реформы в гму. Реформирование российской государственной службы - StudentLib. Реформирование российской государственной службы
Скачать 0.53 Mb.
|
ПОВОЛЖСКАЯ АКАДЕМИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫКУРСОВАЯ РАБОТА по специализации "Государственная служба" на тему: Реформирование российской государственной службы Выполнил: студент з/о ** группы 6 курса спец. 0610 *************** САРАТОВ 2000 г. СОДЕРЖАНИЕ Введение. ……………………………………………………………3 1. Оценка современной российской государственной службы. Предпосылки ее реформирования. ……………………….5 2. Сущность и принципы реформирования государственной службы. …………………………………..13 3. Социальные аспекты реформирования государственной службы: зарубежный опыт и Россия. …………………………………………………………20 Заключение. ………………………………………………………...27 Список литературы. ………………………………………………28 Введение Слово "служба" имеет много значений. Под службой понимается и вид деятельности людей, и ведомственное подразделение (служба уголовного розыска МВД и др.), и самостоятельное ведомство (федеральная служба внешней разведки, федеральная налоговая служба). Мы будем рассматривать службу как один из видов платной общественно полезной деятельности, которая состоит в управлении, его обслуживании (делопроизводственном, техническом и др.) или социально-культурном обслуживании людей. Служащий - это гражданин, занимающий должность в какой-либо организации и за вознаграждение осуществляющий управленческую деятельность, либо социально-культурное обслуживание (врач, учитель, библиотекарь, инспектор, начальник цеха и т.д.). Все служащие - это профессионалы управления, социально-культурного обслуживания. Гоголь считал, что Россию погубят дороги и дураки. В современной России несколько иное представление о причинах наших бед. В частности, мы считаем, что перспективам формирования в нашей стране правового государства и гражданского общества серьезно угрожают две крайне опасные деструктивные установки: неверие в право и почти иррациональные нелюбовь и недоверие к чиновничеству. Установки эти присущи не только нашему массовому, но, увы, также немалой части и "просвещенного" сознания. Разумеется, обе они имеют мощные и вполне объективные исторические корни и к тому же постоянно подкрепляются наблюдаемой практикой нашей государственной жизни и общения рядового гражданина с государственной машиной. Однако от этого не легче. Если нашей целью является не просто тотальная критика былого и сущего, а стремление выскочить наконец из беличьего колеса "печальной и многотерпеливой истории" России и создать достойное великого народа общественное устройство, то такая позиция мало помогает. Но для того чтобы отношение к праву и государству изменилось, нужно, чтобы само оно тоже менялось. Известно высказывание Отто Бисмарка о том, что «с плохими законами и хорошими чиновниками управление еще возможно, но с плохими чиновниками не помогут никакие законы». В ст. 3 Закона об основах государственной службы содержится такое определение: «Государственным служащим является гражданин Российской Федерации, исполняющий в порядке, установленном Федеральным законом, обязанности по государственной должности государственной службы за денежное вознаграждение, выплачиваемое за счет средств федерального бюджета или средств бюджета соответствующего субъекта Российской Федерации». Государственный служащий занимает государственную должность и в установленном порядке использует соответствующие права, реализует должностные полномочия, выполняет государственные функции. Содержанием государственной службы является обеспечение исполнения полномочий государственных органов, оборона страны, охрана правопорядка. Государственные служащие выполняют государственные функции. Необходимо отметить, что государственную службу закон связывает с исполнением полномочий, а значит, с осуществлением исполнительной власти. Задачи, стоящие перед государством, решаются именно государственной службой. В своей работе госслужащие используют определенные технические средства, но в основном их достижения, эффективность деятельности всего аппарата, зависят от организации труда, умения, добросовестности, активности служащих. В этой курсовой работе мы обращаемся к одной из самых насущных проблем современной России – реформированию государственной службы, к концепции модернизации нашего государственного аппарата и, главным образом, к кадровому аспекту этой проблемы. При этом под кадровой политикой понимается система принципов и проводимых на их основе мероприятий, которые призваны обеспечить подготовку и селекцию кандидатов на должности в госаппарате, комплектование аппарата, вторичную селекцию, продвижение, переподготовку, стимулирование, гарантии и ответственность работников, а также их освобождение от работы. 1. Оценка современной российской государственной службы. Предпосылки ее реформирования Современный российский государственный аппарат лишь условно можно рассматривать в отрыве от его прямых предшественников – аппарата Российской империи и Советского Союза. Причем степень преемственности в ряде аспектов не просто велика – она больше, нежели даже аналогичная преемственность в обществах, не переживавших в нынешнем веке социально-политических катаклизмов, подобных нашим. И, пожалуй, интегрирующая российских чиновников всех времен черта состоит в том, что как нынешнее наше чиновничество, так и его предшественники "не дотягивают" до бюрократии в классическом, веберовском значении этого слова. Для этого его действия (во всяком случае, в советские времена) были чересчур уж тесно переплетены с политикой и, с другой стороны, недостаточно обезличены и связаны нормами закона. Самим же чиновникам сплошь и рядом не хватало и не хватает беспристрастности, да и просто компетентности в осуществлении своих полномочий, поскольку они, в отличие от веберовских бюрократов, отбирались и продвигались на основе не столько профессиональных достоинств, сколько "политических качеств" и (или) протекции. Помимо других своих ролей чиновничество в советское время выполняло роль мальчика для битья: политики любили демонстративно покритиковать неумелых или своекорыстных бюрократов, дабы дистанцироваться от непопулярных мер и продемонстрировать столь несложным способом свою "солидарность с народом". Между тем роль госаппарата в периоды, подобные нынешним, чрезвычайно важна и интересна. Да и вообще проблема роли чиновничества в эпоху политической трансформации – одна из ключевых, но, как можно видеть и из истории, и из современных попыток политических преобразований, универсального алгоритма ее решения до сих пор не найдено, а может быть, и вообще не существует. Проанализируем степень персональной преемственности между номенклатурой нынешней – "демократической" и прежней – "коммунистической". Так вот, по данным социолога О. Крыштановской, в 1995 г. в правительственных структурах 75%, а в бизнесе 61% были выходцами из старой советской номенклатуры1. При этом больше половины из них попали в номенклатуру даже не при Горбачеве, а еще раньше – при Брежневе2. Одни эти цифры ставят большой вопросительный знак над официальным тезисом о демократической революции и дают косвенное, но достаточно убедительное подтверждение концепции Е. Гайдара о происшедшей "номенклатурной приватизации государства". Он писал, в частности: "Коммунистическая олигархия сама стала могильщиком своего строя, впрочем, могильщиком расчетливым и корыстным, надеющимся обогатиться на собственных похоронах, точнее, превратить похороны своего строя в свое освобождение от него и рождение нового... тоже номенклатурного строя". Собственно, так и произошло: "...именно номенклатура (и ее "дочерние отряды" вроде так называемого комсомольского бизнеса) прежде других обогатилась в ходе раздела собственности"3. Однако вопрос о цене, которую общество так или иначе платит за разные варианты проведения реформ, выходит за пределы нашей темы. Мы же можем констатировать наличие социальной страты номенклатурных "мутантов", ценой определенных самоизменений, прежде всего внешних и вербальных, успешно переживших политические перемены и, более того, укрепивших благодаря им свое положение. Для сохранения выгодного бюрократической элите status quo за фасадом якобы радикальных политических перемен требовалось выполнение по меньшей мере двух условий в рамках прежних "правил игры": первое – "пастырской стратегии власти", второе – максимально возможной персональной и духовной преемственности элиты. Как теперь понятно, в номенклатуру лишь для виду и "строго по пропускам" было допущено некоторое число "пришельцев", в том числе и из демократов, причем "пропуска" выдавала прежняя номенклатура. Сами же "пришельцы" с течением времени либо достаточно быстро восприняли правила корпоративного поведения, либо были выдавлены из системы, в том числе из-за действительного недостатка профессиональной подготовки, но, разумеется, не только и не столько из-за этого. В целом наша административная система стала работать хуже, ибо, сохранив почти все свои прежние недостатки, приобрела и новые. Наиболее очевидный из них – снижение уровня профессионализма. Оно вызвано тем, что наиболее квалифицированные и способные аппаратчики покинули государственную службу, в основном переместившись в коммерческие структуры. Другое, более глубоко лежащее изменение вызвано, как это ни шокирующе звучит для настроенных по демократическому камертону ушей, исчезновением прежнего партийного "хозяина", который, пусть из соображений, далеких от подлинных общественных интересов, но все же достаточно жестко контролировал деятельность аппарата. Иначе говоря, аппарат служил, хотя и с ленцой и небескорыстно, не забывая о своих нуждах, своему партийному боссу. Теперь же прежний босс исчез, а служить обществу, как это, собственно, и должно быть, аппарат никто всерьез и не пытается научить. Борьба больше идет не за перестройку аппарата, а за роль его нового хозяина. В этих условиях, естественно, повысился уровень самостоятельности аппарата: освободившись от роли "слуги", он без шума, но весьма эффективно отвоевывает себе роль хозяина общества. Гигантски возрос и размах аппаратной коррупции, ставшей почти нормой поведения. К тому же перестал действовать прежний неформальный "кодекс административной морали". Разумеется, он был плох и нес с собой массу человеческих и организационных издержек. В частности, партийно-номенклатурные правила отбора и продвижения отнюдь не способствовали продвижению лучших кадров, а, напротив, отсекали независимо мыслящих, талантливых и настроенных на перемены администраторов. Но все же нормы этого кодекса как-то сдерживали разгул бюрократической безнаказанности. На смену же им пришел не новый, более совершенный кодекс, а почти полный моральный вакуум, или, как любят повторять наши усвоившие уголовный жаргон политики и журналисты, "беспредел". Само по себе стремление аппарата подчинить себе политику под флагом борьбы за независимость от произвола политиков характерно отнюдь не только для России, но имеет и некоторую российскую специфику. Как и на Западе, наша бюрократия стремится получить максимальное информационное преимущество, а также убедить общество и политиков в незаменимости своей компетентности. Еще М. Вебер отметил, что монополия на роль профессиональных экспертов – основа бюрократической власти. Отсюда и стремление к засекречиванию всего и вся. Однако в некоторых странах, например в США, этому стремлению существуют противовесы в виде как высокого профессионального уровня самих политиков, которых совсем не просто "водить за нос", так и возможности привлечения независимых экспертов из частного сектора. У нас же и разрыв между профессиональной компетентностью политика и администратора, как правило, очень велик в пользу последнего, и возможностей для независимого достоверного анализа гораздо меньше. Потому наши политики часто становятся заложниками информации и анализа, исходящих даже от не слишком квалифицированных чиновников. В 1995 г. порыв наших бюрократов к независимости своей корпорации получил наконец юридическое оформление в виде Федерального закона "Об основах государственной службы Российской Федерации". Этот образец "корпоративного устава" содержит, пожалуй, беспрецедентную для современных государств систему бюрократических чинов в трех измерениях: категории, группы, разряды. (Право, есть нечто символическое в этой трехмерности, ибо, как известно, мир тоже трехмерен, а бюрократия, стало быть, претендует быть неким "параллельным" миром.) Категорий три – "А", "Б" и "В"; групп пять, называются они "высшие...", "главные...", "ведущие...", "старшие..." и "младшие государственные должности государственной службы", причем нумерация идет вверх по должностной лестнице; разрядов пятнадцать – "действительный государственный советник РФ 1, 2 и 3-го класса", "государственный советник РФ 1, 2 и 3-го класса", "советник РФ 1, 2 и 3-го класса", "советник государственной службы 1, 2 и 3-го класса" и, наконец, "референт государственной службы 1, 2 и 3-го класса". Каждый "этаж" разрядов полностью соответствует определенному "этажу" должностей, так что рационального смысла в этом "третьем измерении" вроде бы не слишком много, кроме, разумеется, "бюрократической эстетики", превыше всего чтящей единообразие, регулярность и "похожесть на военных". Да и в самих названиях "титулов" и должностей больше всего безвкусного бюрократического тщеславия, сознания "избранности приобщенных" к государственной машине. Авторы Закона в этой части по существу возрождают дух XVIII столетия, умудрившись, однако, перещеголять даже Петра I с его тягой к казарменной унификации всего и вся. Не хватает лишь мундиров для чиновников. Во всяком случае, эта сетка чинов открывает гигантское поле "важной государственной работы" и возможностей потешить бюрократическое тщеславие многочисленных кадровиков и их начальников. Причем происходит это во времена, когда другие общества, даже такие традиционно стратифицированные, как Великобритания, стремятся преодолеть это наследие иерархического феодального общества. Мы же возрождаем институты, ставшие анахронизмом еще в XIX веке. Разумеется, Закон содержит и целый ряд норм, действительно способствующих формированию общественно необходимого статуса современной гражданской службы: введение квалификационных экзаменов, аттестаций и конкурсов на замещение вакантных должностей, ограничения, связанные со статусом государственного служащего, гарантии и привилегии служащих... Однако в целом все же, по моему мнению, в духе Закона преобладает не "merit system", т.е. принцип оценки и продвижения служащих на основе их заслуг и достоинств, являющийся основой современной государственной службы в развитых странах и даже вошедший в ее формальное определение, а желание создать режим воспроизводства и защиты чиновничьей касты. Другим и, возможно, самым эффективным способом институционализации нашей бюрократией своего особого статуса стало использование "смутного" переходного времени для приобретения наряду с фактическим и юридического контроля над гигантскими ломтями госсобственности. Оно шло несколькими путями – через формальное закрытое акционирование как предприятий, так и таких грандиозных государственных монополий, как, например, "Газпром"; через приватизацию особо лакомых кусков государственного "пирога"; через такие трудноуловимые комбинации, в результате которых, с одной стороны, как бы на пустом месте внезапно возникли миллиардные состояния, а с другой – целые сегменты национального достояния (как, например, пресловутые "деньги КПСС") просто растворились в воздухе. О. Крыштановская в упомянутой статье частично описывает механику последнего рода трансформаций через образование так называемого класса уполномоченных, т.е. главным образом людей, формально вроде бы не связанных с номенклатурой, но на деле являвшихся как бы ее доверенными лицами – "трастовыми агентами". Е. Гайдар и другие авторы называют происшедшее "конвертированием власти в собственность" или попросту "приватизацией государства". Иными словами, можно сказать, что при исчезновении прежнего партийного "хозяина" произошло "присвоение" государства бюрократией. Парадоксальным образом у нас реализовалась Марксова оценка прусского государства как "частной собственности бюрократии". Разумеется, сказанное выше не следует понимать как выдвижение "коллективного обвинения" против всех работников госаппарата. В нем есть немало честных и даже самоотверженных администраторов, а также просто "рабочих лошадок", далеких от всего этого передела собственности. Речь идет о социальном смысле событий. А кто за сценой управлял этим процессом и в какой мере он является криминальным, не будем сейчас судить. Как говорится, на это есть "компетентные органы". Да и неясно, насколько перспективной могла бы стать подобная "охота". Во всяком случае, в массовых размерах и при наших "традициях" она определенно не принесла бы ничего хорошего. Вообще представляется несправедливо односторонней и легковесной наша давняя традиция тотально негативной оценки отечественной бюрократии – как дореволюционной, так и советской. В ее составе помимо значительного числа достаточно квалифицированных и добросовестных работников среднего звена встречались и люди с подлинно реформаторскими ориентациями, особенно во времена, обещавшие перемены. Другое дело, что такие "розовые периоды" бывали не слишком долгими, и в силу этого традиции либерального и сознающего свою социальную ответственность чиновничества не смогли получить достаточного развития в нашей убивавшей все живое политической атмосфере. Но это уже не вина, а драма, причем не только госаппарата, но и всего общества. Итак, видимо, можно констатировать, что в развитии нашей государственной службы существуют сейчас две тенденции. С одной стороны, это определенное продвижение в направлении ее демократической модернизации с учетом мирового опыта (правда, преимущественно не самого современного, а скорее позавчерашнего), с другой – стремление к оформлению независимой от общественного контроля бюрократической корпорации с ее особым миром и системой ценностей. Тенденции эти в полной мере отразились и в Законе. Правда, прежде чем Закон в полной мере начнет действовать, должен быть принят ряд других нормативных актов. Так что "поезд еще не ушел". Думается, законодательная легитимация в одном документе двух противоположных тенденций не в последнюю очередь стала возможной вследствие противоречивости обращаемых населением к государству общественных ожиданий. Ведь, в самом деле, с одной стороны, люди хотят, чтобы чиновников было поменьше, прав у них поубавилось, ответственности прибавилось, найти на них "управу" стало бы легче, а сами они стали бы максимально "отзывчивыми" на человеческие нужды. Но с другой – люди хотят, чтобы государство было бы для своих граждан заботливым опекуном, поддерживало их материально, компенсировало последствия их собственных ошибок и вообще "наставляло бы на путь истинный". Однако "бесплатных завтраков не бывает". Государство, каким бы хорошим оно ни было (и каким бы хорошим оно само себя ни называло), заставляет платить за свою подлинную или псевдозаботу о гражданах. Собственно, иначе и быть-то не может. Вопрос лишь в цене и степени вмешательства в частную жизнь. Надо сказать, подобная противоречивость присуща не только нам. И в западных странах сегодня можно видеть сходные противоречия в ожиданиях граждан, обращенных к своим правительствам, правда, в меньшей степени. В общем плане за этим стоит различие между либеральными и социал-демократическими взглядами на роль государства. В одних странах существует исторически сложившийся крен в сторону либерализма, в других – в сторону социализма. Периодическая же смена правящих партий не позволяет "маятнику" отклоняться слишком уж далеко в какую-либо из сторон. У нас же, как и во всем, увы, и здесь нет ограничителя: либо тоталитарное вмешательство в жизнь и судьбы людей, либо такая степень индифферентности власти, которую в наше время не может себе позволить даже самое либеральное из современных западных правительств. Чиновничеству такая двойственность общественных ожиданий придала дополнительную свободу маневра, которую они и использовали, в первую очередь, для установления выгодного социального и нормативного статуса собственной корпорации. И раньше бюрократия обладала значительными распорядительными полномочиями по отношению к государственной собственности, т.е. была как бы ее собственником de facto. Теперь же ее верхушка через закрытое акционирование целых отраслей хозяйства, прежде всего добывающих и энергетических, а также через другие, более сложные по форме (но не по сути) механизмы во многом как бы легализовала свои фактические полномочия. А чтобы обеспечить устойчивость своего положения, верхушка должна была "поделиться" с приближенными и так далее по цепочке. К. Маркс, охарактеризовавший когда-то прусское государство как "частную собственность бюрократии", наверное, и вообразить себе не мог подобных масштабов "приватизации государства". При этом, думается, одними карательными мерами проблемы не решить. Следовало бы всерьез заняться и моралью служащих. Например, в США еще во времена президентства Л. Джонсона был принят "Этический кодекс служащего", регламентирующий очень широкий, по-моему, даже чрезмерно широкий спектр поведения чиновников. Так, под регламентацию попадают не только предельная цена принимаемых подарков, но и сбор денег в пользу оказавшихся в беде коллег, и даже визиты в гости к подчиненным4. Но в целом нам тоже неплохо было бы сделать упор на подобного рода вещи, а не на "табель о рангах". Для подлинно открытого общества со сложившимися, работающими гражданскими институтами бюрократия не страшна. Она находится под общественным контролем и "сверху", и "снизу", и "сбоку", достаточно "прозрачна" и отзывчива на нужды граждан и их групп, открыто взаимодействует с различными группами давления – лобби. Так что создание по-настоящему современной государственной службы должно идти рука об руку с формированием гражданского общества. Но если гражданское общество формируется, в общем, спонтанно, а государство может лишь несколько этому способствовать и уж во всяком случае не должно мешать, то модернизацию госслужбы никак нельзя пускать на самотек или заниматься этим спорадически, от одного политического случая к другому. Тут нужны четкая концепция, упорство и последовательность в ее осуществлении. Иначе можно лишь раскачать и даже перевернуть "лодку" государства, а не привести ее в нужную гавань. За последние 5-6 лет в жизни нашего общества произошло множество изменений. Одни из них носят "фасадный", другие – глубинный характер. В частности, довольно радикально изменились "правила игры" в экономике, да и вообще в социальной жизни. Казалось бы, этому должно было сопутствовать и концептуальное изменение взгляда на роль и функции государственной машины. Ведь вроде бы очевидно, что в условиях рынка, разнообразия форм собственности, свободы информации, идеологического и культурного плюрализма, формирующегося гражданского общества и государство должно быть принципиально иным, нежели при прежней, претендовавшей на идейный монополизм и опиравшейся на административно-командные отношения распределительно-разрешительной системе. Однако в силу ряда причин реформа государства, особенно в сфере исполнительной власти, значительно отстала от реформ во многих других сферах. Вместо этого унаследованную от прежнего общественного строя административную машину – кстати, отнюдь не во всех отношениях плохую, но созданную и работавшую в принципиально иной системе взаимоотношений, – лишь пытались "на ходу" подстроить под решение новых задач. Параллельно в экстренном порядке, в качестве пожарной реакции на вызовы новых потребностей формировались новые административные звенья. При этом прежние командно-номенклатурные скрепы явно ослабли, а адекватной замены им не возникло. Какой-либо единой концепции модернизации госаппарата не было. Изменения происходили либо ситуативно, либо по принципу "перетягивания каната", т.е. в борьбе зачастую несовместимых взглядов на развитие госслужбы. Это нашло отражение и в первом в нашей истории Законе "Об основах государственной службы Российской Федерации", принятом 31 июля 1995 г. и достаточно явственно отражающем борьбу двух подходов – корпоративист-ского и демократического. В результате качество работы госаппарата снизилось, а хаотичность, неэффективность, а часто и контрпродуктивность его действий возросли. И неудивительно. Во-первых, произошло вымывание квалификации – аппарат покинули лучшие профессиональные кадры, а адекватной замены не появилось. Очень тревожат в этой связи, в частности, факт кадрового провала по группе работников среднего возраста со стажем от 6 до 15 лет, т.е. наиболее перспективных, а также то обстоятельство, что в ряде министерств и ведомств доля работников предпенсионного и пенсионного возраста составляет около половины персонала. При этом число вакансий, которые не удается заполнить, порой исчисляется сотнями. Во-вторых, с исчезновением прежнего партийного "хозяина" аппарат не превратился в слугу общества, т.е. не произошло поворота к обычной для демократических стран службе публичной. Скорее пошла борьба за роль его нового "хозяина". А это, разумеется, сделало аппарат еще более непрозрачным и менее подконтрольным, что, в свою очередь, породило такие негативные последствия, как рост коррупции и возможность легализовать кастово-корпоративные устремления бюрократии. Последнее нашло отражение, в частности, в возрождении в рамках упомянутого Закона архаичной "Табели о рангах", да еще в усложненном виде, и придании ей значения едва ли не главного института государственной службы. В-третьих, утратили силу прежние нормы административной морали, пусть далекие от совершенства и порождавшие массу человеческих и организационных издержек, но все же как-то регулировавшие поведение служащих и ставившие некоторые барьеры на пути бюрократических злоупотреблений и произвола. На их месте возник моральный вакуум с присущими ему вседозволенностью, цинизмом, коррупцией... С другой стороны, надо отметить и позитивные перемены, вернее, возникновение правовых предпосылок для таких перемен. Впервые на законодательном уровне закреплена возможность проведения квалификационных экзаменов, конкурсов на замещение вакантных должностей, зафиксированы некоторые ограничения, гарантии и привилегии, связанные со статусом государственного служащего. Таким образом, задан юридический импульс для формирования современной госслужбы. И все же, думается, можно без большого риска ошибки утверждать, что в нынешнем состоянии наш аппарат не отвечает современным и тем более перспективным потребностям общества и государства, является скорее тормозом, нежели мотором преобразований. Сейчас стало модным подчеркивать особую роль государства в нашей истории. И это действительно так. Однако адепты такой точки зрения как-то упускают из виду, что роль эта в основном негативная. Государство, как правило, подавляло общество. Чем больше силы оно набирало, тем меньше свободы оставалось у людей. Как говорил наш великий историк Ключевский, "государство пухло, народ хирел". Немногие исключения из этой общей закономерности обязаны своим появлением прогрессивной роли либеральной бюрократии в реформаторские периоды нашей истории. Поэтому от состояния, от качества госаппарата, от ориентации и квалификации работающих в нем людей в немалой степени зависят судьба и вектор развития наших реформ. Госслужба, как и многое в нашем обществе, находится сейчас на перекрестке. И очень важно задать верный импульс ее изменениям, сделать из нее передовую силу преобразований. Это может многое определить на десятилетия вперед. К сожалению, первое пятилетие реформ прошло без адекватного понимания важности этого обстоятельства, за что общество заплатило высокую и до конца еще не ясную цену. Вторая "пятилетка" началась более обнадеживающе. Послание Президента Федеральному Собранию 1997 г. стимулировало движение в этом направлении. По распоряжению Президента была образована Комиссия по государственному строительству, разработана концепция административной реформы. В аналогичном президентском Послании 1998 г. ее основные элементы были воспроизведены, т. е. по существу ей был дан "зеленый свет". Одним из главных ее аспектов, естественно, стала реформа госслужбы, в которой основной упор сделан не на структурный, а на кадровый аспект преобразований. Однако процесс реформирования – дело не одного года, не обещающее немедленных дивидендов и зависящее от ряда факторов, в том числе и политического характера. В следующей главе курсовой работы и будут проанализированы основные принципы реформирования российской государственной службы. 2. Сущность и принципы реформирования государственной службы Система администрации – атрибут любого государства. Но различия между разными системами национальной администрации бывают достаточно существенны, а корни таких различий чаще всего уводят далеко в историю страны. В частности, в одних государствах доминируют традиции централизма и строгой административной иерархичности, т.е. система "замкнута" на столицу; классический пример – Франция. В других традиционно превалируют региональные, локалистские административные учреждения, т.е. система носит как бы полицентрический характер; такой была на протяжении большей части своей истории и является сейчас Германия. В третьих, администрация как бы вырастала из местного, коммунального самоуправления; крайний пример подобной модели развития – США, умеренный – Англия и Швейцария. Но не будем вдаваться в анализ всех типологических различий. Для нашей темы важно, что Россия традиционно управлялась различными модификациями "государевой" службы. Неоднократно менялись политическое устройство, даже общественно-экономические формации, но не глубинные основы административной системы. Так, с введением в 1722 г. "Табели о рангах" принцип породы был потеснен принципом выслуги, хотя полностью и не заменен им. После 1917 г. на смену им пришел принцип номенклатуры, что тоже вполне вписывалось в традиции "государевой" службы. И сейчас, в постсоветские времена, мы по существу тоже имеем дело еще с одной ее модификацией, причем производящей довольно странное впечатление в конце XX века, когда в развитых странах в развитии госслужбы доминируют совсем иные тенденции: традиционная ее иерархичность хотя и сохраняется, но играет все меньшую роль, количество административных ступеней уменьшается, расширяются возможности альтернативных путей выдвижения на достаточно высокие посты. Да и вообще набирающее сейчас силу интеллектуальное движение, амбициозно именующее себя "административной" или "постбюрократической" революцией, хотя и не удовлетворило пока в полной мере своих притязаний, но ищет пути кардинальной модернизации управления совсем в иной плоскости, нежели реставрация обветшавшей еще полтора века назад чиновной лестницы. Мы же, как справедливо отметил однажды Президент, выступая в Российской Академии государственной службы, "уже новой Россией во многом продолжаем руководить и управлять по-старому", равняясь на административные идеалы позавчерашнего дня. Упомянутая выше Комиссия сформулировала систему принципов и мер, общая цель которых – впервые в истории России создать не "государеву", а публичную государственную службу, которая отвечала бы критериям эффективности, профессионализма и соответствия потребностям формирующегося гражданского общества. При этом упор был сделан как на мировой опыт действующей практически во всех развитых странах так называемой merit system (системы заслуг и достоинств), так и на долголетнее изучение отечественной специфики. Были выделены ряд принципов построения нашей госслужбы, к изложению которых мы и переходим. |