М. Е. Бурно о характерах людей

• Название: М. Е. Бурно о характерах людей
• Дата: 23.12.2021
• Размер: 263 Kb.
• Имя файла: burno_m_e_o_harakterah_lyudei.doc
• Тип: Документы; #315960
• страница: 2 из 7

Вследствие прямолинейности-авторитарности такой человек часто и не спрашивает того, с кем заговорил (например, на улице), есть ли у него время для разговора, и сердито обижается, когда собеседник спешит. Да­же те из напряженно-авторитарных, кто несколько не уверен в себе, час­то сердятся, озлобляются, когда оказываются неправыми, на тех, кто об­наруживает их неправоту. Они стремятся к власти и только ею лечат свое переживание неполноценности.

Вообще сердитость-напряженность, прорываясь время от времени аг­рессивными взрывами, постоянно (сильнее или слабее) присутствует в ду­ше напряженно-авторитарного человека (особенно эпилептоида). Ранимые, чувствительные люди нередко дурно чувствуют себя рядом с таким челове­ком: или возникает в душе боязнь, острая неуверенность в себе, или не­вольно хочется подчиняться такому человеку, чтобы его смягчить-умилос­тивить, или возникает протест-негодование, оттого что авторитарно да­вят на тебя.

Душевная постоянная напряженность эпилептоида, особенно пожилого, есть одновременно и пагубная напряженность, нагрузка на его кровеносные сосуды. Он непременно должен расслабляться каким-то удовлетворением своей авторитарности (только бы во имя Добра!) или хотя бы взрывами негодования на домашних (не влияющими серьезно на его карьеру) - чтобы лучше чувствовать себя и душевно, и телесно (например, чтобы не полу­чить инсульт). В этом отношении жизнь с эпилептоидом для его близких есть испытание. А когда он пенсионер, потерявший власть и ослабевший уже телесно, когда остается ему в воспоминаниях ругать других и восх­валять себя (о чем бы ни говорил) - необходимо близким, если это воз­можно, потерпеть, послушать все это, дабы всем же не было хуже. Может быть, даже искренне посочувствовать ему (если это возможно), когда он сердится, например, на пьяных, влюбленных, долго целующихся в троллей­бусе.

Страх лишиться хоть какой-нибудь власти делает напряженно-автори­тарного человека тяжело подозрительным, и эта прямолинейная подозри­тельность (ревность, мысли об опасности и т. д.) есть убежденность в том, чего нет на самом деле, в психопатических случаях болезненная. Думается, именно эпилептоиды с их особой высокой склонностью к напря­женной подозрительности, сверхценным идеям вообще (в том числе изобре­тательства) составляют известную группу паранояльных психопатов (пара­ноиков).

Прямолинейной душевной защитой объясняется тут и способность с убежденностью в своей правоте, в победе думать как бы "мимо" неприят­ного, травмирующего и смотреть "сквозь" своего противника или тоже "мимо" (будто не видя его), дабы не раниться этой встречей.

Некоторые напряженно-авторитарные по-своему доверчивы и склонны менять свое отношение к событиям, людям в зависимости от внешних обс­тоятельств и под влиянием мощных своих влечений. Чаще, однако, все эти обстоятельства, вызывающие здесь перемены, ублажают авторитарность.

Сердитость-агрессивность здесь обычно мягчает к старости (особенно слабея со склерозом и алкоголизмом, порождающими благодушие), но по­дозрительность и скупость к старости могут по-плюшкински усиливаться.

Как и сангвиник, напряженно-авторитарный чувственен, но агрессив­ной чувственностью (иногда с моментами садистичности, мстительности). С угрюмой авторитарной солидностью ямщиков, пьющих чай на картине Кус­тодиева "Московский трактир", могут сидеть за столом одни из напряжен­но-авторитарных. Упоенно-слащаво дегустируют кушанья другие. По-своему благородно-деловито едят третьи. Но живой, заражающей нас аппетитом сангвинической естественности мы тут не встретим.

Сексуальное влечение здесь мощно и агрессивно напряжено. Одни нап­ряженно-авторитарные люди могут быть охвачены страстью к сексуальному разнообразию и цинически прямолинейно оправдывают это заботой о своем здоровье. Другие - природные однолюбы, подобно волкам. Такой человек порою настолько беспомощно зависит своим освобождением от острого, тя­желого сексуального напряжения от своей жены, что не может ее и паль­цем тронуть, валяется у нес жалко в ногах, вымаливая близость, терпит все ее измены, разрешая, таким образом, вить из себя веревки. Если вдруг не убьет жену или не покалечит, измучившись.

Нередко отличаются эти люди могучей волей - до позеленения, до ­серения кожи. При этом некоторые эпилептоиды с "заячьей душой", при всей внешней агрессивности-напряженности, не могут не сдерживаться и потому органически не способны поднять на кого-то руку в обычной (не боевой) жизни.

Выполнение своего влечения к власти здесь - смысл жизни, главная радость, И в этом отношении напряженно-авторитарный (эпилептоид) сра­жается за власть в широком смысле, в какой бы профессии, должности это ни приходилось делать - власть в науке, в литературе, в искусстве, власть богатства (как у пушкинского Скупого рыцаря) и т. д.

Свойственная напряженно-авторитарным (эпилептоидам) борьба за справедливость может происходить и в должности бухгалтера, и в ка­кой-нибудь избирательной комиссии, " но и тут, как обычно, с напряжен­ностью воина. Если такой человек лечится от алкоголизма, то нередко становится он яростным борцом за трезвость, от которого плачут, напри­мер, его умеренно пьющие родственники. Но каким-то образом для своего благополучия, счастья такой человек должен чувствовать свою власть.

Сражаясь в бою или в мирной жизни, ограниченный своей прямолиней­ностью, охваченный агрессивностью, он просто не думает в это время об опасности, о смерти. Будучи авторитарно прямолинейным реалистом, он способен прямолинейно подолгу не думать о том, что смерть имеет к нему какое-то отношение. Когда же ему напомнят о ней, скажет: "Зачем вспо­минать плохое? Оно само придет". Или истово-прямолинейно, с той же сисрхубежденностью верует в Бога и вечный рай для себя после смерти.

"Голос крови" нередко проникнут здесь агрессивностью, мститель­ностью, склонностью к кровной мести. Напористый воин, часто атлетичес­кого сложения, он по-настоящему уважает лишь сильного. Безнравственно­му эпилептоиду просто необходимо показать силу, как овчарке, чтобы стал тебя уважать и преданно тебе служить. Многое эпилсптоидные женщи­ны (нередко красивые напряженной гипнотизирующей красотою львиц, недьм) терпеть не могут мягкотелых интеллигентных мужчин, которые не способны брать их силой.

И Бога-защитника тоже многим напряженно-авторитарным хочется иметь мускулистого, властного, строгого, чтобы рабски поклоняться ему, чувс­твуя себя хозяином над своими рабами. Но Богом, философией и своим земным начальством способен он оправдать и свои преступления (напри­мер, так-де лучше для государства). Истинный воин, сбивая вражеский самолет, прямолинейно не размышляет о том, кто в нем - враг, и все. И летчик-воин не думает прямолинейно о тех, на кого обрушится бомба - надобно выполнить поставленную боевую задачу, и все тут.

Многим нравственным эпилептоидам свойственны высокая честность, добросовестность, исполнительность, "добрый" "боярский" консерватизм, "казачья" преданность Добру.

Ради утоления своих мощных влечений многие безнравственные люди такого склада готовы служить любой власти, а нравственные делаются ис­тинными самоотверженными, не ложными борцами за справедливость. Ведь мы называем нравственными тех, кто хочет другим людям того же добра, что и себе, то есть добра в своем понимании.

Прямолинейность мышления-чувствования может, конечно, вносить здесь немало сложности в вопрос о нравственности напряженно-авторитар­ного. Так, добрый "боярским" консерватизм не всегда добрый. Или, нап­ример, такой человек всею душой заботится о дочери покойного брата, не разрешая ей выходить замуж за человека, который ему не нравится. "Да, им хорошо сейчас вместе, - рассуждает он. - Но ненадолго это, я убеж­ден. И я за нее в ответе перед братом." И он, пожалуй, сам искренне хотел бы, чтобы с ним так же поступили, если б он был на месте этой девушки. Или в трудное время приводит домой к обеду гостей, не заме­тив, что жена из-за них осталась голодной, и т.п.

Люди, не равнодушные к власти, часто тянутся к историческому чте­нию. Там - именно о том, кто и как взял и потерял власть, и часто это созвучные им по складу люди.

Напряженность влечением к власти, особый интерес к военным событи­ям видятся в картинах Сурикова, Верещагина. Нередко напряженно-автори­тарный художник - мастер агрессивной напряженности или утонченной на­туралистичности (как Шилов).

Получающий высокое удовольствие от власти не способен обычно к подробно-одухотворенному углублению в себя, в человеческие сложные от­ношения. Но, конечно же, у каждого своя особенная жизненная дорога - и важно подробнее нащупать ее поверхность под ногами.

Безнравственные эпилептоиды (напряженно-авторитарные) обычно обна­руживают себя благообразной маской из различных слащаво-уменьшительных словечек с лакейски-угодливым поведением, за которой прячут безнравс­твенную природу. Все это имеет прямое отношение к утонченному, так на­зываемому восточному коварству. Но благородным нравственным эпилептои­дам (напряженно-авторитарным) всячески следует помогать в их тяжелых подчас отношениях с людьми хотя бы скрывать, по возможности, яркую свою авторитарность, властность, хотя бы изображать, что прислушива­ешься к другим людям, ценишь их мнение и т.д. - дабы еще выше поднять­ся им в жизни,

ТРЕВОЖНО-СОМНЕВАЮЩИЙСЯ ХАРАКТЕР (ПСИХАСТЕНИК)

Подробно-клинические описания этого склада личности в его болез­ненной усиленности (психастеник, психастенический психопат - от р5ус­па51еша (душевная слабость, с греч.), описания, замечательно дополняю­щие и углубляющие одно другое, сделаны П. Жане ( 1903, 1911), С.А. Су­хановым (1905, 1912), П.Б. Ганнушкиным (1907, 1933), И.П. Павловым (1935).

Существо тревожно-сомневающегося (психастенического) радикала - обусловленная природной, изначальной тревожностью дефензивностыо, вкупе с чувственной жухлостью-блеклостью и засильем реалистической аналити­ческой работы мысли, тревожно-тягостная неуверенность в своих доста­точно реалистически земных чувствах, особенно при обстоятельствах, ког­да эти чувства принято, следует как-то естественно обнаруживать (в бе­седе с малознакомым человеком, в обстановке радостного или горестного события и т. п.).

Дефензивность ( оборонять, латин.) - понятие, по содержанию проти­воположное понятию "агрессивность". Это - переживание своей неполно­ценности, сказывающееся в робости, застенчивости, стеснительности, не­решительности, тревожной мнительности, в малодушии, склонности к сом­нениям, неуверенности в себе, - и, наконец, все это проникнуто ранимым самолюбием. Дефензивность свойственна и людям иного склада (например, дефензивным сангвиникам, многим замкнуто углубленным), но у тревож­но-сомневающихся (психастеников) она затуманена изнутри еще и деперсо­нализационным переживанием неестественности своих чувств, неуверен­ности в своих чувствах с попытками более или менее подробного тревож­ного анализа происходящего.

Это тревожное засилье мысли (анализа) над чувством (непосредствен­ным чувственным переживанием) сказывается в том, что такой человек в общении с не самыми близкими ему людь-) ми, с ощущением своей неес­тественности и тревогой по этому поводу, постоянно неуверенно рассмат­ривает, обдумывает свое эмоциональное к ним отношение, стараясь этим помочь себе чувствовать. Собеседник может заметить в его глазах неко­торую тревожную растерянность или отсутствие (погруженность в свои мысли, рассеянность, смотрение "сквозь" людей). По этой причине пси­хастенику часто легче написать человеку письмо, нежели встретиться с ним.

Природный смысл этой мягкой деперсонализационности - в защите чувствительной души от ранящих ее прикосновений действительности. Во всяком случае, если случается какая-то беда (смерть близкого человека, угроза собственной жизни), Природа помогает выключением способности остро тревожиться-переживать в углубившейся деперсонализации. Но в легкой тревожной деперсонализации, общаясь с людьми, организуя, напри­мер, какие-то совещания, такой человек нередко по рассеянности что-то упустит или скажет не то, кого-то не поблагодарит - и потом жестоко мучается этими своими упущениями и старается готовиться к подобным ис­пытаниям предварительными записями по пунктам.

А бывает, что при всей своей нравственной щепетильности, тревожной добросовестности в соблюдении законов и инструкций, тревожно-сомневаю­щийся (психастеник) вдруг по рассеянности переступит черту разрешенно­го. Иногда возможно это и не по рассеянности, а по причине душевной отваги, вспыхивающей в замученной совести.

Наедине с собою, с книгами, в творчестве в своей комнате или в об­щении с самыми близкими чувство собственной эмоциональной измененности (чаще это тревожное душевное онемение) ослабевает-отпускает, чтобы вскоре, по обстоятельствам, вновь появиться.

Тревожная сосредоточенность на мыслях об ускользающих непосредс­твенных чувствах нередко объясняет и несобранность, житейскую рассеян­ность этих людей. Дефензивность, загруженная подробным аналитическим размышлением, сотканным из сомнении, обнаруживает себя сложными нравс­твенно-этическими переживаниями с обычным здесь тягостным самообвине­нием.

Таким образом, тревожно-сомневающийся (психастеник) не есть просто бесчувственный человек- Он способен остро голодать, но утоляет голод без острых, пьянящих гурмонистических или сексуально-эротических под­робностей. Чувственность здесь недостаточно художественна, остра, что­бы человек мог сойти с ума в чувственной близости. Возможно для него часто даже исследовательски наблюдать в это время за вяловатыми прояв­лениями своей чувственности, в которых невозможно забыться. Но неред­кая здесь чеховская нежность-лиричность одухотворенного тревожно-сом­невающегося (психастеника) может сводить с ума самых чувственных, лег­ко суживающихся сознанием женщин.

Одухотворенно-застенчивая, затаенная нежность-лиричность свойс­твенна и многим психастеническим женщинам.

Тревожно-сомневающийся (психастеник) - человек не с непосредствен­но-чувственной, а с мыслительной (неяркой, реалистически-аналитичес­кой) эмоциональностью, дефензивностью, испытывающий по отношению к другому человеку именно на расстоянии (вспоминая прошлое или воображая будущее) гораздо более цельное чувство, нежели в непосредственном об­щении. Ему трудно без подлинного практического чутья, чувственной хватки интуитивно оценить другого человека - и потому он его тщательно обдумывает-анализирует, "раскладывая по полочкам".

Он может быть великим актером, режиссером, но и тогда "раскладыва­ет по полочкам", как Станиславский, - на потеху непосредственным, чувственным, живущим прежде всего сердцем актерам. Другие знаменитые тревожно-сомневающиеся (психастенические) люди, являющие нам в твор­честве свой склад (радикал) - это Баратынский, Белинский, Дарвин. Че­хов, Павлов, Моне, богатые не чувственностью, но размышляющей одухот­воренностью.

Не будучи достаточно практичным, такой человек должен воспитывать в себе готовность действовать, одолевать свою лень в сложной работе мечтаний. Бывает, тревожно-сомневающийся (психастеник) любит свою за­болевшую собаку, а к ветеринару все не отведет ее (ленив на подъем). Неорганизованному по природе своей психастенику (тревожно-сомневающе­муся) необходимо жить по расписанию, в режиме, радуясь и тому, что вы­полнил расписание хоть на две трети.

Непрактичность, обусловленная во многом инертностью, медлитель­ностью, обнаруживает себя и в том, что тревожно сомневающийся не пред­ложит вовремя помочь знакомой женщине с тяжелой сумкой, не спохватится сказать вовремя доброе слово нуждающемуся в нем - с последующим внут­ренним раскаянием. И тут ему также ничего не остается, как заранее дрессировать в себе готовность действовать, дабы не мучиться потом уг­рызениями совести.

Многие из таких людей, особенно в молодости, способны так сильно гипер компенсироваться (вольно или невольно являть в поведении своем свою противоположность), что их считают сверхуверенными, "неистовыми". Но это все есть "нахальство от застенчивости", готовое в любой момент, по обстоятельствам, рассыпаться в жалкое самообвинение.

Гиперкомпенсация неуверенности в себе здесь нередко выражается в излишней порою категоричности, учительском (менторском) тоне - при способности, однако, самокритически на все это посмотреть.

От чувственной бедности, деперсонализационности многие тревож­но-сомневающиеся (психастеники), живущие в деперсонализационном тумане прежде всего своими тревожными сомнениями (сомнение - мыслительная ра­бота, в отличие от тревожной мнительности, т. е. склонности в основном чувством преувеличивать опасность), не запоминают в достаточных под­робностях яркие события, которые происходят с ними в жизни. Не запоми­нается, например, лицо, облик человека, вкус пирога, который так нах­валивал, потому что в самом деле было ккусно. Забывается ощущение влюбленности с воспаленной яркостью мира вокруг, будто прошло что-то больное, ненастоящее. Видимо, необходима достаточно сильная повседнев­ная чувственность, чтобы в подробностях вспоминать прежние особенно яркие чувственные переживания, когда "захлебывался" чувствами. Иначе же остается от жизни пронзительно-грустное ощущение чеховского восьми­десятилетнего Фирса: "Жизнь-то прошла, словно и не жил..." Дабы этого, по возможности, избежать, следует побольше записывать, фотографиро­вать, рисовать свою жизнь, дни своей радости, чтобы творчески ярче от­печатывать их в душе и чтобы можно было, перечитывая дневник, рассмат­ривая альбомы, оживить в себе то эмоциональное, чувственное, что было, все-таки было,

Но житейские обиды, личностные оскорбления, чьи-то попытки нару­шить духовную свободу, так легко забываемые (вытесняемые из сознания) многими чувственными людьми, до самой смерти занозами сидят в уязвимой душе тревожно-сомневающегося (психастеника) и без всякого записывания. Мужчина с таким характером обычно ищет с людьми прежде всего духовно­го, идейного, личностного созвучия и не способен долго любить женщину одними лишь вяловатыми своими чувственными ощущениями. По этой причине он может гораздо сильнее любить духовно созвучного ему неродного чело­века или даже созвучную ему застенчивостью собаку, нежели несозвучного близкого родственника (слабый "голос крови", в отличие от, например, сангвиника).