Главная страница

Ночь нежнаИздательство аст1934 удк 821. 11131(73)ббк 84(7Сое)44Фицджеральд Ф. С. Ночь нежна Ф. С. Фицджеральд Издательство аст


Скачать 0.71 Mb.
НазваниеНочь нежнаИздательство аст1934 удк 821. 11131(73)ббк 84(7Сое)44Фицджеральд Ф. С. Ночь нежна Ф. С. Фицджеральд Издательство аст
Дата06.03.2021
Размер0.71 Mb.
Формат файлаpdf
Имя файла8685411.a4.pdf
ТипКнига
#182373
страница4 из 7
1   2   3   4   5   6   7
VII
В паузе Розмари посмотрела на дальний конец стола, где между Томми Барбаном и
Эйбом Нортом сидела Николь; ее рыжеватые, как шерсть чау-чау, волосы вскипали и пенились

Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
25
в мерцании свечей. Розмари прислушалась, зачарованная ее низким грудным голосом, изредка ронявшим фразу-другую.
– Бедняга! – воскликнула Николь. – Зачем вам понадобилось распиливать его надвое?
– Естественно, для того, чтобы посмотреть, что там у него внутри. Разве вам не интересно было бы узнать, что находится внутри у официанта?
– Видимо, старые меню, – с усмешкой предположила Николь. – Осколки разбитой посуды, чаевые, огрызки карандаша.
– Совершенно верно, но задача состояла в том, чтобы это научно доказать. И разумеется,
сделать это с помощью музыкальной пилы было самым щадящим способом.
– Вы собирались играть на пиле во время проведения операции? – поинтересовался
Томми.
– Так далеко нам зайти не удалось – нас испугали его крики. Мы побоялись, что у него может сделаться грыжа.
– Все это звучит для меня очень странно, – сказала Николь. – Любой музыкант, который использует пилу другого музыканта, чтобы…
Застолье длилось еще только полчаса, но уже произошли значительные перемены: один за другим каждый из гостей от чего-то освобождался – от озабоченности, тревоги, подозри- тельности, теперь все они, обнажив лучшее, что в них было, стали просто гостями Дайве- ров. Каждый чувствовал, что малейшее проявление недружелюбия или незаинтересованности огорчило бы хозяев, поэтому все старались, и, видя это, Розмари уже почти любила их всех –
кроме Маккиско, который упорно не желал вливаться в компанию, не столько из зловредно- сти, сколько из решимости поддерживать хорошее настроение, овладевшее им по приезде,
с помощью вина. Откинувшись на спинку стула между Эрлом Брейди, которому адресовал несколько язвительных замечаний насчет кино, и миссис Эбрамс, которую вообще игнориро- вал, он сидел, уставившись на Дика с выражением убийственной иронии, и время от времени пытался вовлечь его в разговор через весь стол, чем сам же портил эффект.
– Вы, кажется, дружны с Ван Бюреном Денби? – спрашивал он.
– Не припоминаю, чтобы я был с ним знаком.
– А я думал, вы с ним друзья, – раздраженно настаивал Маккиско.
Когда тема мистера Денби исчерпала себя, он попробовал другие, столь же неуместные темы, но каждый раз само почтительное внимание Дика обескураживало его, и после секунд- ной неловкой паузы разговор, который он перед тем прервал, возобновлялся без его участия.
Он пытался вклиниться и в другие частные беседы, но это неизменно напоминало попытку пожать пустую перчатку, поэтому в конце концов со снисходительным видом взрослого, попав- шего в детское окружение, он отступил и полностью сосредоточился на шампанском.
В перерывах между разговорами Розмари обводила взглядом стол, желая убедиться, что всем хорошо, – словно все они были ее будущими приемными детьми. Мягкий свет, исходив- ший от лампы, спрятанной в вазе душистых гвоздик, падал на лицо миссис Эбрамс, в меру подрумяненное «Вдовой Клико», исполненное бодрости, благодушия и детской жизнерадост- ности; рядом с ней сидел мистер Роял Дамфри, в приподнятой вечерней атмосфере его деви- чья миловидность не казалась столь вызывающей. Дальше – Вайолет Маккиско, чье очарова- ние вдруг всплыло на поверхность будто по мановению волшебной свирели, так что она даже забыла на время о вечно терзавшем ее комплексе жены непреуспевшего карьериста.
Дальше сидел Дик, освободивший своих гостей от груза повседневности и целиком поглощенный устроенным им действом.
Рядом с ним – ее всегда безупречная мать.
Потом Барбан, который с изысканной учтивостью беседовал с миссис Спирс, чем снова завоевал расположение Розмари. За ним – Николь. Розмари вдруг взглянула на нее другими глазами, и ей пришло в голову, что никогда еще она не встречала более красивого человека.

Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
26
В зыбком свете утопленных в сосновой хвое фонарей ее лицо словно лик святой, мадонны викингов, сияло сквозь снежную пелену мошкары, слетавшейся на огонь свечей. Она была спокойна, как сам покой.
Эйб Норт трактовал ей о своем моральном кодексе.
– Разумеется, он у меня есть, – втолковывал он. – Мужчина не может жить без морального кодекса. Мой состоит в том, что я – противник сожжения ведьм. Каждый раз, когда где-то сжигают ведьму, я прихожу в бешенство.
От Брейди Розмари знала, что Эйб – композитор, после блестящего раннего дебюта за семь последующих лет ничего не написавший.
За Эйбом Нортом сидел Кэмпьон, которому каким-то образом удавалось сдерживать свои самые вульгарные проявления женоподобия и даже демонстрировать по отношению к соседям что-то вроде бескорыстной материнской заботливости. За ним – Мэри Норт с таким радостно-веселым лицом, что невозможно было не ответить улыбкой на ее улыбку, сверкавшую белыми зеркальцами зубов, – все ее лицо вокруг полуразомкнутых губ являло собой малень- кий ореол удовольствия.
И наконец, Брейди, манера общения которого с каждой минутой становилась все более компанейской и все менее напоминала его обычное напористое желание кичиться нерушимо- стью своего душевного здоровья и твердое намерение сохранять его, решительно отмежевав- шись от душевной хрупкости других.
Розмари, наивно-доверчивая, как дитя из душещипательных сочинений миссис Бернетт,
чувствовала себя так, словно вернулась домой, побывав на Диком Западе и наслушавшись там скабрезных шуточек суровых мужчин. В вечернем сумраке кружили светлячки, где-то на даль- нем нижнем уступе лаяла собака. Казалось, что стол, как танцплощадка, выдвинутая вверх особым механизмом, чуточку воспарил к небу, и те, кто сидел за ним, ощутили, будто они оста- лись единственными живыми существами во тьме Вселенной, которая одна питает и согревает их. И тут неожиданно прозвучавший в тишине сдавленный смешок миссис Маккиско словно бы послужил сигналом того, что отрешенность от мира свершилась: Дайверы, как бы стре- мясь возместить своим гостям все то из оставленного на земле, о чем те могли еще тосковать,
вдруг начали с новой силой излучать тепло и свет, обволакивая ими присутствующих, и так уже обласканных хозяйской милостью и смутно ощущавших собственную значительность. На мгновение показалось, что хозяева одновременно разговаривают с каждым сидящим за столом в отдельности и со всеми вместе, ни у кого не оставляя сомнений в своей дружбе и привязан- ности. И все вмиг обратили к ним лица, как дети бедняков – к рождественской елке. Затем так же внезапно все оборвалось – момент бесстрашного душевного подъема и прорыва в атмо- сферу возвышенных чувств закончился раньше, чем участники застолья успели надышаться им и даже просто осознать, что он действительно был.
Но разлитое в воздухе сладкое волшебство жаркого юга – мягкая поступь ночи и плеск невидимого средиземноморского прибоя далеко внизу – осталось, растворившись в Дайверах и сделавшись их неотъемлемой частью. Розмари заметила, как Николь настоятельно уговари- вает ее мать принять в подарок понравившуюся той желтую вечернюю сумочку – «Я считаю,
что вещь должна принадлежать тому, кому она доставляет удовольствие», – куда она бросала все желтое, что попадалось под руку: карандаш, тюбик губной помады, маленькую записную книжечку – «потому что все это друг другу подходит».
Потом Николь исчезла, а вскоре Розмари заметила, что и Дика тоже нет; гости рассредо- точились по саду или потянулись к террасе.
– Вам не нужно в туалетную комнату? – обратилась к Розмари Вайолет Маккиско.
– Пока нет.
– А мне нужно посетить уборную, – не стесняясь, заявила миссис Маккиско. Будучи женщиной, презирающей условности, она открыто направилась в дом, не скрывая, куда идет.

Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
27
Розмари неодобрительно посмотрела ей вслед. Эрл Брейди предложил Розмари спуститься к обрыву, но она решила, что настала ее очередь получить долю внимания Дика, когда тот появится снова, поэтому осталась, прислушиваясь к спору Маккиско с Барбаном.
– Почему вы так жаждете воевать с Советами? – удивлялся Маккиско. – Это же величай- ший эксперимент, когда-либо предпринимавшийся человечеством. А Рифская республика?
По мне так героичней было бы сражаться на стороне тех, за кем справедливость.
– А откуда вам знать, на чьей она стороне? – сухо поинтересовался Барбан.
– Ну, вообще-то каждый разумный человек это знает.
– Вы коммунист?
– Я социалист, и я сочувствую России.
– А я солдат, – с любезной улыбкой отвечал Барбан. – Мое дело – убивать людей. Против рифов я воевал, потому что я европеец, а против коммунистов – потому что они хотят отнять у меня мою собственность.
– Все это предрассудки… – Маккиско с ироническим выражением лица огляделся в поисках поддержки, но единомышленников не нашел. Он не понимал того, с чем столкнулся в лице Барбана, – ни его идейной ограниченности, ни сложности его биографии и воспита- ния. Маккиско знал, что такое идеи, и по мере своего умственного развития учился распо- знавать и сортировать все большее их количество, однако перед лицом человека, которого считал «тупицей», вообще не имеющим внятных идей, но по отношению к которому тем не менее почему-то не испытывал превосходства, он растерялся и пришел к поспешному выводу,
что тот является конечным продуктом архаического мира и как таковой ничего не стоит. Из общения с представителями высших классов в Америке Маккиско вынес свойственный им сомнительный и не имеющий определенной цели снобизм, их кичливое невежество и нарочи- тую грубость, почерпнутые ими у англичан без учета тех факторов, которые придают смысл английским филистерству и грубости, и бездумно практиковал эти качества в стране, где даже минимальные образованность и воспитанность позволяют добиться большего, чем где бы то ни было еще, – квинтэссенцией подобной системы общественных условностей стал вошедший в моду в девятисотых «гарвардский стиль». Именно за такого человека он и принял Барбана,
забыв во хмелю, что его следует опасаться, и загнав себя, таким образом, в весьма неприятную ситуацию.
Испытывая смутную неловкость за Маккиско, Розмари, с виду спокойная, а на самом деле чувствовавшая себя как на раскаленных углях, ждала возвращения Дика Дайвера. Со своего места за почти опустевшим столом, где, кроме нее, оставались только Барбан, Маккиско и Эйб, она смотрела на каменную террасу в конце дорожки, окаймленной тенистыми миртами и папоротниками, любовалась профилем матери на фоне освещенной двери и уже готова была направиться туда, когда из дома поспешно выбежала миссис Маккиско.
Она казалась очень возбужденной. По тому, как она молча выдвинула стул и плюхнулась на него, тараща глаза и безмолвно шевеля губами, было нетрудно догадаться, что ее распирает от новостей, поэтому, естественно, все взгляды устремились на нее, когда муж обратился к ней с вопросом: «Что случилось, Вай?»
– Господи… – вымолвила она наконец и, повернувшись к Розмари, повторила: – Гос- поди… Нет, ничего. Я не могу вам рассказать.
– Вы среди друзей, – подбодрил ее Эйб.
– Ох, там, наверху, я видела такую сцену, мои дорогие…
Загадочно тряся головой, она запнулась и как раз вовремя, потому что Томми уже встал и с ледяной вежливостью заметил:
– То, что происходит в этом доме, обсуждать не рекомендуется.

Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
28
VIII
Вайолет громко, тяжело вздохнула и усилием воли сменила выражение лица.
Наконец вернулся Дик; с безошибочной интуицией почуяв неладное, он словно рефери на ринге вклинился между Барбаном и Маккиско и заговорил с последним о литературе,
нарочито изображая полную неосведомленность и любознательность, чем подарил ему на миг вожделенное ощущение собственного превосходства. Все медленно двинулись к террасе, неся фонари – кто же откажется помочь осветить путь в темноте? Розмари тоже несла фонарь, тер- пеливо отвечая на неиссякающие вопросы Рояла Дамфри о Голливуде.
Теперь-то, думала она, я точно заслужила право побыть с ним немного наедине. Он дол- жен это понимать, потому что живет по тем же законам, каким учила меня мама.
Розмари оказалась права – вскоре, оставив собравшуюся на террасе компанию, Дик,
бережно поддерживая, повел ее к обрыву даже не по ступенькам, а скорее по располагавшимся на разных расстояниях друг от друга выбоинам в скале, по некоторым из них она спускалась не без труда, на другие легко спрыгивала.
Они стояли, глядя на Средиземное море. Далеко внизу последний туристский кораблик с Леринских островов плыл через бухту, словно улетевший у кого-то на празднике Четвертого июля воздушный шар по небу. Он скользил между чернеющих островов, мягко рассекая тем- ную морскую гладь.
– Теперь я понимаю, почему вы так говорили о своей матери, – сказал Дик. – Думаю,
она очень правильно ведет себя с вами. Подобная родительская мудрость – большая редкость в Америке.
– Моя мама – совершенство, – благоговейно произнесла Розмари.
– Я говорил с ней о некоторых своих планах, и она сказала, что только от вас зависит,
сколько вы еще пробудете во Франции.
От вас, едва не призналась вслух Розмари.
– Так вот, поскольку здесь все подошло к концу…
– К концу? – встрепенулась она.
– Эта часть лета подошла к концу. На прошлой неделе уехала сестра Николь, завтра уез- жает Томми Барбан, в понедельник – Эйб и Мэри Норт. Вероятно, нас ждет еще много инте- ресного, но уже не здесь. Сентиментальное увядание не по мне, я хотел, чтобы эта часть лета завершилась бурно – затем и устроил эту вечеринку. Это я к тому, что мы с Николь собира- емся в Париж – проводить Эйба Норта, он отплывает в Америку. Не хотите ли и вы к нам присоединиться?
– А что сказала мама?
– Мне показалось, ей очень понравилась моя идея. Сама она ехать не желает, но хочет,
чтобы вы поехали.
– Я не была в Париже со времен моего детства, – сказала Розмари. – Оказаться там с вами было бы чудесно.
– Очень любезно с вашей стороны. – Ей показалось или в его голосе действительно вдруг послышались металлические нотки? – Конечно же, мы с любопытством наблюдали за вами с самого момента вашего появления на пляже и решили – особенно в этом была уверена
Николь, – что эта ваша живость и энергия – от профессии. Один человек и даже небольшая компания не способны ее исчерпать.
Интуиция подсказывала ей, что таким образом он старается незаметно переключить ее внимание на Николь, и притормозила, не собираясь, однако, менять колею.
– Мне тоже хотелось познакомиться с вашей компанией – особенно с вами. Я ведь уже сказала, что влюбилась в вас с первого взгляда.

Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
29
Тактика была выбрана правильно. Но необъятность пространства между небом и землей уже охладила его разум, подавила импульс, побудивший его привести ее сюда, заставила осо- знать избыточность ее откровенности и возвести заслон перед этой незапланированной сценой с непредусмотренными репликами.
Теперь он пытался сделать так, чтобы она пожелала вернуться в дом, но это было трудно,
да и самому ему не хотелось терять ее. Она лишь ощутила легкий холодок, когда он добро- душно пошутил:
– Сами вы не решите, чего вам хочется. Пойдите спросите об этом свою маму.
Ее словно ударили. Она прикоснулась к рукаву его темного пиджака, гладкость ткани которого под пальцами вызвала мысль о церковном облачении. Готовая, казалось, пасть на колени, она сделала последний выстрел:
– В моем представлении вы – самая замечательная личность, какую мне доводилось знать, – кроме моей мамы.
– Вы смотрите на мир романтическим взглядом.
Он рассмеялся, и этот смех подхватил их и понес на террасу, где Дик передал Розмари попечению Николь…
Слишком скоро настала пора прощаться, и Дайверы позаботились о том, чтобы все быстро добрались домой. В их просторную «Изотту» уселись Томми Барбан с вещами – ему предстояло провести ночь в отеле, чтобы успеть на ранний утренний поезд, – миссис Эбрамс,
чета Маккиско и Кэмпьон. Эрл Брейди должен был по пути в Монте-Карло завезти Розмари с матерью в отель, Роял Дамфри тоже поехал с ними, поскольку в машине Дайверов ему места не хватило. Садовые фонари еще освещали стол, за которым только что ужинали гости, а Дай- веры стояли рядышком в воротах: теплая улыбка Николь озаряла сумрак ночи, Дик каждому персонально, называя по имени, желал всего доброго. Розмари было больно уезжать, оставляя их вдвоем в общем доме. И что же такое увидела миссис Маккиско в туалетной комнате, снова подумала она.
IX
Ночь, словно гондола воздушного шара, свисавшая с одинокой тусклой звезды, была тем- ной, но прозрачной. Сквозь уплотнившийся воздух звук клаксона ехавшего впереди автомо- биля доносился приглушенно. Шофер Брейди вел машину осторожно; задние габаритные огни
«Изотты» появлялись время от времени на поворотах, потом опять исчезали. Но минут через десять они высветились снова, на этот раз у обочины, неподвижные. Водитель Брейди тоже притормозил, но передняя машина тут же тронулась, правда, медленно, так что они стали ее обгонять и, поравнявшись, услышали неразборчивый гул голосов в глубине лимузина и уви- дели, что водитель Дайверов тихо ухмыляется. Набрав скорость, они помчались вперед сквозь набегавшие валы черноты, перемежавшиеся жидко серевшими просветами, и наконец, мино- вав участок крутых спусков и поворотов, напоминавших «русские горки», остановились перед темным массивом отеля Госса.
Подремав часа три, Розмари лежала без сна – ей представлялось, что поток лунного света качает ее на своей поверхности. Окруженная эротической тьмой, она представляла себе буду- щее, и перед ней стремительно проносились вероятные события, которые оно сулило, вплоть до поцелуя, но поцелуй был ненастоящим, как в кино. Впервые испытывая бессонницу, она воро- чалась с боку на бок, пытаясь осмыслить ситуацию, как сделала бы ее мать. В такие моменты она порой проявляла проницательность, выходящую за пределы ее жизненного опыта, – помо- гали отложившиеся в подсознании отголоски их прежних разговоров.
Розмари была воспитана в почитании трудолюбия. Скромные средства, оставленные покойными мужьями, миссис Спирс тратила исключительно на образование дочери и, когда в

Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
30
шестнадцать лет со своей восхитительной копной волос она расцвела во всей красе, повезла ее в Экс-ле-Бен и без предварительной договоренности явилась с ней в номер люкс американ- ского режиссера, отдыхавшего на тамошнем курорте после болезни. Когда режиссеру настала пора возвращаться в Нью-Йорк, они отправились вслед за ним. Так Розмари выдержала свой вступительный экзамен. Последовавший за этим успех и перспектива относительной финансо- вой стабильности позволили миссис Спирс прошлым вечером, не облекая в конкретные слова,
дать понять дочери: «Я растила тебя для труда – не для замужества. Теперь тебе попался пер- вый крепкий орешек, и он стоит того, чтобы попробовать его расколоть. Что ж, вперед! И что бы ни случилось, это лишь прибавит тебе опыта. Причинишь ли ты боль себе или ему – тебя это уже не сломит, потому что ты человек материально независимый и в этом смысле стоишь в жизни скорее на позиции юноши, нежели девушки».
Розмари никогда особо ни о чем не размышляла – разве что о безграничных совершен- ствах своей родительницы, поэтому решение матери окончательно разорвать связывавшую ее с дочерью пуповину встревожило и лишило ее сна. Когда едва занимавшийся рассвет прижал небо к высоким французским окнам, Розмари, встав с постели, вышла на террасу, ощутив босыми ступнями тепло не успевшего остыть за ночь камня. Воздух был наполнен таинствен- ными звуками; в кроне дерева, склоненного над кортом, настырная птица сварливо праздно- вала какую-то победу; позади отеля чьи-то шаги протопали сначала по пыльной тропинке,
потом по гравию, потом по цементным ступеням – и назад в обратном порядке. За чернильной поверхностью бухты, на холме, нависавшем над водой непроницаемой тенью, жили Дайверы.
Она представила их вместе, тихо напевающими песню, эфемерную, как восходящая струйка дыма, как отголосок древнего чужеземного гимна. Их дети спят, ворота заперты на ночь.
Она вернулась в дом, надела светлое платье, сандалии и, снова выйдя на террасу, пошла по ней к главному входу, стараясь быстрей миновать окна других номеров, все еще дышавших сном. При виде фигуры, сидевшей на ступеньках широкой белой лестницы парадного входа,
она остановилась, но тут же поняла, что это Луис Кэмпьон и что он плачет. Он плакал без- звучно и горько, его тело сотрясалось совершенно так же, как сотрясается тело рыдающей жен- щины. Розмари невольно вспомнилась сцена из фильма, в котором она сыграла годом раньше,
и, подойдя, она тронула Кэмпьона за плечо. Тот вскрикнул от неожиданности, но сразу узнал ее.
– Что случилось? – Ее взгляд был спокойным и доброжелательным, лишенным назойли- вого любопытства. – Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Никто не может мне помочь. Это только моя вина. И ведь знал! Всегда одно и то же.
– Что произошло, можете мне рассказать?
Кэмпьон поднял голову и взглянул на нее в раздумье.
– Нет, – решил он. – Станете старше – сами узнаете, какие страдания испытывает тот,
кто любит. Это адская мука. Лучше уж быть молодым и бездушным, чем любить. Со мной и раньше такое случалось, но никогда еще вот так, внезапно, когда ничто не предвещало беды.
В быстро прибывающем свете зрелище казалось отвратительным. Ни единая мышца не дрогнула на лице Розмари, ничем не выдала она вдруг охватившего ее неосознанного чувства неприязни. Но Кэмпьон чутко уловил его и неожиданно сменил тему:
– Эйб Норт где-то здесь поблизости.
– Как, разве он не у Дайверов?
– С утра уже приехал сюда. А вы разве не в курсе того, что случилось?
Двумя этажами выше вдруг распахнулись ставни, и незнакомый голос с характерным британским произношением пронзительно крикнул:
– Нельзя ли потише!
Розмари и Луис Кэмпьон пристыженно спустились по лестнице и уселись на скамейке у дорожки, ведущей к морю.

Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
31
– Так, значит, вы совсем ничего не знаете о том, что произошло? Дорогая моя, случилось невероятное… – В предвкушении интригующего рассказа он начал успокаиваться. – Нико- гда не видел, чтобы события развивались столь стремительно – я вообще стараюсь держаться подальше от людей вспыльчивых, они так расстраивают меня, что я порой могу заболеть и надолго слечь в постель.
Он торжествующе посмотрел на нее. Розмари никак не могла взять в толк, о чем это он.
– Моя дорогая, – Кэмпьон подался вперед всем телом и, склонившись к ней, коснулся ее бедра, дав понять, что это не просто бессознательный жест, – теперь он был весьма самоуве- рен. – Здесь состоится дуэль.
– Что-о-о?!
– Дуэль на… впрочем, мы пока еще не знаем, каково будет оружие.
– И кто же собирается драться?
– Я расскажу вам все по порядку. – Он сделал глубокий вдох, длинный выдох и произнес так, словно понимал, что она ему не поверит, но заранее прощал ее за это. – Ну да, вы же ехали в другом автомобиле. Что ж, в некотором роде вам повезло – мне это наверняка сократило жизнь минимум года на два, так скоропалительно все случилось.
– Что случилось? – нетерпеливо спросила она.
– Не знаю, с чего и начать. В общем, она завела разговор…
– Кто – она?
– Вайолет Маккиско. – Он понизил голос, будто кто-то спрятавшийся под скамейкой мог его подслушать. – Но упаси вас бог упоминать Дайверов, потому что он пригрозил каждому,
кто хотя бы заикнется о них, страшной карой.
– Кто пригрозил?
– Томми Барбан. Только не проговоритесь, что я вообще упоминал их фамилию. Мы так и не поняли, что хотела рассказать Вайолет, потому что он без конца ее перебивал, а потом за нее вступился муж, и теперь, моя дорогая, мы имеем дуэль. Сегодня утром, в пять часов, то есть уже через час. – Он вздохнул, судя по всему, вдруг вспомнив о собственных горестях. –
Мне почти хотелось бы оказаться на его месте. Лучше бы меня убили, потому что мне незачем больше жить. – Он всхлипнул и стал скорбно раскачиваться взад-вперед.
Наверху снова лязгнул железный ставень, и тот же голос с характерным британским про- изношением крикнул:
– Да прекратите же вы, наконец!
Как раз в этот момент из отеля вышел немного растерянный Эйб Норт. Оглядевшись, он заметил их на фоне уже побелевшего над морем неба, но прежде чем он успел что-либо ска- зать, Розмари предостерегающе покачала головой, и они переместились на другую скамейку,
подальше от дома. Было заметно, что Эйб навеселе.
– А вы-то почему не спите? – спросил он.
– Я только что встала. – Розмари рассмеялась было, но, вспомнив о сердитом британце наверху, осеклась.
– «Измученная соловьем»
6
, – припомнил Эйб и повторил: – Да, должно быть, измученная соловьем. Этот член кружка кройки и шитья уже доложил вам, что произошло?
– Я знаю только то, что слышал собственными ушами, – с достоинством выпалил Кэм- пьон, встал и быстро удалился. Эйб сел рядом с Розмари.
– Почему вы так плохо с ним обращаетесь? – спросила она.
– Разве плохо? – удивился Эйб. – Хнычет здесь все утро.
– Может, он чем-то опечален.
– Может быть.
6
«Plagued by the Nightingale» (англ.) – роман американской писательницы Кей Бойл (Kay Boyle), вышедший в 1931 г.

Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
32
– А что за дуэль? Кто собирается драться? Я вообще-то догадалась вчера, что в машине происходит что-то странное. Но неужели это правда?
– Идиотизм, конечно, но представьте себе – правда.
1   2   3   4   5   6   7


написать администратору сайта