практикум по сказкам. Практикум по сказкотерапии издательство Речь СанктПетербург 2000 Т. Д. ЗинкевичЕвстигнеева Практикум по сказкотерапии. Спб. Ооо Речь
 Скачать 1.37 Mb.
|
|
Царевна-Лягушка, или Василиса Прекрасная (сказка, адаптированная для восприятия «особой» девочки) В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. Было у того царя три сына, и каждый был сильным и храбрым красавцем-царевичем. Пришло время, стали царевичи невест себе выбирать. Созвал как-то раз царь-батюшка сыновей своих, вывел в чистое поле, на высокий холм и сказал им слово свое отеческое: — Пусть каждый из вас по стреле пустит, а там, где стрела его упадет, там и невеста его; да помните, не просто оружие — лук да стрелу — судьбу свою в своих руках держите! Высоко в небо пустил стрелу старший сын, но вернулась она на землю и упала на боярский двор. Радуется красавица, дочь боярская: — Стрела царская ко мне прилетела, быть мне теперь царе вной!» Еще выше метил стрелой своей средний сын, да упала она недалеко — на двор купца богатого. Радуется дочь купеческая: — Я стрелу царскую подняла и буду теперь царевной тоже! Младший сын, Иван-царевич, натянул тетиву на луке и пустил стрелу, как батюшка велел. Вдруг подхватил ветер стрелу Иванову и понес ее далеко-далеко: за поля широкие, луга зеленые, за озера чистые и за горы высокие — прямо в темный лес. Как ее теперь найдешь? Да делать нечего, пошел Иванушка за своей стрелой. Долго ли, коротко ли шел он, кто знает? Да только дошел он наконец и до леса темного, дремучего. Страшно царевичу по чаще лесной пробираться, все тяжелей ноги поднимать: увязают ноги в траве мокрой, в траве болотной: — Это что ж, — говорит царевич, — из-за страха да боязни от судьбы отказаться, домой к царю-батюшке без стрелы воз вращаться? Не бывать тому! Некогда мне думы думать, да стра хам волю давать. Уходи страх-боязнь с моих глаз долой, чтоб увидеть мне судьбу мою! Только произнес царевич слова такие смелые, как увидел вдруг: на траве болотной лягушка сидит да на него, царевича, глядит. А сама-то лягушка зеленая, мокрая да скользкая. А глаза-то у нее большие да круглые, а во рту, во рту! — стрелу царскую, его, Ивана-царевича, стрелу держит! Подошел Иванушка поближе, поклонился ей, попросил: — Отдай, лягушка, стрелу мою. — Отвечает ему лягушка че ловеческим голосом: — Стрела твоя, Иван-царевич, мне досталась, знать, я и есть твоя невеста! Не страшись, царевич, и судьбы своей не бойся, забирай меня со стрелою вместе. Ох и обидно стало Иванушке, горько; а только взял он лягушку, в платок свой белый завернул, положил в карман и пошел в обратный путь. Не испугался Иван-царевич судьбы своей, к царю-батюшке во дворец пришел с лягушкой. А братья над ним смеются: — Что так далеко, Иван, за невестой ходил? Да и где же она? Уж не в кармане ли прячешь ее от людей, точно лягушку болотную? А царь-батюшка попусту не смеется и сыновьям не велит. — Слушайте, царевичи, царскую волю: хочу я знать, хоро ших ли хозяюшек выбирали вы себе в жены. Посмотрю я, кото рая царевна за одну только ночь лучший хлеб испечет; да не простой хлеб, а настоящий царский каравай, какой царь по пра здникам кушает. Услышали старшие братья приказ царев и радуются: «Жены наши, красавицы, все умеют, а что сами не сумеют, то за них мамки да няньки сделают». Братьям весело, а Иван-царевич идет домой да печалится. Пришел он к лягушке своей, сел на лавку деревянную, за стол дубовый, низко-низко голову опустил. Спрашивает его лягушка ласковым голосом: — Что, Иванушка, невесел? Что головушку повесил? — Как же мне, лягушечка, не печалиться? Когда велел царь- батюшка, чтобы ты испекла сегодня за одну только ночь хлеба каравай, да не простой, а такой, какой царь по праздникам ку шает! А как же ты, лягушка, печь станешь, ведь ты не человек, и нет у тебя ручек белых да пальчиков ловких, которыми девицы муку сеют да тесто мнут? Ты у меня лягушка зеленая, и лапками своими тонкими умеешь по воде шлепать да прыгать, а языч ком своим — комариков, мошек всяких ловить. Успокаивает лягушка Ивана-царевича и говорит ему доброе слово: — Верно ты, Иванушка, говоришь. Не умеют лягушки в доме хозяйничать да хлеба печь. Да только не печалься понапрасну. Ложись, царевич, спать: утро вечера мудренее. А тем време нем девица красная ручками своими белыми да пальчиками ловкими из муки, из воды тесто вымесит да в печи жаркой испе чет каравай для стола царского. Уснул Иван-царевич. Лягушка с лавки деревянной на пол спрыгнула, шкурку свою лягушечью скинула, и оказалось, что не лягушка это вовсе, а девица красоты необыкновенной — Василиса Прекрасная! Подошла Василиса к окошку, отворила его. Солнце и Луна, светила небесные, приветствуют ее. Кланяется в ответ Василиса Прекрасная. — Здравствуй, Солнце Ясное, здравствуй, Месяц Белый, здравствуйте и вы, звезды яркие; здравствуй, Земля-Матушка! Не откажите красной девице, дайте муки звездной и воды не бесной для каравая царского. Доброй девушке ни в чем отказа нет. Смолол Месяц звезд горсточку на мельнице звездной — то мука необыкновенная для каравая царского. Плеснуло облако водицы чудодейственной прямо на руки Василисе и замесила она тесто необыкновенное! В какой же печи испечь его? Солнце Ясное припекло своим лучиком жарким — испекся хлеб высокий, к небу поднялся, пышный да белый, как облако, легкий царский каравай. Уложила его Василиса Прекрасная на скатерть белую, полотенцем узорным накрыла. Тут и ночь прошла, стала заря заниматься, день стал просыпаться. Надела Василиса Прекрасная шкурку свою лягушечью, и вот уж нет девицы-красавицы, а сидит на лавке деревянной зеленая лягушка, Иванушку зовет: — Солнце на небо вышло, просыпайся и ты, Иван-царевич. Пора во дворец идти. Взял Иван-царевич хлеба каравай со скатертью белой да с полотенцем узорным и пошел во дворец. А братья его там уже, и тоже хлеба принесли. Вот подал старший царевич свой каравай: — Прими, царь-батюшка, хлеба каравай. Боярыня моя, кра савица, всю ночь глаз не сомкнула — для тебя, государь, пекла, трудилась. Взял царь хлеб в руки, закачался даже: — Ох и тяжел же хлеб боярский! Да черный какой! Нет, это не царский каравай! Тут и средний брат старшего толкает да свой хлеб царю подает: — У меня, у меня возьми каравай, царь мой, батюшка! Жена моя, красавица, всю ночь пекла, старалась-мучалась! Ох, зря так спешил царевич, брата толкал-обижал, славы себе хотел, да вот беда — уронил хлеб свой, и прямо на ноги царю- батюшке! — Что за тяжесть 1 Что за цвет 1 Это ж камень, а не хлеб. Нет, не по вкусу мне хлеб купеческий, не царский это каравай! А что, Иван-царевич, в стороне стоишь? Почему не подходишь да свой хлеб не подносишь? — Боюсь я, царь-батюшка, что и мой каравай тебе не понра вится. — Напрасно ты, Иван-царевич, боишься: что должно быть, то всегда случится. А потому, неси с миром подарок свой, да меня, старика, порадуй. Поклонился Иван-царевич царю-батюшке, братьям старшим, гостям дорогим и развернул скатерть белую. — Прими, царь-батюшка, и мой хлеб. Добрыми словами про водила меня жена и кланяться тебе велела. Взял царь-батюшка хлеб в руки, и лицо его от радости засветилось. — Что за чудо? Белый да душистый, как облачко, легкий. Аро мат на все царство-государство разливается — люди его вдыхают да радуются! Вот он — настоящий каравай для праздника царско го! Да только к празднику этому надо и дворец украсить. А потому слушайте, дети мои, волю мою царскую: велю я женам вашим, красавицам, за одну только ночь выткать по ковру. Да чтоб ковер тот не простой был, а такой, каким в царских палатах стены украшают! Посмотрю я, которая красавица мастерит лучше. Услышали старшие братья приказ царев и радуются: «Жены наши, красавицы, все умеют, а что сами не сумеют, то за них няньки да мамки сделают». Братьям весело, а Иван-царевич идет домой, печалится. Пришел к лягушке своей, сел на лавку деревянную за стол дубовый, низко-низко голову опустил. Спрашивает его лягушка ласковым голосом: — Что, Иванушка, невесел? Что головушку повесил? Может, не понравился царю-батюшке хлеб мой? — Лягушечка ты моя добрая, хлеб твой батюшке по вкусу при шелся, понравился. Да только как же мне не печалиться, когда велит царь-батюшка, чтобы соткала ты за одну только ночь ковер красоты невиданной, и чтобы украшал он стены дворца во время праздника, пира царского? А как ты, лягушка, ткать станешь, ведь ты не человек, и нет у тебя ручек белых да пальчиков ловких, кото рыми девицы-мастерицы ниточки разноцветные в чудесные узо ры вяжут и красивые ковры ткут? Ты у меня лягушка зеленая, и лапками своими тонкими умеешь лишь по воде шлепать да пры гать, язычком своим комариков, мошек разных ловить. Успокаивает лягушка царевича, говорит ему доброе слово: — Верно ты, Иванушка, говоришь. Не умеют лягушки вязать узоры да ковры ткать. Да только не печалься понапрасну. Ложись, царевич, спать: утро вечера мудренее. А тем временем девица красная ручками своими белыми да пальчиками ловкими чудо- ковер ткать будет, к празднику, к пиру царскому, украшение. Уснул Иван-царевич. А лягушка с лавки деревянной на пол спрыгнула, шкурку свою лягушечью сбросила, и оказалось, что не лягушка это вовсе, а девица красоты необыкновенной — Василиса Прекрасная! Подошла она к окошку, отворила его. Солнце и Луна, светила небесные, приветствуют ее. Кланяется в ответ Василиса Прекрасная: — Здравствуй, Солнце Ясное, здравствуй, Месяц Белый, здравствуйте и вы, звезды яркие; здравствуй, Земля-Матушка! Не откажите красной девице, дайте нитей тонких да ярких, та ких, чтобы вязью своею узорною с ковра моего чудесного оза рили бы стены в палатах царских. Доброй девушке ни в чем отказа нет. Земля-Матушка Василисе Прекрасной в помощь посылает паучков самых лучших, плетут они нити тонкие да прочные, а птички небесные летят к красавице Василисе с цветами яркими для ковра царского. Протянет руку Василиса Прекрасная, и сыплются звезды ей на ладонь, вплетает она звездочки в узор необыкновенный. А как коснулось Солнце Ясное лучом своим живым ковра, так все краски на нем заиграли, ярче стали. Тут и ночь прошла; стала заря заниматься, день стал просыпаться. Надела Василиса шкурку свою лягушечью, и вот уж нет девицы, а сидит на лавке зеленая лягушка, Ивана зовет: — Солнце на небо вышло, просыпайся и ты, Иван-царевич. Пора во дворец идти; чудо-ковер мой в ларце драгоценном свер нут лежит, бери его, а раскроешь перед царем-батюшкой. Взял Иван-царевич ларец драгоценный с чудесным ковром и пошел во дворец к царю-батюшке. А братья его там уже, и ковры у них большущие, дорогущие; тяжело и в руках-то их держать. И над Иваном смеются: — Что же ты, Иван-царевич, в коробочке маленькой принес? Не сумела, видно, твоя мастерица ковер соткать, так ты с дара ми к царю-батюшке пришел. Не отвечает Иван-царевич братьям на слова их обидные. Вышел тут и царь-батюшка: — Что ж, сыновья мои старшие, над Иваном-царевичем сме етесь, а сами с чем пришли? Поглядим. Развернул старший царевич свой ковер, и как туча нашла на царя-батюшку: — Ох, и мрачная картина! Нет! Не царский это ковер. Ковер этот на пол стелить да ноги об него вытирать. Отвернулся царь-батюшка от боярского ковра, черного да мрачного. А тут средний царевич свой ковер развернул, царь- батюшка на месте так и подпрыгнул. Замахал он руками: — От цвета разного в глазах рябит. Много красок у купца богатого, да только ковром этим, покрывалом пестрым, лавки в домах простых накрывать. Не таким коврам на стенах царских красоваться. А где же, Иван-царевич, твой ковер? — Боюсь я, царь-батюшка, что и мой ковер тебе не по нраву придется. — Напрасно ты, Иван-царевич, боишься: что должно быть, то всегда случится. А потому неси с миром подарок свой, да меня,старика, порадуй. Поклонился Иван-царевич царю-батюшке, братьям старшим, гостям дорогим и открыл ларец драгоценный. Развернул он перед царем и перед народом чудо-ковер работы тонкой, необыкновенной: от дыханья человеческого колышется он, как живой. Солнце и Луна, светила все небесные на том ковре в стройный узор сплетены, и Землю-Матушку узор этот светом озаряет. Как увидел царь-батюшка чудо такое, засиял от радости: — Вот он, ковер царский, что стены мои украшать будет на пиру моем царском! Все готово к празднику нашему: и угоще ние, и убранство дорогое. И хочу я непременно увидеть, что за красавица-мастерица чудеса такие творит. А потому нынче же ночью и будет во дворце моем пир. Приходите, дети мои, с же нами своими, и пусть наденут они лучшие свои наряды да са мые дорогие украшения. Посмотрю я, которая девица лицом краше да нравом приветливей. Весело старшим братьям, над Иваном-царевичем смеются: — Наши жены — красавицы, приведем их на пир, поглядим, которую царь-батюшка первой красавицей назовет. — Украшений дорогих у боярыни моей много, будет она пер вою среди прочих, и усадит царь-батюшка нас — меня и жену мою знатную, на место дорогое, почетное — с собою рядом! — Рано ты, брат мой старший, радуешься. Много у купчихи моей нарядов шелковых да бархатных, если только лучший вы брать из богатства такого, то не сможет царь-батюшка и взгля да отвести от красавицы моей, и тогда уж мы сядем на место почетное, сядем рядом с царем-батюшкой! — А ты, Иван-царевич, отчего молчишь, или нет у жены тво ей украшений драгоценных, ни нарядов дорогих? Кого же при ведешь к царю-батюшке, уж не лягушку ли? Ничего не ответил Иван-царевич на обидные слова. С тяжелыми мыслями идет, думает: «Что делать? Как быть?» Вот пришел он домой, сел на лавку широкую за стол дубовый и низко голову опустил. Сидит да печалится. Спрашивает его лягушка ласковым голосом: — Что, Иванушка, невесел? Что головушку повесил? Или не понравился царю-батюшке ковер мой? — Лягушечка моя дорогая, ковер твой царю по нраву при шелся, сиянием своим дворец озарил. Все готово к празднику великому: и угощение, и убранство. И повелел царь-батюшка нынче же ночью празднику быть. Старшие братья с красавица ми-женами перед батюшкой встанут. А как же я с тобой, с ля гушкой, на пир царский пойду? Засмеют меня люди, опечалит ся и царь-батюшка. Видно, судьба у меня такая горькая! Успокаивает лягушка царевича и говорит ему доброе слово: — Не печалься напрасно, Иван-царевич, и на судьбу свою не пеняй. Судьба у всех одна: все живем на свете белом, одно солнце нас согревает, один воздух вдыхаем, одна земля нас кор мит, у одного Бога счастья да милости просим. Не думай, царе вич, о словах обидных, о братьях завистливых да о людях на смешливых. Что должно быть, то всегда случится. Поезжай, Ива- нушка, на пир один, а я за тобой следом буду. А как рассядутся гости за столы, за угощение, вдруг разнесется по всей земле грохот страшный, грянет гром небесный, и увидят люди, как молнии блещут на небе и летят до самой земли. Люди боязливые попрячутся под столы да под лавки. Только ты Иван-царевич, ничего не страшась, встань прямо да скажи спокойно: «Не бойтесь, гости дорогие, это моя лягушоночка в коробчоночке едет!» Да смотри, Иванушка, судьба твоя в твоих руках: что задумаешь, то и сотворишь, а что сотворишь, с тем тебе и быть. Выслушал Иван-царевич лягушку, поклонился, поблагодарил за слова добрые да мудрые и поехал во дворец один. А во дворце гостей видимо-невидимо, и на Ивана- царевича все дивятся: — Отчего один на пир явился, или царский указ не слышал? А может, стыдишься чего? Уж не лягушку ли от людей прячешь? Ничего не отвечает царевич на слова обидные, потому что знает — лягушечка у него добрая да мудрая и всякому делу мастерица: «При доброте такой да при умении должна моя лягушечка красавицей необыкновенной быть». Только подумал Иван-царевич о красоте настоящей человеческой, как разнесся по всей земле грохот страшный, грянул гром небесный, увидели люди, как молнии блещут на небе и летят до самой земли! От страха такого попрятались боязливые под столы да под лавки. Только Иван-царевич, ничего не страшась, встал прямо и сказал спокойно: — Не бойтесь, гости дорогие! Это моя лягушоночка в короб чоночке едет. Отворилась тут дверь резная, и вошла в палаты царские красавица, какой свет еще не видывал — Василиса Прекрасная! Народ пуще прежнего удивляется. А старшим братьям горько и обидно, отчего же не у них красота такая, и зависть свою не скрыть теперь на пиру царском, где все явным стало: ни камни дорогие, ни шелка узорные лица светлей не делают. Подошла девица красная к Ивану-царевичу, поклонилась: — Здравствуй, Иван-царевич, узнаешь ли лягушку свою кра савицей? Не стыдно теперь к царю-батюшке подойти? Взял царевич Василису Прекрасную за руку ее белую, и подошли они к царю-батюшке, до самой земли поклонились. Обнял царь-батюшка детей своих дорогих, рядом с собой на место царское усадил. Хвалит детей да радуется: — У доброго человека и судьба — красавица, а кто слезы льет, всего боится да сделать не решается, тому лягушка, мокрая да скользкая, утешением станет. СКАЗКИ О САМОРЕАЛИЗАЦИИ И ЕЕ ПуТЯХ Рекомендуются при работе с теми, кому необходимо изменить взгляд на жизнь и найти свой путь, место в жизни Дворник В одной небольшой стране был зимний вечер. А в ее самом большом городе падал густой снег. Все улицы уже были завалены сугробами, но никого это поначалу не беспокоило. И в первую очередь — дворников. Они считали себя обиженными и не собирались работать на весь город. — Нам слишком мало платят за наш тяжелый труд, — гово рили они. — Всех детей, кто плохо учится, стращают тем, что они пойдут работать в дворники. Никто не смеет с нас что-то требовать, ведь не мы заказываем погоду. Идет снег или не идет, мы получаем одну и ту же зарплату. Итак, город засыпало снегом. И лишь на одной улице работал единственный дворник. Он старательно расчищал тротуары, проделывал дорожки среди сугробов и даже, справившись со своим участком, переходил на следующий. Короче говоря, это был дворник-чудак, который умудрялся любить свою работу. И конечно же, он вызывал самые противоречивые чувства. Одни хвалили его, потому что гулять в городе можно было только по его улице, другие, а среди них были все остальные дворники, — ругали. Объяснений его поведению находилось множество. — Чего ж ему не работать, если он побогаче нас с вами? — говорили одни. — Посмотрели бы, как он получает зарплату. Даже не пересчитывает денег, сунет их в карман и идет дальше. — Да он просто находит деньги на улице. Метет себе троту ар, а там то одна монета, то две, то три. На его улице просто живут рассеянные люди, которые постоянно теряют деньги, — утверждали другие. — Неспроста он завлекает жителей гулять по своей улице. Они гуляют, а денежки у них так и падают, так и падают, — заяв ляли третьи. — Да ему больше делать нечего, как работать, — твердили четвертые. — Здоров, всем доволен, самый счастливый. Вот и все дела. Но самое печальное, что все эти сплетни никто не брался опровергать. Даже те, кто хвалил дворника, в глубине души считали его не вполне нормальным. А может, и впрямь он был чудаком... Ведь когда его спрашивали, он никогда не жаловался на судьбу и считал себя удачливым. Соглашался с тем, что он и самый богатый, и самый здоровый, и самый счастливый человек в городе. Меж тем именно в эту снежную зиму, в этот снежный вечер ему следовало бы помолчать. А он еще мурлыкал песенку, расчищая свою улицу. Вероятно, он рассердил метель, и она не кончалась, чтобы проверить его терпение. Так до утра они и боролись, а в результате весь город засыпало снегом до самых крыш. Люди проснулись поздно и решили, что не пойдут на работу, потому что незачем рисковать здоровьем и жизнью, пробираясь через сугробы. А главное — не их дело расчищать город от снега, а дворников. Так прошел не один день, и жители стали замерзать, голодать. Они умирали, проклиная дворников, но никому не пришло в голову взять лопату и выйти на улицу. Ведь это не их дело. А дворники в это время прорыли ходы в сугробах и собрались вместе, чтобы составить заговор. — Пришел наш час! — торжественно решили они. — Весь город и его судьба в наших руках. Всю свою жизнь мы были самыми униженными среди всех сословий. Теперь мы станем выше всех. И вот они, вооружившись лопатами, добрались до ратуши и потребовали от правительства отдать им всю власть в государстве. Что было делать городским советникам, как не подчиниться? Один за другим откапывали дворники дома и тут же приводили к присяге жителей города, требуя, чтобы те признали их власть. Первый указ нового правительства гласил, что всем жителям страны вменяется в первейшую обязанность соблюдать чистоту, дабы облегчить работу дворникам. Правда, после этого указа дворникам стало нечего делать, но зато была восстановлена справедливость, которую, по мнению правительства, столь долго попирали. Второй указ был направлен против того чудака, который был бельмом на глазу у всего города. Его лишили звания дворника и заодно той высокой зарплаты, которая отныне вводилась за этот труд. Чудак не противился. Лишь спросил, можно ли ему стать строителем и, получив согласие, удалился из города. Прошло немного времени. Как-то через эту страну проезжала прекрасная принцесса. Только один взгляд на нее вызывал самые пылкие восторги. Воистину она была удивительной красавицей! Весь город сбежался посмотреть на нее. — О, если б она осталась жить у нас, — говорили люди, — мы могли бы гордиться своей страной. Она прославила бы ее на весь мир! Да, в присутствии принцессы все ощутили свою бедность. В стране была только чистота, а кроме нее, ничего больше не было. С тех пор, как все стали наводить порядок и заниматься уборкой, государство опустело. Все старое сносили и сжигали. У деревьев обрубали ветви, чтобы от них было меньше листьев и мусора, животных загоняли в специальные сады, дабы они не мешали порядку. И вот когда принцессе предложили остаться в их стране, она удивленно спросила: — А что же у вас есть, ради чего можно жить? Никто не мог ответить на этот вопрос. Для всех это и была бы принцесса. Ради нее они хотели бы жить в своей стране. Вдруг кто-то случайно вспомнил про чудака-дворника. Воистину, только его и могли они показать красавице-принцессе. — У нас живет самый счастливый человек! — закричали они. — Он единственный в мире, так же, как и вы! Вспомнив, в какую сторону ушел чудак, они немедленно собрались в путь за ним. И тут уже пришлось удивляться не одной принцессе, но и жителям страны. Оказывается, чудак поселился в самом заброшенном уголке государства, но, став строителем, умудрился выстроить там целый дворец, окруженный лесным парком. Не нужно было задавать вопросов, чтобы увидеть, что чудак опять чувствует себя счастливым. Увидев, что принцесса довольна, люди бросились к нему и предложили немедленно стать принцем. — А что я должен буду делать? — спросил он. — Ничего! Ты просто будешь принцем и мужем прекрасной принцессы! — отвечали ему. — Но я не умею ничего не делать! — заявил чудак. — Ну... повелевай нами!.. — И этого я не умею. — Ну, делай, что хочешь, и еще будь нашим принцем. А мы будем брать с тебя пример. Чудак еще раздумывал, соглашаться ли на новую должность, но тут принцесса улыбнулась ему и взяла дело в свои руки. И вот красота и счастье стали править страной. Принц нашел себе дело и заботился обо всех своих подданных. Он вставал раньше всех, брал в руки метлу и шел убирать улицы, а потом начинал строить, а потом делал еще массу дел, и его подданные, видя его заботу, также начинали заботиться друг о друге, и вся страна благоденствовала. |