Гипнобарические гипериреоны. О русском издании России в 1839 году Настоящее издание является первым полным переводом на русский язык книги маркиза де Кюстина Россия в 1839 году
 Скачать 2.15 Mb.
|
|
Кальвина, сделалась такой, какой ей подобало быть всегда более евангелической, нежели политической. Но и протестанты обязаны ей бесценным благом — жизнью ведь протестантизм, чья сущность — отрицание, уже давно зачах бы, не будь у него необходимости бороться против религии положительной. Именно бессмертие римской Церкви стало залогом долговечности тех сект, что вышли из ее лона. Я объехал большую часть цивилизованного мира и вовремя этих странствий всеми силами старался познать тайные пружины, движущие жизнью империй я вел наблюдения с великим тщанием, и вот какое мнение составил я о грядущих судьбах мира. Сточки зрения человеческой, впереди у нас — всеобщая разобщенность умов, проистекающая из презрения к единственному законному авторитету в области веры, иначе говоря, уничтожение христианства не как нравственной и философской доктрины, но как религии — одного этого достаточно для подкрепления моей мысли. Сточки зрения сверхъестественной, впереди у нас триумф христианства в результате слияния всех церквей в единую мать- церковь, в церковь поколебленную, но нерушимую, чьи врата с каждым столетием раскрываются все шире, дабы все покинувшие ее могли возвратиться назад. Мир должен стать либо языческим, либо католическим его религией должно сделаться либо более или менее утонченное язычество, имеющее храмом природу, жрецами ощущения, а кумиром разум, либо католичество, проповедуемое священниками, среди которых хотя бы горстка честно соблюдает завет учителя Царство мое не от мира сего (21). Вот дилемма, которая вечно будет стоять перед человеческим умом. Все остальное — либо обман, либо иллюзии. Я знаю это с тех пор, как начал мыслить впрочем, идеи моего века были так далеки от моих собственных, что мне недоставало не столько веры, сколько отваги одиночество вселяло в мою душу мучительное ощущение беспомощности тем не менее я всеми силами пытался отстоять мою веру. Сегодня же, когда вера эта распространилась среди части христианского мира, сегодня, когда мир волнуют именно те великие цели, что всегда заставляли учащенно биться мое сердце, наконец, сегодня, когда ближайшее будущее Европы зависит отрешения вопроса, над которым неустанно бился такой темный человек, как я, — сегодня я понимаю, что мне есть место в этом мире, я ощущаю поддержку если не в моем отечестве, все еще зараженном философией разрушения, узкой, отсталой философией, которая отдаляет добрую половину современной Франции от великой битвы за человечество, то по крайней мере в христианской Европе. Именно эта поддержка помогла мне более четко изъяснить мои идеи в этом сочинении и сделать из них окончательные выводы. Главенство римского первосвященника, ведающего правами и декреталиями церкви, — залог постоянства веры вот отчего викарий Иисуса Христа останется земным правителем до тех пор, пока христиане не найдут иного способа обеспечить ему независимость. Ему надлежит принимать почести, не злоупотребляя ими служителю церкви, пережившей столько бедствий, не следует забывать об этом христианском долге. Слабая и ничуть не воинственная власть, которую уступила политика наместнику Бога на земле, является сегодня для этого прелата, стоящего выше всех прочих священников, лишь средством показать миру единственный в своем роде пример апостольских добродетелей натроне свершить этот сверхъестественный подвиг поможет ему сознание собственного величия. Он знает, что нужен церкви, а церковь нужна для осуществления Господних видов народ человеческий этого убеждения довольно, чтобы возвысить обычного человека над всем человечеством. Повсюду, где мне случалось быть, от Марокко до границ Сибири, я прозревал искры грядущих религиозных войн войн, которые, надо надеяться, будут вестись не посредством оружия (такие войны, как правило, ничего не решают, но посредством идей Лишь одному Богу ведомы тайные причины событий, но всякий человек, умеющий наблюдать и размышлять, может угадать некоторые из вопросов, ответ на которые даст грядущее все эти вопросы связаны с религией. Отныне политическое влияние Франции будет зависеть оттого, сколь могущественна будет она как держава католическая. Чем дальше отходят от нее революционные умы, тем ближе подходят к ней католические сердца. Сила вещей в этой сфере так подчиняет себе людей, что король, известный своей терпимостью, и министр- протестант) прославились во всем мире как самые ревностные защитники католической религии исключительно по той причине, что принадлежат к французской нации. [4] Таковы были постоянные предметы моих размышлений и попечений вовремя долгого паломничества, которому посвящена эта книга рассказ мой разнообразен, как скитальческая жизнь странника, но чаще однообразен, как северная природа, печален, как деспотическая власть, и неизменно исполнен любви к отечеству, а равно и чувствований более общего характера. Как, однако, часто подвергаются сомнению эти идеи, волнующие ныне мир, многие годы прозябавший во власти цивилизации чересчур материальной. Признать божественность Иисуса Христа — это, разумеется, немало большинство протестантов неспособны и на это однако это еще не значит приобщиться к христианству. Разве язычники не хотели возводить храмы в честь того, кто пришел в мир, дабы разрушить их храмы. Разве предлагая апостолам включить Иисуса Христа в число богов, язычники становились христианами Христианин — прихожанин церкви Иисуса Христа, а это — церковь единая и единственная ее возглавляет земной владыка, и ей есть дело не только до деяний каждого человека, но и до его веры, ибо власть ее — власть духа. Церковь эта оплакивает странное заблуждение наших дней, когда за христианскую терпимость принимают философическое равнодушие. Превратить терпимость в догму и заменить этой человеческой догмой догматы божественные — значит под предлогом усовершенствования обречь ее на гибель. Сточки зрения католической церкви, быть терпимым — не значит предавать свои убеждения это значит протестовать против насилия и приносить в дар вечной истине молитвы, терпение, любовь и веру такова ли, однако, современная терпимость Равнодушие как принцип, лежащий уже более столетия в основании нового богословия, меркнет в глазах истинных христиан тем стремительнее, чем больший урон наносит оно вере истинная терпимость, терпимость, ограниченная пределами благочестия, — не обыденное состояние души, но лекарство, каким милосердная религия и мудрая политика врачуют болезни духа. А что означает недавнее изобретение — неокатолицизм? Став новым, католицизм тотчас прекратит свое существование. Конечно, может найтись и находится немало умов, которые, устав плыть по воле всевозможных теорий, укрываются от бурь, рожденных идеями нашего века, под сенью алтаря этих новообращенных можно назвать неокатоликами, но, говоря о неокатолицизме, мы неизбежно признаемся в непонимании самой сущности религии, ибо в слове этом заложено противоречие. Нет ничего менее двусмысленного, чем наша вера она — не философская система, от которой каждый может взять, что хочет, а остальное — отбросить. Человек либо становится католиком, либо не становится им нельзя сделаться католиком наполовину или на новый лад. Неокатолицизм,(23) скорее всего — нечто иное, как секта, которая до поры до времени скрывается под маскарадным платьем, но вскоре отринет заблуждения, дабы возвратиться в лоно церкви в противном случае церковь осудит его, ибо она гораздо более озабочена сохранением чистоты веры, нежели показным увеличением сомнительного числа своих ненадежных чад. Когда человечество уверует воистину, оно примет христианство таким, каким оно пребыло от века. Главное, чтобы это священное сокровище не оскверняли никакие примеси. Впрочем, католическая Церковь способна меняться в том, что касается нравов и образа жизни духовенства, и даже в некоторых положениях своей доктрины, несвязанных с основаниями веры да что там говорить ее история, ее жизнь — нечто иное, как постоянные изменения, но эти законные и непрерывные изменения непременно должны быть освящены церковным авторитетом и отвечать каноническому праву) Чем более я странствовал по миру, чем более видел различных наций и государств, тем более убеждался в том, что истина неизменна в варварские эпохи варвары отстаивали ее варварскими средствами в будущем ее станут защищать средствами более гуманными, но ни сверкание заблуждений, ослепляющее ее врагов, ни преступления ее поборников неспособны запятнать ее чистый покров. Я желал бы послать в Россию всех христиан, не принадлежащих к католической церкви, дабы они увидели, во что превращается наша религия, когда ее проповедует национальное духовенство в национальном храме. Униженное состояние духовенства в обширной стране, где Церковь всецело подчинена государству, заставило бы ужаснуться самого ярого протестанта. Национальная церковь, национальное духовенство — этим словосочетаниям не место в языке церковь по сути своей выше любого человеческого сообщества покинуть вселенскую церковь ради некоей политической церкви — значит непросто заблуждаться, но отринуть веру, уничтожить самое ее основание, пасть с неба на землю. Меж тем сколько порядочных, превосходных людей в эпоху рождения протестантизма мечтали с помощью новых доктрин очистить свою веру — увы, наделе они лишь ограничили ее пределы. С тех пор равнодушие, прославленное под прекрасным именем терпимости, неустанно увлекало людей на ложный путь Если сегодня Россия — одно из любопытнейших государств в мире, то причина тому в соединении крайнего варварства, усугубляемого порабощенным состоянием Церкви, и утонченной цивилизованности, заимствованной эклектическим правительством у чужеземных держав. Чтобы узнать, каким образом из столкновения столь разных стихий может родиться покой или неподвижность, надобно последовать за путешественником в самое сердце этой диковинной страны. Способ, который я употребляю для изображения местностей и описания характеров, кажется мне если не самым удачным для писателя, то по крайней мере самым удобным для читателя, которого я веду за собой, позволяя ему самостоятельно судить о ходе моих мыслей. Я приезжаю в неведомую мне страну, свободный от всякой предвзятости, кроме той, от которой не в силах освободиться ни один человек той, которую прививает нам добросовестное изучение истории. Я исследую предметы, наблюдаю за людьми и событиями, с чистой душой отдаваясь ежедневным впечатлениям, которые неминуемо изменяют мои взгляды. Яне обременен политическими идеями, которые, имея надомной исключительную власть, могли бы помешать этому стихийному превращению неизменна в моей душе лишь религиозная вера, да и ее читатель может не разделять это никак не помешает ему отнестись к моему рассказу о событиях и вытекающих из них нравственных итогах без того осуждения, какое я вызываю — и тем горжусь — у безбожников. Меня можно обвинить в том, что я страдаю предрассудками, но никто никогда не сможет упрекнуть меня в том, что я сознательно исказил истину. Я описываю увиденное по свежим следам я пересказываю услышанное в течение дня вечером этого же дня. Поэтому записи бесед с императором, воспроизведенных в моих письмах слово в слово, обладают по крайней мере одним неоспоримым достоинством — они точны. Надеюсь, они помогут публике лучше узнать этого монарха, о кагором ив нашей стране, и повсюду в Европе высказываются самые различные суждения. Не все письма, предлагаемые здесь вниманию читателей, предназначались для публики вначале книги много очень личных признаний устав писать — ноне путешествовать, — я намеревался на этот раз наблюдать новые для меня нравы без всякой системы и посвящать в свои наблюдения только ближайших друзей из дальнейшего изложения станет ясно, какие причины заставили меня изменить решение. Главная из этих причин состоит в том, что знакомство с совершенно неизвестным мне обществом ежедневно изменяло мои убеждения. Я счел, что, сказав правду о России, совершу поступок необычный и отважный прежде страх или корысть внушали путешественникам лишь преувеличенные похвалы ненависть вдохновляла на клевету мне не грозит нита, ни другая опасность. (25) Я ехал в Россию, дабы отыскать там доводы против представительного правления, я возвращаюсь сторонником конституций. При смешанном правлении нации не так деятельны, но под старость им нет особой нужды в героических деяниях смешанное правление более всего благоприятствует расцвету промышленности, обеспечивает людям наибольший уют и достаток оно вдохновляет человеческий умна открытия в сфере практической, наконец, оно дарует человеку независимость по закону, а не по доброте душевной бесспорно, все это — немалая награда за немалые неудобства) Чем ближе узнавал я страшное и удивительное государство, узаконенное, чтобы не сказать основанное, Петром I, тем яснее понимал миссию, возложенную на меня случаем. Чрезвычайное любопытство, которое вызывал мой труду русских, явственно встревоженных сдержанностью моих речей, уверило меня в том, что я способен свершить больше, чем думал я сделался внимателен и осторожен, ибо очень скоро постиг, сколько опасностей навлекла бы на меня искренность. Не осмеливаясь отправлять письма по почте, я хранил эти подозрительные бумаги при себе, пряча их как можно более тщательно, вследствие чего возвратился во Францию с готовой книгой) Тем не менее целых три года я не отваживался обнародовать ее) все это время я прислушивался к голосу собственной совести, пытаясь сделать выбор между правдивостью и признательностью В конце концов я выбрал первую из них, заботясь, как мне казалось, об интересах моего отечества. Я никогда не забываю, что пишу прежде всего для Франции, и почитаю своим долгом сообщать ей сведения важные и полезные. 4 См. письмо двадцать восьмое. Я думаю, что вправе судить, и судить со всей строгостью, какой потребует моя совесть, страну, где я оставил друзей вправе исследовать, не допуская оскорбительных выпадов против личностей, характеры государственных мужей вправе приводить слова политиков, начиная с главы государства, рассказывать об их деяниях и делиться всеми выводами, к которым я пришел, размышляя об увиденном, — лишь бы я сохранял то, что именуется писательской честностью, и, повинуясь прихотливой игре моего ума, не выдавал собственного мнения за мнение большинства. Но, исполняя свой долг, я, надеюсь, не нарушил никаких условленных приличий, а тот, кто уважает приличия, имеет — я в этом уверен — право высказывать самые жестокие истины главное здесь — говорить лишь тов чем ты убежден, не идя на поводу у собственного тщеславия. Вдобавок, поскольку многое в России восхищало меняя не мог не выразить в своей книге и этого восхищения. Русские останутся мною недовольны — но кому под силу удовлетворить запросы честолюбия Между тем никто более меня не был потрясен величием их нации и ее политической значительностью. Мысли о высоком предназначении этого народа, последним явившегося на старом театре мира, не оставляли меня на протяжении всего моего пребывания в России. В массе своей русские показались мне грандиозными даже в отвратительнейших пороках, поодиночке они держались со мной любезно характер русского народа, по моему убеждению, достоин интереса и сочувствия на первый взгляд, эти лестные утверждения вполне способны вознаградить за наблюдения куда менее восторженные. Но большинство моих предшественников обходились с русскими как с балованными детьми. Дух их правления, решительно чуждый моим убеждениями привычкам, а также очевидные противоречия, раздирающие сегодня их общество, исторгли из моих уст упреки и даже возгласы негодования что ж тем больше весу приобретают мои похвалы, в той же степени безотчетные. Но эти жители Востока настолько привыкли курить и вдыхать фимиам, настолько привыкли верить льстивым речам, какими они тешат друг друга, что обратят внимание лишь на хулу. Всякое неодобрение кажется им предательством всякую жестокую истину они именуют ложью они не разглядят в моих — по видимости критических — наблюдениях робкое восхищение, в моих строгих замечаниях — жалость и даже симпатию. Русские не обратили меня в свои веры (а вер этих у них несколько, и политическая — не самая нетерпимая из всех напротив, они заставили меня по-новому взглянуть на монархическую идею и предпочесть деспотизму представительное правление уже один этот выбор оскорбит их. Я весьма сожалею об этом, но предпочитаю сожаление раскаянию. Не смирись я заранее с несправедливостью их суждений, я не стал бы публиковать эти письма. Вдобавок, на словах русские могут жаловаться сколько угодно, в глубине души они меня простят — этого сознания мне довольно. Всякий русский, если он порядочный человек, подтвердит, что если я, по недостатку времени, и допустил ошибки в деталях, в целом я изобразил Россию такой, как она есть. Они учтут все трудности, с какими я столкнулся, и признают, что я верно и скоро сумел разглядеть под политической маской, вот уже столько веков искажающей исконный характер русской нации, ее превосходные задатки. События, происходившие на моих глазах, описаны в моей книге пером очевидца те, о которых я знаю с чужих слов, изложены так, как были мне пересказаны я не стал обманывать читателя, приписывая себе впечатления других людей. Я постарался не только не называть имен своих собеседников, но даже не намекать на их положение в обществе и происхождение надеюсь, что скромность моя будет оценена по заслугам она лишний раз доказывает, что просвещенные умы, разъяснявшие мне суть некоторых происшествий, коих я не мог быть свидетелем, заслуживают всяческого доверия. Нет нужды добавлять, что я приводил лишь те рассказы, какие слышал от людей, чей характер и звание суть ручательство достоверности описанных фактов. Благодаря моей щепетильности читатель сам сможет судить о том, насколько правдоподобны эти второстепенные сведения, занимающие, впрочем, в моем повествовании очень мало места. ПИСЬМО ПЕРВОЕ Прибытие в Эмс цесаревича. — Отличительные черты русских царедворцев. — Их поведение в присутствии повелителя ив его отсутствие. — Портрет цесаревича. — Его облик, его болезненный вид. — Портреты его отца и дяди в его возрасте. — Кареты цесаревича. — Неряшливый выезд. — Скверно одетые слуги. — Превосходство англичан в вещах материальных. — Закат над Рейном. — Река, затмевающая красотой свои берега. — Невыносимая жара. Эмс, 5 июня 1839 года (29) Вчера я начал свое путешествие в Россию наследник российского престола прибыл в Эмс, предшествуемый десятью — двенадцатью экипажами и сопровождаемый толпой придворных. Увидев русских царедворцев при исполнении обязанностей, я тотчас поразился необычайной покорности, с какой они исполняют свою роль они — своего рода сановные рабы. Но стоит монарху удалиться, как к ним возвращаются непринужденность жестов, уверенность манер, развязность тона, неприятно контрастирующие с полным самоотречением, какое они выказывали мгновение назад одним словом, в поведении всей свиты цесаревича, как господ, таки слуг, видны привычки челяди. Здесь властвует непросто придворный этикет, подразумевающий соблюдение условленных приличий, уважение более к званиям, нежели к лицам, наконец, привычное распределение ролей — все то, что рождает скуку, а иной рази навлекает насмешку нет, здесь господствует бескорыстное и безотчетное раболепство, не исключающее гордыни мне казалось, что я слышу, как, бунтуя в душе против своего положения, эти русские придворные говорят себе За неимением лучшего возьмем, что дают. Эта смесь надменности с низостью не понравилась мне и |