пиджины. Креольские языки. Пиджины. Причины возникновения, языковые особе. Негосударственное образовательное
Скачать 167 Kb.
|
1 2 2. Особенности русского пиджина на Дальнем Востоке Языковые контакты являются важнейшим фактором исторического развития языка. Теория языкового контакта представляет собой отдельный раздел в социолингвистике, посвященный вопросам языкового контактирования. Данный раздел исследует условия влияния одних языков на другие, процессы взаимного влияния, а также результаты языкового контактирования. При этом наряду с изучением социальных условий такого контактирования, исследуются процессы, которые происходят в языках на различных языковых уровнях. В свою очередь, одним из важнейших направлений теории языкового контакта является креолистика (контактология). Исследователи, которые работают в этом направлении, изучают процессы формирования, функционирования и дальнейшего развития пиджинов, креольских и смешанных языков, объединяемых ими в общее понятие «контактные языки». Исследование этих языковых форм вызывает большой интерес для лингвистики, поскольку способно ответить на многие вопросы, которые связаны с поисками причин и направлений языковых изменений. Хотя основа креолистики была заложена Х. Шухардтом еще в XIX веке, однако как самостоятельное направление в лингвистической науке она стала формироваться только с 50-х годов XX века. Самым элементарным контактным языком в креолистике принято считать жаргон, однако данный термин используется не всеми креолистами; иногда первой фазой формирования контактного языка является препиджин, в прочих случаях любой вспомогательный язык называется пиджином, а начальные стадии его развития – ранний, или нестабильный, пиджин. На наш взгляд, целесообразно употреблять термин «пиджин» в более широком значении, характеризуя им контактный язык в целом. В случае же 22 акцентирования внимания на эволюционных аспектах данных языковых явлений необходимо использовать термины «препиджин» и «расширенный пиджин». С 1920-х годов в связи с изменением общетеоретических подходов к изучению языка в мировой лингвистике началось обращение к тем формам бытования языков, внимание которым прежде лингвистами не уделялось. В поле научных интересов попали и русские пиджины. Практически одновременно вышли работы, знакомящие с двумя контактными языками на русской лексической основе: - руссенорску (русско-норвежскому) пиджину, - сибирскому (китайско-русскому) пиджину. С точки зрения лингвистов, эти работы были совершенно неравноценны по представленному материалу и по уровню осмысления контактных явлений. Так, О. Броком были собраны и опубликованы все известные на тот период материалы по руссенорску, и его работа до сих пор не утратила своей научной значимости. Вторым этапом в изучении русских пиджинов можно считать 1960-е годы, когда появился ряд работ, связанных с контактными языками на русской основе. В данных публикациях авторы в большей степени обозначили явление контактного языка, чем провели подробный анализ. При этом очевидно, что наблюдения, которые оказались опубликованными, были сделаны раньше: так как известно, что А.Г. Шпринцын собирал материалы по китайско-русскому пиджину в течение нескольких десятилетий, а основные материалы были им собраны еще в 1920-30 годы. В результате А.Г. Шпринцын опубликовал лишь небольшую статью, большая часть материалов осталась неизданной. Записи А.Г. Шпринцына лишь приблизительно отражают особенности произношения слов в пиджине. Исследователь пользовался для записи слов либо кириллицей, либо китайской иероглификой. 23 Следует заметить, что эти материалы дают возможность исследовать собственно грамматическую структуру пиджина, поскольку в них есть не только фразовые образцы, но и записи текстов, в том числе примеры фольклора на пиджине. Они выявляют особенности бытования китайскорусского пиджина в Маньчжурии и Владивостоке в 1920-1930-е годы, демонстрируя, что пиджин в то время значительно расширил сферы своего употребления и вышел за рамки собственного торгового языка. Перелом в изучении русских пиджинов как в России, так и за рубежом, произошел с середины 1970-х годов, и был связан с бурным развитием изучения пиджинов и креольских языков, сформировавшихся на основе западноевропейских языков. Это произошло, как принято считать, после конференции в Гонолулу, по результатам которой вышел первый значительный сборник статей, полностью посвященный вопросам креолистики. Издание этого сборника стимулировало множество исследований пиджинов и креольских языков во всем мире (хотя в первую очередь в англоязычном лингвистическом мире); их количество стало расти, и привело к тому, что креолистика превратилась в одно из самостоятельных лингвистических направлений. В России появились первые переводные работы, в которых были собраны статьи ведущих креолистов того времени. Это привлекло внимание российских лингвистов к проблематике контактных языков на русской лексической основе. В 1980 году вышла небольшая статья Джоанны Никольс, посвященная пиджинам на русской основе, автор которой собрал по разным источникам (всего 16 литературных произведений) те цитации из прямой речи персонажей, которые по определенным параметрам сходны с пиджином. В результате анализа этих источников Дж. Никольс систематизировала такого рода идиомы, разделив их на три группы: речь идет о китайско-русском пиджине, «ломаном русском» и «упрощенном 24 русском». В ее работе был упомянут также и китайско-русский пиджин, представленный в произведениях В.К.Арсеньева. В целом, можно отметить, что Дж. Никольс своими исследованиями внесла большой вклад в изучение имеющихся литературных источников. Новый этап в изучении пиджинов на русской основе начался после издания сборника научных материалов в Москве в 1987 году, опубликованного после рабочего совещания, посвященного возникновению и функционированию контактных языков. Помимо докладов, которые интерпретировали уже известные материалы, появились оригинальные исследования, которые вводили в научный оборот новый материал. Речь идет, прежде всего, о статье Е.А. Хелимского о таймырском пиджине, который был назван им «говорка». Это название, вынесенное в заголовок статьи, так и закрепилось за этим вариантом русского пиджина. Е.А. Хелимский, наряду с занимающимся исследованием говорки Диттер Штерн, рассматривают ее как отдельный пиджин, сформировавшийся на основе русского языка, независимо от других пиджинов. Дополнительное значение этого исследования заключалось также в том, что Е.А. Хелимский убедительно доказал, что русские пиджины можно найти не только в публикациях, поднимая архивные данные и перечитывая записки путешественников, но и в настоящее время в полевых условиях. Он продемонстрировал, что идиомы этого типа живы, и на них говорят. Автору удалось записать многочисленные примеры высказываний и целых текстов на пиджине в основном в ходе работы с нганасанами, которая велась, начиная с 1986 года. Позднее этот доклад, дополненный и переработанный, вошел в книгу «Компаративистика, уралистика. Лекции и статьи». К сожалению, в обеих публикациях Е.А.Хелимского по «говорке» приводится один и тот же текст, и других публикаций собственно языкового материала он не сделал. Вместе с тем нельзя отрицать научную новизну его 25 выступления, поскольку доказывало существование живых пиджинов. В то время, как многие лингвисты, сталкиваясь в своей полевой работе с пиджинами, находящимися с ситуации постпиджинного континуума, не всегда идентифицировали их как пиджины, тем самым придерживаясь обычной ненаучной точки зрения на пиджин как на «ломаный», «испорченный» язык. Действительно, большинство работ по русским пиджинам, которые появились в это время, сочетали лингвистический анализ с описанием социолингвистической ситуации, изучением истории формирования того или иного варианта пиджина. При этом часто фиксировались отдельные наиболее заметные и яркие особенности пиджина, но последовательного грамматического анализа не проводилось. Исключением можно считать исследования, проведенные по руссенорску, выполненные норвежскими лингвистами, а также работы по алеутско-медновскому языку. К этому же периоду (1985 год) относятся несколько аудиозаписей языка, сделанных в ходе экспедиции в места проживания удэгейцев. Е.В. Перехвальская совместно с Ф.А. Елоевой сделали их, обратив внимание на то, что данный пиджин был языком общения старшего поколения различных народностей (среди которых были удэгейцы, нанайцы и китайцы), проживавших в среднем течении реки Бикин в Приморском крае. Были записаны несколько информантов (Н.Л. Мартынова, Н.С. Пионка, Д.Е. Канчуга, П.Е. Пионка). Эти записи были тогда же расшифрованы, и легли основой для нескольких научных сообщений. Исследователи назвали данный открытый ими язык дальневосточным контактным языком. Елоева и Перехвальская описывали, главным образом, его структуру (фонетику, грамматику, словарь), практически без учета внешней истории этого языка. Однако эти исследования положили начало дальнейшим поискам подобных идиомов. 26 2.1. Пиджины на основе русского языка Традиционно пиджины рассматривались лингвистами как языки, которые появились на базе европейских языков. В настоящее время известно о существовании пиджинов и на русской основе. В ходе расширения границ России на ее окраинах, по мере развития контактов русских с населением Урала, Кавказа, Средней Азии, Сибири и Дальнего Востока возникали различные вспомогательные языки, среди которых появились и русские пиджины. Отдельные из этих языков упоминаются в литературе при описании речи так называемых инородцев. Следует отметить, что одна из главных особенностей русского языка в сравнении с западноевропейскими языками, которые стали лексической базой для большого количества популярных пиджинов, – это его словоизменительная морфология. Вместе с тем социолингвистической особенность русских пиджинов можно считать и то. что они обладают иными, чем у других подобных форм контактных языков, условиями для своего возникновения: это, главным образом, ситуация обмена, торговли, а не принудительного труда на плантациях, куда свозили людей, зачастую не имевших общего языка. Существуют различные типы пиджина на русской основе: 1) русско-норвежский пиджин или руссенорск; 2) таймырский пиджин или «говорка»; 3) сибирский пиджин или русско-китайский. Руссенорск представляет собой пиджин, употреблявшийся торговцами, рыбаками и моряками в бассейне Баренцева и Белого морей. Языковой контакт на севере Скандинавского полуострова, где либо в постоянных либо во временных контактах находились носители таких языков, как саамский, финский, русский, норвежский и шведский, в соответствующих диалектах имели в различное время разный вид. Так. руссенорск сложился как язык меновой торговли 27 между русскими поморами и норвежцами в XVIII веке, а вышел из употребления только в 1920-е годы. Словарный запас руссенорска состоял приблизительно в равных пропорциях из русских и норвежских слов, одновременно в его состав были включены отдельные слова, восходящие к английскому, голландскому, немецкому, французскому и саамскому языкам. «Произношение звуков заимствовалось как из русского языка, так и из норвежского, при этом звуки, отсутствовавшие в норвежском языке, могли изменяться или упрощаться». Грамматической особенностью руссенорска является отсутствие морфологической оформленности у большинства знаменательных слов. Как отмечается, лишь некоторые существительные, прилагательные и глаголы имеют морфологическую оформленность. Незнаменательные части речи в руссенорске присутствуют: предлоги, союзы, междометия, однако они немногочисленны. Для словообразования руссенорска характерны суффиксация, словосложение и редупликация. Как в синтаксисе русского языка, в синтаксисе руссенорска отмечаются свободный порядок слов и различные способы связи частей предложения: сочинение и подчинение. Вместе с тем в предложениях предикат употребляется в постпозиции. Объем словаря руссенорска составлял 390 единиц. Активными группами лексики, кроме общеупотребительной, были те, которые тематически связаны с морем, рыбалкой, и торговлей. Данный факт объясняется специфическими условиями коммуникации, связанными со сферами мореплавания, рыболовства и торговли. Специфической чертой руссенорска является то, что у него два полноправных языка-лексификатора, в то время как у пиджина - один. Кроме того, для руссенорска характерна лексическая дублетность, когда один предмет или понятие имеет два обозначения: одно обозначение относится к русскому языку, а другое к норвежскому. Как указывается в 28 исследовании, при этом в речи на пиджине русские используют норвежские обозначения, а норвежцы – русские. Просуществовав до 1920-х годов, руссенорск исчез. Его исчезновение объясняется следующими причинами. Во-первых, в конце XIX – начале XX века к руссенорску стали относиться как «дурному русскому». В результате, оценка руссенорска изменилась и «его стали описывать как “hodge-pogde” – “идиотскую смесь норвежских, русских и английских слов”». Изменения в торговых отношениях требовали все более глубокого знания языка, и норвежские и поморские купцы стали учить языки друг друга. Вторым фактором, повлиявшим на исчезновение руссенорска, стал экстралингвистический фактор: революция 1917 года и последовавшая за ней гражданской войны, прервавшие торгово-экономические связи между Россией и Норвегией. Тем не менее, как отмечают исследователи, «на сегодняшний день руссенорск является ценным культурным наследием, объединяющим Россию и Норвегию». Вторым, возникшим на территории России пиджином, можно считать русско-таймырский пиджин или так называемая «говорка», который сформировался на полуострове Таймыр в начале ХХ в. как язык межэтнического общения русских переселенцев и коренного населения – представителей разных ветвей уральской и алтайской языковых семей. Субстратом говорки являются урало-алтайские языки агглютинативного строя. Из-за усиления контактов с русскими и под влиянием всеобщего школьного образования в настоящее время «говорка» практически не используется: вытеснен современным русским языком. Как отмечается в исследованиях, языковые особенности таймырского пиджина также характеризуются упрощенностью по сравнению с языкомисточником: полностью трансформируется грамматической строй (используется одна падежная форма у имен, радикально преобразована система личных местоимений, неактуальным становится противопоставление глагольных видов, наблюдается ярко выражена тенденция к аналитизму, 29 отмечается отсутствие предлогов и присутствие послелогов и др.), синтаксический строй речи близок к урало-алтайскому типу, преобладает порядок слов с предикатом в конце предложения) [Хелимский 1986: 127] Е.В. Перехвальская считает, что поскольку говорка сохранила время, лицо и число в глаголах, в имени же были утрачены такие категории, как род, падеж, было перестроено число, то она не может считаться пиджином. Исследовательница приводит точку зрения Е.А. Хелимского, который является первооткрывателем говорки: в СРЯ отличаются два числа и (в единственном числе) три рода в форме прошедшего времени изъявительного наклонения и в условном наклонении, два числа и три лица в настоящем и будущем времени индикатива. Таким образом, можно предположить, что говорка не сохранила, а приобрела отдельные морфологические формы, переняв их из русского языка и подобные заимствования грамматических форм из языка – лексификатора – это та ситуация, которая называется «постпиджинный континуум». Таким образом, вероятно, любую разновидность русского пиджина можно считать вариантом одного языка, а руссенорск является отдельным языком. Так, говорка пересекается с сибирским пиджином многими структурными чертами, которые отсутствуют в руссенорске (в нем присутствуют послелоги, выражена множественность при помощи квантификатора «все», порядок слов - OVS - имеет подлежащее, выраженное личным местоимением, и т.д.). Данный факт свидетельствует о том, что говорка и дальневосточный пиджин ближе друг к другу, чем к руссенорску и, по сути, являются вариациями одного идиома. Несмотря на то, что говорка и дальневосточные вариации разделяются между собой тысячами километров, данные художественной литературы говорят о том, что на всем этом пространстве в XIX веке употреблялся сибирский пиджин, вариантами которого являются и кяхтинский язык, и язык Дерсу Узала, и говорка. 30 На сегодняшний день наиболее исследованным среди сибирских пиджинов, появившихся на русской основе, является русско-китайский пиджин, более подробно о котором речь пойдет далее. 2.2. Русско-китайский пиджин и его особенности Прежде чем мы перейдем к рассмотрению русско-китайского пиджина, необходимо обратить внимание на процессы, приводящие к появлению пиджина, и на вероятные результаты эволюции данного языка. Как пишут исследователи, «выбор языка, на основе которого образуется препиджин, обусловливается сугубо прагматической причиной: его базой является тот язык, редуцированная форма которого по определенным причинам оказывается наиболее эффективной для процесса коммуникации. В результате чего основная часть лексики пиджина, как правило, восходит к контактирующему языку, который, в свою очередь, в креолистике называется лексификатором» [Беликов, Крысин 2001: 197]. В русско-китайском пиджине языком-источником – суперстратом, лексификатором – является русский язык. Языком-субстратом выступает, как правило, родной язык, который наиболее заинтересован в новом коммуникативном средстве. Это тот язык, по образцу которого в пиджине складывается грамматика и фонология. В случае с русско-китайским пиджином в китайском его этнолекте языком-субстратом является китайский [Оглезнева 2010: 9]. На территории Дальнего Востока России в процессе регулярных массовых контактов носителей русского языка с носителями других языков (аборигенными народами, китайцами, корейцами, аборигенными народами) использовался русско-китайский пиджин. Термин «русско-китайский пиджин» мы используем в том значении, которое в настоящее время закреплено в социолингвистике: это особый контактный язык, который появлялся в местах активного социального контактирования русских и 31 прочих населявших Дальний Восток народов неславянского происхождения, главным образом, китайцев. Исследователь Е.А. Оглезнева отмечает, что русско-китайский пиджин обслуживал также контакты с монголами, а позже с нанайцами, удэгейцами, корейцами и почти не использовался в контактах всевозможных нерусских групп между собой [Оглезнева 2007:14]. В научной литературе русско-китайский пиджин имел разные обозначения. Наряду с названием «русско-китайского пиджина», существуют и другие: кяхтинское китайское наречие русского языка (С.Н. Черепанов), маймачинское (А. Александров) или кяхтинское (Г. Шухарт) наречие, смешанный китайско-русский язык (А. Яблонская), дальневосточный контактный язык (Ф. Елоева), русско-китайский диалект (А.Г. Шпринцин), дальневосточный пиджин, сибирский пиджин (Е. Перехвальская), забайкальско-маньчжурский предпиджин (Ян Цзе). Самыми старыми названиями, обозначающим это языковое явление, являются «кяхтинское» и «маймачинское» наречия, название которого объясняется местом его появления и употребления - в Забайкалье в области русского города Кяхта и китайского города Маймачин в начале XVIII века; употреблялся он для торговли и был обязательным для китайцев. Принято считать, что существовало три основные разновидности русско-китайского пиджина: кяхтинская, дальневосточная, харбинская, которые хронологически разделены более чем столетием на Дальнем Востоке, в Забайкалье, в Харбине. Кяхтинский пиджин. Он зародился в XVIII-XIX веках как торговый пиджин в области русско-китайской границы в Забайкалье. Изначально данный пиджин употреблялся китайскими и русскими купцами в пограничье – в русском городе Кяхте и китайском городе Маймачине. В 1727 году в Кяхте был подписан известный Кяхтинский договор, результатом которого стало упорядочение русско-китайской торговли. Через Кяхту двигались торговые караваны из Москвы в Пекин. Согласно договору разрешалось отправлять в 32 Пекин только один караван в год численностью не более 200 человек, но возможность беспошлинной пограничной торговли в Кяхте значительно увеличила ее общий объем и способствовала становлению Кяхты как торгового центра. Напротив Кяхты в 1730 году возник китайский торговый центр под названием Маймайчэн - «торговый город». Как пишет исследователь, русские купцы обменивали в Кяхте пушнину, овчину, сукно, выделанные кожи, а китайские – шелковые ткани, чай. В связи с расширением пограничной торговли, безусловно, возникает вопрос о языке, на котором происходила коммуникация между русскими и китайскими торговцами. Как считает В.Паршин, коммуникация велась на особом русском языке. Китайцы, по его мнению, разговор о торговых делах вели на русском языке, однако «лишь житель Кяхты способен понять их. Для непривычного слуха данный язык покажется подобно китайскому» [Паршин 1844: 94-95] Таким образом, по мнению исследователей, кяхтинский пиджин был создан на базе русского языка, но специфика этого пиджина непосредственно связана с особенностями китайского языка. Следующими вариантами дальневосточной разновидности русскокитайского пиджина по времени их появления можно считать русскокитайский пиджин конца ХIX – начала ХХ вв. и русско-китайский пиджин 20-30-х гг. ХХ в. Русско-китайский пиджин конца XIX – начала ХХ веков (дореволюционный). Русско-китайский пиджин в конце ХIX – начале ХХ вв. существовал на территории Дальнего Востока (в Приамурье, Уссурийском крае, Приморье). По словам Оглезневой, на рубеже XIX – начала ХХ веков на Дальнем Востоке установилась самобытная языковая ситуация, которая стала результатом этнической неоднородности региона, в котором проживало не только аборигенное население, но и восточнославянское население (в частности: русские, украинские и белорусские народности), переселенное из 33 западных регионов России, а также подданные Китая – в том числе, китайцы и маньчжуры. Как отмечает исследователь, функционировавший в то время пиджин был представлен несколькими этнолектами: русско-китайским, маньчжурским, манегрским, нанайско-удэгейским и т.п. Представители славянского населения в общении с инородцами говорили упрощенно на родном языке, то есть пользовались так называемым «регистром для иностранцев». Характерными языковыми особенностями русско-китайского пиджина является тяготение предиката к концу предложения, отсутствие словоизменения глагольных словоформ, а также в китайском этнолекте присутствуют редуплицированные двойные словоформы, представляющие собой соединение двух одинаковых слов для усиления этим удвоением свою семантику («мало-мало») или соединение двух разных слов («фанза-ловушка»). Русско-китайский пиджин 20-30-х гг. ХХ в. (послереволюционный). Главная особенность региональной языковой картины на Дальнем Востоке России в 20-30-е годы ХХ века – китайское присутствие в ней. Это проявилось, во-первых, в активном употреблении специфических регионально окрашенных лексем в русском языке дальневосточников – специфической китайской ноты в нем, а во-вторых, в функционировании контактного языка, который использовали китайцы и другие народы края в общении с русскими. Описывая русско-китайский пиджин 20-30-х годов ХХ века исследователь С.А.Врубель, сделал важные замечания: 1) на русско-китайском пиджине говорят и русские, и китайцы; 2) имеется грамматическая опустошенность слов и конструкции; 3) произношение слов в русско-китайском пиджине сообразно китайскому произносительному стандарту «сейчас» произносится «си-ча-са»; 4) русская фраза построена по синтаксису китайского языка (Мая не знай). 34 Е.А Оглезнева отмечает, что в области лексики русско-китайского пиджина выделяется несколько пластов: а) обиходно-бытовая лексика русского языка с широким использованием разговорно-просторечных форм и областных слов (шибко, сопка); б) пласт китайской лексики невелик по отношению к основному, около 6 – слов (люда, чен) Кроме вышесказанных разновидностей русско-китайских пиджинов, есть еще харбинский вариант русско-китайского пиджина. Харбинский русско-китайский пиджин, зародившийся а Харбине в начале и середине XX века (1898-60-е годы XX века), представляет собой русско-китайский пиджин, возникший в результате торговых и культурных обменов между китайским и русским народами. Появление данного пиджина тесно обусловлено экстралингвистическими причинами: тремя этапами русской эмиграции в Харбин. В середине XIX века в связи со строительством Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) огромное количество русских переехало в Харбин. Когда в июле 1903 года было открыто движение по Китайско-Восточной железной дороге, русская диаспора этого населенного пункта насчитывала более 20 тыс. человек. После начала русско-японской войны возникла вторая волна эмиграции. В это время Харбин стал основной базой для снабжения русских солдат боеприпасами, в связи с чем количество русских эмигрантов резко возросло: на тот момент их насчитывалось более 100 тыс. человек. После Октябрьской революции множество дворян, гражданских и военных чинов, торговцев, промышленников и помещиков подверглись гонениям со стороны новой власти. Чтобы избежать подобной участи, они вместе с семьями переселялись на Северо-восток Китая, в большей степени в Харбин. Согласно статистическим данным, в 1918 году в Харбине 35 насчитывалось более 60200 русских эмигрантов, в 1920 году – 131 073, в 1922 году – 155 402. После гражданской войны, в 1923 году, число русских эмигрантов составляло около 200000 человек, что даже превышало количество харбинских китайцев. Харбин являлся самым крупнейшим центром русского поселения в Китае, в связи с этим именовался «Восточной Москвой». В Харбине русские эмигранты занимались различными видами деятельности, в частности: развивали промышленную сферу, торговый и финансовый сектор, сферу обслуживания, литературы, искусства, культуры и образования, издавали газеты, журналы и книги. С расширением сферы их деятельности взаимодействия между ними и харбинскими китайцами становились более и более тесными. Изначально китайцы и русские эмигранты не имели общего языка. Для устранения языкового барьера, с целью установления коммуникации харбинское население осуществило перенос транслитерированных русских выражений в свою речь. Позднее в Харбине появился особый «язык» – так называемый харбинский русско-китайский пиджин. Его отличительной особенностью было то, что лексическая система базировалась, главным образом, на русском языке, а грамматический строй – на китайском. Он характеризовался узким словарем и весьма простой грамматикой, имел только устную форму (письменная форма использовалась в вывесках и рекламе различных магазинов), применялся в форме временного регионального коммуникативного средства и удовлетворял потребности в общении между русским и китайским населением Харбина. Созданные по мере необходимости, большинство пиджинов существует совсем недолгое время, выходя из обихода, когда исчезают условия, послужившие причиной их появления. Так, с середины 50-х годов ХХ века вследствие ухудшения взаимоотношений между Китаем и Россией, перемен в международной обстановке, смерти харбинцев старого поколения, переселения русских эмигрантов, усиления тенденции к интернационализации английского языка и равнодушия нового поколения 36 китайцев к харбинскому русско-китайскому пиджину, он потерял свою основную коммуникативную функцию. В конце 50-х годов ХХ века харбинский русско-китайский пиджин постепенно начал выходить из обихода, подтверждая тем самым идею о том, что временность и региональность являются решающими факторами его исчезновения. Заключение На основании всего вышесказанного мы пришли к следующим выводам: В качестве признаков пиджинов можно выделить следующие: взаимообусловленная «непонятность» (неполная понятность) пиджина и другого языка (языка-лексификатора); за счет произвольных упрощений языка его носителем пиджин невозможно создать; пиджин – это не родной язык для тех, кто говорит на нем; его использование чаще актуализируется в торговле. Существует несколько теорий, объясняющих происхождение пиджинов, некоторые из которых (например, теория моногенеза и полигенеза) имеют в корне противоположные точки зрения, остальные же теории объединяет общая идея, о том, что пиджины были созданы из обломков своего и чужого языка, которые были организованы особым способом. Становление пиджин-языков – это сложный процесс, который проходит в несколько этапов. Новый язык впитывает в себя черты субстрата и суперстрата и в конечном итоге либо преобразуется в креол, либо прекращает свое существование. Описаны несколько типов пиджина на основе русского языка: руссконорвежский, таймырский, русско-китайский. Во всех упомянутых русских пиджинах присутствуют общие структурные черты: русский язык является языком-лексификатором (субстратом), основа пиджина состоит из русской 37 лексики, однако она характерна скудным ограниченным словарем, обусловленной самой сферой коммуникации. К языку-субстрату относятся разные языки, которые влияют на грамматику, фонетику, а также и лексику. Русско-китайский пиджин использовался как коммуникативное средство не только для общения русских с китайцами и с аборигенными народами на Дальнем Востоке, но и в этнически смешанной среде, обслуживая в первую очередь торговые контакты. Исторически на Дальнем Востоке, в Забайкалье и в Харбине выделяется три основных периода существования русско-китайского пиджина: кяхтинский, дальневосточный, харбинский, которые разделены между собой более чем столетием своего существования. Русско-китайский пиджин имеет особенности на всех уровнях языка: в лексике, грамматике, фонетике. Его специфическими чертами являются упрощенная грамматика (отсутствуют формы словоизменения) и ограниченная лексика (большинство лексем служат только для ограниченных ситуаций общения). Для нашей дальнейшей практической части работы мы выделим две классификации: лексическую и грамматическую (в том числе морфологическую и синтаксическую). Список используемой литературы 1. Жданова Н.А. Русско-китайск. пиджин Забайкалья среди др. форм современн. контактн. языков // Вестник Бурятского государственного университета, – № 10. – 2021. – С. 84-88. 2. Коровушкин В.П. Категориально-понятийная контрастивной социалектологии как автономной отрасли языкознания // Вестник Череповецкого государственного университета. № 2. – 2019. – С. 74–86. 3. Крылова И.А. Синергетический подход к изучению пиджинов и креолей // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. №67. – 2019. – С. 131–137. 4. Крысин Л.П. О некоторых изменениях в русском языке конца XX века // Исследования по славянским языкам. № 5. – Сеул, 2020. – С. 63- 91. 5. Мечковская Н.Б. Социальная Лингвистика (2 изд.). – М.: Аспект-Пресс, 2020. – 208 с. 6. Оглезнева E.A. Русско-китайск. пиджин, опыт социолингвистическ. описания. – Благовещенск: АмГУ, 2019г. – 264 с. 7. Оглезнева E.A. Русско-китайск. взаимодействие на дальневосточн. территор. России: историко-лингвистическ. очерк // Слово: Фольклорно-диалектологическ. альманах. Материалы научн. экспедиций. Вып.8. – Благовещенск: АМГУ, 2021. – С. 6-11. 8. Перехвальская Е.В. Говорка – упрощение или усложнение? Типолог. языка и теор. грамматики: матер. Междунар. конфер., посвящ. – СПб.: Нестор-История, 2022. – С. 162–165. 1 2 |