Саша Майская Русский купидон
 Скачать 0.61 Mb.
|
6В одиннадцать часов утра Васька потерял всякое терпение и прыгнул мирно спавшему хозяину прямо на живот. В результате погулять захотелось и Максу, так что пришлось проснуться и спуститься вниз. Он распахнул двери и с удовольствием потянулся всем телом, зевая и жмурясь от яркого солнца. Потом опустил взгляд – и не сразу, но вспомнил. Белый конверт. Ленка. Признание в любви. Максим Сухомлинов наклонился и взял конверт, торчавший из кроссовки. Из ЛЕВОЙ кроссовки. После прочтения первых же строк Макс заерзал на стуле и невольно задышал глубже. Вот это да! Ну, Ленка! Ей бы не поваренные книжки, а эротические романы писать. Сандра Мэй, одно слово. «Сегодня ночью я видела тебя во сне. Я не уверена, что приличной женщине стоит признаваться в таком, но... в этом сне, впрочем, я была отнюдь не приличной женщиной. Мне снилось, ты вышел ко мне из темноты. На твоем обнаженном теле играли блики лунного света, и тогда я шагнула тебе навстречу. Мне приснилось, или я действительно целовала тебя? Если снилось – то почему вкус твоих поцелуев до сих пор горит у меня на губах? А потом мы оказались в моей постели, и это меня совсем не удивило – ведь именно об этом я в глубине души мечтала все эти годы. Спасибо за те поцелуи – ведь теперь не нужно ничего объяснять словами. Ты знаешь, чего я хочу. Не можешь не знать. Я хочу быть твоей, хочу, чтобы ты владел мной. Во сне твои руки ласкали меня, трогали, доводили до изнеможения – но почему же тогда и наяву пылает мое тело, и я до сих пор содрогаюсь от удовольствия? И откуда мне знать блаженную тяжесть твоего тела, если это всего лишь сон? Как ты думаешь, а сегодня ночью он опять мне приснится?» Макс дочитал и остолбенело уставился на вернувшегося Ваську. Это что ж такое-то, а? Анонимное письмо от Ленки Синельниковой! – Вот паршивка! Она меня до полового истощения доведет своими штучками! И ведь на вид – тихоня тихоней, а сама носит неприличные ночнушки... и пишет такие письма, что скорей бы уж воду дали! Васька! Не смей к ней ходить, понял? Она ведьма. Чуть позже Макс сварил себе кофе, по густоте напоминавший деготь, а по крепости – чистый спирт, и уселся подумать. В отношениях с женщинами он всегда стремился к равенству. Другими словами, не командовал своими партнершами, но и им не позволял садиться себе на шею. Хороший секс, полноценные оргазмы, нейтральные подарки – никаких фокусов. К тому же его привлекали – он всегда так думал – раскованные и прямолинейные девчонки, не стеснявшиеся воплощать свои фантазии в жизнь. Если чего хотели в койке – так и говорили, туману не напускали. Другими словами, секс у него был полноценный, но незатейливый. Без интриги. Без тайны. Впервые в жизни он столкнулся с женщиной, которая облекает свои тайные желания в слова. В буквы, черт возьми! И что теперь с этим делать? Прикинуться, что ничего такого не получал? Пойти, перелезть через забор и прямо спросить у Ленки, что она имела в виду? В первом случае он трус, во втором – дебил. Учитывая ночную роль маньяка-извращенца – отличный набор. Остается и третий ход. Прийти к ней сегодня ночью... и сделать с ней то, о чем она мечтает. Все по порядку. При этой мысли мятежная Максова плоть, подвергшаяся за последние сутки тяжким испытаниям, немедленно, как писали раньше, восстала и потребовала сатисфакции. Образ ведьмы-Ленки в голубой ночнушке запорхал перед глазами, и Макс поспешно схватил холодную пивную бутылку. Охлаждение любым способом! Да, и надо отдать тарелку из-под пирожков... Он сунул бутылку с пивом себе в шорты и сомнамбулически поплелся к живой изгороди, где и принялся тоскливо голосить: – Лен! Ленка-а! Елена Васильна! Синельникова!!! Откуда-то с земли донесся удивленный Ленкин голос: – Ты чего орешь? Я здесь. – О! А! Не заметил, извини. Вот, тарелочку возвращаю. А ты чего это делаешь? – Клумбу восстанавливаю. Хороню останки физалиса. – Ну да. Это, как его... Бог в помощь! С этими словами Макс протянул Лене тарелку. Именно этой же рукой он машинально придерживал все это время спрятанную в шорты пивную бутылку, охлаждавшую его распаленные чресла. Лишившись поддержки, бутылка устремилась вниз через ближайшую штанину, Макс попытался поймать ее коленями, но не сумел, раздался звон, шипение разлитого пива – и мрачное резюме Синельниковой: – Извращенец, нахал, бабник – и алкоголик. Поздравляю, Сухомлинов. Поедешь по магазинам – купи клей «Момент». – Зачем? – Освоишь токсикоманию. Или ты уже? – Дура ты, Синельникова. – Сам дурак. На этой трогательной ноте они расстались. Макс вернулся домой и некоторое время размышлял, что бы это все значило. Нет, бабы все умеют притворяться, но уж больно это хорошо у Ленки выходит! Такое письмо написала, под дверь подложила – а в глаза изображает зануду в белом. Кстати, по магазинам – точнее, по магазину – действительно надо пройтись. Пирожки были сногсшибательные, но с этой артисткой пойди пойми, накормит она тебя при встрече или нет... Да и Ваське надо бы гречки купить. Опять же лекарства всякие, пластыри, йод... Презервативы!!! Если уж сегодня ему предстоит воплощать эротические мечтания Синельниковой в жизнь, то надо подготовиться. Он совершенно забыл, что это не Москва. Супермаркет «Кулебяка» был, скорее, центром маленькой Вселенной под названием «поселок Кулебякино». Здесь встречались и общались. Назначались свидания, закупались ненужные в общем-то продукты, проходили фейс-контроль новые наряды. К аптеке же существовал особый интерес. Скажи мне, какие лекарства ты покупаешь, и я скажу, какие у тебя проблемы в семье – этот закон действовал в Кулебякине еще со времен существования фельдшерского пункта. Еще хорошо, что презервативы, согласно последним столичным тенденциям, располагались на отдельном стенде. То есть бери тихонечко и иди в кассу, не надо орать на весь магазин... – Тоже любишь с рубчиками? Я их всегда беру. У них самая лучшая смазка. Вкрадчивый голос Туськи Тимошкиной заставил Макса подпрыгнуть и покрыться холодной испариной. Да, шалят нервишки, надо бы валерьянки подкупить. Еще лучше брому... Тогда и презервативы ни к чему. – Я... да, то есть... Вообще-то мне без разницы. Тимошкина изобразила безмерную печаль и одновременно игриво прижала Макса крутым бедром к стенду. – Все время я забываю, что мужики – сволочи. Вроде учит меня жизнь, учит, а я... Действительно, вам-то, негодники, хоть воздушный шарик натяни – а то, что женщины чувствуют, это вам без разницы. Бери большую упаковку, деньги сэкономишь. И два раза ходить не придется. Макс едва не поперхнулся, увидев «большую упаковку». Шестьдесят штук плюс бонус – десять резинок с земляничным вкусом... Он, конечно, еще мужчина хоть куда, но ему ведь и в Москву надо бы вернуться. Тимошкина картинно вздохнула и затрепыхала ресницами. Глаза у нее были карие, нахальные и веселые. – И кому же это так повезло, а? – Да никому, собственно, это я на будущее... – Тимошкина! Будь добра, двинь тазом и передай мне борную кислоту. У меня полно муравьев в саду. Ленка Синельникова была чумазая, вспотевшая, лохматая – и все равно какая-то свежая. Макс залюбовался ею, а потом уже спохватился: а чего это она в таком виде примчалась в супер, понимаешь, маркет?! На самом деле Лена Синельникова уже давно вывела всех муравьев. Просто Туська слишком целеустремленно чесала по улице вслед за извращенцем Сухомлиновым, и хотя Лене было АБСОЛЮТНО НАПЛЕВАТЬ, она все же не смогла так сразу, без боя, сдать позиции, да еще кому – вероломной подруге! Тимошкина выдала по полной программе: бросила кроткий взгляд на сердитую подружку, потом многозначительный и понимающий – на Макса, потом пристальный – на стенд с презервативами, и заключительный – просияв, словно ее осенило – снова на Ленку. – Ох, какая я тупая! Пойду. Не буду вам мешать. И смылась, ведьма! Лена чуть не запустила ей вслед собственным кошельком. Макс откашлялся. – Лен, я... – Чего тебе?! – Ох... я спасибо забыл сказать за пирожки, очень вкусные... – Не забыл. Говорил. Пожалуйста. Отвали. – Лен, я... – Максим Георгиевич, вы берете... товар или нет? У меня очень много работы. – Да. То есть проходи вперед. Я после тебя. Ленка фыркнула, схватила борную кислоту и вылетела из магазина. Макс вытер лоб – и неожиданно улыбнулся своему отражению в витрине. Никакая она не тихоня, Ленка Синельникова. Она тот самый тихий омут, в котором сами знаете что. И она написала ему любовное письмо, потому что влюблена в него. Вон, примчалась отбивать его у Тимошкиной. Ревнует! Значит, сегодня ночью ее сон просто обязан повториться. Макс повернулся к замершей от восторга кассирше Ольге (ее имя значилось на кармане белого халата) и звучным голосом продекламировал: – Будьте добры, девушка, йод, зеленку, пластырь по одной упаковке, и я беру две больших упаковки презервативов с рубчиками. Спасибо, всего доброго. – Ты подумай, он купил СТО СОРОК ШТУК ПРЕЗЕРВАТИВОВ! Оля Шапкина отхлебнула клюквенный морс и отправила в рот очередной кусок фруктового торта. Лена Синельникова в который раз ущипнула себя под столом за запястье, однако в лице не переменилась. – Ольга, он взрослый, совершеннолетний, привлекательный мужчина, не обремененный семьей – так почему же ему не купить презервативов? – Сто сорок штук? Это если даже по три штуки на ночь, то... – Ольга! А клятва Гиппократа? – А я не медик, я фармацевт, и то будущий. Я тебе точно говорю, он уже склеил кого-то в Кулебякине, и этот кто-то – не будем сплетничать... – Может, он про запас купил? – Зачем? Они даже при советской власти дефицитом не были. Не-ет, Ленка, презервативы мужики покупают исключительно накануне процесса. Вот увидишь, Тимошкина у него заночует! – Ну и пусть ночует. – Ленка! Неужели не завидно? – Чего? С ума сошла? – Ну, я имею в виду... Ведь такой мужик! А ты не замужем. И у вас, говорят, в школе был роман... – Кто это говорит? – Да вся улица! Тетя Вера все вспоминает, как ты на него смотрела... – Шапкина, на выход с вещами. На пороге кухни стояла раскрасневшаяся и воинственная Тимошкина. Оля Шапкина прекрасно понимала, что силы неравны, и потому тихонечко ухватила еще один кусок торта, помахала Лене рукой и смылась. Лена мрачно уставилась на подругу детства, а та неожиданно показала ей язык. Лена вспыхнула. – Тимошкина! Наступает такая минута в жизни каждого человека, когда он переосмысливает свое прошлое и спрашивает себя... – Вы помирились, и сегодня у вас намечается бурная ночь? – Вот бывают же такие бессовестные люди! Да твое счастье, что я интеллигентная женщина, иначе бы все волосенки тебе повыдергала. – А! Так тебя зацепило? Слава мне, твоей лучшей подружке. А если б не я, ты бы до сих пор мастурбировала, прячась за шторку. – Кстати, шторы надо поменять, он сказал, за ними все видно. Туся! Ты с ним кокетничала! Через пять минут после того, как я открыла тебе свою душу и свою тайну! – Я подвиг дружбы совершила, балда! Да если бы это была не ты, Синельникова, я бы этому Сухомлинову дала... прямо на заборе! – Нахалка! – Чего нахалка-то? Я держу себя в руках изо всех сил, способствую вашему сближению, а сама локти кусаю. Лена усмехнулась. – Да ну тебя, Туся! Можешь забирать его себе. Мы с ним отношения выяснили. – Правда?! И чего? – Ничего, а что еще? Я все четко написала... – Написала где? На заборе? – Понимаешь, я немножечко волновалась. Не могла собраться с мыслями. И решила написать ему письмо. Последнее письмо. Окончательное. – Так. Дальше. – Ну, я предложила ему остаться добрыми соседями и забыть о поцелуе... – Так вы целовались?! – Из-за тебя, между прочим. – Это как? – Если бы ты не остановилась с ним болтать, я бы не полезла подслушивать, не ободралась бы об розы, не попалась бы ему на глаза, не поругалась бы с ним, не замахнулась бы на него, он бы меня не схватил и не поцеловал, а потом не приперся бы ночью без штанов... – О, держите меня, я сейчас взорвусь. Расскажи, как он выглядит в... – Сдурела? Он вылетел из дома, пса ловил, а тут я. Ну и... так получилось. А потом я маялась, все думала, как бы это прекратить, и написала ему письмо. О том, что все осталось в прошлом. – Ага. И поэтому он закупил партию презервативов? Он смастерит из них резиновую женщину, назовет ее Аленкой... – Тусь, хватит, а? – Нет, Синельникова, это ты давай прекращай маяться дурью. Макс меня только о тебе и расспрашивал, когда я на заборе висела. – Туся, все. Что бы я по этому поводу ни думала, письмо уже написано и отправлено. А скорее всего – и получено. Не могу же я каждые пять минут менять свои собственные решения. – Вот так, из-за глупого упрямства Ленка Синельникова останется на бобах! Скажи хоть, целоваться с ним хорошо? Лена Синельникова ничего не ответила. Просто обреченно взмахнула рукой и принялась мыть грязную посуду. Тимошкина же издала могучий вздох и хлопнула ладонью по столу. – Я тебя завтра увезу развеяться, хочешь? Давай с утречка махнем в столицу нашей Родины? По магазинам, то, се... В десять – нормально? – Наверное... – Короче, в десять. Все, пока. – Пока. Туська упорхнула, а вместо нее на уютную кухню вползла тоска. Лена закусила губу и едва не упустила из рук мыльную чашку. В чем, в сущности, смысл ее жизни? Кулинарные рецепты, дамское кулинарное шоу, экспериментальные блюда на собственной кухне... И некого ими угощать, если не считать Тимошкину. С другой стороны, ведь все эти годы она отнюдь не чувствовала себя несчастной. Более того, за вычетом трех-четырех действительно тяжелых лет ее жизнь ей самой очень нравилась. И кулинарное шоу – это не просто карьера, это ее хобби, ее страсть, ее увлечение с детства. Все было нормально до тех самых пор, пока Макс Сухомлинов не соизволил вернуться в свое родовое гнездо и не поселился по соседству с ней. И вот, пожалуйста, она постоянно о нем думает, фантазирует, словно школьница в период полового созревания, распаляет себя бесплодными мечтами о том, что, быть может, вовсе не так уж и прекрасно... Она сердито выключила воду, посмотрела на вымытые чашки и исключительно из вредности не стала их вытирать. Вместо этого налила себе здоровенный бокал морса и отправилась к двери на улицу. Сумерки – время тоски и беспокойства, час самоубийц и пессимистов. Она стояла на крыльце, прижав к пылающей щеке запотевший бокал, и жадно ловила аромат роз, струящийся из сада. Воздух был неподвижен и тягуч, словно горячая карамель. Где-то далеко ворочалось в небесах неведомое чудовище, погромыхивало, сверкало далекими зарницами... Лена стояла, прислонившись к резному столбику перил, не думая уже почти ни о чем конкретном. Нечто вроде медитации – только до нирваны еще ой как далеко. Еще совсем недавно она была твердо уверена, что сможет выбросить Макса из головы. Но вот повеяло розами и грозой, на смену сумеркам стремительно накатила темнота – и ей даже не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть свою первую и единственную любовь, словно наяву... Опасный и интригующий, красивый и веселый, растерянный и разом помолодевший – всегда разный Максим Сухомлинов. Может, ей и хотелось бы его возненавидеть, наказать его за то, что он обрек ее на двадцать лет одиночества – но именно Макс воплощал сейчас для Лены Синельниковой все то, о чем она действительно мечтала всю жизнь. Во всем виновата жара, расслабленно подумала она, погружаясь в странное гипнотическое состояние. Если бы сейчас лил дождь, все эти мечтания ей и в голову бы не пришли. От жары люди сходят с ума... ... И им видятся всякие призраки. Вот один из них, в белой рубашке и полотняных брюках цвета хаки. Босой, смуглый, темноволосый призрак со странно мерцающими огненными глазами. Воздух медленно, но верно заканчивался у нее в легких, а Лена Синельникова все стояла и смотрела на привидение в облике Макса Сухомлинова. Привидение не произносило ни слова – что и понятно, оно же неживое – и с места не двигалось, стояло возле развесистого дуба на границе участков Сухомлиновых и Синельниковых и не сводило огненных очей с Лены. Она покачнулась – и Максим непроизвольно дернулся, только тогда она и поняла, что это не мираж и не тепловой удар. А еще она поняла, что на добрососедский визит это никак не тянет. Хорошие соседи и веселые друзья не ходят в гости в таком возмутительно сексуальном виде, да еще и босиком. Тем временем Макс медленно двинулся к ней, и Лена почувствовала, что сейчас упадет. Самым удивительным было то, что оба они все еще не произнесли ни слова, ни звука. Она отступала на негнущихся, подламывающихся ногах, а Макс медленно шел к ней. Надо все обдумать, билось в мозгу. Откуда это убийственное притяжение, почему этот мужчина так действует на нее?.. Она пятилась, пятилась – и оказалась уже внутри дома. Макс замер на пороге, не сводя с нее горящих глаз. Лена медленно подняла руки к вискам, потом повернулась и пошла вверх по лестнице. В свою спальню. |