пример курсовой. Поиск идеала присутствует у всех русских писателей
Скачать 235.85 Kb.
|
Глава 2. Женские образы в романе «Преступление и наказание»2.1 Образ Сони МармеладовойСоня Мармеладова – это своего рода антипод Раскольникова. Ее «решение» состоит в самопожертвовании, в том, что она «переступила» себя, и основная ее идея – это идея «непреступаемости» другого человека. Преступить другого – значит для нее погубить себя. В этом она и противостоит Раскольникову, который все время, с самого начала романа (когда он только еще узнал о существовании Сони из исповеди ее отца) меряет свое преступление ее «преступлением», стараясь оправдать себя. Он постоянно стремится доказать, что поскольку «решение» Сони не есть подлинное решение, значит, он, Раскольников, прав. Именно перед Соней он с самого начала хочет сознаться в убийстве, именно ее судьбу берет он как аргумент в пользу своей теории преступаемости всего. С отношением Раскольникова к Соне переплетаются его отношения к матери и сестре, которым также близка идея самопожертвования. Своей кульминации идея Раскольникова достигает в главе IV, четвертой же части, в сцене посещения Раскольниковым Сони и совместного с нею чтения Евангелия. Вместе с тем и роман достигает здесь своей переломной вершины. Раскольников сам понимает значение своего прихода к Соне. «Я к вам в последний раз пришел», – говорит он, пришел, потому что все завтра решится, а он должен сказать ей «одно слово», очевидно решающее, если считает необходимым сказать его перед роковым завтрашним днем. Соня надеется на бога, на чудо. Раскольников с его злым, отточенным скепсисом знает, что бога нет и чуда не будет. Раскольников беспощадно вскрывает перед своей собеседницей тщету всех ее иллюзий. Мало того, в своеобразном упоении Раскольников говорит Соне о бесполезности ее сострадания, о безрезультатности ее жертв. Не позорная профессия делает Соню великой грешницей – к ее профессии Соню привели величайшее сострадание, величайшее напряжение нравственной воли, – а напрасность ее жертвы и ее подвига. «А что ты великая грешница, то это так, – прибавил он почти восторженно, – а пуще всего, тем ты грешница, что понапрасну умертвила и предала себя. Еще бы это не ужас! Еще бы не ужас, что ты живешь в этой грязи, которую так ненавидишь, и в то же время знаешь сама (только стоит глаза раскрыть), что никому ты этим не помогаешь и никого ни от чего не спасаешь!» (6, 273). Раскольников судит Соню с иными весами в руках, чем господствующая мораль, он судит ее с иной точки зрения, чем она сама. Сердце Раскольникова пронзено той же болью, что и сердце Сони, только он – человек мыслящий, он обобщает. Он склоняется перед Соней и целует ей ноги. «Я не тебе поклонился, я всему страданию человеческому поклонился, – как-то дико произнес он и отошел к окну». Он видит Евангелие, он просит прочесть сцену воскрешения Лазаря. Оба впиваются в один и тот же текст, но оба понимают его по-разному. Раскольников думает, быть может, о воскрешении всего человечества, быть может, заключительную фразу, подчеркнутую Достоевским, – «Тогда многие из иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в него» – он понимает тоже по-своему: ведь и он ждет того часа, когда люди в него поверят, как иудеи поверили в Иисуса как в Мессию. Достоевский понимал железную силу тисков нужды и обстоятельств, сдавивших Соню. С точностью социолога он обрисовал узкие «просторы», которые оставила ей судьба для собственного «маневра». Но, тем не менее Достоевский нашел и в Соне, в беззащитном подростке, выброшенном на тротуар, в самом забитом, самом последнем человеке большого столичного города, источник собственных верований, собственных решений, собственных действий, продиктованных своей совестью и своей волей. Поэтому она и могла стать героиней в романе, где все основано на противостоянии миру и на выборе средств для такого противостояния. Профессия проститутки ввергает Соню в позор и низость, но мотивы и цели, вследствие которых она вступила на свой путь, самоотверженны, возвышенны, святы. Профессию свою Соня «избрала» поневоле, другого выбора у нее не было, но цели, которые она преследует в своей профессии, поставлены ею самой, поставлены свободно. Д. Мережковский превратил реальную, жизнью определенную диалектику образа Сони в неподвижную психо-метафизическую схему. Используя терминологию, взятую из «Братьев Карамазовых», он находит в ней «две бездны», грешницу и святую, единовременно существующие два идеала – Содома и Мадонны. Христос, по Евангелию, спас блудницу от ханжей, собиравшихся побить ее камнями. Достоевский, несомненно, помнил об отношении Христа к евангельской проститутке, когда создавал образ Сони. Но евангельская блудница, прозрев, оставила свое грешное ремесло и стала святой, Соня же всегда была зрячей, но она не могла перестать «грешить», не могла не вступить на свой путь – единственно возможный для нее способ спасать от голодной смерти маленьких Мармеладовых. Достоевский сам не приравнивает Соню к Раскольникову. Он ставит их в противоречивое отношение сочувствия, любви и борьбы, которая, по его замыслу, должна закончиться утверждением правоты Сони, победой Сони. Слово «понапрасну» принадлежит не Достоевскому, а Раскольникову. Оно произнесено последним, чтобы переубедить Соню, чтобы перевести ее на свой путь. Оно не соответствует самосознанию Сони, которая, с точки зрения Раскольникова, «не раскрыла глаза» ни на свое положение, ни на результаты своего подвижничества. Таким образом, мы видим, что образ Сони Мармеладовой может быть рассмотрен как религиозно-мифологический образ, связанный с Марией Магдалиной. Но на этом значение этого образа в романе не исчерпывается: она также может быть соотнесена и с образом Богородицы. Подготовление к тому, чтобы образ был увиден героем и читателем, начинается исподволь, но откровенно и явно – с того момента, где описывается взгляд каторжников на Соню. Для Раскольникова их отношение к ней непонятно и обескураживающе: "Неразрешим был для него еще один вопрос: почему все они так полюбили Соню? Она у них не заискивала; встречали они ее редко, иногда только на работах, когда она приходила на одну минутку, чтобы повидать его. А между тем все уже знали ее, знали и то, что она за ним последовала, знали, как она живет, где живет. Денег она им не давала, особенных услуг не оказывала. Раз только, на Рождестве, принесла она на весь острог подаяние: пирогов и калачей. Но мало-помалу между ними и Соней завязались некоторые более близкие отношения: она писала им письма к их родным и отправляла их на почту. Их родственники и родственницы, приезжавшие в город, оставляли, по указанию их, в руках Сони вещи для них и даже деньги. Жены их и любовницы знали ее и ходили к ней. И когда она являлась на работах, приходя к Раскольникову, или встречалась с партией арестантов, идущих на работы, – все снимали шапки, все кланялись: "Матушка Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!" – говорили эти грубые клейменые каторжники этому маленькому и худенькому созданию. Она улыбалась и откланивалась, и все они любили, когда она им улыбалась. Они любили даже ее походку, оборачивались посмотреть ей вслед, как она идет, и хвалили ее; хвалили ее даже за то, что она такая маленькая, даже уж не знали за что похвалить. К ней даже ходили лечиться" (6; 419). Прочитав этот отрывок, невозможно не заметить, что каторжники воспринимают Соню как образ Богородицы, что особенно ясно из второй его части. То, что описывается в первой части, при невнимательном чтении может быть понято как становление взаимоотношений каторжников и Сони. Но дело, очевидно, обстоит не так, ибо с одной стороны отношение устанавливается до всяких отношений: арестанты сразу "так полюбили Соню". Они сразу ее увидели – и динамика описания свидетельствует лишь о том, что Соня становится покровительницей и помощницей, утешительницей и заступницей всего острога, принявшего ее в таковом качестве еще до всяких внешних его проявлений. Вторая же часть даже лексическими нюансами авторской речи указывает на то, что происходит нечто совсем особенное. Эта часть начинается с удивительной фразы: "И когда она являлась..." Приветствие каторжников вполне соответствует "явлению": "Все снимали шапки, все кланялись...". Называют они ее "матушкой", "матерью", любят, когда она им улыбается – род благословения. Ну и – конец венчает дело – явленный образ Богоматери оказывается чудотворным: "К ней даже ходили лечиться". Таким образом, Соня не нуждается ни в каких промежуточных звеньях, она непосредственно осуществляет свои нравственные и социальные цели. Соня, вечная Сонечка знаменует не только страдательное начало жертвенности, но и активное начало практической любви – к погибающим, к близким, к себе подобным. Соня жертвует собой не ради сладости жертвы, не ради благости страдания, даже не для загробного блаженства своей души, а для того, чтобы избавить от роли жертвы родных, близких, оскорбленных, обездоленных и угнетенных. Подосновой жертвенности Сони оказывается начало бескорыстной преданности, социальной солидарности, человеческой взаимопомощи, человеколюбивой активности. Однако и сама Соня не бесплотный дух, а человек, женщина, и между нею и Раскольниковым возникают особые отношения взаимной симпатии и взаимного сближения, придающие особую личную окраску ее тяге к Раскольникову и ее нелегкой борьбе за душу Раскольникова. |