Документ Microsoft Word (15). Она начинается с рассмотрения света, отражаемого от объектов и доступного для анализа в любой точке пространства. Сложные структурные свойства этого потока света определяются природой и положением объектов.
 Скачать 191.72 Kb.
|
|
Функции схем можно проиллюстрировать посредством нескольких аналогий. Если рассматривать схему как систему приема информации, то ее можно в каком-то смысле уподобить тому, что на языке программирования вычислительных машин называют форматом {format). Форматы определяют, к какому виду должна быть приведена информация, чтобы можно было дать ей непротиворечивую интерпретацию. Другая информация будет либо игнорироваться, либо вести к бессмысленным результатам. Схема эта не просто формат; она функционирует также в качестве плана того типа, о котором писали Миллер, Галантер и Прибрам в своей богатой плодотворными идеями книге . Перцептивные схемы — это планы сбора информации об объектах и событиях, получения новой информации для заполнения формата. Одной из их важнейших функций в случае зрения является направление исследовательских движений головы и глаз. Но схема определяет воспринимаемое даже тогда, когда явные движения отсутствуют (слушание — хороший тому пример), поскольку любая информация воспринимается только в том случае, если имеется развивающийся формат, готовый к ее приему. Информация, не соответствующая такому формату, остается неиспользованной. Восприятие по самой своей природе избирательно. Аналогия между схемами, форматами и планами не является полной. Настоящие форматы и планы предполагают резкое разграничение между формой и содержанием, которого нет в случае схем. Схема не только план, но также и исполнитель плана. Это структура действия, равно как и структура для действия. Активность схемы не зависит от какого-либо внешнего источника энергии. При наличии информации нужного вида схема примет ее и, может быть, вызовет действия, направленные на поиск новой информации. Но у организма имеется много схем, связанных друг с другом сложным образом. Экстенсивные схемы, как правило, содержат в себе менее широкие схемы . В таких случаях экстенсивные схемы часто определяют, или «мотивируют», активность содержащихся в них схем. 1 Мотивы — это не чужеродные силы, вызывающие к жизни обычно пассивные системы; это просто более широкие схемы, принимающие информацию и направляющие действия в более крупном масштабе. Следует отметить также, что активности, направляемые двумя схемами, могут вступить в конфликт друг с другом или даже оказаться совершенно несовместимыми. То, что происходит в таких случаях, называется избирательным вниманием . Если прибегнуть к 2 генетическим аналогиям, схема в любой данный момент времени напоминает скорее генотип, чем фенотип. Она делает возможным развитие по некоторым определенным направлениям, но конкретный характер такого развития определяется только взаимодействием со средой. Было бы ошибкой отождествлять схему с воспринимаемым, точно так же как ошибочно отождествлять ген с какой-то определенной частью взрослого организма. Свойства организма определяются соответствующими генами; восприятие является результатом взаимодействия схемы и наличной информации. В действительности восприятие и есть такое взаимодействие. В предыдущей книге я настаивал на том, что восприятие — «конструктивный процесс». Воспринимающий активен. В значительной мере он сам определяет то, что увидит, выбирая объекты для внимательного рассматривания и воспринимая одни их характеристики скорее, чем другие. Это, безусловно, так, но, видимо, нелишне предупредить возможность впечатления, что у воспринимающего в голове имеется конечный, сконструированный им продукт, что мы видим какие-то внутренние представления, а не реальные предметы. Я полагаю, что такое впечатление было бы неверным. Конструируя предвосхищающую схему, воспринимающий осуществляет некий акт, включающий как информацию от среды, так и его собственные когнитивные механизмы. Он сам изменяется в результате получения новой информации. Рамки Первое предложено Марвином Минским и относится к области искусственного интеллекта и робототехнике , другим мы обязаны социологу Эрвину Гоффману . Любопытно, что оба воспользовались одним и тем же словом рамка {frame). Хотя на первый взгляд эти понятия имеют мало общего, оба они отражают попытку подчеркнуть решающую роль контекста и значения в когнитивной активности. Минский (в лаборатории которого главным образом были выполнены эти работы) пришел, тем не менее, к выводу, что адекватное распознавание и описание ситуаций реальных сцен никогда не будет возможным на основе одних только полученных в данный момент входных сигналов. Он полагает, что для каждой новой ситуации у ЭВМ должна быть готова рамка или иерархия рамок, предвосхищающих основные моменты того, что должно появиться. Если ЭВМ осматривает комнату, она должна ожидать, что найдет стены, двери, окна, мебель и т.д.; только таким образом можно интерпретировать наличную информацию, оказывающуюся в противном случае принципиально неоднозначной. Минский считает, что в отсутствие информации такая система будет осуществлять «априорное означивание», например, постулировать существование стены с правой стороны, даже если она не получила каких-либо релевантных подтверждений. Гоффман пользуется термином «рамка» совсем иначе. В своем блестящем анализе повседневных событий социальной жизни он отмечает, как часто они протекают в конвенциально установленных рамках, полностью или частично меняющих их значение. Его центральным примером является театральное представление, когда зрители знают, что наблюдаемые ими поступки и высказывания должны восприниматься не буквально, а как-то иначе. Повседневная жизнь полна таких примеров. Одни и те же похвальные слова могут быть искренними в одном случае, ироническими — в другом, пересказом чужих слов — в третьем; пьянство может восприниматься одними как болезнь, а другими как сознательный безнравственный поступок; политические организации проводят конференции исключительно с целью быть показанными по телевидению (т.е. показаться в определенных рамках), мошенники тщательно инсценируют (обрамляют) ситуацию таким образом, чтобы она была неправильно понята их жертвой. Сбор и сохранение информации Согласно определению Шеннона, информация — это, в первую очередь, выбор альтернатив. Об информации можно говорить тогда, когда данная система находится в каком-то одном из ряда возможных состояний. Информация считается переданной (по определению), когда состояние одной системы, Б, таким образом обусловлено состоянием другой системы, А, что в принципе наблюдатель может узнать нечто об А, исследовав Б. Если Б было передано достаточно информации (без шума), то А можно описать с большими подробностями. Именно такая связь существует между доступным глазу структурированным световым потоком (Б) и объектами, от которых этот свет отражен (А). Информация об объектах присутствует в свете, поскольку в силу оптических законов между ними существует зависимость. Воспринимающий также представляет собой физическую систему, находящуюся в контакте с оптическим потоком. Состояние такой системы отчасти определяется структурой этого потока; это означает, что системе передается информация. Когда это происходит — т.е. когда нервная система выделяет структуру света, — мы говорим, что информация собрана воспринимающим. Если сама информация — те аспекты оптической структуры, которые оказали воздействие на воспринимающего, — специфицирует свойства реальных объектов, имеет место восприятие этих свойств и объектов. Сбор информации требует соответствующей перцептивной системы — соответствующей в том смысле, что ее состояние может быть целесообразно изменено контактом со структурированным светом. Часто утверждается, что эта система (называемая здесь схемой) должна перерабатывать доступную ей информацию. Этот термин может ввести в заблуждение. Информация как таковая не меняется, поскольку она уже содержалась в свете. Схема собирает информацию, меняется ею, использует ее. Некоторые из этих активностей действительно затрагивались в многочисленных современных исследованиях, использующих в качестве своей теоретической основы концепцию переработки (или перекодирования) информации. Тем не менее, я не буду говорить о них здесь. Их просто слишком много для книги такого объема; кроме того, обзоры этих работ уже существуют. В большинстве подобных исследований использовались описанные выше искусственные ситуации, игнорирующие непрерывный и циклический характер обычной перцептивной активности. Более того, почти все они начинаются с одного и того же теоретического описания стимульной информации, рассматриваемой как поток оказывающих изолированное воздействие световых лучей. При таком описании теории восприятия могут быть лишь весьма определенного рода и должны постулировать фундаментальные процессы преобразования и перекодирования. Однако этот подход не является, конечно, единственно возможным. Подобно тому, как акустическую информацию можно описывать и в терминах изменения давления, и в терминах спектра частот, так и для структуры светового потока должны, видимо, существовать различные эквивалентные способы описания. Как уже отмечалось , некоторые альтернативы разрабатываются в настоящее время. Есть еще один повод для скептицизма в отношении современных представлений о наших перцептивных механизмах. Последние возникают не сразу. Схемы формируются по мере накопления опыта. Сбор информации сначала происходит грубо и неэффективно, как и обеспечивающая непрерывность перцептивного цикла исследовательская активность. Только благодаря перцептивному научению мы приобретаем способность к восприятию все более тонких аспектов окружения. Схемы, существующие в каждый данный момент, являются продуктом индивидуального жизненного опыта, а также самого актуально разворачивающегося цикла. Теории, которые не учитывают возможности развития, не могут всерьез считаться теориями когнитивных процессов человека. Факт перцептивного научения предполагает, что в каждый момент времени А,, состояние схемы каким-то образом связано с ее состоянием в предшествующий момент Ао. Согласно определению передачи информации, можно было бы утверждать, что от Ао к А{ была «передана» информация. Однако гораздо понятнее будет, если мы скажем, что информация была «сохранена», или «удержана». Таким образом, схемы позволяют нам не только воспринимать текущие события, но и удерживать информацию о событиях, имевших место в прошлом. Понятие сохранения информации играет ключевую роль в большинстве современных теорий памяти. Часто можно слышать утверждение, что функционирование мозга напоминает, в сущности, работу большой библиотечной поисковой системы26 . С этой точки зрения следы, оставляемые событиями прошлой жизни индивида, накапливаются на библиотечных полках (в долговременной памяти) и время от времени извлекаются оттуда в целях сознательного просмотра. Если библиотекарь не может их обнаружить, то имеет место забывание. Каковы бы ни были достоинства такого подхода, я здесь имею в виду нечто иное. Индивида, располагающего неактивной в данный момент схемой, нельзя считать владельцем некой конкретной умственной собственности. Он является всего лишь организмом, обладающим определенными потенциальными возможностями. Неактивные схемы суть не объекты, а лишь аспекты структуры его нервной системы. Хотя они и удерживают информацию в специальном смысле слова, она собирается не таким образом, как это происходит в случае информации, содержащейся в свете. Факт сохранения проявляется лишь в специфике предвосхищения, сопровождающего использование схемы. Дж. Брунер. О перцептивной готовности Около десяти лет назад группа авторов, среди которых был и я, опубликовала довольно невинную статью, озаглавленную «Значение и потребность как организующие факторы восприятия». В этой статье рассматривалась туманная для того времени проблема: мы пытались выяснить, как несенсорные факты влияют на восприятие. Этой проблемой занималась тогда небольшая группа ученых — Невит Сэнфорд, Музафер Шериф, Гарднер Марфи и другие. Очевидно, профессор Боринг совершенно прав, указывая на шутки, выкидываемые Zeitgeist (духом времени — нем.), поскольку выход этой статьи совпал со всякого рода спиритической шумихой в психологическом мире, результатом которой явилось огромное количество неспиритических исследований на ту же самую тему — примерно около трехсот докладов и теоретических изысканий за последующие десять лет. Олпорт [1] и Верной [35] недавно собрали полученные данные и оценили теоретические позиции в этой области. То, что ими проделано, поистине трудно переоценить, и их работа значительно облегчила мою задачу. В этой статье мне хотелось бы наметить контуры того подхода к восприятию, которые соответствуют массе новых (и часто противоречивых) фактов, а также обозначить все еще не разрешенные проблемы. О ПРИРОДЕ ВОСПРИЯТИЯ Восприятие включает акт категоризации. Мы подаем на вход организма некоторое воздействие, а он отвечает, относя его к соответствующему классу вещей или явлений. «Это апельсин»,— заявляет субъект или нажимает на ключ, заменяя вербальный ответ двигательным. На основе определенных характеристик или критических свойств воздействия, которые обычно называют признаками, хотя правильнее было бы их называть сигнальными признаками, происходит избирательное отнесение объекта к той, а не другой категории. Эта категория не обязательно должна быть детализована: «звук», «прикосновение», «боль» также являются примерами категорий. Использование признаков при идентификации воспринимаемого объекта, не так давно рассмотренное Брунером, Гуднау и Остином [6] и Биднером [3], является столь же существенной характеристикой восприятия, как и сенсорный «материал», из которого строится образ. Интересно, что природа отнесения объекта по его признакам к определенной категории восприятия, по-видимому, ничем не отличается от других видов категоризации. «Это круглая вещь с бугристой поверхностью, оранжевого цвета, такого-то размера, следовательно, это апельсин; а если еще поробовать его на вкус, то пропадут всякие сомнения». По процессу эти операции ничем не отличаются от решения более абстрактной задачи — определения, что данное число делится без остатка только само на себя и на единицу, и затем отнесения его к классу простых чисел. Итак, уже с самого начала очевидно, что одна из главных характеристик восприятия совпадает с характеристикой познавательного процесса вообще. Нет причин допускать, что законы, управляющие такими умозаключениями, резко меняются при переходе от восприятия к уровню понятий. Совсем не обязательно думать, что этот процесс происходит сознательно и намеренно. Наша теория восприятия нуждается в механизме, обеспечивающем умозаключения и категоризацию в той же мере, как в нем нуждается и теория мышления. Конечно, никто не говорит о полной неразличимости между перцептивными и понятийными умозаключениями. Во-первых, перцептивные умозаключения явно менее податливы и заменяемы, чем понятийные. Я могу узнать, что комната Эймса, которая выглядит прямоугольной, на самом деле имеет неправильную форму. Однако до тех пор, пока в эту ситуацию не введены конфликтные признаки (эти эксперименты мы обсудим ниже), комната будет видеться прямоугольной. То же относится к таким непреодолимым иллюзиям, как иллюзия Мюллера-Лайера: несмотря на то что человек знает истинное положение вещей, линия со стрелками наружу кажется более длинной, чем равная ей линия со стрелками внутрь. Но эти отличия, хотя и интересные сами по себе, не могут скрыть от нас общих свойств умозаключений, составляющих основу всякой познавательной активности... В итоге мы утверждаем, что восприятие есть процесс катеризации; это движение от признаков к категориям, и во многих случаях, как и предполагал Гельмгольц, он происходит если хотите, «бессознательно». Далее, результаты такой категоризации репрезентативны — они предсказывают с разной степенью «истинности» события физического мира, в котором действует организм. Здесь я имею в виду тот простой факт, что перцептивная категоризация объекта позволяет нам выйти за пределы непосредственно воспринимаемых свойств и предсказывать другие свойства, еще не воспринятые. Чем более адекватна система категорий, построенная для такого кодирования окружающего мира, тем больше «истинность» восприятия в смысле успеха предсказания. Несомненно, читатель без труда отыщет феномены восприятия, которые не вмещаются в рамки изложенного представления, однако еще большее число классических фактов ему вполне соответствует. Это факты из области психофизических оценок, константности, перцептивного опознания, перцептивного научения и т.д. Многие из них будут разобраны в последующих параграфах. Сейчас же мы перейдем к феноменам избирательности восприятия: вниманию, установке и т. п. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПРИЗНАКОВ И ГОТОВНОСТЬ КАТЕГОРИЙ Природа перцептивной избирательности хорошо объясняется через понятие «готовность категории». Представьте себе человека, который настроен на восприятие определенного объекта, скажем яблока (как он пришел в это состояние, мы коснемся позднее). Его настроенность можно измерить. Мы измеряем готовность категории «яблоки» количеством специальной информации, необходимой для того, чтобы вызвать перцептивную реакцию: «это яблоко» — или любую другую, связанную с ней стандартную реакцию. Мы можем определить минимум этой информации, например, организовав условия, в которых он будет отвечать лишь «да» или «нет» при равной вероятности появления яблока и не-яблока или каким-либо другим способом. Чем больше готовность категории, тем (а) меньше необходимой информации для отнесения объекта к этой категории, (б) шире набор характеристик «входа», которые будут приняты как соответствующие этой категории, (в) вероятнее, что другие категории, в той же или даже большей степени соответствующие «входу», будут заторможены. Скажем проще: яблоко будет легко и быстро опознано; целый ряд предметов будет также опознан (фактически ошибочно) как яблоко, и, значит, другие правильные или более подходящие категории будут подавлены. Вот что понимается под готовностью... А теперь перейдем к вопросу об использовании признаков, о «стратегиях» перехода от признаков к категории (осуществляющегося, конечно, нервной системой) и снова к другим признакам. Я предпочитаю использовать здесь термин «стратегия» по ряду причин. Акт восприятия, поскольку он включает умозаключение, содержит, как указывают Брунсвик [11], Светс и Тэннер [33] и другие, процесс решения. Даже в простом эксперименте по измерению порога человек должен решить: то, что он видит или слышит, является только шумом или сигналом+шум. На основе набора признаков моя нервная система должна «решить», является ли воспринимаемое гулом самолета или шумом моря красным или зеленым и т.п. Более того, существует целая последовательность частных решений, включенных в категоризацию объектов или явлений. Поясним это на простом примере. Я смотрю на каминную полку напротив моего письменного стола и вижу лежащий на ней прямоугольный предмет. Если я начну всматриваться в него, то последующие решения будут такими: это либо кусок пластика, купленный мною для какой-то аппаратуры, либо книга; при тусклом свете это может быть и тем и другим. Затем я вспоминаю, что пластик находится внизу, в одной из лабораторий; теперь предмет становится «книгой», и я отыскиваю дополнительные признаки на его темно-красной обложке. Я вижу что-то, что кажется мне золотыми буквами: это издательство «Мак Гроу-Хилл», вероятно, Миллер, «Язык и коммуникация», которую я читал сегодня после полудня. Таким образом, описанный процесс есть постепенное сужение ряда категорий, к которым относится объект. |