Гонсалес К. - Целуйте меня! Как воспитывать детей с любовью - 20. Рассказ о хорошем мальчике и рассказ о дурном мальчике
Скачать 0.94 Mb.
|
Уходите, пока он не уснул Оказывается, нельзя позволять ребенку засыпать у вас на руках, или укачивать его в кроватке, или петь ему колыбельную, или сидеть с ним, пока он не уснет. Сторонники этого мифа доходят даже до того, что настаивают: если вдруг ваш ребенок уснул не в своей кроватке (покажите мне родителей, ребенку которых не случалось засыпать в машине!), его необходимо разбудить и уложить на положенное место бодрствующим. Миф о необходимости засыпать в одиночестве оправдывают поверьем, будто, засыпая, младенцы неким чудесным образом запоминают все, что их окружает. Так что если, проснувшись посреди ночи, ребенок вдруг не увидит все в точности таким же, как было, когда он засыпал, он запаникует и ударится в плач: Ребенок должен ассоциировать сон с набором окружающих предметов, остающихся рядом с ним на всем протяжении ночи: кроваткой, медвежонком и т. п.15 Иными словами, когда ваш ребенок ночью плачет и зовет маму, он делает это чисто автоматически, по привычке, просто потому что видел вас, засыпая. Роль матери может с успехом исполнять плюшевый медведь, и у него есть то преимущество, что он может оставаться с ребенком и утешать его в течение всей ночи, в отличие от вас. Почему – в отличие от вас? Потому что матерям не хочется всю ночь терпеть ребенка, а игрушечным медвежатам это без разницы. Но что если вам хочется его терпеть, хочется быть рядом? Это не имеет значения, извольте делать, что вам специалисты говорят, и точка. Любопытно, что среди этих окружающих предметов исповедующие данную гипотезу часто упоминают мобиль, висящий над кроваткой, или картинку на стене. То незначительное обстоятельство, что, просыпаясь среди ночи, ребенок оказывается в кромешной темноте и потому ничего этого видеть не может (отчего, согласно этой теории, он должен тут же начать плакать, чтобы кто-нибудь включил ему свет), веры их ничуть не умаляет Что же тогда насчет детей, которые засыпают светлым летним вечером, а просыпаются темной ночью? Или тех, что засыпают под бормотание телевизора, долетающее из соседней комнаты или соседнего дома, а просыпаются в полной тишине? Почему исчезновение некоторых элементов окружающей обстановки ребенка, как видно, ничуть не беспокоит? Быть может, есть разные категории предметов обстановки, быть может, одни для ребенка важнее других? Проведем эксперимент. Мамы, возьмите своего ребенка с его игрушкой сегодня вечером к себе в кровать. Попросите мужа на цыпочках прокрасться в комнату в первом часу ночи, взять игрушку и пойти спать на другой кровати. А завтра повторите то же самое наоборот: попросите мужа тихонько разбудить вас в час ночи и уходите вместе с ним спать в другую комнату, а ребенка оставьте одного с игрушкой. Думаете, в обеих ситуациях он отреагирует одинаково? Конечно, нет. Если муж заберет игрушку, ребенок даже не пикнет (если только это не Та Самая Игрушка, одна из тех, с которыми дети никогда не расстаются; то, что психологи называют переходным объектом. Такие игрушки всего лишь замещают мать; дети, которых часто обнимают и берут спать с собой, редко заводят себе переходные объекты, потому что в них не нуждаются). Просыпаясь среди ночи, ребенок плачет и требует вовсе не последний предмет, что он видел, и вообще не предмет – он зовет живого человека. И вовсе даже не любого. Если ваш ребенок уснул на руках у постороннего человека, кого он позовет посреди ночи – его или вас, свою маму? Есть ли хоть какое-то доказательство того, что дети, которые, засыпая, видят родителей, просыпаются чаще? Единственные исследования, проведенные с целью подтвердить эту гипотезу, – это работы американских ученых доктора Адэра и коллег. В первом своем исследовании66 они обнаружили, что каждый третий девятимесячный младенец засыпал в присутствии родителя. За неделю, предшествовавшую исследованию, дети, засыпавшие одни, за ночь пробуждались три раза, а те, кому необходимо было присутствие взрослого, шесть раз. Ученые предположили, что имеет место причинная взаимосвязь (присутствие взрослого при засыпании заставляет детей просыпаться), однако легко представить себе иные возможные объяснения. Например, учитывая, что педиатры и авторы книг по уходу за детьми, особенно в англоязычных странах, годами убеждали родителей оставлять детей засыпать в кроватках одних, можно предположить, что родители, не следовавшие их советам, наверняка поступали по-своему и в других аспектах воспитания детей. Или же родители чувствовали необходимость оставаться с ребенком именно потому, что тот плохо спал. Или, быть может, они были из тех родителей, что с большей готовностью откликаются на нужды своих детей, и потому ночью чаще прибегали на их плач (критерием пробуждения по ночам, по доктору Адэру, было то, что родителям приходилось вставать и идти успокаивать ребенка; количество пробуждений, на которые не обращали внимания, не подсчитывалось). Во втором своем исследовании67 те же ученые выдали родителям четырехмесячных младенцев письменную инструкцию оставлять тех засыпать в кроватках одних и даже будить, если те случайно уснут в их присутствии. Спустя девять месяцев родители должны были заполнить такой же, как и в первом исследовании, опросник. Дети из первого исследования выполняли роль контрольной группы. Процент родителей, остававшихся с детьми до того, как те уснут, упал с 33% до 21%. Среднее число ночных пробуждений в неделю сократилось с 3,9% до 2,5%, а процент детей, пробуждавшихся за неделю семь и более раз, снизился с 27% до 14%. Среди детей, участвовавших в этом эксперименте, те, что засыпали одни, просыпались лишь 1,6 раза в неделю, сравните с 6 разами в неделю у тех, кто засыпал в присутствии родителя. Авторы исследования пришли к выводу, что их метод чрезвычайно эффективно снижает количество пробуждений. Однако они никак не объяснили то, каким образом, изменив поведение лишь 12% родителей, они смогли чрезвычайно эффективно» заставить засыпать самостоятельно на 13% больше детей (это как если бы они сказали: «Наш антибиотик настолько эффективен, что из двенадцати пациентов выздоровели тринадцать!»). Удивляет также то, что в первой группе дети, засыпавшие самостоятельно, просыпались 3 раза, а во второй – 1,6 раза, почти вдвое реже. Чем объяснить такое значительное расхождение, если и тех и других якобы укладывали одинаково? Либо число пробуждений колеблется случайно и потому не может считаться значимым показателем (в таком случае какой вообще смысл всего этого исследования?), либо во втором случае родители делали что-то, чего не делали прежде. Мне стало интересно, так что я написал авторам этого исследования и попросил копию инструкции, которую они выдавали участвовавшим в эксперименте родителям. Оказалось, что помимо рекомендации оставлять ребенка засыпать в кроватке одного, в ней также говорилось, что, если ребенок ночью проснется, родители «должны подождать несколько минут» и только затем подходить к нему – на тот случай, если ребенок заснет самостоятельно (Робин X. Адэр, личное письмо, 1992). Можно предположить, что часть родителей следовала обеим рекомендациям, а часть обе их проигнорировала. Родители, позволявшие ребенку засыпать в их присутствии, прибегали к нему, как только тог просыпался. А те, кто оставляли его засыпать самостоятельно, ночью делали вид, что не слышали плача, и не приходили. Учитывая, что за пробуждение считались только те случаи, когда родители приходили к ребенку, вторая рекомендация исследователей искажала результаты эксперимента и вносила ложную связку между оставлением ребенка засыпать в одиночестве и игнорированием плача. Дети, кровати и секс Говорят, что присутствие в спальне детей мешает интимной жизни их родителей. Но это неправда. Когда дети спят, они спят очень-очень крепко; и когда ребенок спит в постели родителей, его можно взять и ненадолго переложить в кроватку. Конечно, он может внезапно проснуться, но такое может случиться и в отдельной комнате, и если в течение двух минут к нему никто не подойдет, ребенок в любом случае примется кричать изо всех ил. К тому же день не ограничивается вечером, а дом – спальней. Если вы не можете придумать, как вам уединиться, пеняйте не на ребенка. Экстремальная версия этого мифа гласит, что женщины могут класть детей в свою постель специально как преграду для мужа: Если в отношениях родителей есть напряженность, совместный сон с ребенком может помочь им избежать конфронтации и интимной близости <...> вместо того чтобы помогать ребенку, вы пользуетесь им для того, чтобы избежать необходимости решать собственные проблемы17. Мне подобные замечания кажутся просто оскорбительными. Конечно, у некоторых супружеских пар есть проблемы, но почему эти нехорошие люди, видя ребенка в родительской кровати, думают сразу об этом? Почему никому не приходит в голову утверждать противоположное: «Если в отношениях матери и ребенка есть напряженность, совместный сон с мужем может помочь им избежать конфронтации и близости кормления <.. > и вместо того чтобы помогать мужу, вы пользуетесь им для того, чтобы избежать необходимости решать собственные проблемы»? Подобное замечание оскорбительно как для матери (автор обвиняет ее в том, что она не любит своего мужа, лишь за то, что она любит ребенка), так и для отца. Если у вас нормальный муж, для того чтобы избежать интимной близости хватает обычного «у меня болит голова». Если бы ваш муж был грубым животным, не принимающим отказа, думаете, его остановило бы присутствие младенца? А даже если бы это было единственным, что защищает женщину от насилия со стороны собственного мужа, кто дал бы нам право не позволять ей отчаянно цепляться за это, последнее средство? Полезный плач С большим удовлетворением он взирал на свою любезную супругу и поощрительным тоном просил ее хорошенько выплакаться, так как, по мнению врачей, это упражнение весьма полезно дм здоровья. «Слезы очищают легкие, умывают лицо, укрепляют зрение и успокаивают нервы, – сказал мистер Бамбл. – Так плачь же хорошенько>. Чарлз Диккенс. «Оливер Твист» Плач – очень полезное для здоровья занятие, он прекрасно вентилирует легкие. Фриц Штирниман. «Ребенок» Подумать только, и пульмонологи до сих пор не в курсе! Плач, вполне может статься, – лучшее лечение от хронических бронхитов и астмы! Но я здесь собираюсь говорить вовсе не о плаче и его воздействии на легкие – идее настолько избитой, что Диккенс высмеивал ее еще за сто лет до того, как Штирниман со всей серьезностью возродил эту концепцию. Нет, я хочу обсудить новую, намного более коварную теорию. Доктор Алета Солтер рекомендует обращаться с детьми с любовью и уважением, почаще их обнимать, спать вместе с ними и кормить грудью. Многие матери, чьим идеям это созвучно, с удовольствием читают ее книги. Однако когда речь заходит о плаче, она позволяет себе несколько более чем спорных утверждений. Во-первых, она приписывает плачу странную выделительную функцию, словно он работает в тандеме с почками68: Исследования показывают, что «хорошо поплакать» полезно в любом возрасте и что при стрессе слезы восстанавливают химический баланс в организме. И конечно же, если плач полезен вам, нужно давать поплакать и детям. Но если ребенок продолжает жаловаться и капризничать даже после того, как мы удовлетворили все его первичные потребности, его нужно взять на руки, обнять и с любовью дать выплакаться. Я готов согласиться с фразой «удовлетворить все его первичные потребности» (да и не только первичные). Мы действительно не всегда можем сказать, что не так с нашим ребенком, можем перепробовать все, а тот все равно безутешен, и в такие моменты лучше всего обнять ребенка и дать почувствовать, что мы его любим, что мы рядом. Но проблема в том, что доктор Солтер, как представляется, вообще против того, чтобы плачущих детей утешали. В детстве родители наверняка пытали утешить нас, когда мы плакали. Быть может, давали нам каждый раз игрушку или конфетку или укачивали, думая, что именно этого нам и не хватало. Она думает, что укачивание, колыбельные, кормление по требованию, развлечения или игры – это все репрессивные меры по недопущению слез и потому – зло. Некоторые матери под влиянием ее теории прекращают утешать своих детей. И когда те – вполне предсказуемо! – начинают плакать еще сильнее, доктор Солтер пытается убедить их в том, что это – хороший знак: наконец-то ребенок выпускает накопившиеся слезы, которые мы своими нежностями подавляли. Я не верю в эту теорию. Это все та же самая старая идея дать ребенку выплакаться, но только прикрывающаяся новой гипотезой, столь же абсурдной, сколь и та, что плач вентилирует легкие. Доктор Солтер лишает ребенка права слова: если мать думает, что ребенок голоден, она дает ему грудь, чтобы он поел. Но если она думает, что ребенок не голоден, она решает, что тому просто нужно поплакать. Но кто дал ей право решать, голоден ее ребенок или нет, хочет он грудь или хочет поплакать? Предвидя, что у матерей для этого нет объективного основания, доктор Солтер предлагает вернуться к жесткому распорядку кормлений: если ребенок плачет не по расписанию, очевидно, что он «не может» быть голодным. Часы лучше разбираются в потребностях ребенка, чем он сам! По сути она предлагает родителям сказать ребенку: «Если я тебя укачаю, обниму, дам грудь или игрушку, ты перестанешь плакать, но я ничего этого не сделаю, потому что хочу, чтобы ты плакал. Но я всегда готова просто взять тебя на руки, даже если просишь ты меня вовсе не об этом». Мне это кажется абсурдным и жестоким. Я верю в то, что дети, как и взрослые, плачут, чтобы что-то выразить, чтобы попросить нас о помощи. В норме, когда рядом никого нет, мы плачем или улыбаемся молча. Во всеуслышание мы плачем или смеемся, когда мы в компании, когда нас кто-то может услышать. Дети плачут, чтобы мы что-то сделали, а не чтобы мы стояли и смотрели на них. Если после того, как мы хорошенько поплакали, мы и чувствуем себя лучше, так это не оттого, что мы вывели из организма вредные вещества, а оттого, что плач заставил других что-то предпринять, что нас кто-то утешил, позаботился о нас5. Семья, узкий круг общения Ибо человек желает Всегда, что наиболее запретно. Торквато Тассо. «Освобожденный Иерусалим» Еще одна модная идея в педагогике – устанавливать детям границы. Этой новой науке посвящены целые книги69. Естественно, устанавливают их ради блага самого же ребенка: Устанавливая границы, вы помогаете ребенку, даете столь важную ему поддержку, задаете пределы, в которых он может беспрепятственно и безопасно перемещаться. Конечно, важно задавать детям пределы, ведь иначе это будет полный беспредел. Представляете, какой будет кошмар? Ребенок, не знающий границ, выцарапает глаза всем своим друзьям, будет есть по 200 конфет в минуту, выпрыгнет с балкона. Ребенок без границ превратится в ужасное, шокирующее, отвратительное существо, которое... ну... э... А откуда мы, собственно, знаем, как он должен выглядеть, если сами мы с такими детьми почему-то никогда не сталкивались? Девочка, которая не знала границ Марте очень уютно лежать в своей кроватке, но ее зовет мама, и ей придется встать. Ну почему, почему ей нельзя полежать еще полчасика? Или даже еще лучше – зачем вообще идти в школу? Надо, чтобы каждый день были каникулы, каждый день пляж или катание на велосипеде. Нет, еще лучше – на лошади! Если бы у нее была собственная лошадь, она бы давала ей сахар и морковки, скакала бы на ней совсем одна и открывала новые страны. Ну, может, не одна, а с Изабель, Изабель хорошая. Но мамин голос разрушает все ее фантазии. Хорошо, хорошо, встаю! Как же ей надоело по утрам умываться, ведь вода такая холодная. И мыло воняет ужасно. У Изабель дома мыло пахнет приятно. И платье это она терпеть не может. И кроссовки «Акме» просто ужасные, все остальные девочки носят «Косме», но папа не хочет покупать ей новые, пока она старые не сносит. Марта уже давно бросила напоминать маме, что она хочет какао с молоком, а не наоборот – мама ведь не понимает, что настоящее какао должно быть черным. Круглые крекеры, ха! Квадратные куда вкуснее. И почему это она должна чистить зубы после завтрака? Все ее подружки чистят только перед сном. Ладно, ладно, хорошо. И паста эта жжет, неужели нельзя купить со вкусом клубники? В школу Марте нужно надевать рюкзак. И идти туда пешком. Мама не хочет подвозить ее, она говорит, что ради 200 метров машину гонять не будет. Марта останавливается перед витриной магазина игрушек и просит маму купить ей электрический поезд. «Попроси ближе к Рождеству», – говорит мама и оттаскивает ее от витрины. Марта останавливается посмотреть, как собачка писает на стену – мама снова ее оттаскивает. Марта останавливается пошлепать по луже – то же самое, да еще и выговор. В школе скукотища. Ни встать, когда хочется, ни сесть рядом с Изабель, ни поболтать, ни посмеяться, нужно смотреть на учителя, нужно слушать учителя. Сдайте домашние задания, откройте учебник, возьмите чистый лист бумаги, диктант, сиди прямо, наточи карандаш, не видишь, он затупился? Сделайте упражнение № 30, нарисуйте корову, страницу 42 дочитаем завтра. – А теперь, Марта, повтори-ка таблицу умножения на 3. С каких это пор трижды шесть будет девятнадцать? Ну-ка, кто подскажет Марте, сколько будет трижды шесть? – Изабель сказала, что больше с тобой не дружит, потому что ты играла с Соней... – Ну и скажи ей, что она дура, а я буду играть с кем захочу… – Так, девочки, что вы там такое важное обсуждаете, что не может подождать до конца урока? О нет, опять на обед горошек! И дурацкая Изабель не хочет садиться с ней рядом. Гляньте, как она болтает с Аной, специально ей назло! Фу-у, корова... Дорога от школы домой – просто блеск. От булочной оттаскивают («Никаких шоколадных булочек!»), от игрушек оттаскивают («Никакого электрического поезда!»), от компьютерного магазина оттаскивают («Никаких новых игр!»), от киоска тоже оттаскивают («Никакой жвачки!»). – Ну все, Марта, ты меня сегодня доведешь! (Ага, сегодня, вчера, и в любой другой день). – Прежде чем смотреть телевизор, сделай уроки! – Немедленно кончай смотреть телевизор, ужин готов! – Сначала накрой для всех на стол! – Сколько раз тебе говорить: вымой руки! Ты сама-то их видела? О нет, опять горошек. Мам, можно мне жареной курочки?.. Что-о-о? Рыба?! – А шоколадного мусса нет? – Сначала поешь фруктов. – Я не хочу фруктов... – Фрукты полезные. – А я не хочу... – Съешь грушу. – Нет, я не люблю груши... А бананов нет? – Нет, есть груши или яблоки. – Нет, я хочу мусс. – Марта, не дерзи маме! – Хны-ы-ы! – Ладно, ладно, вот тебе твой мусс, только не плачь. Всем стоять! Вызывайте полицию! Видели, видели, что она сделала!? Марта добилась своего! Всего-то и надо было пролить пару слез – и мамочка мгновенно пошла на попятную. Марта – идеальный пример девочки, которая ВСЕГДА добивается своего! Абсолютно испорченный ребенок. А все оттого, что родители не умеют устанавливать ей границы. Они ей позволяют ВСЕ, что она ни попросит. У этой девочки серьезное расстройство поведения. Ребенок, который видит, что взрослые удовлетворяют любое его желание, как правило, глубоко несчастлив, потому что не может насытиться. Родители, бесконечно балующие своих детей, провоцируют их на все новые и новые требования69. Не бойтесь, от того, что Марта «добилась своего», ничего дурного с ней не случится. Наоборот, опыт получения желаемого время от времени, доказательство того, что в жизни хоть что-то тебе подвластно, что ты можешь чего-то добиться, можешь чего-то желать, получать, влиять на других, – все это скорее всего необходимо для развития личности ребенка. Потому что Марта, как и любой другой ребенок, постоянно занимается тем, что слушается и повинуется – не десятки, а сотни раз на дню. Требуя мусс, Марта учится четко выражать свою точку зрения и требовать к себе уважения; через пару лет она научится делать это без плача и крика, а когда вырастет, мы убедимся в том, что все это – положительные черты характера. Мама показывает, что она ее действительно любит, что она ценит ее как личность и что принимает во внимание то, что та говорит и думает. Она своим примером учит Марту идти на уступки. Конечно, если бы она хотела сделать это по всем правилам, ей следовало бы держать себя с чувством большего собственного достоинства. Вместо того чтобы кричать: «Ладно, ладно, вот тебе твой мусс, только не плачь», она могла бы, не повышая голоса, сказать: «Хорошо, если ты предпочитаешь мусс, можешь съесть мусс». Должны ли мы вечно поддаваться требованиям собственных детей? Конечно же, нет. Не потому, что это невозможно, а потому, что мы их этим испортим. Детей, которые не знают границ, не бывает. В жизни и так полно физических преград, над которыми ни дети, ни их родители не властны. Ребенок не может летать, он не может всегда выигрывать у своих друзей и не может помешать дождю испортить выходной на пляже. Временами вы заставляете его делать что-то или запрещаете делать что-то другое по более чем разумным причинам (по крайней мере, таковыми они кажутся вам самим, у других родителей на этот счет может быть свое мнение): «Ты должен идти в школу», «Ты должен делать уроки», «Ты должен вовремя ужинать», «Ты должен мыть руки перед едой»; «Нельзя есть столько сладкого», «Тебе уже достаточно мороженого», «Мы не можем поехать на лето в Париж», «Эта игровая приставка слишком дорогая», «Я не хочу, чтобы ты столько сидел перед телевизором», «Тебе нельзя выезжать на велосипеде на шоссе, там слишком много машин», «Бросай игрушки, мы идем в гости к бабушке с дедушкой», «Тебе пора купаться», «Подними свою грязную одежду», «Не трогай ручки на плите», «Нет, мы не можем завести в квартире собаку». Если для счастья и для развития личности и характера ребенку нужны границы, то абсолютно все дети в любой стране, и бедные, и богатые, и в строгости воспитанные, и «испорченные», ежедневно, к вящему своему удовольствию, сталкиваются с сотнями таких ограничений. Кстати, почему считается, что ограничения нужны ребенку именно для счастья и без них он несчастен? Дети что, действительно настолько чужеродны, настолько не похожи на нас, что их желания и нежелания диаметрально противоположны нашим? На взрослых ограничения обычно оказывают совсем иное действие: они делают нас несчастными (нам не отвечают взаимностью, мы не можем позволить себе отдохнуть за границей, мы должны сидеть на диете без жиров, мы вынуждены жить в тесной квартире, наша команда проиграла матч), тогда как то, чего нам удается добиться или осуществить, делает нас счастливее. Как может быть правдой утверждение, что нехватка границ делает ребенка несчастливым? Представьте: вечер четверга; маленький Луис сидит и занимается тем, что, ловко или не очень, вырезает ножницами картинки из старого журнала. Папа говорит ему, что у него отлично получается, и когда мама приходит домой с работы, он с гордостью (и так, чтобы Луис это слышал) говорит ей: «Смотри, как он здорово все вырезал по контуру! Подумать только, какой умница, а ему ведь всего-то два годика!» Вдохновленный такой похвалой, два дня спустя Луис повторяет представление на бис, но, – о ужас, ужас! – мама на него кричит: «Погляди, что ты сделал с журналами, дрянной мальчишка! Этот ребенок меня доведет!» – а папа мигом встает на ее сторону: «Ты очень плохо себя вел, на сегодня больше никакого телевизора!» Полагаю, что, говоря о том, что для счастья детям нужны четко обозначенные непротиворечивые границы и предсказуемое пространство для действий, люди думают именно о таких эксцессах. Очевидно, что нелегко быть счастливым, если то, за что вчера хвалили (или просто не ругали), завтра спровоцирует крики и наказание. Но отчего именно несчастен ребенок – от непоследовательности родителей или от того, что они на него кричат? Потому что последовательным с ребенком можно быть по-разному: • Можно отныне каждый раз, как тот вырезает картинки из журналов, его хвалить. • Можно отныне каждый раз, как тот вырезает картинки из журналов, на него кричать и наказывать. В обоих случаях ребенок получает четко обозначенное правило с предсказуемым результатом. По логике некоторых теоретиков, в обоих вариантах маленький Луис будет одинаково счастлив. Но мы-то с вами подозреваем, что в первом случае он будет во сто раз счастливее. Если же, напротив, мы уберем крики и наказания, тогда непоследовательность родителей уже не покажется нам чем-то таким уж ужасным. Иногда Луис вырезает картинки, и родители прыгают вокруг него от восторга. А иногда он их вырезает, а родители на это ничего не говорят. Иногда, когда он сидит и вырезает, родители мягко и без криков говорят ему: «Ну все, Луис, на сегодня уже достаточно», «Не трогай ножницы, ты порежешься» или «Оставь этот журнал, ты его испортишь». Реакция родителей в этом случае непредсказуема и варьируется от очень позитивной до умеренно негативной. Думаете, это сделает Луиса несчастным? Мне так не кажется. Мне не кажется, что дети настолько хрупки или что мы, их родители, настолько последовательны. Большинство из нас в разных ситуациях реагирует по-разному, в зависимости от настроения, проблем, которые нас в этот момент беспокоят, или от простой случайности; и непоследовательность наша не ограничивается воспитанием детей, но затрагивает многие другие сферы нашей жизни. Способность подстраивать границы под разные ситуации называется гибкостью, а гибкость – это то качество, которому всем нам следовало бы научить своих детей (собственным примером). Неспособность придерживаться заданных границ называется человеческой слабостью, и умение понимать человеческие слабости – это тоже качество, которому нашим детям предстоит научиться. К тому же границы могут быть сколь угодно жесткими, неизменными, четко обозначенными и последовательными, но ребенку все это будет неочевидно. Он может быть еще слишком неосведомлен или слишком мал, чтобы понять все нюансы ситуации, и наши логичные, рациональные реакции покажутся ему произвольными и абсурдными. Если родители Луиса, так меняющие свое отношение день ото дня, показались вам немного неуравновешенными, не беспокойтесь, они – нормальные. Просто иногда Луис вырезает картинки из старых журналов, а иногда – из брошюр, которые его мама коллекционирует. Иногда он делает это детскими ножничками с тупыми лезвиями и концами, а иногда берет острые портняжные ножницы, которые в некоторых фильмах даже используют как орудие убийства. Иногда он занимается вырезанием во время игр, а иногда – когда пора идти купаться или ужинать. Иногда он вырезает в коридоре, а иногда – в гостиной, засыпая пол обрезками бумаги, да еще и врезаясь в персидский ковер. Разве не могут его родители реагировать на все эти ситуации по-разному? И какая разница для ребенка, меняются ли границы по прихоти взрослых или неподвижны, если сам он этого понять не в состоянии? Нет, я не призываю вовсе не устанавливать детям ограничений – по одной простой причине: это было бы невозможно. Я хочу сказать только то, что не нужно устанавливать надуманных границ и границ с подвохом. Если ребенок просит о чем-то, что ему не навредит, не разрушит окружающую среду, на что у нас хватает денег и времени, не говорите ему «нет» лишь ради того, чтобы установить ему границы или приучить его к послушанию. Если вы отказали ребенку и видите, что его реакция неадекватна, быть может, вы неверно оценили ситуацию, быть может, то, в чем вы ему отказали, для него намного важнее, чем вам казалось? Тогда давайте заново переосмыслим свое решение в свете новых открытий: подхватит ли он ужасную заразу, если помоется завтра, а не сегодня? Наступит ли конец света от того, что мы дождемся конца его любимого мультика и уже после пойдем на прогулку? Замерзнет ли он до смерти, если не наденет кофту? Если же мы все-таки решим не поддаваться, если ему придется пойти в школу, закончить уроки, немедленно выключить телевизор, сможем ли мы повести себя как старшие, но не во властной манере отдать приказ, а без криков и угроз смириться с его фрустрацией и тем, что он соглашается неохотно, без улыбки до ушей, как послушные мальчики и девочки в фильмах? Известно, что гренадеры Наполеона «роптали, но верно шли за ним»70; даже он не мог заставить их подчиняться, не выказывая недовольства. С темой границ связано и широко распространенное поверье, что маленькие дети занимаются странным и только им одним свойственным занятием – проверкой запретов на прочность; только им одним, потому что ни один взрослый подобными глупостями, дескать, не занимается. Представьте, что как-то вечером к вам заходит подруга и говорит: «Ой, какая миленькая вазочка!» Она берет ее, разглядывает, та выскальзывает у нее из рук, и вот уже антикварная фарфоровая ваза (семейная реликвия, бабушкино наследство) разбита на тысячи кусочков. Зачем она это сделала? Проверяла ли она на прочность границы? Если немедленно ее не наказать, она теперь будет бить все вазы, до которых только дотянется, и к тому же примется рисовать на обоях и выкручивать на кухне газ, потому что утратила к вам всякое уважение? Что за чушь! Вазу она уронила по неосторожности, она очень этим расстроена и безостановочно просит у вас прощения и, несмотря на все ваши уверения, что беспокоиться нечего, в ближайшие несколько лет и близко больше ни к одной вазе не подойдет. А если на месте подруги оказалась ваша дочь? С какой стати вы станете подозревать ее в каких-то иных мотивах? В любом случае, разница между подругой и дочерью – в знаниях и опыте. Двухлетняя девочка не знает, что фарфор хрупкий, а пластик – нет; кроме того, она не способна спокойно стоять на месте, а пальцы у нее не такие ловкие. Конечно же, вам придется постепенно научить ее, с чем можно играть, а с чем – нет, и что с хрупкими предметами нужно обращаться осторожно. Но она никогда не подумает: «Давайте проверим, как далеко они мне дадут зайти. Разобью-ка я вазу и посмотрю, сойдет мне это с рук или нет». Это вам хватило ума оставить бесценную вазу там, где до нее может дотянуться двухлетний ребенок. Когда в доме появляются дети, ценные предметы убирают повыше или под замок и не возвращают, пока младшие из детей не научатся вести себя ответственно. А до тех пор у вас есть отличная возможность разложить повсюду все эти ужасные сувениры, которые вам надарили гости и от которых вы никак не можете избавиться. Что делать, если ваша дочь только что разбила бесценную вазу? Выбирайте один из вариантов: А) Дать ей по рукам. Б) Сказать: «Погляди, что ты наделала! Сколько раз тебе говорить быть осторожнее! Ты меня уже достала!» В) Наказать ее, не взяв гулять в парк. Г) Сказать: «Мне эта ваза очень нравилась, она была очень ценная, и это все, что у меня оставалось в память о моей бабушке. Я очень расстроилась, и это все твоя вина. Надеюсь, ты довольна». Д) Сказать: «Ты выплатишь мне половину ее стоимости, так что отныне и до Рождества ты получаешь только половину карманных денег». Е) Сказать: «Ах, какая жалость, ваза разбилась! С ними нужно быть ужасно осторожными, это не игрушки. Давай скорее подметем осколки». Ж) Сказать: «Не расстраивайся, это всего лишь старая ваза». Заметьте, что если бы вазу разбила ваша подруга, соседка или невестка, вы бы, не раздумывая, выбрали последний вариант. Вы бы повторяли и повторяли это, пока та до посинения перед вами извинялась. И знаете, мне кажется, что для восьмилетней девочки это тоже наилучший вариант ответа. Она уже достаточно взрослая, чтобы знать и то, что вазы ценные и обращаться с ними нужно аккуратно, и то, что вы скрываете, как вам досадно, чтобы ее не расстроить. Ей грустно, стыдно, и она все что угодно сделала бы, лишь бы не разбивать ту вазу. Ей не требуется никаких упреков или лекций. Вариант «Д» среди родителей маленьких детей тоже пользуется популярностью, хотя мне это кажется довольно-таки мелочным. С подруги бы вы денег никогда не спросили и не приняли бы, если бы та сама их стала предлагать, даже если бы ее зарплата это с лихвой позволяла. Как можно требовать денег с несовершеннолетнего ребенка, который даже на мороженое себе заработать не в состоянии? Если вазу разбила ваша двухлетняя дочь, вариант «Ж» может быть не самым удачным выбором. Она может вам поверить и начать думать, что между разбитой вазой и лопнувшим шариком особой разницы нет. Для этого возраста вполне уважительным, доходчивым и педагогичным представляется вариант «Е». Но все равно держите хрупкие предметы в надежном месте, потому что маленькие дети не всегда все понимают с первого раза. |