рассказ для детей. Дороже всего. Рассказ Дороже всего на свете
 Скачать 45.5 Kb.
|
|
Рассказ Дороже всего на свете Не стреляй воробьев, не стреляй голубей, Не стреляй просто так из рогатки своей, Эй, малыш, не стреляй и не хвастай другим, Что без промаха бьешь по мишеням живым! Юрий Шевчук - Ванька, идешь? Все уже собрались, тебя ждем, быстрей давай! Ванька – это я, а давно собрались все ребята с нашего двора, чтобы играть в «войнушку ». Это вам не в какие-нибудь прятки или догонялки, которые больше девчонкам подходят. К «войнушке» все пацаны нашего двора готовятся заранее. Сначала мы оружие мастерим. Для этого подходящий материал найти надо. Потом боеприпасы готовим, пакеты с донесениями, пароли. Обговариваем в отряде, как поступить, если в плен попадем. Самое трудное – найти место для игры. Надо, чтобы взрослые не мешали и чтобы развалины были, иначе атмосфера войны не чувствуется. Стройка – лучшее место, но там частенько сторож гоняет. Этим летом нам с ребятами неслыханно повезло: сгорели сараи возле нашей трехэтажки. Какой переполох среди взрослых был! Мы, конечно, тоже в их присутствии переживания изображали, пока не остались одни. - Видели, как шарахнуло! -А шифер на крыше стрелял, как на взаправдашней войне! – не удержался от восторга Сашка. Он у нас самый болтливый. Из-за этого Сашку нехотя берут играть в «войнушку». Если его захватывают в плен и начинают пытать, он долго не страдает, сразу всех сдает, а команда проигрывает. - Тише ты, находка для шпиона! – цыкнул на него Андрюха. – Вот родители услышат – будет тебе «войнушка»! Все лето за книжками проторчишь. Андрюха – самый старший среди нас, он восьмой класс окончил и поэтому лучше знает, как себя надо со взрослыми вести. Мы к нему иногда даже за советом ходим. - Правильно, ребята, переждем, пока уляжется переполох, а потом у родителей разрешение спросим, чтобы здесь играть. Сразу они все равно сараи не восстановят, для этого время нужно… - предложил Олег. Мы согласились и разошлись по домам, договорившись, что дня два-три будем во всем помогать взрослым, перестанем перечить, одним словом, будем образцовыми детьми. Вот уже два дня я лез из кожи вон. - Ваня, ты поможешь грядку прополоть? -Конечно, мама, я ее сам обработаю и помидоры полью, ты не волнуйся, занимайся своими делами. - Иван, клетку новую поможешь для цыплят смастерить? - Конечно, папа, я сам тебе хотел предложить. - Ваня, а ты со мной во дворе погуляешь? – пищала младшая сестра. - Обязательно,- шипя, цедил я сквозь зубы. Вскоре старания оправдались: взрослые позволили нам играть на месте пожара. Радости не было предела! С обеда и до позднего вечера, запасшись провизией, два отряда носились по развалинам сараев, без передыху стреляя по противнику. - Убит!- радостно кричал Сашка. - Сам убит, ты меня даже не задел! Стрелять сначала научись! – придирался Андрюха. Вволю насладившись военными действиями, закончив пытать пленных и съев всю провизию, мы, довольные, чумазые от оставшейся после пожара сажи, возвращались домой. - Ты хоть бы книгу какую почитал,- ворчала мама. – За лето и буквы забудешь, горе луковое! - Успею еще, - ронял я, думая, как бы быстрее ускользнуть от неприятного разговора. Июльские ночи в том году выдались душные, и мне иногда разрешали спать на сеновале. Это было счастливым завершением счастливого дня. Сашка порой составлял мне компанию, если мы, конечно, не ссорились во время игры в «войнушку». У нашего сеновала стоит собачья будка. Здесь Зоркий верно стережет небольшое хозяйство. Он породистый, настоящая восточноевропейская овчарка. Зоркий лежит у сеновала, настрадавшись за день от жары, но не один. Передней лапой он обнимает Хрюна. Это, как вы уже догадались, наш поросенок. Мама говорит, что пародия, а не поросенок. Дело в том, что в своем поросячьем детстве он переболел каким-то инфекционным заболеванием и после этого перестал расти. Папа не раз предлагал его заколоть и съесть, но мы с сестрой как по команде начинали биться в истерике, громко стеная, а этого не мог выдержать даже наш отец. Хрюна пустили из база на волю, и он сразу сошелся характером с Зорким. Они стали настоящими друзьми. Вечером, лежа в обнимку, неразлучная пара сладко засыпала, лишь изредка похрюкивая и погавкивая во сне. А мы с Сашкой старались не спать как можно дольше. Для этого придумывали страшные истории, рассказывали друг дружке анекдоты, мечтали, как завтра снова отправимся играть в «войнушку». Вокруг стрекотали неугомонные сверчки, свежее сено пахло так сладко, что свербило в носу, и отяжелевшие веки смыкались. Июльская ночь ласково убаюкивала нас. Счастье длилось до конца месяца, а в начале августа к нам как снег на голову прикатила тетка из Ленинграда. Тут и началось. - Иван, ты уже взрослый. Негоже молодому человеку время впустую прожигать. Я считаю, что тебе просто необходимо заняться самообразованием! - наставляла меня Людмила Павловна. Мой язык ни разу не повернулся назвать ее тетя Люда, потому что она … учительница… Теткой я зову Людмилу Павловну только за глаза. - Правильно, Людочка, и мы с отцом об этом твердим,- предательски поддакивала мама. В общем, началась оккупация. Людмила Павловна вдохновенно следила за моими жалкими потугами в самообразовании, приговаривая: - Ничего, вода камень точит. Вот поедем через недельку с тобой в Ленинград, я тебе такие места покажу! Я просто обомлел от неожиданности. Как же наш двор, ребята, игра в «войнушку»? Не дай бог еще сараи за это время новые отстроят… «Вот уж приехала, интеллигентка городская, никакого спасу от нее нет!» - нервничал я. Мама же просто сияла от счастья: - Людочка, спасибо тебе большое! Ванька хоть мир посмотрит. Скажи спасибо тете, сынок! Спустя неделю поезд уносил меня на север от родных сердцу мест. Ленинград показался унылым, мрачным, почти враждебным. Войдя в теткину квартиру на девятнадцатом этаже, я учуял чужой запах. Так пахнет в музеях или библиотеках. И действительно, в комнатах у Людмилы Павловны было очень много книжных полок. На них ровными рядами стояли томики. Одни – в новеньких, блестящих переплетах, а другие – совсем старые, потрепанные. - И вы это все прочитали? - Да. - Я бы так не смог! - Сможешь, ты просто еще не открыл для себя этот волшебный мир. Я по-доброму завидую тебе. Вот увидишь, книги способны творить чудеса! На следующий день Людмила Павловна устроила мне экскурсию по городу. Мы бродили в Летнем саду, были в Зимнем дворце, на Васильевском острове. Город произвел на меня неизгладимое впечатление. Он уже не казался мрачным, напротив, по-приятельски распахнул свои объятья, поразив красотой и изысканностью. - Поедем вечером в театр, Ваня? Ты когда-нибудь видел балет? - Видел сто раз по телеку – скука смертная!- выпалил я. Тетка только улыбнулась в ответ. Возвращаясь поздно вечером из театра, я все еще слышал звуки чарующей музыки, видел, словно наяву, воздушные движения актеров в танце. Людмила Павловна смотрела на меня и опять почему-то улыбалась. Неделя в Ленинграде пролетела незаметно. Перед отъездом тетка меня попросила: - Ваня, сходишь со мной проведать одного человека? - Пойду, если надо. А что за человек? - Моя знакомая. А человек очень интересный. Ольга Михайловна. Она войну пережила. Всю блокаду в городе оставалась. Тогда еще ребенком была. Родственников у нее нет. В блокаду все умерли. Мои глаза засверкали от любопытства: надо же, свидетель настоящей войны, бомбежку видела, разруху… Здорово! Сразу вспомнились наши игры в «войнушку». - Эх, ребятам расскажу – обзавидуются. На наш звонок долго никто не отвечал. Наконец за дверью послышались неторопливые шаги, щелкнул замок, и я увидел сухонькую старушку. - Людочка, как я рада, проходите,- сказала она. Мы вошли в небольшую комнату, посреди которой стоял круглый стол под абажуром. Ольга Михайловна сразу пригласила нас обедать. - Не хлопочите, мы с Ваней уже поели,- поспешила предупредить тетка. - Тогда будем пить чай. Ольга Михайловна расставляла приборы, а я, впервые сидя за круглым городским столом, нетерпеливо ждал, когда смогу расспросить ее о настоящей войне. - Вот твои любимые сухарики, Людочка, ванильные. Угощайся. - А это правда, что вы настоящую войну видели? – не в силах больше сдерживаться, спросил я. - Правда, Ваня. -Ух, повезло вам! Бомбежки, стрельба. Мы с ребятами тоже в «войнушку» во дворе играем, но это не то! Автоматы деревянные, и враг не настоящий. Ольга Михайловна, задумавшись, замолчала, а тетка погрозила мне пальцем. - Я в семье младшая была, вот они мне все до крошки и отдавали. Никто не выжил, кроме меня… Тетка в ответ покачала головой. Я ел сухарь, запивая чаем, и ждал продолжения рассказа. Но Ольга Михайловна снова задумалась и замолчала. Потом она стала бережно собирать со скатерти каждую крупицу от сухарей на ладонь и тихо произнесла: - Помню вкус каждой крошки хлеба… Уже в поезде, по дороге домой, я открывал для себя слово «война» с новой стороны. Теперь она уже не казалась невероятным приключением. Война, словно хищница, разевала свою страшную пасть, чтобы поглощать миллионы жизней. Никогда еще я не видел столько боли в глазах, как у Ольги Михайловны… День моего возвращения домой пришелся на воскресенье. Родители расцеловывали меня, как будто не видели вечность. Сестра засыпала вопросами о Ленинграде. Зоркий увивался хвостом, не давая проходу. После обеда я услышал под окном знакомые голоса: - Ванька, привет! Побежали в «войнушку» играть! Впервые я медлил. Ребята недоуменно смотрели в мою сторону. - Сашка, Андрюха, вы бегите пока без меня, я потом… - Странный ты какой-то. Ну, как знаешь! Больше я так и не смог играть в «войнушку», не смог стрелять, брать в плен, пытать, даже понарошку. Глаза Ольги Михайловны навсегда убедили меня в том, что война не может быть игрой, что дороже мира нет ничего на свете. |