Ночь нежнаИздательство аст1934 удк 821. 11131(73)ббк 84(7Сое)44Фицджеральд Ф. С. Ночь нежна Ф. С. Фицджеральд Издательство аст
 Скачать 0.71 Mb.
|
|
X – Ссора вспыхнула незадолго до того, как машина Эрла Брейди обогнала дайверовский автомобиль, остановившийся у обочины. – Бесстрастный голос Эйба таял в предутренней мгле. – Вайолет Маккиско принялась рассказывать миссис Эбрамс о чем-то, что она узнала про Дайверов. Поднимаясь у них в доме по лестнице, она увидела нечто ошеломившее ее. Томми же, когда речь заходит о Дайверах, превращается в цепного пса. Вообще-то в чете Дайверов ее роль не менее вдохновляюща и значительна, чем его, но у них все взаимосвязано, и как единое целое они значат для своих друзей гораздо больше, чем многие из них сознают. Без- условно, что-то при этом теряется – иногда они кажутся просто очаровательными балетными персонажами, заслуживающими внимания не больше, чем балетный спектакль, но на самом деле это не так – тут нужно знать историю. Так или иначе, Томми – один из тех мужчин, кото- рые беззаветно преданы Николь благодаря дружбе с Диком, и когда миссис Маккиско начала судачить, он ее осадил: «Миссис Маккиско, извольте прекратить разговор о Дайверах». «А я не с вами разговариваю», – огрызнулась та. «И все-таки прошу вас оставить их в покое». «А что, они неприкасаемы?» «Оставьте их в покое! Поговорите о чем-нибудь другом». Он сидел на одном из двух откидных сидений рядом с Кэмпьоном. Кэмпьон-то мне все и рассказал. «А что это вы раскомандовались?» – не стерпела Вайолет. Вы знаете, как это бывает, когда поздно ночью люди возвращаются из гостей в одной машине: кто-то тихо переговаривается, кто-то ни на что не обращает внимания, устав от раз- говоров и задремав. В общем, никто не отдавал себе отчета в происходящем до тех пор, пока машина не остановилась и Барбан не закричал зычным кавалерийским голосом, от которого все вздрогнули: «Ну-ка выходите из машины, пока я вас не выволок, – до отеля осталось не больше мили, пешком дойдете. И немедленно заткнитесь сами и заткните рот своей жене!» «Да вы просто хулиган, – сказал Маккиско. – Вы, конечно, физически сильней меня, но я вас не боюсь. Жаль, что у нас не приняты дуэли…» Это было ошибкой с его стороны, потому что Томми, будучи французом, мгновенно наклонился и влепил ему пощечину, после чего шофер счел за благо поскорей довезти своих пассажиров до пункта назначения. Вот что происходило в машине, когда вы ее обгоняли. Тут женщины подняли вой, и вся эта катавасия продолжалась, пока лимузин не подкатил к отелю. Томми вызвал из Канна какого-то своего приятеля в качестве секунданта, а Маккиско, заявив, что не желает брать в секунданты Кэмпьона – да тот и не стал бы участвовать в подоб- ном безумии, – позвонил мне и, ничего толком не объяснив, попросил немедленно приехать. Вайолет Маккиско стало дурно, миссис Эбрамс увела ее в свой номер и дала успокоительное, после чего та благополучно заснула на ее постели. По приезде я пытался урезонить Томми, но он требовал извинений от Маккиско, а тот в хмельном кураже наотрез отказывался их при- нести. Когда Эйб замолчал, Розмари задумчиво поинтересовалась: – А Дайверы знают, что все это из-за них? Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 33 – Нет и не должны никогда узнать. Этому чертову Кэмпьону не следовало и вам об этом рассказывать, но раз уж он это сделал… А шоферу я пригрозил, что пущу в ход свою музы- кальную пилу, если он только откроет рот. Это дело не касается никого, кроме двух мужчин. Чего жаждет Томми, так это веселой войны. – Будем надеяться, что Дайверы ничего не узнают, – сказала Розмари. Эйб взглянул на часы. – Мне нужно пойти проведать Маккиско – хотите со мной? Наверняка он чувствует себя всеми покинутым, бьюсь об заклад – глаз не сомкнул. Розмари представила себе состояние, в каком, должно быть, пребывал этот нервный неорганизованный человек. Поколебавшись между сочувствием и антипатией, она согласилась и по-утреннему энергично взбежала по лестнице вслед за Эйбом. Маккиско, белый как мел, сидел на кровати, его пьяный кураж начисто испарился, хотя он и держал в руке бокал с шампанским. Вид у него был жалкий и злой. Видимо, он всю ночь что-то писал и пил. Смущенно взглянув на Эйба и Розмари, он спросил: – Что, пора? – Нет, полчаса еще есть. Стол был усеян листками бумаги, которые он не без труда собрал, – видимо, они пред- ставляли собой длинное письмо; на последних страницах почерк стал размашистым и нераз- борчивым. В потускневшем под напором утра электрическом свете он нацарапал внизу свое имя, засунул листки в конверт и вручил его Эйбу. – Это моей жене. – Вы бы лучше окунули голову в холодную воду, – посоветовал Эйб. – Думаете? – с сомнением произнес Маккиско. – Мне бы не хотелось быть слишком трезвым. – Но сейчас у вас ужасный вид. Маккиско послушно поплелся в ванную. – Я оставляю дела в жутком беспорядке, – крикнул он оттуда. – Не знаю, как Вайолет одна доберется до Америки. У меня даже страховки нет. Я так о ней и не позаботился. – Не говорите ерунды, через час вы будете здесь благополучно завтракать вместе. – Конечно, я знаю. – Он вернулся с мокрыми волосами и посмотрел на Розмари, словно впервые заметил ее. И вдруг его глаза наполнились слезами. – Мой роман так и останется незавершенным. Это тяжелее всего. Я вам не нравлюсь, – сказал он, обращаясь к Розмари, – но с этим ничего не поделаешь. Я – прежде всего литератор. – Он как-то уныло хмыкнул и безнадежно покачал головой. – Много я наделал глупостей в жизни, очень много. Но я был одним из самых известных… в определенном смысле… Решив не продолжать, он попытался раскурить погасшую сигарету. – Вы мне нравитесь, – попыталась успокоить его Розмари, – но я думаю, что вам не сле- дует драться на дуэли. – Да, нужно было просто отметелить его, но теперь уж поздно. Я позволил втянуть себя в то, на что не имею права. У меня очень взрывной характер… – Он пристально посмотрел на Эйба, словно ждал возражений, и с сатанинским смехом поднес к губам потухший окурок. Его дыхание участилось. – Беда в том, что я сам предложил эту дуэль… Ах, если бы Вайолет не раскрывала рта, я мог бы все уладить. Конечно, я и теперь еще мог бы просто уехать или обратить все в шутку, но, думаю, Вайолет перестала бы меня уважать. – Напротив, – подхватила Розмари, – она станет уважать вас еще больше. – Нет. Вы не знаете Вайолет. Стоит ей почувствовать свое превосходство над кем- нибудь – и она становится непреклонной. Мы женаты двенадцать лет, у нас была дочь, которая умерла семи лет от роду, и после этого… знаете, как это бывает. Мы оба немного погуляли Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 34 на стороне, ничего серьезного, но какая-то отчужденность осталась… Вчера там она назвала меня трусом. Розмари не знала, что сказать. – Ладно, мы позаботимся о том, чтобы последствия всего этого были минимальными, – проговорил Эйб, открывая кожаный футляр. – Это дуэльные пистолеты Барбана – я взял их, чтобы вы могли с ними освоиться заранее. Он повсюду возит их с собой. – Эйб взвесил в руке одно из допотопных орудий. Розмари испуганно вскрикнула, а Маккиско взглянул на пистолет с опаской. – Господи, неужели обязательно дырявить друг друга из сорок пятого калибра? – вос- кликнул он. – Не знаю, – жестоко ответил Эйб. – Считается, что из длинноствольного оружия целиться легче. – А с какой дистанции? – спросил Маккиско. – Я задавал этот вопрос. Если противники договариваются драться до смерти, обычно устанавливают дистанцию в восемь шагов, если хотят лишь разрядить злобу – двадцать, а если только отстоять свою честь – сорок. Мы с его секундантом сошлись на сорока. – Это хорошо. – В одной повести Пушкина описана необычная дуэль 7 , – вспомнил Эйб. – Каждый из дуэлянтов стоял на краю пропасти, так что даже легкораненый неминуемо был обречен на гибель. Маккиско эта реминисценция показалась слишком отдаленной и академичной. – Что? – рассеянно переспросил он. – Нет, ничего. Не хотите окунуться в море, чтобы освежиться? – Нет-нет, я не умею плавать. – Маккиско вздохнул и беспомощно добавил: – Все это какая-то бессмыслица. Не понимаю, зачем я это делаю. Впервые в жизни ему действительно приходилось что-то делать. Он был одним из тех людей, для которых чувственный мир не существует, и столкновение с конкретным проявле- нием этого мира повергло его в полное недоумение. – Ну, можно ехать, – сказал Эйб, видя, что Маккиско начинает терять мужество. – Хорошо. – Маккиско отхлебнул добрый глоток бренди, положил фляжку в карман и спросил почти свирепо: – Что будет, если я убью его – меня посадят в тюрьму? – Не бойтесь, я переведу вас через итальянскую границу. Маккиско мельком взглянул на Розмари и сконфуженно обратился к Эйбу: – Прежде чем мы отправимся, я хотел бы кое о чем поговорить с вами наедине. – Надеюсь, ни один из вас не будет ранен, – сказала Розмари, уходя. – Но вообще я считаю, что все это страшная глупость и что вам нужно постараться отменить дуэль. XI Внизу, в вестибюле, не было никого, кроме Кэмпьона. – Я видел, что вы поднялись наверх, – взволнованно затараторил он. – Ну что там? Когда состоится дуэль? – Не знаю. – Ей было противно, что он говорит об этом, как о каком-то цирковом пред- ставлении, в котором Маккиско исполняет роль трагического клоуна. – Поедемте со мной, – предложил он с видом человека, у которого есть лишний билет. – Я зарезервировал гостиничную машину. – Не хочу. 7 Неточность автора. Подобная дуэль описана в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 35 – Ну почему? Уверен, это сократит мне жизнь на несколько лет, но я ни за что не пропущу такое событие. Мы сможем наблюдать за происходящим издали. – Почему бы вам не пригласить мистера Дамфри? Кэмпьон выронил монокль, который на сей раз не нашел убежища в пышных волосяных зарослях, и надменно выпрямился. – Не желаю его больше видеть, никогда. – Ну что ж, боюсь, я не смогу составить вам компанию. Маме это не понравится. Когда Розмари вошла в свою комнату, миссис Спирс, сонно зашевелившись в постели за стеной, окликнула ее: – Где ты была? – Мне просто не спалось. А ты спи, мама. – Зайди ко мне. – Услышав, что мать села в кровати, Розмари зашла к ней и рассказала о том, что случилось. – А почему бы тебе и впрямь не поехать? – предложила миссис Спирс. – Близко подхо- дить не обязательно, но ты могла бы в случае необходимости потом оказать помощь. Розмари было неприятно представлять себя в роли соглядатая, и она покачала головой, но на миссис Спирс, еще не совсем очнувшуюся ото сна, наплывали воспоминания о ночных вызовах ее покойного мужа-врача к постели умирающего или на место катастрофы. – Мне бы хотелось, чтобы ты сама, без меня решала, куда тебе ездить и что делать, – ты ведь делала кое- что и потруднее для рекламных трюков Рейни. Розмари по-прежнему не понимала, почему должна ехать, но привычно повиновалась уверенному отчетливому голосу, который в свое время заставил ее, в двенадцатилетнем воз- расте, пройти через служебный вход парижского театра «Одеон», а потом приветствовал на выходе. Она было испытала облегчение, выйдя на крыльцо и увидев, как отъезжают Эйб и Мак- киско, но в следующий момент из-за угла показался гостиничный автомобиль, и Луис Кэмпьон с радостным криком затащил ее внутрь. – Я прятался за углом – боялся, что они не позволят нам поехать. Смотрите, у меня есть кинокамера. Она беспомощно рассмеялась. Кэмпьон был настолько мерзок, что уже даже не казался мерзким – просто он и человеком-то не был. – Интересно, почему миссис Маккиско так взъелась на Дайверов? – спросила Розмари. – Ведь они были с ней исключительно милы. – О, дело не в этом. Она там что-то увидела. Правда, из-за Барбана мы никогда не узнаем, что именно. – Значит, не это вас так расстроило? – Нет, конечно, – сказал он срывающимся голосом, – это было совсем другое, и случилось оно уже по возвращении в отель. Но теперь мне все равно – я с этим покончил. Они следовали за впереди идущей машиной на восток вдоль берега, мимо Жуан-ле-Пена, где возвышался каркас строящегося казино. Был пятый час утра, под серо-голубым небом пер- вые рыбачьи лодки, поскрипывая, уже скользили по сизой поверхности моря. Свернув с шоссе, машины стали удаляться от берега. – Поле для гольфа! – воскликнул Кэмпьон. – Уверен, здесь все и будет происходить. Он оказался прав. Когда машина Эйба остановилась, восточный край неба уже окрасился в желтые и красные тона, обещая знойный день. Велев завести гостиничную машину в сосно- вую рощицу, Розмари и Кэмпьон, укрываясь в тени деревьев, подошли к краю выгоревшего от солнца поля, по которому расхаживали Эйб и Маккиско; последний, словно принюхиваю- щийся кролик, все время настороженно вытягивал шею. Вскоре у дальней лунки появились Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 36 фигуры, в которых наблюдатели узнали Барбана с его секундантом, секундант нес под мышкой футляр с пистолетами. В явном смятении Маккиско попятился за спину Эйба и отхлебнул приличный глоток бренди из фляжки, после чего, давясь и откашливаясь, решительно зашагал навстречу против- нику, однако Эйб остановил его и сам вышел вперед переговорить с французом. Солнце уже взошло над горизонтом. Кэмпьон схватил Розмари за руку. – Я этого не вынесу, – почти беззвучно пропищал он. – Это слишком. Мне это будет стоить… – Пошли, – повелительно сказала Розмари и лихорадочно зашептала молитву по-фран- цузски. Дуэлянты встали лицом друг к другу. У Барбана рукав рубашки был засучен до локтя, глаза беспокойно сверкали, отражая солнечный свет, но настроение было решительным. Он вытер ладонь о штанину. Маккиско, которому бренди, судя по всему, придало бесшабашной храбрости, стоял, сложив губы трубочкой и с напускным безразличием задрав свой длинный нос, пока вперед не выступил Эйб с носовым платком в руке. Секундант-француз смотрел в другую сторону. Затаив дыхание, страшно расстроенная происходящим Розмари скрежетала зубами от ненависти к Барбану. И тут раздался напряженный голос Эйба: – Один, два, три! Выстрелы прозвучали одновременно. Маккиско покачнулся, но устоял. Оба промахну- лись. – Достаточно! – крикнул Эйб. Участники дуэли сошлись, и все вопросительно посмотрели на Барбана. – Я не удовлетворен, – заявил тот. – Что? Разумеется, вы удовлетворены, – раздраженно возразил Эйб. – Просто вы этого еще не осознали. – Ваш приятель отказывается от второго выстрела? – Да, Томми, черт бы вас побрал! Вы настаивали на дуэли, и мой подопечный ответил на ваш вызов. Томми презрительно рассмеялся. – Дистанция была смехотворной, – сказал он. – Я не привык к подобным фарсам, вашему доверителю не следует забывать, что он не в Америке. – Насчет Америки поосторожней! – резко одернул его Эйб и примирительно добавил: – Ну ладно, Томми, хватит уже. – Они быстро о чем-то переговорили, после чего Барбан кивнул и издали холодно поклонился недавнему неприятелю. – А руки пожать друг другу? – напомнил французский доктор. – Они уже знакомы, – съязвил Эйб и повернулся к Маккиско: – Поехали отсюда. Когда они покидали поле, Маккиско в возбуждении схватил его за руку. – Постойте! – сказал Эйб. – Нужно вернуть Томми пистолет. Он может ему еще понадо- биться. Маккиско отдал оружие. – Пусть катится к черту, – сдавленно произнес он. – Скажите ему, что он может… – Сказать ему, что вы требуете второго выстрела? – перебил его Эйб. – Я это сделал! – воскликнул Маккиско, когда они продолжили путь. – И у меня недурно получилось, разве не так? Я не струсил. – Вы были прилично пьяны, – прямолинейно ответил Эйб. – Ничего подобного. – Ну, нет так нет. – Да какое имеет значение, если я и выпил пару бокалов? Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 37 По мере того как к нему возвращалась самоуверенность, взгляд его становился все более неприязненным. – Какое это имеет значение? – требовательно повторил он. – Если вы сами не понимаете, нет смысла углубляться в дискуссию. – Разве вам неизвестно, что на войне все постоянно были пьяны? – Ладно, давайте оставим это. Но оказалось, что это еще не конец. У них за спиной послышались торопливые шаги, и вскоре с ними поравнялся доктор. – Pardon, messieurs, – произнес он, запыхавшись. – Voulez-vous regler mes honorairies? Naturellement c’est pour soins médicaux seulement. Messieur Barban n’a qu’un billet de mille et ne peut pas régler et l’autre a laissé son portemonnaie chez lui 8 – Француз он и есть француз, – заметил Эйб и, обращаясь к доктору, спросил: – Combien? 9 – Позвольте мне заплатить, – сказал Маккиско. – Нет, у меня есть деньги. Мы все рисковали одинаково. Пока Эйб расплачивался, Маккиско вдруг юркнул в кусты, и его вырвало. Вернувшись бледнее прежнего, он важно зашагал рядом с Эйбом к машине в уже порозовевшем утреннем свете. Кэмпьон – единственная жертва состоявшейся дуэли – лежал на спине, судорожно хватая ртом воздух, а Розмари, на которую вдруг напал истерический хохот, без конца пинала его сандалией, пока не заставила встать. Единственное, что было для нее теперь важно, – то, что через несколько часов она увидит на пляже человека, которого мысленно все еще называла во множественном числе «Дайверами». XII В ожидании Николь они сидели в ресторане «Вуазен» вшестером – Розмари, Норты, Дик Дайвер и два молодых французских музыканта. Они внимательно наблюдали за посетите- лями – Дик утверждал, что ни один американец, кроме него самого, не способен держаться на публике непринужденно, и они искали пример, который мог бы опровергнуть его утверждение. Однако им не везло – за десять минут ни один мужчина не вошел в ресторан, не прикоснув- шись при этом безо всякой надобности к своему лицу. – Эх, не следовало нам отказываться от нафабренных усов, – пошутил Эйб. – И тем не менее Дик не единственный, кто умеет вести себя непринужденно… – Единственный, единственный, – перебил его Дик. – …но допускаю, что он единственный трезвый человек, способный вести себя непри- нужденно, – закончил фразу Эйб. Хорошо одетый американец вошел в зал с двумя спутницами, и, решительно устремив- шись к столу, вновь прибывшие стали шумно и раскованно усаживаться. Но вдруг он заметил, что за ним наблюдают, и его рука тотчас судорожно потянулась поправлять узел несуществу- ющего галстука. Один из двух еще не усевшихся за стол мужчин беспрерывно похлопывал себя по гладко выбритой щеке, другой машинально то подносил к губам, то опускал погасшую сигару. Из тех, что уже устроились на своих местах, кто-то вертел в пальцах очки, кто-то дергал ус, безусый мужчина просто поглаживал верхнюю губу, а один нервно пощипывал мочку уха. 8 Простите, господа. Нам нужно уладить вопрос с моим гонораром. Разумеется, только за медицинские услуги. У месье Барбана только тысячная банкнота, поэтому он не может расплатиться, а тот, другой господин, забыл дома бумажник (фр.). 9 Сколько? (фр.) Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 38 Когда в ресторан вошел известный генерал, Эйб сделал ставку на его вест-пойнтскую выучку, которую каждый слушатель этой военной академии впитывает в себя всеми порами и от которой никогда уже не может избавиться, и заключил пари с Диком на пять долларов. Свободно опустив руки вдоль туловища, генерал ждал, когда его проводят к столу. Лишь раз его руки вдруг дернулись назад, словно перед прыжком, и Дик воскликнул: «Ага!», решив, что уже выиграл пари, но генерал моментально восстановил контроль над собой, и все облег- ченно вздохнули – напряжение спало, официант уже пододвигал гостю стул… И тут триумфатор немного нервозно вскинул руку и поскреб свою безупречно причесан- ную седую голову. – Вот видите, – самодовольно сказал Дик. – Я – единственный. Розмари в этом и не сомневалась, а Дик, поняв, что никогда у него еще не было более благодарной аудитории, моментально создал за столом такую дружную и веселую атмосферу, что Розмари стали совершенно безразличны все, кто не принадлежал к их кружку. Вот уже два дня они находились в Париже, но фактически оставались все той же пляжной компанией. Когда накануне вечером, на балу Пажеского корпуса, Розмари, которой только еще предстояло побывать на голливудских приемах в отеле «Мейфэр», почувствовала себя неуютно в непри- вычном шикарном окружении, Дик разыграл сценку, представив ее нескольким избранным гостям, – похоже, у Дайверов был широкий круг знакомых, с которыми они, впрочем, очень редко виделись, потому что каждый из них радостно восклицал при встрече: «О! Где же вы так долго прятались?» – после чего мягко, но решительно отстранив чужаков ироническим coup de grâce 10 , вновь сомкнул стену вокруг своей тесной компании. Вскоре Розмари уже казалось, что она сама знала этих людей в каком-то отдаленном, достойном сожаления прошлом, потом снова случайно встретилась с ними и окончательно отвергла. Их замкнутое содружество было сверхамериканским, притом, что порой казалось – ничего американского в нем нет. Дик возвращал им их собственную суть, на протяжении мно- гих лет размывавшуюся компромиссами. В полутьме прокуренного ресторана, наполненного запахами жирных острых блюд, выставленных на буфетной стойке, небесно-голубой костюм Николь скользнул, как случайно заглянувший снаружи фрагмент ясного летнего дня. Увидев в глазах приятелей восхищение ее красотой, она ответила им сияющей улыбкой признательности. Какое-то время все были очень милы и любезны друг с другом. Потом им это надоело, и они стали насмешничать и язвить, а под конец принялись строить планы. Они смеялись над чем-то, о чем потом толком не могли и вспомнить, смеялись много, и мужчины усидели три бутылки вина. Женское трио за столом охватывало широкий поток американской жизни. Николь была внучкой американ- ского капиталиста, который сделал себя сам, и графа фон Липпе-Вайссенфельда. Мэри Норт – дочерью мастера-обойщика и потомком президента Тайлера. Розмари происходила из самой сердцевины среднего класса, откуда была заброшена матерью на безымянные высоты Голли- вуда. Сходство их друг с другом и их общее отличие от столь многих американских женщин заключалось в том, что все они охотно и свободно существовали в мужском мире – свою инди- видуальность они проявляли через мужчин, а не в противостоянии им. Каждая из них в равной мере могла стать хорошей куртизанкой или хорошей женой не в силу обстоятельств рождения, а в силу более важного обстоятельства: найдет она своего мужчину или нет. Розмари нравилось обедать в этой приятной компании, тем более что та состояла всего из семи человек – для хорошей компании в самый раз. Вероятно, и для них тот факт, что она была новичком в их мире, играл роль катализатора, проявлявшего что-то из их давних взаи- моотношений. Когда обед закончился, официант проводил Розмари в темную утробу, суще- ствующую во всех французских ресторанах, где она в тусклом оранжевом свете лампы нашла 10 Удар милосердия (фр.). Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 39 нужный номер и позвонила в компанию «Франко-американ филмз». Да, безусловно, у них есть копия «Папиной дочки», в настоящий момент она находится в прокате, но через неделю они с удовольствием предоставят ей пленку, нужно лишь приехать на улицу Сент-Анж, 341, и спро- сить мистера Краудера. Телефонная полубудка находилась рядом с гардеробом, и, опуская трубку на рычаг, Роз- мари услышала по другую сторону вешалки, не далее чем в пяти футах от себя, приглушенные голоса. – Так ты любишь меня? – О, ты еще сомневаешься! Розмари узнала голос Николь и, замешкавшись в дверях, услышала, как Дик сказал: – Я ужасно хочу тебя, давай прямо сейчас вернемся в отель. У Николь вырвался короткий сдавленный вздох. В первые секунды смысл этих слов не дошел до Розмари, но интонация была слишком красноречива. Эта глубокая чувственность дрожью отозвалась в ней самой. – Хочу тебя. – Я буду в отеле в четыре. Голоса стали удаляться; Розмари стояла, затаив дыхание. Поначалу услышанное удивило ее – она видела, как легко и непринужденно они общаются на людях, и представляла себе их отношения более прохладными. Но потом ее захлестнула мощная волна неизведанного ранее чувства. Она еще не понимала, приятно оно ей или отвратительно, но точно знала, что глубоко потрясена. Возвращаясь в зал, она чувствовала себя очень одинокой и одновременно растро- ганной, страстное восклицание Николь «О, ты еще сомневаешься!» эхом отзывалось у нее в душе. Особое настроение сцены, свидетельницей которой она невольно стала, ей самой было еще неведомо, но каким бы далеким оно ни было, нутром она почувствовала, что в нем нет ничего дурного – она не испытала ни грана той брезгливости, какую испытывала на съемках, участвуя в любовных сценах. Хотя к ней самой все это отношения не имело, она уже не могла не ощущать себя участ- ницей событий и, делая покупки в магазинах вместе с Николь, вероятно, даже больше, чем та, думала о предстоящем свидании. Теперь она по-другому смотрела на Николь, оценивая ее привлекательность. Конечно же, та была самой привлекательной женщиной, какую когда- либо знала Розмари, – невзирая на ее твердость, некоторые привычки, склонности и какое-то еще неуловимое свойство характера, которое Розмари, поразмыслив над ним с материнской, буржуазной точки зрения, приписала отношению Николь к деньгам. Розмари тратила деньги, которые заработала сама, она и находилась-то здесь, в Европе, потому, что в тот январский день, простуженная, с высокой температурой, шесть раз ныряла в холодную воду, пока ее мать не положила этому конец. С помощью Николь Розмари выбрала два платья, две шляпы, четыре пары туфель и сама за все заплатила. Николь делала покупки по длинному, двухстраничному списку, добавляя к нему кое-что из выставленного в витринах. Приглядев что-нибудь, самой ей не нужное, она покупала это в подарок друзьям. Так были приобретены разноцветные бусы, надувные пляж- ные подушки, искусственные цветы, мед, раскладная кровать для гостей, сумки, шарфы, попу- гайчики-неразлучники, мебель для кукольного домика и три ярда какой-то новомодной ткани креветочного цвета. А еще дюжина купальных костюмов, резиновый крокодил, дорожные шах- маты из слоновой кости с золотой инкрустацией, льняные носовые платки для Эйба и два зам- шевых жакета от Гермеса – цвета зимородкова крыла и цвета купины неопалимой. Она делала покупки отнюдь не как дорогая куртизанка, покупающая белье и драгоценности в качестве про- фессиональных аксессуаров и средства страховки, совсем по-другому. Николь являла собой продукт напряженного труда и изобретательности множества людей. Ради нее железнодорож- ные составы начинали свой путь в Чикаго и пересекали подбрюшье континента до Калифор- Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна» 40 нии; дымили трубы фабрик, производящих жевательную резинку, и приводные ремни застав- ляли все быстрее работать станки на заводах; ради нее рабочие замешивали в чанах зубную пасту и выпаривали зубной эликсир в медных цистернах, девушки-работницы в августе споро консервировали помидоры, а накануне Рождественского сочельника сбивались с ног в мага- зинах розничной торговли «Файв энд тенз», индейцы-полукровки изнывали от тяжкого труда на бразильских кофейных плантациях, а у витающих в облаках изобретателей силой отбирали патентные права на новые тракторы… Это были лишь немногие из тех, кто платил Николь свою десятину, и вся система в целом вертелась и грохотала, мчась вперед и отбрасывая на эти ее оптовые закупки лихорадочный отблеск, напоминающий вспышки пламени, отражаю- щиеся в лице пожарного, который стоит на пути стремительно распространяющегося огня. Тая в себе собственную обреченность, Николь служила иллюстрацией очень простых истин, но иллюстрацией столь безупречной, что во всем этом было даже некое изящество, и с некоторых пор Розмари пыталась ей подражать. Было уже почти четыре. Стоя посреди магазина с попугайчиком-неразлучником на плече, Николь, как это случалось с ней нечасто, пустилась в рассуждения: – Что было бы, если бы вы в тот день не стали нырять в холодную воду? Я иногда заду- мываюсь над такими вещами. Как раз накануне войны, незадолго до того, как умерла моя мать, мы оказались в Берлине. Мне было тринадцать. Моя сестра собиралась на придворный бал, в ее бальной книжечке значились три принца крови – все это было устроено благодаря протек- ции некоего камергера. За полчаса до отъезда у нее поднялась температура и появилась боль в боку. Врач сказал, что это аппендицит и нужна операция. Но у мамы были свои планы, и Бейби поехала на бал и танцевала там до двух часов ночи с привязанным под вечерним платьем пузырем льда. Ее прооперировали в семь утра. Выходило, что жестким быть хорошо; все приятные люди относились к самим себе жестко. Но уже минуло четыре, и Розмари неотступно преследовал образ Дика, ждущего Николь в отеле. Она должна ехать, она не должна заставлять его ждать. «Почему вы не едете?» – мысленно вопрошала она, и вдруг ей в голову пришло: «Если не хотите, давайте я поеду». Но Николь зашла еще в один магазин, где купила корсажи для них обеих, а один послала Мэри Норт. Только после этого, похоже, она вспомнила, что ее ждут, и рассеянно сделала знак про- езжавшему мимо такси. – До свидания, – сказала она Розмари на прощание. – Мы очень мило провели время, правда? – Чудесно, – ответила Розмари. В ней все бунтовало. Она и не предполагала, что ей будет так тяжело смотреть вслед отъезжавшей Николь. |