история россии. бекон 4 гл. секретызаводского производства

Название	секретызаводского производства
Анкор	история россии
Дата	10.01.2020
Размер	19.69 Kb.
Формат файла
Имя файла	бекон 4 гл.docx
Тип	Глава #103362

ГЛАВА 4. «СЕКРЕТЫ»ЗАВОДСКОГО ПРОИЗВОДСТВА

ЭХ, РЕБЯТУШКИ, УХНЕМ!
Традиционно считалось до сих пор, что рабочую силу на заводе составляли каторжники. Принудительные работы как наказание за уголовные и политические преступления, а также за недоимки – долги казне – ввел Петр I. В крепостной России вольный найм был редкостью и очень дорогим, а на крупных предприятиях типа мануфактур требовались постоянные работники. Преступников в первую очередь посылали на казенные заводы и в отдаленные районы обычно пожизненно или на определенный срок. Петр Великий разрешал «отдавать в работы» и на частные предприятия. Их хозяева должны были платить за присланных работников подушные и оброчные деньги в казну и содержать их за свой счет. Установленные нормы выработки были тяжелыми, а содержание в виде продуктового пайка или еженедельной платы – скудное. Недоимщикам же вдобавок засчитывали в погашение долга: на казенных заводах по 6 рублей в год, а на частных – по 12.
В чисто казенные периоды жизни завода потребности в заводских чернорабочих удовлетворялись ссыльными и недоимщиками. Их число росло с увеличением объема произодства. В 1819 их было 256, а в 1839 уже 505.

Также можно узнать откуда прибыли ссыльные благодаря достоверным выборкам по 54-м ссыльным. Всего было представлено ссыльными 27 губерний. Почти равномерно были представлены Европейская Россия, Прибалтика, Кавказ, Украина с Белоруссией, Сибирь. Преобладали дворовые люди и крепостные (23 из 54), за ними шли государственные крестьяне (11) и мещане. Преобладали уголовные деяния. На втором месте шли преступления против личности. Превалировали, скорее всего, обычные случаи, так как особые отмечались. Среди ссыльных было мало беглых и бродяг, всего 7 человек, а сибиряков 4. Наказания, в отличие от преступлений, не отличались разнообразием. Убийцы все шли на каторгу, а прочие – на поселение. Всех их определяли на работу в Нерчинский и Каменский заводы. Сибирские власти особо не церемонились и посылали людей для работы туда, где они были нужнее. Власти забирали из проходящих партий ссыльных, не считаясь ни с их судебными определениями, ни с тяжестью вины, ни с назначенным местом отбывания наказания. Об этом говорит и средний возраст забираемых на заводы ссыльных с 1792 по 1819 год: преобладали лица от 30 до 50 лет. Порядок доставки и распределения уголовных и политических преступников был отработан еще в ХVIII веке и применялсяк посельщикам. Их партии до 100 человек сопровождались воинскими командами в 10–12 человек с офицером. В Тобольске, тогдашнем центре Сибири, специальная Экспедиция о ссыльных распределяла их по губерниям, а те – по уездам.

Условия работы на всех участках заводского производства были тяжелыми, особенно при выкурке и перегонке горячего хлебного вина. Паллас описывал, как был устроен завод: из бочек вино текло по вырезанным реям, по которым оно бежит в подставленные открытые чаны. Из-за такой технологии производства много спирта испарялось и здание всегда было наполнено густым паром, даже с откртыми дверьми в нем нельзя было проводить дольше четверти часа и не пьянеть. Так же такое устройство способствовало нерациональному расходу ресурсов. На заводе, говорит Паллас, «истрачивалось ежегодно для добывания вина от 30 до 40 тысяч четвертей ржи и получалось в среднем выходе, при хорошей выручке, 4 ведра с четверти восьмипудовой». Из-за таких условий работы работники часто болели (различные травмы, дистрофия, припадки, рвота, чахоточные припадки, ломота в груди).

Всего семеро работников имели семью, шесть из них дом и скот, хотя заводские власти активно способствовали в этом всем желающим. Некоторые уголовники заводили семьи лишь для облегчения условий работы.

Тяжелый физический труд довольно быстро выводил людей из строя. Так, по рапорту 2-го пристава Каменского завода Лукина от 2 августа 1816 года, в 1814–1816 годах на завод прислали 216, но изних осталось только 68 человек, а прочих разослали за негодностью через енисейского и красноярского исправников.

На положение ссыльных влияло наличие у них имущества. Различали два рода ссыльных при каждом заводе или фабрике: не имеющих домообзаводства и имеющих дом и обзаведение. Первым должны были выдавать дополнительный провиант от заводы, вторые получали землю, чтобы они использовали ее для собственных домашних работ.

Вольнонаемными до середины XIX века были только специалисты, в первую очередь винокуры. Они играли главную роль в производственном процессе завода. Их нанимали заранее, по сдельной оплате. Это видно из уникальной копии договора от 18 декабря 1788 года Д.И. Лобанова с енисейским третьегильдейским купцом Иваном Евдокимовичем Осотиным о его вступлении в должность винокура на Каменском винокуренном заводе с 1 августа 1791 года на четыре года. Договор состоял из восьми условий, предельно детализирующих взаимные обязанности сторон. Кроме чисто технических условий, оговаривались состав, качество сырья и технология выкурки. Для проживания на заводе винокуру обязывались предоставить «исправный дом», бесплатные свечи и дрова. Осотин был грамотным и собственноручно договор и копию подписал.

Таким образом, в винокуренной промышленности Приенисейского края, да и всей Сибири, в позднее русское Средневековье процесс формирования даже предпролетариата шел крайне медленно и носил обратимый характер. Специализация базировалась на простой технологии винокурения, грубом и при этом сезонном ручном труде. В интересах фиска казна и своей прибыли винозаводчики были заинтересованы и поддерживали стремление работных людей обзавестись своим хозяйством и стать мелкими собственниками – тружениками. Поэтому около заводов рано или поздно обязательно появлялись поселения, в которых часть жителей работали на заводе, а другие могли быть как-то хозяйственно с ним связаны. Так, в силу данных факторов появился поселок Краснозаводской.
АГРОЦЕХ ЗАВОДА.
В эпоху средневековья складывание промышленности шло медленно. Складывание российских мануфактур имело ряд особенностей: 1) ораганизатором часто выступало государство. 2) частичное использование наемного труда, в основном использовался труд приписных крестьян, либо с петровского времени труд уголовных, а так же недоимщиков, которых община отправляла отрабатывать долю тягла.
В силу суровых природно-климатических условий предприятия добывающего профиля (солеварни) или перерабатывающего (винокуренные заводы) работали сезонно – поздней осенью и зимой. У первых крепость рассола в это время была выше, а значит, расходы на топливо ниже и выход продукции быстрее. В винокурении зерновые в это время были доступнее и дешевле. Большие расходы по содержанию работников способствовали поощрению владельцев предприятия развитию работниками своих хозяйств. Так же большую роль играло наличие семьи, т.к. в хозяйстве было не обойтись без женского и детского труда. Владельцы винокурен отдавали предпочтение женатым ссыльным, а холостых любым способом пытались женить. Именно по этим причинам у винокуренных заводов появлялись поселения. В них часто оставались жить и бывшие временные работники на своем пропитании “пропитанные”.

Сведения о первожителях призаводского селения дошли до нас в материалах четвертой подушной переписи 1782 года и ее ревизии – проверке к 1784 году. Селение основано в окрестностях завода, недалеко от перевоза через Чулым. По четвертой переписи, у паромщиков было 10 душ мужского пола, в том числе 5 детей, и 28 – женского пола. В той же ведомости Колыванской губернии, по четвертой ревизии, за заводом числилось «наказанных преступников» 284 души мужского пола, у которых было детей мужского пола 33 человека. Всего, по четвертой ревизии, на заводе с поселком (без 44 человек администрации) числилось 523 человека. В самом заводском селении были 57 душ мужского и 37 женского пола и 41 дом. Кроме них, показано 140 человек присыльных, в том числе 40 душ женского пола. Реально в заводском поселке проживало больше.

Существовала диспропорция полов из-за повышенной подвижности людей на заводе в силу временных работ, высокой смертности, отсылки на другие заводы, в первую очередь на Каменский и Боготольский. Тем не менее призаводской поселок разрастался. На тот же 1815 год в нем числилось 50 дворов. Кроме того, планировался дальнейший рост. Так, 12 декабря 1815 года оба пристава Краснореченского завода, первый – Романов, второй – Берестов, рапортовали в губернию, что нужны женщины для холостых рабочих.

Вырос призаводской поселок при генерал-губернаторе Сибири М.М. Сперанском. При очередном межевании земель между соседними заводами чарышский окружной землемер Берестов 28 января 1827 года рапортовал, что у Краснореченского заводазаводских рабочих, «имеющих дома и обзаведение 287 человек». Для заводских казенных нужд обычно отводили ближнюю округу до 15-ти верст, то есть в два раза меньше, чем округа уездных городов. Так же заводу было отведено «по чистому и сухому грунту 226 десятин 2150 саженей действительных покосов». Многие из находящихся в заводе рабочих обзавелись скотоводством, а по малому числу сенокосных мест арендуют их уместных крестьян. Между тем многие угодья у крестьян «лежат в пусте». Землемер должен был в апреле-мае описать арендованные угодья, отрезать у крестьян, помимо 15-верстной пропорции, излишние земли, установить межевые знаки и обвести угодья «одной окружной межой».

Спустя 13 лет, 28 ноября 1827 года, уже первый пристав Афанасьев затеял спор об угодьях. Он сообщал, что в Краснореченском заводе было «имеющих дома и обзаведение 287 человек», а им негде из крестьянских владений отвести из пустопорожних земель в 15-верстной округе угодья к хлебопашеству и сенокосу. Мол у крестьян «якобы трехполье», когда треть земель под паром, то есть отдыхает, но на самом деле только через 10–15 лет их снова хозяйственно используют. Этим чиновник утверждал, что крестьяне практиковали перелог (заросшая пахотная земля). В качестве второго аргумента сообщалось, что заводские рабочие за плату арендуют с 1825 года сенокосные угодья боготольской Богоявленской церкви. Поземельные споры заводов с соседями принимали хронический характер. Население их росло, ближние пашни выпахивались, а леса вырубались. Краснореченская заводская контора использовала любой повод, чтобы перераспределить в свою пользу нужные угодья. Предложения заводской конторы по отводу земель задевали интересы соседних сел Боготольского и Красной Речки, а также деревни Зерцальской и Боготольского завода. Земли для краснореченских заводских рабочих по душевой пропорции решено отрезать у казенного ведомства крестьян Красной Речки и деревни Зерцальска. Так же Боготольскому и Краснореченскому заводу отвели по 1000 десятин леса, в том числе 1500 в Балахтинской волости из земель деревни Курбатовой и 500 десятин против деревни Ерлыковой Назаровской волости соседней Енисейской губернии.

Отсутствие сведений об усадьбах, сенокосах и пашнях наводит на мысль, что жители при самом заводе не остались, а разошлись по окрестным деревням. Однако это не так. Земли описывали люди заводского ведомства, а не общеказенного. Жители же как казенные крестьяне и мещане платили налоги и несли повинности уже не по заводскому ведомству. Чертежник Никифоров отметил в своей таблице запасные земли всего удобной земли, считая 14 десятин 2000 саженей «степи», было 362 десятины 640 саженей, а неудобиц считалось почти столько же. Судьба заводских земель оказалась типичной. Их губернские и окружные власти раздавали, как выяснилось, незаконно в надел и в аренду жителям окрестных населенных пунктов и переселенцам.

О хозяйственной жизни рабочих и жителей призаводской деревни почти не сохранилось сведений. Очевидно, они вели обычное крестьянское хозяйство. Обзаводиться начинали обычно с лошадей, а также с мелкого и крупного скота. Представление о размерах скотоводческого сектора хозяйств заводчан дают сохранившиеся данные по Боготольскому заводу. Так, в 1821 году рабочие с домообзаводством, всего 142 человека, имели 584 лошади, рогатого скота –381 и овец – 265 голов, всего 1305 «скотин», или почти 9,2 головы на каждый двор. По российским меркам это зажиточные хозяйства, но не по сибирским. Показания земледельческих занятий и номенклатура посевов были довольно скромными. Высевая ржи 2777 четвертей восьмипудовых, собирали 11 880 четвертей, а после расходов в чистом остатке имели 1590 четвертей ржи. Очевидно, что большую роль играла заводская помощь. Другими доходными занятиями были извоз, почтовая гоньба, казенные подряды по доставке дров, древесного угля и хлеба зимой гужевым транспортом. Не случайно лошади составляли почти половину всех домашних животных.
Но были и негативные моменты, мешавшие жителям заводской округи обзавестись хозяйством и стать на ноги. Многое зависело от поведения заводской администрации и откупщиков. Цены на все были явно выше, чем, например, в незаводских волостях даже своего уезда – округа. В целом, довольно бодрые рапорты заводского начальства о том, что почти половина подведомственного населения, несмотря на большую текучку, имеют домообзаводство, следует принимать с осторожностью. Эти лукавые цифры приводились, чтобы получить больше земельных угодий, а губернскую и высшую власти заботило одно – стабильность высокой доходности завода. Многие люди жили по чужим дворам, не имея возможности завести свой. Представление о доме заводского работника дает описание двух дворов рабочих Ирбинского железноделательного завода: «У доменного Федора Оплетянова изба с сенями, крытая дранью, в ней печь не из кирпича, а глинобитная, полати – из тесу; у избы дверь на железных петлях с двумя скобами, а у сеней – дверь на дереве; вместо окон – три оконца волоковые (то есть прикрывались вместо стекла деревянной заслонкой, а зимой льдом.)
РАБОТАЛ ЛИ БЫВШИЙ ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР I НА КРАСНОРЕЧЕНСКОМ ЗАВОДЕ?
В России излюбленной мерой наказания была ссылка на окраины, поэтому в Сибири периодически появлялись необыкновенные личности. В истории среднечулымских заводов были две такие личности. Это были старцы Федор Кузьмич, которого считали добровольно отказавшимся от власти императором Александром I, и Даниил Ачинский, отставной драгун, отказавшийся от повиновения властям. Оба они были объявлены Русской православной церковью в 1991 году местночтимыми святыми.

Особое место занимает Федор Кузьмич. Пять лет, с 1837 до 1842 год, он жил в качестве ссыльного поселенца в Краснозаводском поселке и, очевидно, до закрытия завода работал на нем. Затем до переезда в октябре 1858 года в Томск он проживал в различных деревнях и на заимках Боготольской волости Томской губернии, а также посещал деревни в соседней Енисейской губернии и Красноярск. Федора Кузьмича многие считали, а некоторые до сих порсчитают русским императором Александром I. Якобы он 19 ноября 1825 года сымитировал свою смерть в г. Таганроге, подменив себя двойником. Спустя 11 лет безвестного пребывания его задержали. Властям он назвался странником Федором Кузьмичом Кузьминым, не помнящим родства. Окружной суд приговорил отправить его по этапу в Сибирь на принудительное поселение. Изначально его распределили в Боготольскую волость, однако он оказался на Краснореченском заводе. Над подозрительным, выглядевшим не простолюдином сосланным бродягой на казенном заводе с воинской командой легче будет обеспечить более пристальный надзор, чем в обычной деревне, хотя эта версия его отправки на завод не подтверждена.

После закрытия завода с начала 1842 года старец жил в казачьей станице Белоярской у Семена Николаевича Сидорова, причем за месяц до своей смерти в 1865 году он еще два месяца пробыл в этой семье. Спустя год перешел в деревню Зерцалы, первоначально назначенную ему для проживания. Именно жители этих мест первыми «опознали» в Федоре Кузьмиче императора Александра I. Причиной частых перемещений старца было назойливое внимание людей. Есть косвенные свидетельства, что Федор Кузьмич бывал и в Красноярске в Благовещенском соборе, священник которого Попов Петр Петрович стал духовником старца.

Самые правдоподобные версии ухода из Власти Александра I две. Первая – искреннее раскаяние ставшего глубоко религиозным императора за косвенное участие в убийстве отца Павла I. Он дал согласие заговорщикам во главе с губернатором Санкт-Петербурга графом Паленом принять корону после отстранения от власти своего почти всеми ненавидимого отца. Правда, он якобы поставил условие, чтобы Павла I оставили в живых. Вторая версия считает мотив глубокого раскаяния и духовного искупительного подвига важным, но побочным. Главную роль сыграли глубокая усталость и упадок сил, обострившие давнее желание уйти от тягот верховной власти и жить с женой частным лицом где-нибудь за границей, в частности на немецкой родине своей жены Елизаветы Алексеевны в Баден-Бадене. После 11-летней потаенной скромной жизни Александр I посчитал, что недостаточно облегчил свою совесть и объявился бродягой под именем Федора Кузьмина. Эту версию выдвигает крупный современный историк Марина Михайловна Громыко в своем капитальном исследовании о старце.

Довольно экзотической, отдающей голым прагматизмом является версия томского писателя и краеведа Валерия Привалихина. Он считает что императору, купавшемуся в лучах славы победителя Наполеона I, не представлявшего повседневной жизни простолюдинов, не было нужды и никакого желания оставлять власть. Легенду же создали близкие осужденных и осуждаемых в обществе декабристов, чтобы оправдать этих заговорщиков, действовавшихзаконно против Николая I. В свете вышесказанного, скорее всего, легенда о спасении Александром I своей души таким путем, именно как легенда, независимо от того, было ли это на самом деле, родилась в простом народе Среднего Причулымья и является закономерной для политического традиционного народного сознания и мировосприятия.