня, откуда Фурцева знает, что мы будем переозвучивать картину? Ничего переозвучивать не будем! Оставьте так, как есть!"Леня говорит: "Ну хорошо, хорошо", радостный такой пришел, говорит ничего переозвучивать не будем. Оказывается, Юра по своим цирковым делам с утра пошел к Фурцевой."Ну как вы живете? Где Вы сейчас снимаетесь? Какие у Вас там планы?"Сам рассказывает, что нужно переозвучивать, потому что там секретарь парткома на Мосфильме. И Фурцева берет сразу трубку, звонит Сурину и говорит: "Вы что, куда вы государственные деньги тратите?На что вы тратите? Почему Иванов может быть, Петров может быть, а Сааков не может быть? Тем более что не Сааков, а Саахов!".И он говорит: "Нет, нет, нет, мы уже все решили, ничего переозвучивать не будем".Вот, понимаете, вот это телефонное право и вообще вот эта парадоксальность, которую Леня кстати очень чувствовал и предполагал, у него во всех картинах вот эта вот чуть-чуть, вроде так оно и было, но вообще так не могло быть.Так вот, на этом он и держался. Вы знаете, вот у Лени была такая..мы допустим выступали, перед зрителями, выходила картина, и были такие шефские разъезды по кинотеатрам, в Красногорск, еще куда-то. Каждый директор старался пригласить к себе, чтобы и участники картины были. И Леня всегда говорил такую вещь, я так занудно рассказываю, так обстоятельно, а Леня говорил: "Только пожалуйста, не растекайся мыслью по древу. Ты понимаешь, люди пришли смотреть комедию. Поэтому нужно что-то такое рассказать так, чтобы зрителя настроить на комедию".Приходилось что-нибудь придумывать. Что-нибудь такое, что бы как бы зрителя настроить на комедию. Лёня не дожил до своих медных труб. Его трубами пользуюсь я, на меня они упали, потому, что нет уже ни Юры, ни Андрея, нет Папанова, и самое главное - Лёни нет, который вкладывал душу, создавал все это. И, конечно, мне было бы радостно, что он видит, как до сих пор молодежь, дети воспринимают вот эти картины, потому что они ещё живы. Но, с другой стороны, я все время думаю: значит он еще живет. Будут лучше картины, комедии, будут хуже, но уже таких как эти, никогда больше не будет. Потому что для того чтобы стать комедиографом, это мое глубокое убеждение, таким надо родиться. Вот Леня и в жизни своей был таким. Он все воспринимал несколько неадекватно, вот если он ругался с человеком, или кто-то его обижал,- я это знала. Я ему говорила: "Это плохой человек, не надо с ним разговаривать, потому что он не воспринимает твой кинематограф". Он говорит: "Ну что же, не будем приглашать его в гости и пить с ним чай. Ну не убивать же его теперь". Эта доброжелательность, вспомните, начиная с "Троицы", и кончая "На Деребассовской", ведь все люди с огромными отрицательными качествами, они и экологию нарушали, и еще чего-то они там делали, в заложники брали, вот то что сейчас, казалось бы, самое такое вредное и печальное, они же у него все очень добрые люди. То есть показаны с таким чувством, что "не убивать же их". Я то вообще верю в то, что Лёня постоянно со мной. Я вам объясню даже почему. Был у меня такой случай в жизни, когда он "ушел", и у него было 30 января день рождения. И мы как-то вот собрались, он кстати говоря оставил мне массу друзей, которые не просто записаны "друзья", а которые ко мне приходят, обо мне заботятся, всегда интересуются, как я живу. И вобщем 30 числа мы отметили его день рождения, это был 71-й год его жизни, а его уже не было. И вдруг, 4 февраля меня заливает сверху кипятком, разорвало батареи и залило всю квартиру. Кипятком. Вот пришли все - Дима Харатьян, Леня Куравлев, я не буду перечислять потому, что их много. И говорят: "Нина, ну как же так, почему же, вот смотри- только что Леня ушел, и вдруг еще это несчастье?"Я говорю: "Ребята, ну высохнет, высохнет. Главное - Лёни нет". И все это не столь значительно. Хотя, если бы это было при Лёне, я бы с ума, наверное, сошла. Для меня бы это была полная трагедия. И вдруг я говорю, совершенно неожиданно даже для себя: "А вы знаете, Лёня же водолей. Только, Лёнь, я понять не могу - почему же кипятком?" Все стали смеяться, ну не то что смеяться, ну как-то все это перешло в улыбку, в то, что действительно - ну ничего же трагического. Самое-то большое, это печаль, такая, безвозвратная - то, что его нет. А остальное, в общем, все при мне - и картины, и все остальное... |