Вот. Николай Тряпкин Засмеялась калина, краснея счастливо
 Скачать 60.5 Kb.
|
|
Николай Тряпкин Засмеялась калина, краснея счастливо, Заплела меня в зелень косы. И надела калина мне перстень красивый В заревых самоцветах росы. Точно совы, кругом, с голубой поволокой, Трепыхались зарницы в лугу. Вот о чём-то правдивом, простом и широком Заиграл гармонист на кругу. Но казалось – по скатам самим откровеньем Замерцали пруды и стога. Но казалось – девичья слеза от волненья Синей каплей сбегает с листка. И шептала калина: «Возьми без остатка Все созревшие гроздья мои!» И смеялись мы с нею и верили сладко В нераздельную душу земли. Август зашумел 1. Ты слышишь, батька? Август зашумел Зелёными верхушками ракит. Он веткой на берёзе пожелтел, Он ласточкам о юге говорит. Ты слышишь, батька? Август зашумел Про то, что сам ты видел поутру: Последний одуванчик облетел За нашею усадьбой, на бугру. А будто бы и ветер-то ручной, И пруд под селезнем безбурно спит. И всё-таки хлопочущей листвой И парусит наш тополь и шумит. 2. И ласточки вокруг снуют, снуют, Заслышав дальний оклик журавлей. Зелёный мир покинет свой уют, Готовится сниматься с якорей. Зелёный мир покинет свой уют, Готовится сниматься с якорей, И сизые дымки плывут, плывут По косогорам скошенных полей. Зелёный мир покинет свой уют, Готовится сниматься с якорей... И наши кузнецы куют, куют Железные подошвы для саней. 3. А если так – давай, отец, и мы, И мы своё в дорогу оснастим, Возьми топор, поправь-ка до зимы Колхозный склад, где жито сохраним. А я наш домик обойду кругом, Взяв паклю, конопатку и обух, Чтоб не совал в пазы его потом Хитрец мороз ноздрины белый пух... И зазывать побаски на ночлег Мы слепим звонкотрубный камелёк... На голубой простор весенних рек Наш путь по вьюгам долог и далёк. Утро Точно мастер в рабочем азарте, На хорошее дело горяч, На заре в розовеющем марте Раньше всех просыпается грач. Вот с плетёной своей новостройки Он по-плотничьи крякнул: пор-ра! То сигнал, чтоб на прорубь по двойке Лошадей повели со двора, Чтобы прежде, чем избы флюгаркой К талым вишням направят дымок, На коровник спешили доярки, На ходу подвязавши платок... И, дыша домовито и мерно Теплотой вентиляторов-труб, Очень слышно расходуют фермы С крыши первые капли на сруб. Ходит по двору конюх в шинели, Тычет пальцы в саврасьи бока, Балагуря: «Не тужим? Плотнеем?» – Как любил на конюшне полка. И, как врач, стригунят напоследки Простучал, убеждённый вдвойне, Что по новым путям пятилетки Не поедешь на старом коне. Лунный час Полнолунный простор, фосфористый снежок. Одинокий мой путь серебрист и широк. Я пришпорил коня в этот плен световой, Погружаясь в торжественно-белый покой. Я люблю, когда снег, под луной излучась, Отливается вдруг в синеватую ясь, И на дымке лесов, на сугробинах коч И горит и молчит светозарная ночь. Пусть потонет луна в набежавших тенях, И ясней засверкают огни в деревнях, – Я в померкших полях осажу скакуна, Вновь дождусь, когда ночь околдует луна, И замру, отражен янтарями луны, Пред блаженно-сияющим сном тишины. Не весна ль тому виновница, Не весна ль тому виновница, Долгожданная весна? Вдруг возьмёт да и припомнится Песня русская одна. Песня старая-престарая, Молодая, как заря... Ой, летала пчёлка ярая За далёкие моря. Отмыкала лето красное (Что за ключик золотой!), Выпускала солнце ясное Над родимой стороной. И пришло оно, приехало К Волге матушке-реке На скорлупочке ореховой, На пшеничном колоске... Песня с гордостью не знается, Ходит по полю пешком, Добрым людям улыбается За пастушеским рожком. Песня новая не новая, В лапотках из берестин, А росою васильковою Все умылись, как один. Даже самая отсталая В сердце травка ожила... А всего-то пчёлка малая За морями побыла! Лесная жалейка, знакомые звуки Лесная жалейка, знакомые звуки, Плакучие ивы, речные излуки, Речные излуки. Знакомые птицы кружат надо мною, Знакомое солнце висит над водою, Горит над водою. И сердце, устав от лихого скитанья, Прислушалось к травам лесного молчанья, Лесного молчанья. И в сердце – из детства, из дальней разлуки – Я слышу всё те же знакомые звуки. Знакомые звуки… Летела гагара... 1. Летела гагара, Летела гагара На вешней заре. Летела гагара С морского утеса Над тундрой сырой. А там на болотах, А там на болотах Брусника цвела. А там на болотах Дымились туманы, Олени паслись. 2. Летела гагара, Кричала гагара, Махала крылом. Летела гагара Над мохом зеленым, Над синей водой. Дымились болота, Дымились болота На теплой заре. Дымились болота, Туманились травы, Брусника цвела. 3. Кричала гагара, Кричала гагара Над крышей моей. Кричала гагара, Что солнце проснулось, Что море поет. Что солнце проснулось, Что месяц гуляет, Как юный олень. Что месяц гуляет, Что море сияет, Что милая ждет. ДОРОГА Серебристая дорога, серебристая. Лес да горы, снег да лунный порошок. Вечер брызгами охотничьего выстрела В небе скважины горящие прожёг. И над пропастью, тенями перекрытою, Задремали придорожные столбы. И мерещится за каждою ракитою Тёплый запах от невидимой избы. Может, скрытый кедрачами и берёзами, Где-то рядом здесь прислушался марал, Как трубит ему оленьими совхозами Затуманенный лесистый перевал. А дорога вверх под сумеречным пологом Продолжает свой медлительный подъём, Хорошо бы там с кочующим геологом Развести костёр на облаке ночном. Лес да горы, снег да пропасти отвесные. Не боюсь тропой рискованной пройти. Вот ступлю на ту хребтину поднебесную – И пойду уже по Млечному Пути. \ \ Свет ты мой робкий, таинственный свет.. Свет ты мой робкий, таинственный свет! Нет тебе слов и названия нет. Звуки пропали. И стихли кусты. Солнце в дыму у закатной черты. Парус в реке не шелохнется вдруг. Прямо в пространстве повис виадук. Равны права у небес и земли, Город, как воздух, бесплотен вдали… Свет ты мой тихий, застенчивый свет! Облачных стай пропадающий след. Вечер не вечер, ни тьмы, ни огня. Молча стою у закатного дня. В робком дыму, изогнувшись как лук, Прямо в пространстве повис виадук. Равны права у небес и земли. Желтые блики на сердце легли. Сколько над нами провеяло лет? Полдень давно проводами пропет. Сколько над нами провеяло сил? Дым реактивный как провод застыл. Только порою, стеклом промелькав, Там вон беззвучно промчится состав. Молча стою у закатного дня… Свет ты мой тихий! Ты слышишь меня? Свет ты мой робкий! Таинственный свет! Нет тебе слов и названия нет. Звуки пропали. И стихли кусты. Солнце в дыму у закатной черты. А на улице снег А на улице снег, а на улице снег, А на улице снег, снег. Сколько вижу там крыш, сколько вижу там слег, Запорошенных крыш, слег! А в скиту моём глушь, а в скиту моём тишь. А в скиту моём глушь, тишь. Только шорох страниц да запечная мышь, Осторожная мышь, мышь. А за окнами скрип, а за окнами бег, А над срубами – снег, снег… Сколько всяких там гор! Сколько всяких там рек! А над ними всё – снег, снег… Затопляется печь. Приближается ночь. И смешаются печь, ночь. А в душе моей свет. А врази мои – прочь. И тоска моя – прочь, прочь. Загорается дух. Занимается дых. (А на улице – снег, снег.) Только шорох страниц. Да свечи этой вспых. (А за окнами – снег, снег.) А в кости моей – хруст. А на жердочке – дрозд. Ах, по жердочке – дрозд, дрозд. И слова мои – в рост. И страда моя – в рост. И цветы мои – в рост, в рост. А за окнами – снег. А за окнами – снег. А за окнами – снег, снег. Из-за тысячи гор. Из-за тысячи рек. Заколдованный снег, снег… Море Белая отмель. И камни. И шелест прилива. Море в полуденном сне с пароходом далёким. Крикнешь в пространство. Замрёшь. Никакого отзыва. Сладко, о море, побыть на земле одиноким. Где-то гагара кричит над пустынею водной. Редкие сосны прозрачны под северным светом. Или ты снова пришёл – молодой и безродный – К тундрам и скалам чужим, к неизвестным заветам? Что там за тундрой? Леса в синеве бесконечной. С берега чайки летят на речные излуки. Снова я – древний Охотник с колчаном заплечным, Зной комариный в ушах – как звенящие луки. Что там за морем? Лежат снеговые туманы. Грезят метели под пологом Звёздного Чума. Мир вам, земля, и вода, и полночные страны, Вечно сверкающий кряж Ледяного Угрюма! Сколько веков я к порогу земли прорубался! Застили свет мне лесные дремучие стены. Двери открылись. И путь прямо к звёздам начался. Дайте ж побыть на последней черте Ойкумены! Мир вам, и солнце, и скалы, и птичьи гнездовья, Запахов крепкая соль, как в начале творенья! Всё впереди! А пока лишь – тепло да здоровье, Чайки, да солнце, да я, да морское свеченье. Белая отмель. И камни. И шелест прилива. Море в полуденном сне с пароходом далёким. Крикнешь в пространство. Замрёшь. Никакого отзыва. Сладко, о море, побыть на земле одиноким. Я люблю осенний шум Я люблю осенний шум В глубине пустого бора. Муравейник, словно чум, У костра – у мухомора. Где-то – чу! – утиный кряк, Звуки вещего отлёта. Скачет в ельнике сквозняк И подсвистывает что-то. Загляни в сухие мхи, Посиди с пенёчком рядом. В чаще клёна и ольхи Побеседуй с листопадом. С красной клюквой в кузовке Ходит солнышко лесное. В золотом березняке Столько света и покоя! Где-то – чу! – утиный кряк. Полупесня, полунота… Оглядись, не будь чудак, Уясни себе хоть что-то! Столько вьюг прошумело Столько вьюг прошумело за снежным окном, За мохнатым окном! Замело, завалило все избы кругом, Все полесья кругом. Завалило – и вновь тишина, тишина, Перебранка сорок. И над крышей моей, как пушок волокна, Закружился дымок. И стоит он на солнце и сходит на нет, И светясь и дрожа: Что же! Есть, мол, и тут и очаг, и привет, И живая душа, – За снегами, лесами, за тысячью вёрст – Заходи поскорей! Мы дождёмся весенних, раскатистых гроз У лесных пустырей. Мы приучим себя к забытью, к тишине – Для преданий и книг. Мы услышим, как бьётся в снегах, и полусне, Изначальный родник, – За горами, лесами, за тысячью верст, У лесных пустырей... Мы услышим, как в двери скребётся мороз В полусвете ночей И как стонет от стужи и стынет лоза, – И не будем скорбеть, Чтобы в сумрак полярный, в немые глаза, Не робея, смотреть... Радуга Со сторон заката и востока, Захмелев от грома и воды, Золотая ключница сорока Отперла небесные сады. Теньти-бреньти! Огненные вышки! Голубой да синий кипарис!.. Запускали змея ребятишки И тянули небо прямо вниз: Эй, сюда, зелёная кедрица, Жёлтый клён, малиновый тюльпан! Дед Илья, златая колесница! Расскажи про море-окиян. Подхвати меня своей подводой, Прокати до звёздного гумна, Ветром, вихрем, сильною погодой Разнеси всё небо в семена!.. Теньти-бреньти! Луговка-махалка! Не галдите, галки, вразнобой!.. Закрутись ты, солнечная прялка, Засверкай над нашею избой! Ну а ты, сорока-златобока! Приземляйся с мёдом-калачом. От любого злостного наскока Ты замкни меня своим ключом. Теньти-бреньти! Огненные вышки! Голубой да синий кипарис!.. Запускали змея ребятишки И тянули небо прямо вниз. Деревенька была небольшая, совсем небольшая Деревенька была небольшая, совсем небольшая. За полсотню дворов – на пригорке, поросшем травой. В два порядка дома. Дом родителей с самого края. Вот он смотрит на юг. Там овины и клин полевой. А за нами сараи в извечных метёлках пырея, И в поленницах дров, и с пометом от кошек и птах. И под солнцем весенним сушились веревки и шлеи, Хомуты и седелки, и дровни при всех копылах. А кругом – всё поля, да луга, да угодья лесные. И хлеба колосились буквально – у самой избы. И могу повторить, что родился я в сердце России, Это так пригодилось для всей моей грешной судьбы. И в густейшем укропе тонули все наши усадьбы, И в пасхальных качелях звенели все наши дворы. А по свежим снегам проносились веселые свадьбы, И пестрели на санках дерюжные наши ковры... До чего же давно прошумели все эти забавы! И давно уже нет на земле деревеньки моей. Там весною теперь зацветают покосные травы И в густом ивняке запевает в ночи соловей. Но живут в моем сердце все те перезвоны ржаные, И луга, и стога, и задворки отцовской избы. И могу повторить, что родился я в сердце России, Это так пригодилось для всей моей грешной судьбы. То ли было, не знаю То ли было, не знаю, То ли снилось давно, Только вновь открываю Слуховое окно. Снова утренник сизый, Снова дальний овин. И над отчим карнизом Голубой мезонин. Убегает дорожка В загуменную гать. И златое окошко Открываю опять. Не с того ли окошка – До последнего дня Этой песни лукошко За плечом у меня? У зари вырываю Огневое руно – И над миром швыряю Золотое зерно, – Этой полною горстью, Этим взмахом крутым Над всемирною злостью И над прахом людским. Убегает дорожка В запредельную гать. И взлетает окошко Над землёю опять. И взлетает со мною Этот песельный свет. И опять над землёю Никого со мной нет, Только вешняя брага Да весёлый почин, Да под радостным флагом Голубой мезонин. Да залётные птахи, Да сквозной ветерок, Да горстей этих взмахи На закат и восток. А на улице снег А на улице снег, а на улице снег, А на улице снег, снег. Сколько вижу там крыш, сколько вижу там слег, Запорошенных крыш, слег! А в скиту моем глушь, а в скиту моем тишь, А в скиту моем глушь, тишь. Только шорох страниц да запечная мышь, Осторожная мышь, мышь. А за окнами скрип, а за окнами бег, А над срубами – снег, снег. Сколько всяких там гор! Сколько всяких там рек А над ними все – снег, снег... Затопляется печь, приближается ночь. И смешаются – печь, ночь. А в душе моей свет. А врази мои – прочь. И тоска моя – прочь, прочь. Загорается дух. Занимается дых. (А на улице – снег, снег.) Только шорох страниц. Да свечи этой вспых. (А за окнами – снег, снег.) А в кости моей – хруст. А на жердочке – дрозд. А по жердочкам – дрозд, дрозд. И слова мои – в рост. И страда моя – в рост. И цветы мои – в рост, в рост. А за окнами – снег. А за окнами – снег. А за окнами – снег, снег. Из-за тысячи гор. Из-за тысячи рек. Заколдованный снег, снег... |