Предисловие к книге Автографы. Авторы В.Ф. Свиньин и Е.Б. Белодубровский. Книга вышла в издательстве Свиньин и сыновья в 2011 го. Автографы эпохи. Сборник Автографы
 Скачать 168.5 Kb.
|
|
5. А почерк у каждого свой С учетом всего вышесказанного обратимся снова к нашему поэтическому раритету – рукописному сборнику «Автографы». Прежде всего о составе. Из того, что в нем превалируют имажинисты, естественно предположить, что инициаторами издания были именно они. Далее, В. Каменский, А. Луначарский, И Рукавишников – это все начальство, Каменский – по Союзу поэтов, Рукавишников – по Дворцу искусств, Луначарский – по всем культурным вопросам. Попробуем сопоставить некоторые факты. Сборник увидел свет во второй половине марта 1919 года. Есенин подал заявление о приеме во Дворец искусств 28 апреля, но в приветственном адресе М. Горькому (в связи с его 50-летием) от имени членов и гостей Дворца с датой 27 марта его подпись (среди нескольких десятков других) уже стоит. Из других имажинистов там только Г. Якулов, зато есть и А. Луначарский, и И. Рукавишников, и К. Бальмонт, и В. Иванов. Любопытно? Несомненно. Ясно, что весной 1919-го именно Есенин регулярно общался с обладателями этих фамилий, намереваясь присоединиться к их сообществу. Почему бы и не напечататься совместно? Ну а с В.Каменским все имажинисты общаются в это время практически ежедневно. Присутствие «анахорета» Б. Пастернака могло бы вызвать удивление, но у него это как раз краткий период дружбы с Рюриком Ивневым. По линии художников тоже есть свои нюансы. С Г. Якуловым понятно – он член «Орден имажинистов» со дня основании (менее понятно отсутствие в сборнике Б. Эрдмана). П. Кочаловский – сосед и близкий друг Якулова, С. Светлов – его ученик. А А. Моргунов и Н. Розенфельд? Как их пути пересеклись с имажинистами? Однако вспомним, что они так же, как Якулов и Кончаловский преподают в это время во ВХУТЕМАСе. И можно даже выдвинуть гипотезу, что типография Строгановского училища (оно входило в состав ВХУТЕМАСа) была весьма удобным местом для печати тиража сборника литографским способом (есть более позднее свидетельство В. Маяковского, что он однажды без труда воспользовался этой типографией, чтобы напечатать какой-то свой плакат). Николай Розенфельд, кстати, – график-иллюстратор, для него работа с литографским станком – привычное дело. Теперь об издательстве. На экземпляре, который мы воспроизводим, издательство не указано вообще. Но на тех экземплярах, которые передавались в газеты и журналы для рекламы или в редакцию «Книжной летописи» для регистрации, издательство полагалось указывать. Иначе трудно объяснить, почему в разных СМИ имеются разночтения: в одном указано «Див», в другом – «Дни». Скорее всего «Див» – мифическое издательство (кстати. Див – это персонаж славянских мифов), хотя это имя и использовалось имажинистами еще несколько раз. Относительно самих стихов и рисунков. Почему те, а не другие – вопрос, скорее всего, бессмысленный, что каждый дал – то дал. Более интересно, насколько их можно назвать новыми, в смысле – публиковались ли раньше? Ни про одно нельзя ничего сказать твердо, даже про стихотворение Сергея Есенина «Разбуди меня завтра рано…», хоть оно и написано в 1917 году. Газетные публикации были, а книжные, в сборниках – вряд ли. И еще догадки: видимо, Есенин сохранил рукописный вариант и дал его для «Автографов», а потом факсимиле выдирали из экземпляров сборника, и оно широко разошлось по разным другим изданиям. Есть оно и в музее Есенина в Москве, и в 3-ем издании БСЭ, и много где еще. Но все они пошли, видимо, отсюда. Из других стихов датированы только автографы А. Мариенгофа и Р. Ивнева, оба – началом 1919 года, так что, скорее всего, это вообще их первый выход в свет. Про остальные стихи (да и рисунки тоже) в этом смысле вообще ничего сказать нельзя – никто этим толком , наверно, не интересовался. Позже, они, разумеется, вошли в состав сборников и собраний сочинений, стали известны. Но в последующих публикациях текст стиха Б. Пастернака, например, отличается от факсимильного, очень может быть, что здесь мы видим самый ранний вариант. В общем, относительно наличия первых публикаций, в том числе таких крупных имен как Бальмонт, Вяч. Иванов, Б. Пастернак и С. Есенин, наш сборник кое на что претендует. Далее вопрос о редкости. Во-первых, самого сборника «Автографы» – является ли он библиографической или даже антикварной редкостью. Тираж, как уже говорилось, нам неизвестен, но обычные для имажинистских сборников этого периода 5-6 тысяч экземпляров. В самых солидных библиотеках страны он есть в 2-3-х экземплярах, но не всегда полных (выдраны страницы, чаще всего с Есениным). На антикварных книжных аукционах (в том числе интернетных) оригинальные экземпляры попадаются и оцениваются в пределах 20 тысяч рублей. Один из авторов предисловия (В. Ф.) лично держал в руках в декабре 2008 года экземпляр именно с такой стоимостью. Следует добавить, что вообще печатные произведения русского советского авангарда начала 20-х годов высоко котируются на арт-рынках. Достаточно привести пример с графическим альманахом конструктивистов (Прусакова, Наумова и Светлова, да, «нашего» Сергея Светлова) «Октябрь в кубе», изданным в Москве в 1920 году, цена которого в зависимости от полноты комплекта колеблется от 1.5 до 25 миллионов (!) рублей. Цена (7 руб.), указанная на обложке «Автографов», обычна для изданий такого рода в те годы. Она эквивалентна(весна 1919 г.) полфунту белого хлеба, или шести трамвайным остановкам, или стольким же штучным папиросам. Уже через год ее материальный эквивалент станет равным нулю. О редкости же автографических сборников как таковых следует поговорить особо. Вообще-то они не редкость, но только если говорить о штучных, действительно рукописных экземплярах. Тиражированию они подвергались очень редко, иногда даже спустя многие десятилетия (например, Чукоккала»). Очень похожее на «наши» «Автографы» издание (вплоть до названия) было осуществлено московскими поэтами в 1921 году (одним из инициаторов был, видимо, «младший имажинист» Матвей Ройзман). Состав авторов был на три четверти другим (остались только А.Луначарский, И. Рукавишников и Р. Ивнев). Выходных данных у него еще меньше, чем у первых «Автографов» – нм тиража, ни издательства, ни цены. Другие тиражированные издания рукописных стихов того времени нам неизвестны. И все-таки начало 20-х годов в «автографическом» плане – время совершенно уникальное. Поэтов и стихов было много, работающих издательств и типографий, а особенно бумаги и денег было мало. И поэты занялись, по выражению В. В. Розанова, «преодолением Гуттенберга», по нынешней терминологии – «самиздатом». Только эти «самиздатовские» изделия, в отличие от позднейших, писались и оформлялись, как правило, с тщанием и любовью. В 1-ом, 2-х, 5-ти, 10-ти экземплярах. И их несли на продажу. В 1918–1922 годах в Москве существовала «Книжная лавка писателей», одним из ее организаторов был известный писатель и страстный книжный коллекционер Михаил Осоргин. Он и занимался продажей рукописных книжечек, которые несли в Лавку знакомые и незнакомые поэты и писатели. А заодно составлял коллекцию таких автографических раритетов, которая ко времени закрытия Лавки и насильственного выселения Осоргина за границу насчитывала около 250 наименований. Чудом большая часть этой коллекции сохранилась до наших дней, и сейчас специалисты занимаются ее изучением. Годы издания на книжечках указаны с 1920-го по 1922-ой. Так что время перехода от военного коммунизма к нэпу можно назвать также и «автографическим периодом советской поэзии» Между прочим, среди авторов, продаваемых у Осоргина, есть самописные творения Вадима Шершеневича, да еще и с его комментариями. Вот описание одного из экземпляров: ШЕРШЕНЕВИЧ Вадим. Завещание. Поэма. «Издано без разрешения Госиздата, полиграф. отдела, Отдела печати (экономия времени и подметки). 1921». На обороте обложки надпись: «Стоимость книги. Писал я ее 6 часов, т. е. 2/3 рабочего дня. За день я истратил: 1 кружку молока 1800 р. 1/4 фунта масла 3200 р. Обед 8000 р. 4 куска сахара 2000 р. 50 папирос 6000 р. Мелочи 3000 р. ––––––––––––––––––––––––– Себестоимость 24 000 р. надбавка (Лавка) 12000 р. ––––––––––––––––––––––––– 36 000 р.) Вам, как моему поклоннику, из уважения к вашему вкусу 25 проц. скидки. Итого 27 000 р. И наконец, о почерках. Почерк, как известно, одна из самых индивидуализированных характеристик личности (если, конечно, личность грамотна). С ним в этом соперничают разве что отпечатки пальцев. Многие считают, что почерк может даже поведать о чертах характера. Поэты в этом смысле ничем от прочих смертных не отличаются. Разве что у них все это выражено несколько резче. Диапазон различий почерков по эстетическому критерию весьма велик – от каллиграфических изысков до «курица лапой». В этом можно убедится и на примере наших «самописцев». С другой стороны, индивидуальность почерков не означает, что они не могут быть похожи. А для артистических натур сходство почерков вполне может означать родство творческих душ. И в таком случае говорят именно о сходстве творческих почерков. Одному из авторов предисловия (Е. Б.) по роду профессиональных занятий приходилось иметь дело с самыми разнообразными почерками, в том числе и с поэтическими. И на его субъективный, но опытный взгляд почерк Есенина, например, сильно напоминает почерк Максима Горького, бальмонтовская убористая вязь похожа на буквицы Марины Цветаевой, широкая наклонная строка Бориса Леонидовича – на косой почерк Анны Андреевны и заодно на пружинистый бег строки Льва Толстого, Мариенгофа иродовы слова – цыфири, на неровный прыгающий почерк денди Вадима Габриэловича. Марина Цветаева сравнивала почерк Пастернака с журавлиным клином. Издатель Бальмонта Сабашников удивлялся тому, что тот «…почти не делал помарок в своих рукописях. Стихи в десятки строк, по-видимому, складывались в его голове совершенно законченными и разом заносились в рукопись. Если нужно было какое-либо исправление, он заново переписывал текст в новой редакции, не делая никаких помарок или приписок при первоначальном тексте. Почерк у него был выдержанный, четкий, красивый. При необычайной нервности Константина Дмитриевича почерк его не отражал, однако, никаких перемен в его настроениях». Сходная привычка была, по воспоминаниям Шершеневича, у Есенина, который «…тщательно переписывал своим очень разборчивым почерком все старье, изредка отделывая и поправляя отдельные строки “в запас” десятки раз. <…> Это не то, что Мариенгоф, который мог по рассеянности в любом слове сделать ошибку». В общем, сходство сходством, а творческий почерк у каждого поэта свой. Если, конечно, он поэт. «Творческий почерк» – это метафора. Метафора – одно из главных для имажинистов средств создания образа. А что такое творческий почерк, как не образ его создателя? Но и футуристы в своих теориях много внимания уделяли почерку, как самому непосредственному способу выражения индивидуальности. Об этом размышляли Каменский, Хлебников, Крученых. Для футуристов «самовитое слово» выразительно само по себе, а почерк, рукописная графика – это его наиболее естественная, изначальная форма. Вот образец настоящего панегирика феномену почерка: «В чтении подлинных рукописных строк есть магия живого общения с написавшим их. Вы читаете тот же самый текст, который своей рукой, своим пером писал автор, писал на том же листе бумаги, который вы держите в руках. Но главное не в ощущении подлинности документа. Горизонтально-ровные или катящиеся вниз, к правому обрезу листа, строки, славянская округлость или готическая остроконечность почерка, развевающиеся завитки букв, самоизобретенные сокращения, загадки неопределенных, а то и отсутствующих окончаний слов, или, напротив, шеренгочки букв, стоящих как в школьной прописи, - вся эта неповторимость рукописи рождает образ писавшего ее. В этом неповторимая прелесть рукописного текста и его вечное преимущество перед самым совершенным печатанием, хоть на "Ундервуде", хоть на современнейшем компьютере». Это сказано о почерке Шершеневича. Но не Вадима Шершеневича, поэта, а Габриэля Феликсовича, его отца – видного ученого-юриста рубежа XIX–XX веков. Все в мире не случайно. Следите за почерком, поэты! Вот пока то немногое, что открылось нам через небольшое окошко размером 30×22 см (размер оригинала сборника «Автографы») о жизни поэтов и художников в той далекой уже эпохе, когда в дефиците было все, кроме поэзии. Евгений Белодубровский Владимир Свиньин 1 Ныне Ленинградский вокзал |