Зуб. Поплутав немного по запруженным народом и машинами, грязным нигерийским улочкам, мы, наконец, сунулись в одну клинику. Доктор Ике, сопровождавший меня, предложил мне сесть на диванчик и справился у сестры о чемто
 Скачать 48 Kb.
|
ЗубПоплутав немного по запруженным народом и машинами, грязным нигерийским улочкам, мы, наконец, сунулись в одну клинику. Доктор Ике, сопровождавший меня, предложил мне сесть на диванчик и справился у сестры о чем-то. Говорили они на Брэйкиш Инглиш, и я мало что из разговора понял. Да и разговора-то как такового не было. Перекинувшись с ней парой фраз, Ике махнул мне рукой – возвращаемся к машине. Поехали дальше. Машина виляла между грузовиками, снующими туда-сюда вездесущими мотоциклистами и велосипедистами. Они совсем не признавали правил, порой кидаясь прямо под колеса, занимали перекрестки и тормозили без того медленное продвижение нашего «Пежо». Я не уставал поражаться терпению нашего водителя, да и других тоже. Разворачиваясь, порой на узеньком пятачке, рискуя задеть какого-либо рискового мотоциклиста, они, тем не менее, вели себя спокойно, руками не размахивали и матами проезжающих не покрывали. Создавалось впечатление, будто им неудобно перед пешеходами и «легковооруженными» за то, что они имеют возможность раскатывать в такую жару в уютном автомобиле, оборудованном кондиционером. На больших перекрестках, когда весь трех- или четырех- рядный поток автомобилей останавливался перед красным светом светофора, к окнам тут же устремлялись десятки торговцев платками, ремнями, бижутерией и прочей галантереей. Здесь же предлагали свежие газеты, напитки, сладости и специи, и вообще все, что может быть затребовано пассажирами. Подбегая к машине, такой торговец внимательно наблюдал сквозь стекла за выражением твоего лица. Стоило тебе, даже просто из любопытства, неосторожно на него посмотреть, как он, предполагая в тебе потенциального покупателя, надолго прилипал к окну, упрашивая купить самое лучшее, самое свежее и самое холодное, что есть только у него. Отставал он лишь, когда машина трогалась, но если в твоих глазах, на тот момент, все еще сохранился интерес к его товару, он бежал рядом с машиной, продолжая на ходу рекламировать все, что у него есть и, не обращая внимания на рядом несущихся, отчаянно сигналящих водителей. Улицы города, сильно замусоренные и загаженные живущими здесь же, в деревянных сараюшках, торговцами, парикмахерами, ремесленниками, пекарями и их многочисленными клиентами, создавали впечатление, будто на них проводятся ежедневные карнавальные шествия. То и дело дорогу перебегали люди, которым вдруг что-то срочно понадобилось на другой стороне улицы, опять-таки рискуя попасть под колеса несущихся ржавых, и не очень, сараев на колесах. Там и сям стояли двухколесные телеги, загруженные старым хламом, начиная от тряпья и кончая автопокрышками совсем без протектора. Миниатюрные автомастерские, заваленные остовами от двигателей и ржавыми кузовами, сменялись забегаловками типа кафе, где иногда прямо в пыли и грязи сидели и что-то жевали проголодавшиеся горожане. Прямо на обочине стояли, в ожидании работы, мощные грузовики, такие же старые, как и остальное большинство машин. Водители, дабы не париться в кабине, устраиваются прямо под грузовиком - либо на земле, расстелив циновку, либо в сетчатом гамаке, подвязанном между мостами. Я обратил внимание, что на движущихся грузовиках, которые нас изредка обгоняли, висят, болтаясь в пыли и грязи все те же самодельные гамаки, часто загруженные разнокалиберным мусором. Общественный транспорт состоит здесь из желтых микроавтобусов, проржавевших, порой, до такой степени, что через образовавшиеся дыры можно было без особого труда увидеть черные, с оранжевыми пятками, ноги пассажиров. Останавливаясь, чтобы подобрать пассажира, автобусик выплевывал из своего чрева худого молодца, который открывал заднюю дверь и устанавливал там снятый с чьей-нибудь головы багаж. При этом он старательно кричал, объясняя окружающим, что, к примеру, автобус следует со 2-го километра в район судоверфей и готов, за символическую плату, подбросить туда всех, того пожелавших. В городе, равно как и во всей стране, целенаправленно и неуклонно демонстрировалась солидность, всеобщая полезность, что ли. Каждый на своем месте, будь то представитель таможни или иммиграции, гордо носил свое отросшее за годы службы пузо и, заучив раз и навсегда порядок своей работы, неуклонно следовал ему, иногда, правда, за дополнительную плату, допуская некоторые несущественные отступления, «исключительно для поддержания дружеских отношений с «разводимым»». С одинаково дружеской улыбкой тебя мог обмануть продавец фруктов на базаре и судовой агент, при каждом удобном случае называющийся твоим братом. Дело лишь было в цене и во времени, затраченном на твой «развод». «Пежо», свернул с худо-бедно, но асфальта и заколыхался по раскопанной грунтовке. Почему-то сразу же вспомнилась родная Россия. Насколько же близко мы должны находиться к Нигерии в своем развитии, что так относимся к своим дорогам? Проехав еще с сотню метров, завернули в очередной проулок и, лавируя между припаркованными там и сям драндулетами, подкрались к двухэтажному зданию очередной «Dental Clinic». Едва мы выбрались наружу, в жару, как «Пежо» тут же отъехал – стоять там, означало – застопорить движение чуть ли не всего города. Поднялись на второй этаж. В небольшом, засиженном мухами и пропахшем мочой «холле», на низенькой кушетке спала сестра – не сестра, но кто-то имеющий отношение к обслуживающему персоналу, точно. Заметив наше присутствие, она, все же, не поленилась встать, похлопывая сонными глазами и, получив от Ике объяснения, неохотно пошла будить врача, шлепая босыми ногами по грязному полу. Хотя на дворе уже вовсю буйствовало лето, двадцатипятиградусная температура окружающего воздуха воспринималась местными жителями как прохлада, чуть ли не холод, и они, словно мухи, стремились отоспаться в любое доступное время и в любом месте. Не прошло и пяти минут, как показалась и врач. Женщина, лет сорока, одетая, конечно не в белый халат, о таком я и не мечтал, но в чистое национальное платье. Забыв помыть руки перед осмотром, она, ничтоже сумняшеся, пригласила меня в кабинет для осмотра. Ике пошел с нами не из-за больших познаний в медицине или желания помочь мне морально, а ввиду того, что ему необходимо быть в курсе того, на сколько его обманет клиника в лице врача, чтобы потом еще больше обмануть капитана при подписывании счета за услуги этого врача. Кабинет, едва ли больше туалета в среднестатистической хрущевке, отличался солидностью годов. Несмотря на паутину по его углам и сотню раз перекрашенные стены с потолком, он иногда все же функционировал, ибо кушетка как раз находилась в лежачем положении и была довольно широка, почти как страна моя родная. Я лег на нее и, в виду недостаточной ширины помещения, таким образом полностью демобилизовал все движение в кабинете. Врач, до того момента, проникнувшая за изголовье к месту хранения инструментов, вспомнив вдруг о чем-то по ту сторону кушетки, теперь билась как муха об стекло, пытаясь просочиться обратно, минуя стойку с зубоврачебным буром устрашающего вида. Ничего не получалось и тогда она позвала на помощь. Вошло заспанное существо, встретившее нас первым у, так сказать, порога, и, получив инструкции, отправилось запускать генератор, стоявший здесь же, за дверью, в коридоре. Затрещав, зашумев, генератор дал свет, вонь и копоть. Устроители этой клиники забыли озаботиться отводом выхлопов, и генератор исправно выбрасывал солидные порции угарных газов в атмосферу «стерильных» кабинетов». Видя мое не совсем довольное лицо, врач приказала закрыть дверь и включить вентилятор. Стало немного потише, но сильно задул ветер. Клеенчатая салфетка, которую мне повязали на шею (я так и не понял – зачем), теперь то и дело взлетала, как осенний лист и норовила накрыть мне лицо. Пришлось насильно удерживать ее у себя на груди, словно галстук, одновременно стараясь не упустить ничего из действий персонала. Поинтересовавшись причиной моего визита, врач приняла решение обезболить место будущей операции. На мой законный вопрос о стерильности инструмента, оба, и врач и Ике, чуть ли не с обидой стали объяснять, что шприц, конечно же стерильный, а игла, та вообще доставалась в первый раз. Как бы в подтверждение этого, игла, извлеченная из оболочки, выскользнула из дрожащих врачебных рук и упала на грязный пол. Чуть не столкнувшись лбами с Ике, врач нагнулась за дорогой вещью, но, заметив мое нескрываемое внимание, с сожалением выкинула ее в корзину для бумаг. Я не сомневался, что после моего ухода, она обязательно ее оттуда достанет. Эта игла просто обязана была выполнить свое предназначение. Еще немного пошуршав позади меня, врач, наконец, к вящей моей радости, нашла перчатки, и даже надела одну из них, но затем, что-то опять вспомнив, сняла, бросила на поднос и после этого, в течение всей операции уже не стеснялась, орудуя у меня во рту голыми руками. Теперь, по истечении многих дней, я благодарю бога, что он предохранил меня от заражения, хотя… некоторые заболевания выявляются не так скоро. Но не будем столь пессимистичны. Укол через некоторое время дал надлежащий эффект и вскоре в моем рту заработал бур. Ватные тампоны для поглощения слюны здесь не полагались и я, давясь ею, старался мужественно перенести все тяготы лечения. Все это время Ике с видом знатока тоже заглядывал мне в рот, якобы контролируя действия врача, и пару раз вставлял свои замечания по технике ремонта зуба. Вскоре мои муки закончились и мне позволили встать. Поблагодарив врача и сонную сестру онемевшим от новокаина ртом, я вышел на воздух, предоставив Ике тем самым возможность немного поторговаться об оплате. Что поделаешь, это была Нигерия - каждый на своем месте старается заработать максимум и у многих это получается. Дорога обратно заняла гораздо меньше времени. Отчасти из-за моей озабоченности относительно долговечности пломбы и отсутствия каких-либо инструкций по предохранению её от жевательных движений. Меня мучил вопрос: как долго, все-таки, я должен воздерживаться от приема пищи? Либо два часа, как принято в русских клиниках или, может быть больше, ведь это Нигерия? В довершение ко всем неприятностям, на обратном пути, идя против волны, наша лодка, так называемый «спидбот», постоянно забрызгивалась и заливалась. И до тех пор, пока, водитель не предложил нам куском брезента укрыться с заливаемой стороны, я успел намокнуть. Пломба, конечно же, разрушилась в этот же день, но тот маленький кусочек, что остался, все же позволил на некоторое время забыть о зубе. Так и закончилась мое знакомство с медицинской помощью в африканской стране – Нигерия. 2001 |