Ночь нежнаИздательство аст1934 удк 821. 11131(73)ббк 84(7Сое)44Фицджеральд Ф. С. Ночь нежна Ф. С. Фицджеральд Издательство аст
 Скачать 0.71 Mb.
|
|
Эксклюзивная классика (АСТ) Френсис Фицджеральд Ночь нежна «Издательство АСТ» 1934 УДК 821.111-31(73) ББК 84(7Сое)-44 Фицджеральд Ф. С. Ночь нежна / Ф. С. Фицджеральд — «Издательство АСТ», 1934 — (Эксклюзивная классика (АСТ)) ISBN 978-5-17-082549-3 «Ночь нежна» — во многом автобиографичный роман, который сам Фицджеральд называл своим любимым произведением, а многие критики оценили выше «Великого Гэтсби». Этот роман – история непростых взаимоотношений юной американской актрисы Розмари, молодого талантливого врача-психиатра Дика Дайвера и его жены Николь, чья болезнь – драма самого Фицджеральда (его жена Зельда страдала шизофренией). Это роман о любви, страсти, желании сохранить брак, отчаянии и самообмане, в котором за судьбой отдельных героев просматривается облик целой эпохи. УДК 821.111-31(73) ББК 84(7Сое)-44 ISBN 978-5-17-082549-3 © Фицджеральд Ф. С., 1934 © Издательство АСТ, 1934 Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 4 Содержание Книга первая 6 Конец ознакомительного фрагмента. 55 Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 5 Френсис Фицджеральд Ночь нежна Francis Scott Fitzgerald TENDER IS THE NIGHT © Перевод. И.Я. Доронина, 2015 © ООО «Издательство АСТ», 2015 * * * И вот уже мы рядом. Ночь нежна. Как здесь темно! …И тот лишь свет, что в силах просочиться Сквозь ставни леса и засовы сна. Джон Китс. «Ода соловью» 1 Джералду и Саре с пожеланием многих праздников 1 Перевод А. Грибанова. – Здесь и далее примеч. пер. Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 6 Книга первая I В чу́дном месте на берегу Французской Ривьеры, примерно на полпути между Марсе- лем и итальянской границей, стоит горделивое, розового цвета здание отеля. Пальмы почти- тельно заслоняют от зноя его фасад, перед которым ослепительно сверкает на солнце корот- кая полоска пляжа. Впоследствии этот отель стал модным летним курортом для избранной публики, а тогда, десять лет назад, он почти опустевал, после того как в апреле его покидали постояльцы-англичане. Теперь он оброс гроздьями коттеджей, но во времена, на которые при- ходится начало этой истории, между принадлежавшим некоему Госсу отелем для иностран- цев – «Отель дез Этранже» и расположенным в пяти милях от него Канном посреди сплош- ного соснового леса словно водяные лилии на пруду проглядывали тут и там макушки дюжины чахнувших старых вилл. Отель и ярко отливавший бронзой молельный коврик пляжа составляли единое целое. Ранним утром дальний абрис Канна, розово-кремовые стены старых крепостей и лиловые Альпы, окаймляющие итальянский берег, отражаясь в воде, подрагивали на морской ряби, которую колыхание водорослей посылало на поверхность прозрачного мелководья. Ближе к восьми часам мужчина в синем купальном халате спускался на пляж и после долгих предва- рительных обтираний холодной водой, которые сопровождались кряканьем и громким сопе- нием, с минуту барахтался в море. После его ухода пляж и бухта еще около часа оставались безлюдными. На горизонте с востока на запад тянулись торговые суда; во дворе отеля перекри- кивались мальчики-посыльные; на соснах высыхала роса. Еще час спустя звуки автомобиль- ных клаксонов начинали доноситься с извилистой дороги, бежавшей вдоль невысокого массива Маврских гор, отделяющего побережье от собственно французского Прованса. В миле от моря, там, где сосны уступали место пыльным тополям, располагалась уеди- ненная железнодорожная станция, откуда июньским утром 1925 года автомобиль «Виктория» вез в отель Госса даму с дочерью. Лицо матери еще хранило увядающую миловидность, его выражение было одновременно безмятежным и доброжелательно внимательным. Однако вся- кий тут же перевел бы взгляд на дочь: необъяснимая притягательность таилась в ее нежно- розовых ладонях и щеках, на которых играл трогательный румянец, какой бывает у детей после вечернего купания. Чистый лоб изящно закруглялся к линии волос, обрамлявших его напо- добие геральдического шлема и рассыпа́вшихся волнами светло-золотистых локонов и завиту- шек. Яркие, большие, ясные глаза влажно блестели, а цвет лица был естественным – сильное молодое сердце исправно гнало кровь к поверхности кожи. Тело девушки застыло в хрупком равновесии на последнем рубеже детства, которое почти закончилось – ей было без малого восемнадцать, – но роса на бутоне еще не высохла. Когда внизу, под ними, обозначилась тонкая знойная линия горизонта, соединявшего небо и море, мать сказала: – Что-то мне подсказывает, что нам здесь не понравится. – В любом случае я хочу домой, – ответила девушка. Мать и дочь разговаривали беззаботно, но было очевидно, что они не знают, куда податься дальше, и это их томит, поскольку ехать куда глаза глядят все же не хотелось. Они жаждали волнующих впечатлений, но не потому, что нуждались во взбадривании истощен- ных нервов, скорее они напоминали завоевавших приз школьников, уверенных, что заслужили веселые каникулы. Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 7 – Поживем здесь дня три, а потом – домой. Я сейчас же закажу билеты на пароход. С администратором в отеле разговаривала девушка, ее французский изобиловал идио- матическими оборотами, но был слишком гладок, как любой хорошо заученный язык. Когда они устроились на нижнем этаже, в номере с высокими французскими окнами, через кото- рые лились потоки света, она открыла одно из них и, спустившись по ступенькам, шагнула на каменную веранду, опоясывавшую все здание. У нее была походка балерины, она не перено- сила тяжесть тела с одного бедра на другое, а словно бы несла ее на пояснице. Горячий свет вмиг сжал ее тень, и девушка попятилась – глазам было больно смотреть. Впереди, ярдах в пятидесяти, Средиземное море миг за мигом уступало жестокому светилу свою синеву; под балюстрадой на подъездной аллее жарился на солнце выцветший «бьюик». В сущности, на всем побережье лишь этот пляж оживляло человеческое присутствие. Три британские няни вплетали устаревшие узоры викторианской Англии – сороковых, шести- десятых и восьмидесятых годов – в свитера и носки, которые они вязали под жужжание пере- судов, однообразное, как литании; ближе к воде под полосатыми пляжными зонтами расселось человек десять-двенадцать, такая же немногочисленная стайка детей гонялась на мелководье за непугаными рыбками, несколько ребятишек, блестя натертыми кокосовым маслом телами, голышом загорали на солнце. Как только Розмари вступила на пляж, мальчик лет двенадцати пронесся мимо нее и, торжествующе вопя, с разбега плюхнулся в море. Испытывая неловкость под пристальными взглядами незнакомых людей, она сбросила купальный халат и тоже вошла в воду. Несколько ярдов она проплыла, опустив лицо в воду, но обнаружила, что у берега слишком мелко, и, встав на дно, побрела вперед, с трудом преодолевая сопротивление воды стройными ногами. Зайдя выше пояса, оглянулась: стоя на берегу, лысый мужчина в купальном трико, с обнажен- ной волосатой грудью и пупком-воронкой, из которой тоже торчал пучок волос, внимательно наблюдал за ней в монокль. Встретившись взглядом с Розмари, он отпустил монокль, тут же скрывшийся в волосяных дебрях его груди, и налил в бокал что-то из бутылки, которую дер- жал в руке. Окунув голову, Розмари поплыла рубящим четырехударным кролем к плотику. Вода объ- яла ее, ласково укрыв от жары, просочилась сквозь волосы и проникла во все складки тела. Розмари обнимала ее, ввинчивалась в нее, качалась на ней в ритм волнам. Доплыв до плотика, она порядком запыхалась, но с плотика на нее смотрела загорелая дама с ослепительно белыми зубами, и, внезапно осознав неуместную бледность собственного тела, Розмари перевернулась на спину и, отдавшись течению, заскользила к берегу. Когда она вышла из воды, волосатый мужчина с бутылкой заговорил с ней: – Хочу предупредить: там, за рифами, водятся акулы. – Национальность мужчины опре- делить было трудно, но в его английском явно слышался протяжный оксфордский акцент. – Вчера в Гольф-Жуане они слопали двух британских моряков. – Боже праведный! – воскликнула Розмари. – Они подплывают к кораблям за отбросами, – пояснил мужчина. Бесстрастность его взгляда, видимо, должна была свидетельствовать, что он всего лишь хотел предостеречь новенькую; отойдя на два коротких шажка, он снова наполнил бокал. Не без приятности смутившись, поскольку этот разговор привлек к ней некоторое вни- мание окружающих, Розмари огляделась в поисках места, где можно было бы приземлиться. Каждое семейство явно считало лоскуток пляжа непосредственно вокруг зонта своим владе- нием; однако отдыхающие постоянно переговаривались, ходили друг к другу в гости, и между ними царила свойская атмосфера, вторгнуться в которую было бы проявлением бесцеремон- ности. Подальше от воды, там, где пляж был покрыт галькой и засохшими водорослями, собра- лась компания таких же бледнокожих, как она сама. Они укрывались не под огромными пляж- Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 8 ными, а под маленькими ручными зонтами и, очевидно, не были здесь аборигенами. Розмари отыскала местечко между теми и другими, расстелила на песке халат и улеглась на него. Поначалу она слышала только слитный гул голосов, чувствовала, когда рядом, обходя ее, шаркали чьи-то ноги и тень на мгновение заслоняла от нее солнце. В какой-то момент горячее нервное дыхание любопытной собаки пахну́ло ей в шею. Она ощущала, как от жары начинает пощипывать кожу, тихие вздохи обессилевших на исходе волн баюкали ее. Но вскоре она стала различать смысл речей и узнала, что некто Норт, которого пренебрежительно именовали «этим типом», накануне вечером похитил официанта в каннском кафе, чтобы распилить его надвое. Рассказчицей была седая дама в парадном туалете, видимо, не успевшая переодеться с преды- дущего вечера: на голове у нее красовалась диадема, а с плеча свешивалась увядшая орхидея. Почувствовав смутную неприязнь к даме и всей ее компании, Розмари отвернулась от них. С этой стороны ее ближайшей соседкой оказалась молодая женщина, лежавшая под кры- шей из нескольких зонтов и выписывавшая что-то из открытой перед ней на песке книги. Она спустила с плеч бретельки купального костюма, обнажив спину, медно-коричневый загар которой оттеняла сиявшая на солнце нитка кремового жемчуга. В красивом лице женщины угадывались одновременно жесткость и жалобность. Она встретилась глазами с Розмари, но не видела ее. За ней сидел статный мужчина в жокейском кепи и красном полосатом трико; дальше – женщина, которую Розмари видела на плотике, эта в отличие от первой ответила на ее взгляд; еще дальше – мужчина с вытянутым лицом и золотистой львиной шевелюрой, он был в синем трико, без головного убора и вел какую-то серьезную беседу с молодым челове- ком определенно романского происхождения в черном трико, при этом оба просеивали сквозь пальцы песок, выбирая из него кусочки водорослей. Розмари решила, что большинство этих людей – американцы, но что-то отличало их от тех американцев, с которыми ей доводилось общаться в последнее время. Понаблюдав за компанией, она догадалась, что мужчина в жокейском кепи дает неболь- шое представление; он с мрачным видом ходил вокруг с граблями, делая вид, что сгребает гальку, а между тем, сохраняя невозмутимо серьезное выражение лица, явно разыгрывал некий понятный лишь посвященным бурлеск. Несоответствие было настолько уморительным, что в конце концов уже каждая его фраза вызывала бурные взрывы хохота. Даже те, кто, как она сама, находились слишком далеко, чтобы слышать, что он говорит, стали настраивать на него антенны внимания, пока единственным на всем пляже не вовлеченным в игру человеком не осталась молодая женщина с ниткой жемчуга на шее. Вероятно, скромность обладательницы заставляла ее с каждым новым залпом веселья лишь ниже склоняться над своими заметками. Внезапно словно бы с неба над головой Розмари раздался голос человека с моноклем и бутылкой: – А вы отличная пловчиха. Розмари попыталась возразить. – Нет, правда, просто великолепная. Моя фамилия Кэмпьон. Среди нас есть дама, кото- рая говорит, что видела вас на прошлой неделе в Сорренто, знает, кто вы, и была бы очень рада с вами познакомиться. Скрывая досаду, Розмари оглянулась и заметила, что незагорелая компания выжида- тельно наблюдает. Она нехотя встала и пошла за Кэмпьоном. – Миссис Эбрамс… Миссис Маккиско… Мистер Маккиско… Мистер Дамфри… – А мы знаем, кто вы, – не удержалась дама в вечернем туалете. – Вы Розмари Хойт, я узнала вас по Сорренто, и портье подтвердил; мы все в восторге от вас и хотели бы спросить, почему вы не возвращаетесь в Америку, чтобы сняться еще в каком-нибудь замечательном фильме. Несколько человек жестами пригласили ее сесть рядом. Дама, которая узнала Розмари, несмотря на фамилию, не была еврейкой. Она являла собой образчик тех «бодрых старушек», Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 9 которые хорошо сохраняются и плавно перетекают в следующее поколение благодаря своей непробиваемости и отличному пищеварению. – Мы хотели предупредить вас, что в первый день ничего не стоит незаметно для себя обгореть, – продолжала весело щебетать дама, – а вы должны заботиться о своей коже. Но здесь, похоже, придают такое значение чертову этикету, что мы не знали, как вы к этому отнесетесь. II – Мы подумали: вдруг вы тоже участвуете в заговоре, – вклинилась миссис Маккиско, хорошенькая молодая женщина с лживыми глазами, обладавшая обескураживающим напо- ром. – Мы не знаем, кто в нем замешан, а кто нет. Человек, к которому мой муж отнесся с особым расположением, оказался одним из главных персонажей – фактически вторым после героя. – В заговоре? – непонимающе переспросила Розмари. – Здесь существует какой-то заго- вор? – Дорогая моя, мы не знаем, – подхватила миссис Эбрамс, судорожно кудахтнув, как свойственно тучным женщинам. – Мы в нем не участвуем. Мы – галерка. Мистер Дамфри, женоподобный молодой человек с волосами, похожими на паклю, заме- тил: – Матушка Эбрамс сама – сплошной заговор. Кэмпьон погрозил ему моноклем: – Но-но, Роял, не сгущайте краски. Розмари чувствовала себя не в своей тарелке и жалела, что рядом нет матери. Ей не нра- вились эти люди, особенно при непосредственном сравнении с теми, на другом конце пляжа, которые заинтересовали ее. Скромный, но неоспоримый талант общения, которым обладала ее мать, не раз вызволял их из нежелательных ситуаций быстро и решительно. Но знаменито- стью Розмари стала всего каких-нибудь полгода назад, и порой французские манеры ее ранней юности и наложившиеся на них позднее демократические нравы Америки еще приходили в столкновение, заводя ее в подобные обстоятельства. Мистеру Маккиско, сухопарому рыжеволосому, веснушчатому мужчине лет тридцати, тема «заговора» не казалась занятной. В продолжение разговора он сидел, уставившись на море, но теперь, метнув молниеносный взгляд на жену, повернулся к Розмари и с некоторым вызовом спросил: – Вы здесь давно? – Первый день. – А-а… Очевидно, желая убедиться, что тема заговора закрыта, он поочередно обвел взглядом присутствующих. – Собираетесь провести здесь все лето? – невинно поинтересовалась миссис Маккиско. – Если так, то вы сможете увидеть, чем разрешится заговор. – Господи, Вайолет, да оставь ты эту тему! – взорвался ее муж. – Ради Бога, придумай новую шутку! Миссис Маккиско наклонилась к миссис Эбрамс и шепнула, но так, чтобы слышали все: – У него нервы пошаливают. – Ничего они не пошаливают, – огрызнулся мистер Маккиско. – Я, можно сказать, вообще никогда не нервничаю. Внутри у него все кипело, и это было видно – лицо залилось серо-бурой краской, лишив- шей его какого бы то ни было внятного выражения. Осознав, как выглядит, он резко встал и Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 10 направился к воде, жена поспешила следом; воспользовавшись случаем, за ними отправилась и Розмари. Сделав глубокий вдох, мистер Маккиско бросился в мелкую воду и скованными движе- ниями, которые, видимо, должны были имитировать кроль, стал молотить Средиземноморье руками. Быстро выдохшись, он встал и огляделся, явно удивленный тем, что берег еще виден. – Я пока не научился правильно дышать, – сказал он. – Никогда не мог понять, как это делается. – Он вопросительно взглянул на Розмари. – Насколько я знаю, выдыхать следует в воду, – объяснила она. – А на каждом четвертом гребке поворачивать голову вбок и делать вдох. – Дыхание – это для меня самое трудное. Поплыли к плотику? Мужчина с львиной гривой лежал на плотике, который раскачивался на волнах. В тот момент, когда миссис Маккиско подплыла к нему, край плотика приподнялся и резко ударил ее в плечо, мужчина быстро вскочил и вытащил ее из воды. – Я испугался, как бы он вас не прихлопнул. – Он говорил тихо и как-то робко; у него было самое печальное лицо, какое доводилось видеть Розмари: высокие, как у индейца, скулы, длинная верхняя губа и огромные глубоко посаженные глаза цвета потускневшего старого золота. Он произносил слова уголком рта, как будто хотел, чтобы они достигли ушей миссис Маккиско кружным, деликатным путем; минуту спустя, оттолкнувшись от плотика, он вре- зался в воду, и его длинное тело, казавшееся неподвижным, заскользило к берегу. Розмари и миссис Маккиско наблюдали за ним. Когда сила инерции иссякла, он резко согнулся пополам, его узкие бедра на миг показались над водой, и мужчина тут же исчез под ее поверхностью, оставив позади себя лишь слабый пенный след. – Отлично плавает, – восхитилась Розмари. Ответ миссис Маккиско прозвучал неожиданно гневно: – Зато музыкант он никудышный. – Она повернулась к мужу, которому после двух неудачных попыток удалось все же взобраться на плотик и который, обретя равновесие, попы- тался в порядке компенсации за свою неуклюжесть принять непринужденную позу, однако добился лишь того, что с трудом удержался на ногах. – Я только что сказала, что Эйб Норт, может, и хороший пловец, но скверный музыкант. – Ну да, – нехотя согласился Маккиско. Видимо, определять круг суждений жены он считал своей прерогативой и вольности позволял ей редко. – Мой кумир – Антейль. – Миссис Маккиско задиристо повернулась к Розмари. – Антейль и Джойс. Полагаю, вы мало что слышали о них у себя в Голливуде, но мой муж был первым в Америке человеком, написавшим критическую статью об «Улиссе». – Жаль, нет сигарет, – примирительно сказал Маккиско. – Больше всего на свете мне сейчас хочется покурить. – У него есть нутро, ведь правда, Альберт? Она внезапно осеклась. У берега со своими двумя детьми купалась женщина в жемчугах; подплыв под одного из малышей, Эйб Норт поднял его из воды на плечах, как вулканический остров. Ребенок визжал от страха и удовольствия; женщина наблюдала за ними с ласковым спокойствием, но без улыбки. – Это его жена? – спросила Розмари. – Нет, это миссис Дайвер. Они не живут в отеле. – Ее глаза, словно объектив фотоаппа- рата, не отрывались от лица женщины. Спустя несколько мгновений она резко повернулась к Розмари. – Вы прежде бывали за границей? – Да, я училась в школе в Париже. – О! Тогда вы наверняка знаете: если хочешь сделать свое пребывание здесь приятным, нужно завести знакомства среди истинных французов. А что делают эти люди? – Она повела Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 11 плечом в сторону берега. – Сбиваются в кучки и липнут друг к другу. Ну, у нас, конечно, были рекомендательные письма, поэтому мы познакомились в Париже с самыми известными художниками, писателями и прекрасно провели там время. – Не сомневаюсь. – Видите ли, мой муж заканчивает свой первый роман. – Что вы говорите? – вежливо отозвалась Розмари. Ее мало интересовала тема разговора, она думала лишь о том, удалось ли ее матери заснуть в такую жару. – Он основан на том же принципе, что и «Улисс», – продолжала миссис Маккиско. – Только вместо скитаний длиной в одни сутки мой муж берет промежуток времени в сто лет. У него немощный старый французский аристократ переживает столкновение с веком техни- ческого прогресса… – Вайолет, ради Бога, перестань рассказывать всем и каждому замысел моего романа, – взмолился Маккиско. – Я не хочу, чтобы все узнали его содержание еще до того, как он выйдет. Доплыв до берега, Розмари накинула халат на уже саднившие плечи и снова улеглась на солнце. Мужчина в жокейском кепи обходил теперь своих друзей с бутылкой и маленькими стаканчиками; за время ее отсутствия компания развеселилась и собралась под общей крышей, составленной из всех зонтов. Розмари догадалась, что они провожают кого-то, кто собрался уезжать. Даже дети почувствовали, что под этим импровизированным навесом происходит что- то веселое и волнующее, и стали подтягиваться туда. Было ясно, что заводилой в компании является мужчина в жокейском кепи. Над морем и небом теперь властвовал полдень – даже дальние контуры Канна солнце выбелило настолько, что они казались миражом, обманчиво манившим свежестью и прохла- дой; красногрудый, как малиновка, парусник, направлявшийся в бухту, тянул за собой темный шлейф из открытого, еще не вылинявшего моря. Казалось, жизнь замерла на всем прибрежном пространстве, кроме этого защищенного от солнца зонтами пестрого, рокочущего голосами клочка пляжа, где что-то происходило. Кэмпьон подошел и остановился в нескольких шагах от Розмари, она закрыла глаза и при- творилась спящей, но сквозь щелочку между веками ей был нечетко виден смазанный силуэт двух ног-столбов. Человек попытался влезть в маячившее перед ней облако песочного цвета, но оно уплыло в необъятное раскаленное небо. Розмари и впрямь заснула. Проснулась она вся в поту и увидела, что пляж почти опустел, остался только мужчина в жокейском кепи, складывавший последний зонтик. Когда Розмари, продолжая лежать, замор- гала спросонку, он подошел и сказал: – Я собирался разбудить вас перед уходом. Вредно в первый же день так долго жариться на солнце. – Благодарю вас. – Розмари взглянула на свои малиновые ноги. – Боже мой! Она весело рассмеялась, приглашая его к разговору, но Дик Дайвер уже нес складную кабинку и зонты к стоявшему неподалеку автомобилю, поэтому она встала и отправилась опо- лоснуться в море. Тем временем он вернулся, подобрал грабли, лопату, сито и засунул их в рас- щелину скалы, после чего окинул взглядом пляж, проверяя, не осталось ли чего-нибудь еще. – Не знаете, который теперь час? – крикнула ему из воды Розмари. – Около половины второго. Оба они несколько секунд, повернувшись лицом к воде, смотрели на море. – Неплохое время, – сказал Дик Дайвер. – Не худшее в сутках. Он перевел взгляд на нее, и на мгновение она с готовностью, доверчиво погрузилась в яркую синеву его глаз. Потом он взвалил на плечо оставшиеся пляжные пожитки и зашагал к машине, а Розмари, выйдя на берег, подняла с песка халат, встряхнула его, надела и пошла в отель. Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 12 |