Индустриальная. ТК-11 индустр.. Определение и функции институтов

• Название: Определение и функции институтов
• Анкор: Индустриальная
• Дата: 08.03.2022
• Размер: 39.18 Kb.
• Имя файла: ТК-11 индустр..docx
• Тип: Документы; #386695

ТК-11 Задание

1. 
   На основании изучения главы 1 «Введение в проблему институтов и институциональных изменений» работы Д.Норта «Институты, институциональные изменения и функционирование экономики» составить таблицу, раскрыв следующие параметры:
   

1. 
   Определение и функции институтов.
   
2. 
   Характеристика трех институциональных «срезов» на конкретных примерах.
   
3. 
   Институты и организации: общее и особенное (различия).
   
4. 
   Определение и классификация институциональных изменений.
   
5. 
   Причины существования неэффективных институтов (привести примеры из мировой и российской практики).
   

2. 
   Охарактеризовать влияния высокого уровня доверия, как элемента социального капитала на экономический рост. Раскрыть как минимум пять направлений (факторов) такого влияния, используя теорию трансакционных издержек.
   
3. 
   Раскрыть издержание категории «рентоориентированное поведение». Рассмотреть основные формы, модели и последствия рентоориентированного поведения, используя примеры реализации такого поведения в российской экономике в последние десятилетия.
   

Ответ.

Таблица 1

Параметр	Ответ
Определение «института»	Институты — это созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми и задают структуру побудительных мотивов человеческого взаимодействия.
Основные функции «институтов»	- Уменьшают неопределенность, структурируя повседневную жизнь. - Организуют взаимоотношения между людьми. - Определяют и ограничивают набор альтернатив, которые имеются у каждого человека. - Придают определенную структуру человеческим взаимоотношениям.
Характеристика трех институциональных «срезов» на конкретных примерах	Норт выделил три главных рода институтов как «правила игры», оформляющих человеческие взаимодействия и структурирующих стимулы в области политического и экономического обмена. Это: – формальные правила (писаные) законы, конституция, контракты, указы, административные акты; – механизмы давления, принуждающие к соблюдению правил – суды, полиция и т.д.; – неформальные ограничения (неписаные) нормы поведения, обычаи, привычки, традиции, добровольные ограничения, ограничивающие сферу действия формальных правил и процедур.
Институты и организации: общее и особенное (различия).	Подобно институтам, организации структурируют взаимоотношения между людьми. Институты служат основой «правил игры», а организации (и их руководители) – агенты институциональных изменений. Институты, наряду со стандартными ограничениями, описываемыми экономической теорией, формируют возможности, которыми располагают члены общества. Организации создаются для того, чтобы использовать эти возможности, и по мере своего развития организации изменяют институты.
Определение и классификация институциональных изменений	Институциональные изменения — это сложный инкрементный процесс изменений и преобразований разных политических, правовых, социальных и экономических институтов в обществе, определяющих направления его развития.
Причины существования неэффективных институтов (привести примеры из мировой и российской практики).	Причины существования неэффективных институтов можно сгруппировать следующим образом: Субъекты власти не всегда абсолютно рациональны и инструментальны Процесс выбора институтов сопровождается ситуацией неопределенности, включая институциональные эффекты. Но если институты являются рациональным выбором взаимодействующих субъектов, то можно предположить, что при выявлении непредвиденных эффектов институтов, их «авторы» могут «внести необходимые поправки». Здесь должен действовать механизм «научения». При выборе институтов возникают противоречия между кратковременными и долгосрочными выгодами (проблема «временного горизонта»). Однако угроза оказаться в «тени будущего» является стимулом к тому, чтобы субъекты руководствовались долговременными мотивациями. Субъекты власти не могут в любой момент изменять институты. Существуют механизмы, которые затрудняют институциональные изменения, придает институтам значительную степень стабильности: эффект «клейкости» институтов; «возрастающая отдача первоначального набора институтов»; «тропа зависимости».

4. 
   Охарактеризовать влияния высокого уровня доверия, как элемента социального капитала на экономический рост. Раскрыть как минимум пять направлений (факторов) такого влияния, используя теорию трансакционных издержек.
   

Исследование роли социального капитала в обеспечении экономического роста осуществлялось в рамках общественных дисциплин: социологии, политологии, культурологии и экономики. Впервые вывод об экономическом значении социальных институтов был сделан Р. Патнэмом и Д. Хэлливелом при анализе деятельности предприятий в Италии в 1960–1970 гг. [1, с. 297– 304]. Согласно книге Р. Патнэма, Р. Нанетти и Р. Леонарди, влияние социального капитала раскрыто на основе утверждения, что Северная Италия развивается быстрее, чем Южная, благодаря членству в группах и клубах, которые служат мерой социального капитала [2].

Существенный вклад в эмпирический анализ темы воздействия социального капитала на экономический рост на межстрановом уровне внесли С. Нэк и Ф. Кифер, которые на основе регрессионной модели оценили взаимосвязь уровня доверия, этических норм и членства в ассоциациях с темпами экономического роста государств [3, с. 1255–1286]. М. Вулкок в своем исследовании показал, что социальный капитал способствует улучшению качества жизни и развитию сотрудничества [4]. П. Дасгупта и И. Серагельдин [5], К. Гротаерт и Ф. Бастелеар [6] представили широкий перечень факторов влияния социального капитала на экономический рост. П. Уайтли на основе выборки из 34 стран определил влияние на экономический рост социального капитала [7, с. 455–459]. Разработав индекс социального капитала, С. Бёугелсдейк и С. Смалдер выявили, что более высокий уровень индекса присущ странам с более высоким уровнем развития экономики [8, с. 5–29]. Полученные эмпирические результаты свидетельствуют о том, что социальный капитал оказывает положительное воздействие на экономический рост.

С течением времени на смену изучению страновых показателей уровня и типа социального капитала пришли исследования, проводимые на региональном уровне. Региональные исследования предоставили возможность эмпирическим путем проверить гипотезы о вкладе социального капитала в экономический рост на основе региональных различий в типах и уровнях социального капитала. Применение широких представительных выборок позволило углубить исследования. Так С. Панебьянко, используя аналогичные индикаторы, воспроизвел результаты исследований Р. Патнэма и Д. Хеллиуэлла [1] для немецких регионов [9]. Последующие эмпирические исследования подтвердили положительное влияние социального капитала и его компонентов на развитие региона. В этой сфере к наиболее существенным можно отнести работы таких авторов, как Р. Ла Порта и др. [10], П. Зак и С. Нэк [11], С. Бейгельсдейк и Т. Шайк [12]. Согласно результатам данных исследований, элементы социального капитала оказывают значительное влияние на страновые темпы роста. Дж. Каллуа и Б. Шмит провели эконометрический анализ данных сельских районов Франции, благодаря чему было установлено влияние форм социального капитала на рост экономики [13, с. 272–278]. Л. Блюм и Д. Зак показали различия между уровнями развития социального капитала регионов Западной Германии, влияющими на экономический рост [14, с. 235–242]. Ю. Ли, С. Ван и др. исследовали роль человеческого и социального капиталов в обеспечении экономического роста Китая за период реформ с 1981 по 2010 г. [15, с. 137–145]. Согласно исследованию, физический капитал и человеческий капитал влияют на экономический рост за счет накопления физического капитала и роста производительности труда. Влияние социального капитала оказывается незначимым в период с 1980-го по 1990-е гг., но в 2000-е гг. взаимосвязь экономического роста и социального капитала становится положительной за счет возрастания роли последнего. Результаты исследования прошли дополнительные проверки на надежность, которые включают учет долгосрочных факторов экономического роста, субрегиональный анализ и эндогенность.

В работах К. Марша были предприняты первые попытки применить концепцию социального капитала для изучения российских регионов [16; 17; 18, с. 30–32]. Автор предложил методику измерения индекса социального капитала в ряде субъектов России. В индекс вошли такие показатели, как «объем издания газет», «количество гражданских клубов/ассоциаций», «электоральная активность» в соответствующем регионе Российской Федерации. К. Марш обнаружил корреляцию индекса гражданского сообщества и индекса демократизации, высокий индекс демократизации показывали регионы с более высоким индексом гражданского сообщества.

И.Е. Трубехина на основе использования данных «Георейтинга» фонда «Общественное мнение» и экономической статистики (оборот малого бизнеса на душу населения в регионе и валовой региональный продукт на душу населения) обнаружила положительную связь активности участия в различных группах и организациях (как аспект открытого социального капитала) с величиной валового регионального продукта на душу населения [19, c. 357–361]. Исследователи, понимая уникальный и фрагментарный характер данных о российских регионах, указывали на необходимость дальнейшего изучения связи между социальным капиталом и развитием на основе различных инструментов.

Влияние социального капитала на экономический рост было исследовано в рамках диссертационной работы А.А. Конева, где была выбрана простая модель эндогенного экономического роста АК-модель, предложенная Р. Лукасом [20, c. 9–10]. В модели рассматривается возможность постоянного экономического роста на основе накопления персонифицированного человеческого капитала. Введение в данную модель социального капитала позволило выявить его влияние на экономический рост. Такое влияние объясняется тем, что накопление человеческого капитала, как правило, сопровождается накоплением и социального капитала. Социальный капитал является в рамках предложенного подхода фактором, усиливающим влияние человеческого капитала.

Р.Ш. Меняшев и Л.И. Полищук провели эмпирический анализ взаимосвязи социального капитала регионов России и экономических результатов. Авторы применили факторный и регрессионный анализ, используя данные фонда «Общественное мнение», собранные в рамках всероссийского опроса. По итогам исследования авторы пришли к выводу, что социальный капитал в российских условиях дает экономическую отдачу, в первую очередь за счет повышения подотчетности органов власти [21].

Т.В. Крамин и др. с целью оценки кумулятивного эффекта социального капитала на экономический рост в Российской Федерации применили расширенную и модифицированную модель экономического роста, созданную учеными Г. Мэнкью, Д. Ромером и Д. Уэйлом (MRW-модель) [22, c. 69–71]. Расширение модели заключалось во включении в нее социального капитала. Общие расходы на информационные технологии и связь послужили мерой социального капитала. В работе рассмотрены данные по всем регионам России, кроме Чеченской Республики, а также регионов, включенных в более крупные субъекты Российской Федерации в процессе укрупнения областей. В итоге были выявлены и математически доказаны региональные различия ВРП в России (на период 2003–2013 гг.), а также показатели эластичности различных компонентов капитала, включенных в модель. В статье показано, что в межрегиональные колебания ВРП значительный вклад вносят различия не только в объеме трудового и физического, но также интеллектуального и социального капиталов.

На данный момент не было проведено эмпирических исследований влияния социального капитала на экономический рост на муниципальном уровне, подобных изучению этой взаимосвязи на межстрановом и региональном уровнях. Исследовательские работы, проводимые в данной сфере в целом, описывают характер воздействия социального капитала на социальное и экономическое развитие муниципальных образований.

Согласно исследованию, проведенному Н.Н. Лебедевой и О.А. Ломовцевой, социальный капитал представляет собой важную составляющую экономических отношений субъектов Южного федерального округа Российской Федерации [23, c. 114–116]. По мнению авторов, множественность социальных сетей, которые пронизывают хозяйственную жизнь местных этнических сообществ практически любого региона, оказывает положительное влияние на социально-экономическое развитие жизни общества. По мнению авторов, социальный капитал как значимый фактор этноэкономики эффективно выполняет воспроизводственную и стабилизирующую функции, которые могут предоставить возможность для модернизации хозяйственной и в целом общественной жизни наций и народностей Северного Кавказа.

Влияние социального капитала на социально-экономическое развитие северных регионов России рассматривается в исследовании Н.В. Охлопковой и Л.Ю. Писаревой [24, c. 255–257]. Согласно авторам, развитие социально-экономического партнерства в муниципальных образованиях северных территорий в рамках сотрудничества органов власти, научных кругов, бизнес-сообщества и местного сообщества является наиболее эффективной и устойчивой основой для развития хозяйственной и социальной жизни региона.

Особое внимание роли социального капитала в формировании социальной и экономической деятельности на уровне сел уделено в работе Г.В. Бражника [25, c. 58–61]. Согласно автору, социальный капитал воплощает реальные возможности местных жителей, прочные связи между ними, отношения ответственности и сотрудничества, которые используются для повышения качества жизни всего сообщества в целом и отдельного индивида в частности.

5. 
   Раскрыть содержание категории «рентоориентированное поведение». Рассмотреть основные формы, модели и последствия рентоориентированного поведения, используя примеры реализации такого поведения в российской экономике в последние десятилетия.
   

3.1 Содержание категории «рентоориентированное поведение»

Рентоориентированное поведение в экономике представляет собой деятельность индивидуумов, организаций или фирм, направленную на получение выгод путём манипулирования законодательными или экономическими условиями, а не путём производства и продажи товаров или услуг.

В общем случае понятие рентоориентированного поведения подразумевает извлечение прибыли без участия в какой-либо продуктивной деятельности, например путём получения контроля над земельным участком или иными природными ресурсами либо введения законодательных обременений в некоторой сферы человеческой деятельности. Рентоориентированное поведение считается негативным явлением, влекущим значительные потери общественного благосостояния.

Рентоориентированное поведение связано с имитационным эффектом: если одна фирма добивается на рынке успеха с помощью такого поведения, то и другие фирмы будут его копировать; в результате ущерб от рентоориентированного поведения возрастает. Причем чем больше организаций вовлечено в поиск ренты, тем меньше вероятность -- в случае коррупции -- наказания для каждой организации, что ведет к дополнительным инвестициям в поиск ренты.

Рентоориентированное поведение подрывает стимулы экономических агентов к инновационной деятельности. Во-первых, агенты вынуждены нести расходы, связанные с преодолением административных барьеров властных органов. Во-вторых, в экономике с широко распространенным рентоориентированным поведением кредиты для предпринимателей дороже. В-третьих, долгосрочные инвестиции в инновации теряют привлекательность. Все эти факторы отрицательно сказываются на инновационной активности и росте экономики.
3.2 Основные формы рентоориентированного поведения
Ситуативное поведение.

Под ним понимается использование непроизвольным и случайным образом представившейся возможности извлекать ренту. Актор оценивает такую возможность как наиболее выгодную для него по сравнению со всеми остальными в его системе критериев в некоей конкретной ситуации.

Целенаправленное поведение.

В этом случае актор сам прибегает к рентоориентированному поведению, априори полагая его наиболее выгодным в большинстве ситуаций. Это его личная жизненная стратегия.

Системное поведение. В этом случае целенаправленное поведение присуще большому числу акторов. Такое поведение рассматривается ими как естественное и общепринятое в рамках доминирующей в обществе системы неформальных институтов.

Учитывая специфику России, следует добавить еще одну форму:

Создание ренты.

Приращение возможностей для уже действующей ренты. Тем самым учитывается возможность деления рент на естественные и искусственные.

Ситуативное рентоориентированное поведение прибегает, главным образом, к присвоению финальных рент. Целенаправленное поведение не брезгует промежуточными рентами, чтобы расширять возможности и увеличивать призы от применения своей стратегии. Системное поведение характеризуется расширенным созданием искусственных рент, включая промежуточные.

Указанные виды поведения образуют взаимосвязанную систему. Удачный опыт ситуативного рентоориентированного поведения конкретного индивида формирует его склонность постоянно использовать такое поведение, что, в свою очередь, превращается в осознанную стратегию целенаправленного рентоориентированного поведения. Выгоды от «призов» в результате такой деятельности в условиях общего понимания ее незаконности и (или) моральной неприемлемости стимулируют создание неформальных институтов, поддерживающих рентоориентированное поведение и обеспечивающих его экспансию. Это выражается в поиске себе подобных и в их самоорганизации; в использовании формальных институтов, например, посредством принятия законов, поддерживающих ренты и расширяющих их возможности; в создании систем защиты рент и их эксплуатации с нелегальным привлечением средств легальных институтов. При доминировании такой системы неформальных институтов в результате формируется система, которую можно назвать «рентоориентированным обществом».
3.3 Рентоориентированное поведение в России
К сожалению, российская экономика становится все более рентоориентированной. Этому, в первую очередь, способствовал переход на рыночную экономику и масштабная приватизация. В такие моменты соблазн рентоориентированного поведения велик, и стимулы предпринимательства снижаются, и все желают преуспеть в распределении приватизируемой стоимости. Но при рентоориентированном поведении преуспевают не новаторы, обладающие предпринимательским талантом, а наоборот - чиновники, злоупотребляющие властными полномочиями, которым удается узурпировать права на государственные ресурсы, в том числе прибегая к криминалу.

Особенностью российской экономики является то, что рентоориентированное поведение присуще абсолютно всем секторам экономики: государственным чиновникам, фирмам, наемным работникам.

Государственные чиновники принимают хозяйственные решения, распоряжаясь при этом не собственными (личными, частными), а чужими (государственными) ресурсами. При этом эффективность использования последних лишь весьма косвенно сказывается на уровне индивидуальных доходов чиновников. В таких ситуациях объективно имеются стимулы для возникновения рентоориентированного поведения -- стремления получить личную выгоду от принятия хозяйственных решений в свою пользу (в пользу «нужного» контрагента).

Предотвратить рентоориентированное поведение чиновников могут лишь два фактора - высокие нравственные устои индивида и жесткий общественный (включая государственный) контроль за использованием бюджетных средств и иного государственного и муниципального имущества. В современной России второй из этих факторов крайне ослаблен, уровень легальной защиты правомочий собственности, договоров и контрактов очень низок, слабая система исполнения судебных решений фактически только начинает формироваться, поэтому масштабы рентоориентированного поведения очень значительны.

В экономике с коррупцией и рентоориентированным госсектором, невозможно вести предпринимательскую деятельность, ориентированную на извлечение производственной прибыли. Во-первых, из-за высоких издержек ведения бизнеса, которые включают многочисленные «откаты» и взятки. Во-вторых, структура цен в российской экономике направлена на максимизацию извлекаемой ренты и выгодна добывающим отраслям, предприятия которых монополизированы. Это приводит к перекату ресурсов из отраслей с большей добавленной стоимостью в нефтянку, металлургию и т.п. Невыгодными становятся многие виды бизнеса.

В-третьих, в нашей стране формальные права собственности невозможно реализовать, если они не подкреплены неформальным контролем над активами. И компаниями управляют не их формальные собственники (акционеры), а так называемые «крупные инсайдеры», осуществляющие неформальный контроль над предприятием: собственники контрольного пакета акций, топ-менеджеры, или чиновники, временно возглавляющие госкорпорацию. Ввиду неформального характера контроля, положение крупных инсайдеров нестабильно, и поэтому их деятельность не направлена на улучшение долгосрочных перспектив компании и осуществление капитальных инвестиций. Временной горизонт деятельности крупных инсайдеров очень короткий, а их деятельность направлена на извлечение (как можно быстрее и как можно больше) инсайдерской ренты различными путями: урезая фонд оплаты труда и оклада менеджмента, сокращая инвестиции, избегая налогов, растрачивая амортизационные отчисления, не выплачивая дивиденды и т.д. Налицо рентоориентированное поведение инсайдеров, которые принимают хозяйственные решения во вред компании и ее акционеров, тем самым истощают предприятие.

Извлечение инсайдерской ренты порождает многочисленные социальные конфликты на предприятии, вызванные снижением заработной платы работников, ухудшением условий труда, ликвидацией социальной инфраструктуры компаний и т.п. Это приводит к отлыниванию рабочих от работы, распространению оппортунизма рабочих и менеджеров, которые воруют сырье и материалы, продукцию предприятия, работают «налево» на заводском оборудовании, за «откаты» заключают невыгодные контракты. Тем самым, рабочие и мелкие управленцы, являясь, по сути, мелкими инсайдерами, извлекают свою мелкую долю ренты.

Результаты опросов показывают, что доля выпускников вузов, желающих сделать профессиональную карьеру в частном секторе, уменьшается. Среди молодежи все больше тех, кто хочет «хорошо устроиться» в государственном секторе или госкорпорациях в поисках своей ренты.

1. 
   Пример явления рентоориентированного поведения
   

Примером послужит нефтегазовый комплекс (НГК) России. В настоящее время в НГК сложилась ситуация, что рентоориентированное поведение является более эффективным для производителей, нежели прибылеориентированное поведение. Выгоднее продавать сырую нефть, чем заниматься ее переработкой, поскольку наибольшая величина природной ренты остается у нефтедобывающих предприятий. Например, у ОАО «Лукойл» рентабельность нефтедобычи, с учетом ренты, в 9 раз превосходит рентабельность нефтепереработки. Чтобы изменить поведение недропользователей, необходимо изъять у них те части ренты, которые не являются результатом инвестиционной деятельности и не используются на внедрение инноваций и развитие отрасли, в бюджет. Это приведет к трансформации их рентоориентированного поведения в прибылеориентированное, при котором они будут заинтересованы в снижении производственных трат и во внедрении инноваций, что позволит перевести страну и НКГ с сырьевого на инновационное развитие.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Helliwell J.F., Putnam R.D. Economic growth and social capital in Italy // Eastern economic journal. 1995. Vol. 21. № 3. P. 295–307.

2. Putnam R.D., Leonardi R., Nanetti R.Y. Making democracy work: civic traditions in modern Italy. New Jersey: Princeton university press, 1994. 258 p.

3. Knack S., Keefer P. Does social capital have an economic payoff? A cross-country investigation // The Quarterly journal of economics. 1997. Vol. 112. № 4. P. 1251–1288.

4. Woolcock M. Social capital and economic development: Toward a theoretical synthesis and policy framework // Theory and society. 1998. Vol. 27. № 2. P. 151–208.

5. Dasgupta P., Serageldin I. Social capital: a multifaceted perspective. USA: World Bank Publications, 2001. 250 p.

6. Grootaert C., Van Bastelaer T. Understanding and measuring social capital: a multidisciplinary tool for practitioners. USA: World Bank Publications, 2002. 304 p.

7. Whiteley P.F. Economic growth and social capital // Political Studies. 2000. Vol. 48. № 3. P. 443–466.

8. Beugelsdijk S., Smulders S. Bonding and bridging social capital and economic growth // CentER discussion paper. 2009. № 27. P. 2–37.

9. Panebianco S. The impact of social capital on regional economic development // ACSP-AESOP Congress. Germany: Universität Kassel, 2013. P. 8–12.

10. Lopez-de-Silanes R., La Porta R., Shleifer A. Trust in Large Organizations // The American Economic Review. 1997. Vol. 87. № 2. P. 333–338.

11. Zak P.J., Knack S. Trust and growth // The Economic Journal. 2001. Vol. 111. № 470. P. 295–321.

12. Beugelsdijk S., Van Schaik T. Differences in social capital between 54 Western European regions // Regional Studies. 2005. Vol. 39. № 8. P. 1053–1064.

13. Callois J.-M., Schmitt B. The role of social capital components on local economic growth: local cohesion and openness in French rural areas // Review of Agricultural and Environmental Studies. 2009. Vol. 90. № 3. P. 257– 286.

14. Blume L., Sack D. Patterns of social capital in West German regions // European urban and regional studies. 2008. Vol. 15. № 3. P. 229–248.

15. Li Y., Wang X., Westlund H. Physical capital, human capital, and social capital: the changing roles in China’s economic growth // Growth and change. 2015. Vol. 46. № 1. P. 133–149.

16. Marsh C. Making Russian democracy work: social capital, economic development, and democratization. New York: Edwin Mellen Press, 2000. 150 p.

17. Marsh C. Social capital and democracy in Russia // Communist and post-communist studies. 2000. Vol. 33. № 2. P. 183–199.

18. Marsh C. Social capital and grassroots democracy in Russia’s regions: Evidence from the 1999–2001 gubernatorial elections // Demokratizatsiya. 2002. Vol. 10. № 1. P. 19–36.

19.Трубехина И.Е. Социальный капитал и экономическое развитие в регионах России // INFM-2012: труды II Всероссийской (с международным участием) научно-практической конференции в сфере инноваций, экономики и менеджмента. Томск: Томский политехнический университет, 2012. С. 357–361.

20. Конев А.А. Социальный капитал как фактор экономического роста в современной экономике // Известия Иркутской государственной экономической академии. 2006. № 6. С. 8–10.

21. Меняшев Р.Ш., Полищук Л.И. Экономическая отдача от социального капитала: о чем говорят российские данные. URL: hse.ru/data/2011/12/16/1213551533/Menyashev_Econo micheskaya_otdacha.pdf.

22. Крамин Т.В., Григорьев Р.А., Тимирясова А.В., Воронцова Л.В. Вклад интеллектуального и социального капиталов в экономический рост регионов Российской Федерации // Актуальные проблемы экономики и права. 2016. T. 10. № 4. С. 66–76.

23.Лебедева Н.Н., Ломовцева О.А. Социальный капитал и модернизация этноэкономики Юга России // Общественные науки и современность. 2006. № 2. С. 109–118.

24. Охлопкова Н.В., Писарева Л.Ю. Социальный капитал в инновационном социально-экономическом развитии северных регионов России // Проблемы современной экономики. 2012. № 4. С. 254–257.

25. Бражник Г.В. Солидарность как основа социального капитала сельского социума: перспективы возрождения // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. 2013. № 22. С. 57–62.