Семинар 2. Семинар 2. Начало_Квашин А.Е. 1904. Семинар 2. Основные тенденции в развитии русской культуры во второй половине xiii xv вв
 Скачать 28.51 Kb.
|
|
Семинар №2. Основные тенденции в развитии русской культуры во второй половине XIII -XV вв. 1. Грамотность и письменность на Руси во 2 пол. XIII – XV вв. Татаро-монгольское нашествие тяжело отразилось на всей книжной образованности Древней Руси. Гибли старинные центры русской книжной культуры, падала грамотность в народе, резко сократилось число самих письменных памятников. Известно обращение новгородского архиепископа Геннадия к митрополиту Симону (конец XV — начало XVI в.) с просьбой «печаловаться» перед государем, «чтоб училища учинити»: «Мой совет учить в училище прежде всего азбуке, словам под титлом да псалтырю: когда это изучат, тогда уже можно читать и всякие книги. А то мужики-невежи учат ребят — только портят. Сперва он научит его вечерне, и за это приносят мастеру каши да гривну денег. То же полагается и за заутреню, а за часы — плата особая. Сверх того, даются еще поминки, кроме условленного магарыча. А отойдет (такой ученик) от мастера — ничего и не умеет, только бредет по книге. Нельзя ведь иначе постигнуть смысл книги, как выучивши азбуку да титла». Как видно, «мастера» — педагоги Древней Руси — умели натаскивать кандидатов в священнослужители прямо с голоса без настоящего обучения грамоте. В феодальных центрах — при княжеских дворах, монастырях и т.д. — существовали местные мастерские для переписки книг. Часто они работали по заказу на основе договора («ряда»). В книжном деле того времени уже возникает разделение труда. Одни исполняли «черное письмо», другие занимались приготовлением бумаги, разлиновкой, художники разрисовывали инициалы, заставки, особые мастера выполняли миниатюры и т.д. Владельцы крупных мастерских применяли наемный труд, нанимали писцов со стороны. Среди писцов существовала определенная иерархия — мастера, подмастерья, «робята», «паробки» и т.д. В конце XIV в. наряду со старыми центрами книжного дела — Новгородом и Псковом — появляются и новые: Тверь, Ростов, Суздальское княжество. Славились своими мастерскими по переписыванию книг монастыри Троице-Сергиев в Москве и Кирилло-Белозерский. По мере возвышения Московского великого княжества и образования национального, а затем многонационального русского государства появляются и растут книжные собрания в Москве — новом центре русской культуры. Здесь создаются первые крупные государственные архивы, обширные библиотеки, переписываются и переводятся книги, в которых нуждалось крепнущее централизованное русское государство. В конце XV в. в Москве возникают крупные рукописные мастерские с целым штатом писцов, переводчиков, редакторов, рисовальщиков и переплетчиков. На рубеже XIV-XV вв. русская культура и книжное дело испытали влияние славянских и греко-славянских монастырей на Афоне и в Царьграде. Это так называемое второе южнославянское влияние. Конец XIV века и весь XV век характеризуются неослабевающими связями с южными славянами и монастырскими колониями на Балканах. Следы второго южнославянского влияния прослеживаются на всей русской культуре рубежа XIV-XV вв., но особенно сильно в литературе и письменности; произошли изменения в репертуаре богослужебной литературы, графике, материале и орудиях письма, в характере оформления рукописной книги. Впервые на Руси появляются многие «Слова» и «Поучения» Василия Великого, Исаака Сирина, Григория Синаита, Иоанна Златоуста и др. В новых, более полных и точных переводах распространяются списки библейских книг, житийные тексты. Славянские писцы совершенствуют полуустав, вырабатывают особо изящные и красивые почерки. 2. Особенности центрального и местного летописания и основные направления общественно-политической мысли на Руси во 2 пол. XIII – XV вв. Драматические события XV-XVI вв. способствовали развитию литературы. Наряду с освоенными жанрами, появляются новые, изменяются уже существовавшие, расширяется круг пишущих. Ведущим жанром оставалось летописание. Если в XIII в. этот жанр древнерусской литературы едва теплился в северо-западных землях, то с XIV в. складываются новые центры летописания и потому летописи этого времени носят локальный характер. Московское летописание появилось в первой половине XIV в. Возрождение общерусского летописания приходится на конец XIV - начало XV вв. В 1418 г. составлен Владимирский полихрон (летописный свод) при участии митрополита Фотия. Его главная идея - необходимость союза московской великокняжеской власти с городским населением для политического объединения Руси. В начале XV в. в Москве составлен общерусский свод - Троицкая летопись, погибшая во время московского пожара 1812 г. В 80-е гг. XV вв. появился Московский летописный свод. Характерно, что все своды начинались с «Повести временных лет». Их главная тема - идея общерусского единства. Общерусский характер носил и Новгордско-Софийский свод (включивший в свой состав свод Фотия), составленный в 30-е гг. XV в. В середине XV в. (1442 г.) появился «Хронограф». Автор этого исторического произведения Пахомий Логофет рассматривал русскую историю в контексте всемирной истории. В XVI в. усиливается официальный характер летописания. Включавшиеся в летописи предшествующие летописные своды подвергаются определенной обработке в политических целях. Нарушаются характерные черты летописного жанра (погодность изложения событий); летописи не претендуют на написание истории от начала до конца, а выделяют отдельные сюжеты. Например, «Летописец начала царства» запечатлел первые годы правления Ивана IV. Его основная идея - необходимость сильной независимой царской власти на Руси, а потому в летописи содержится немало чисто политических упреков в адрес родовитой аристократии - князей и бояр. Самым официальным летописным произведением XVI в. была «Степенная книга царского родословия». Это систематическое изложение русской истории в виде параллельного жизнеописания Великих князей и митрополитов; расположены описания по 17 степеням от Владимира Святого до Ивана IV. Основная идея - прославление правящей династии, обоснование божественного происхождения самодержавной власти, преемственность власти киевских и московских князей и поддерживавших их митрополитов. Исторической энциклопедией XVI в. называют ученые «Никоновскую летопись», подготовленную московскими летописцами к середине XVI в. В XVII в. она хранилась у патриарха Никона. Один из ее списков содержит около 16 тыс. миниатюр-портретов (лиц). Отсюда ее второе название - Лицевой свод. XIV-XV вв. - время расцвета древнерусской литературы. Ей присущи жанровое и стилистическое разнообразие и высокое нравственное звучание. Наиболее распространенным и любимым жанром этой эпохи стали военно-исторические повести. В их основе лежали конкретно-исторические события и факты, персонажи. Военно-исторические повести - светские произведения, близкие по своему характеру к устному народному творчеству, хотя многие из них перерабатывались в духе церковной идеологии и даже включались в летописи. Докуликовский период русской истории зафиксирован в ряде произведений этого жанра: «О битве на Калке», «Повесть о разорении Рязани Батыем», где содержится рассказ о подвиге Евпатия Коловрата, «Слово о погибели Русской Земли», памятник тверской литературы «Повесть об убиении князя Михаила Ярославича в Орде», повести о подвигах Александра Невского (житие, имеющее черты военной повести), «Повесть о Шевкале», где воспроизведены события в Твери в 1327 г. - восстание против монголо-татар. Эти произведения проникнуты патриотическим чувством, пафосом борьбы с ордынским игом. Цикл военно-исторических повестей посвящен победе Дмитрия Донского на поле Куликовом. Первым литературным откликом на битву стала поэтическая «Задонщина», стилистически близкая знаменитому «Слову о полку Игореве». Автор ее - рязанский боярин Софоний. Великий князь Дмитрий Иванович и его двоюродный брат Владимир Андреевич Серпуховской «поострища сердца свои мужеству», собрали со всей земли воинов: «Кони ржуть на Москве, бубны бьють на Коломне, трубы трубят в Серпухове, звенит слава по всей земле Русськой». В «Сказании о Мамаевом побоище», появившемся позже, в XV в. автор поэтически описывает саму битву как общенародное дело. В ткань повествования включены народные пословицы и причеты. В XVI в появились новые военно-исторические повести о событиях того времени: «Казанское взятие», «О прихождении Стефана Батория на град Псков». В XIV-XVI в. московская литература, вбирая в себя областные стилистические тенденции, приобретает общерусский характер и занимает ведущее место. Расцветает житийная литература, столь любимая на Руси. Ее представляли талантливые писатели - выходец из Сербии Пахомий Логофет и выдающийся русский писатель начала XV в. Епифаний, прозванный современниками Премудрый. Они составили описания жизни крупнейших церковных деятелей - митрополита Петра, Сергия Радонежского, внесших большой вклад в объединение русских земель. В образах Петра и Сергия авторы выразили морально-нравственный идеал того времени, прославили подвиги духовные и деятельную любовь к русской земле. Своеобразно трансформируется жанр «хождений», известный на Руси с XII в., где описывались путешествия паломников в места, связанные с религиозными святынями, - в Иерусалим, Царьград и на Афон. «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина — это описание его деловой поездки в Персию и Индию (1466-1472 гг.). Он обстоятельно вносил в свои тетради названия городов, сообщал расстояния, места рынков, цен, перечислял товары. Просто и деловито описаны быт и нравы неведомой еще европейцам Индии (Никитин посетил Индию за 30 лет до открытия пути в Индию португальцем Васко да Гама). Русская литература не обошла вниманием и вечную тему любви. Ко времени Ивана III относится утверждение культа «покровителей московских государей» - Петра и Февронии Муромских. В XVI в. на основе муромских сказаний и легенд возникло замечательное произведение - «Повесть о Петре и Февронии». Это произведение - жемчужина древнерусской и мировой литературы стоит в одном ряду с такими прославленными мировыми легендами, как «Тристан и Изольда». Она рассказывает о верной любви двух людей, которых не могут разлучить ни злые люди, ни сама смерть. В начале нашего века Н.А. Римский-Корсаков положил древнюю повесть в основу оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», где вместе соединены муромская и кижская легенды. Конец XV-XVI вв. стали временем расцвета публицистики. В «Сказание о князьях Владимирских» родословная правящих московских государей выводилась не только от византийских императоров (символом великокняжеской власти стала «шапка Мономаха», якобы переданная византийским императором Константином Мономахом его внуку, киевскому князю Владимиру Мономаху), но и непосредственно от римского императора Августа. Утверждалось право московской великокняжеской власти над всеми русскими землями и другими княжескими родами. 3. Ереси. Но как ни скудна была сама по себе умственная пища, которой питались русские люди удельной эпохи, все же по временам пробуждалась в них сильная критическая мысль. В этом отношении в высокой степени интересное и поучительное явление представляет то духовное течение, которое привело к образованию ереси так называемых стригольников. Ересь стригольников имела свою историю, подготовлялась и развивалась постепенно, с самого начала удельной эпохи. В русской церкви по примеру греческой установился обычай брать плату за совершение таинства священства, как и за совершение других таинств. И вот совесть некоторых русских людей уже в XIII веке стала возмущаться этим обычаем и сопряженными с ним злоупотреблениями. На Владимирском соборе 1274 года митрополит Кирилл принял меры против злоупотреблений, но не отменил самого обычая. Он предписал, чтобы во всех епархиях за поставление во священники и дьяконы брали столько же, сколько он брал в митрополии, по 7 гривен за поповство и дьяконство вместе. Эту практику продолжали и его преемники, между прочим св. Петр. Но тверской епископ Андрей не мог примириться с таким порядком, который показался ему симонией, и принес на митрополита жалобу константинопольскому патриарху. Патриарх прислал клирика, который нашел, что митрополит не берет ничего лишнего, а только то, что ему полагается по обычаю. Андрей не поверил в законность такого обычая и отправил в Константинополь монаха Акиндина для получения разъяснений от патриарха непосредственно. Греки по обычаю слукавили. У них самих была в полном ходу плата за поставление (иперпир). Но они, не желая сталкиваться с канонами, запрещающими брать мзду за посвящение, нашли выход в том, что стали рассматривать эту плату, не как таковую, а как вознаграждение клирошан патриарха или епископа за протори и убытки, понесенные при посвящении. Наивному тверскому монаху, простодушно спрашивавшему о плате за поставление Константинопольский собор, на котором присутствовал патриарх иерусалимский и 36 митрополитов, отвечал, что брать плату за ставление противно всем божественным правилам, и если возьмут хотя бы половину золотого или даже меньше, будут равны с Иудою «и не имут части со Христом ни зде, ни в будущем веце». Акиндин bona fide принял заявление собора и написал великому князю Михаилу Ярославичу и всем русским людям целое послание против богоненавистного обычая старейших и меньших святителей «непродаемую благодать Духа Святого в куплю вводити и взимати от поставления митрополиту от епископа, и от попа, и от дьякона, и от прочих причетник, также и епископу От сущего под ним причта, от первых и до последних, и от всякого священия», потому что, — доказывал Акиндин, — «апостольское и богоносных отец соборное предание поставленного на мзде и с поставившим его обоих от сана измещет». Совершенно приравнивая взимание платы к симонии, Акиндин не смущался провозглашать и те конечные выводы, которые отсюда следовали: «ставя бо и взимая ставленное, то уже извержен, а ставяся от изверженного никоея же не имать пользы от поставления, и приобщаяся Пречистых Тайн от него (поставленного) ведая с ним осудится». Но Акиндин не принял своим посланием архиереев, и плата за поставление продолжала взиматься. Однако и агитация против нее продолжалась. При Иване Даниловиче Калите был составлен целый сборник под заглавием «Книга, нарицаемая Власфимия, рекше хула на еретики, главы различные от евангелия и от канон святых отец, в них же обличения Богом ненавистных злочестивых, духопродажных ересей». Цель сборника, как это ясно из его содержания, состояла в том, чтобы дать противникам взимания платы за поставление оружия от писания для борьбы с его защитниками. Противники эти не переводились. В 1376 году, по рассказу летописи, новгородцы бросили в воду трех развратителей веры христианской: диакона Никиту, диакона Карпа и одного неизвестного по имени простеца. То были родоначальники и основатели секты стригольников. В чем состояла ересь стригольников, на это имеются указания в увещательной грамоте патриарха Константинопольского Нила, составленной в 1383 году при помощи суздальского епископа, Дионисия, и в обличительном «Списании» св. Стефана Пермского. Стригольники «клеветали» на весь вселенский собор — на патриархов, митрополитов, епископов, на игуменов и попов и на весь священный чин, говоря, что не по достоянию поставляются, так как патриархи, митрополиты, епископы духопродавчествуют, взимая мзду от поставления. Считая святителей, священников и клириков, как поставляющих и поставляемых на мзде, за еретиков, стригольники не хотели иметь дела с церковью, дабы через общение с епископами и священниками-еретиками и самим не стать таковыми же. Стригольники осуждали и поведение епископов и священников. Указывая на слова Спасителя к апостолам: «не имейте влагалищ, ни меди при поясех ваших», стригольники говорили о современных им епископах и попах: «недостойны их службы, яко не нестежаша, но имения взимают у хрестьян, подаваемое им приношение за живые и мертвые... многи собирают имения... сии учители пьяницы суть, ядят и пьют с пьяницами и взимают от них злато и сребро и порты, от живых и от мертвых»... Отделившись от священников и епископов, стригольники поставляли в свои учители и молитвосовершители людей простых, ссылаясь на апостола Павла, который повелел учить и простому человеку. Отвергнув всю современную иерархию, как поставленную на мзде, стригольники отвергли и всю прежнюю, которая также ставилась на мзде, а вместе с этим и все предания этой иерархии. Они пришли к выводу, что только апостольская церковь есть истинная христианская церковь, только апостолы были истинными пастырями и учителями, и только их писания должны служить руководством в вере. Так ничто не ново под луною: и в XIV веке мы уже имели своих доморощенных евангелических христиан. Богослужение стригольников было, по-видимому, просто и несложно. Храмы православные они отвергли на основании слов Священного писания: «Всевышний не в рукотворенных храмах живет». Можно думать, что у них было свое крещение, все же остальные таинства они или отвергали, или понимали их по-своему. Таинства евхаристии они не совершали, понимая его в духовном смысле. Таинство покаяния они совершали, припадая к земле. По уверению св. Стефана, стригольники отвергали пение над умершими и их поминовение: «не достоит-де над мертвыми пети, ни поминати их, ни службы творити, ни милостыни давать за души умершего». После казни основателей секты ересь не только не исчезла, но стала усиливаться. Патриарх Антоний прислал в Москву вифлеемского митрополита Михаила и с ним увещательные грамоты к псковичам и новгородцам. Михаил вместе с московским митрополитом Киприаном, новгородским и полоцким владыками составили как бы собор в Новгороде, который огласил патриаршие грамоты и свои собственные наставления. Некоторые сектанты после того вернулись в лоно церкви, а другие, боясь преследований, убежали в Галицию. В Пскове ересь удержалась, и митрополит Фотий не раз посылал туда увещательные грамоты, в которых просил православных не смущаться еретиками, вразумлять их, а в случае упорства изгонять от себя. На первое послание псковичи отвечали, что они «обыскали и показнили еретиков», из которых одни убежали, а другие продолжают упорствовать в заблуждении. Фотий на это отвечал, чтобы псковичи удалялись от нераскаянных еретиков в пище и питье и принуждали их к правой вере, но не смертными казнями, а другими наказаниями. После того, по свидетельству Иосифа Санина, псковичи похватали еретиков и посадили их в темницы, где они и закончили свою жизнь. Стригольники в то время уже разбились на два толка. Последователи одного, умеренного, удержали основное учение секты и даже старались не порывать связей с господствующей церковью, участвовали в богослужении, делали поминки и приношения в церковь. Последователи другого — крайнего — отрицали все внешнее в христианстве; перестали признавать всякие писания, даже апостольские, отвергали воскресение мертвых и будущую жизнь и даже утратили веру в Спасителя, полагая, что достаточно молиться Отцу небесному. Это "разложение секты вместе с преследованиями ее привели к вырождению ее и уничтожению. Часть стригольников составила контингент для последующей секты жидовствующих. — Ересь, известная под этим именем, появилась в Новгороде во второй половине XV века и оттуда перешла в Москву. По словам летописцев, первым ее распространителем в Новгороде был еврей Схария, в 1471 г. приехавший туда из Киева и совративший нескольких священников. Скудные сведения, имеющиеся о самом существе ереси в летописях, посланиях архиепископа новгородского Геннадия и в "Просветителе" Иосифа Волоцкого, позволяют представить учение Жидовствующих в следующем виде: они отрицали монашество и духовную иерархию, отвергали поклонение иконам и ругались над последними, не верили в таинство причащения, отрицали троичность Божества и божественность И. Христа; некоторые шли еще дальше в рационалистическом направлении, отказываясь признавать бессмертие человеческой души. Собственно еврейский элемент не играл, кажется, в этом учении особенно видной роли и сводился к некоторым обрядам; в существе же своем ересь Жидовствующих явилась отражением на русской почве того религиозного брожения, какое происходило в это время в Западной Европе, выражаясь, между прочим, в создании ряда рационалистических учений. В Новгороде, помимо общих условий, благоприятствовавших появлению и развитию ересей и заключавшихся в церковных неустройствах и слабости, существовали еще и особые к тому причины: новгородская область была наиболее доступна западному влиянию, она только что пережила уничтожение своей политической самостоятельности, а духовенство ее пользовалось еще сравнительной независимостью от центральной власти. Распространение ереси сначала совершалось в тайне; еретики оставались по наружности православными. В 1480 г. ересь проникла и в Москву: великий князь Иван Васильевич привез туда из Новгорода, в качестве книжных людей, понравившихся ему священников Алексея и Дениса, принадлежавших к числу Жидовствующих. В Москве они получили видные места протопопов Успенского и Архангельского соборов и повели деятельную пропаганду, в результате которой появился значительный кружок еретиков; из них самым видным лицом был любимец великого князя, дьяк Федор Курицын. И из духовенства московского многие примкнули к еретикам: архимандрит Симоновского монастыря Зосима, крестовые дьяки Истома и Сверчок и др. были на их стороне. Великий князь имел понятие о мнениях еретиков и относился к ним благосклонно. Официально существование ереси открылось лишь в 1487 г., когда в Новгороде несколько священников, в пьяном виде, стали хулить православную веру, и об этом донесено было архиепископу Геннадию. Наряженный им розыск подтвердил обвинение, а один из обвиненных, поп Наум, покаялся и сообщил архиепископу сведения о ереси. С этой поры Геннадий и выступил главным борцом против ереси (см.). Не встречая особенно усердной поддержки со стороны верховного светского и духовного правительства, так как великий князь был расположен к предводителям еретиков, а митрополит Геронтий питал личное неудовольствие против Геннадия, последний обратился к другим епископам и с их помощью добился в 1488 г. созыва собора, положившего нераскаянных еретиков казнить "градскою казнию". Таким же путем Геннадий добился созыва собора в 1491 г., после поставления в митрополиты Зосимы, причем этот собор осудил главнейших Ж. из среды духовных лиц, предал их проклятию и приговорил к заточению. В Новгороде это наказание, по распоряжению Геннадия, было заменено для еретиков подобием аутодафе. Путем таких мер Геннадию удалось было подавить ересь в Новгородской области, но ненадолго. Пользуясь расположением великого князя, добившись возведения своего человека в достоинство митрополита, Ж. имели прочное убежище и поддержку в Москве и отсюда могли вредить самому Геннадию: благодаря Курицыну, архимандритом Новгородского Юрьева монастыря назначен был Ж. Кассиан, который и повел открытую борьбу с Геннадием. Невежество православного духовенства и массы населения, ярко сказавшееся в ожиданиях кончины мира, связанных с окончанием пасхалии, помогало быстрому развитию ереси. При таких трудных обстоятельствах Геннадий счел нужным изменить образ действий: он предпринял продолжение пасхалии, перевод Библии, стал заботиться о школах для подготовки духовных лиц и, наконец, вызвал на борьбу с ересью Иосифа Волоцкого. Страстные обличения последнего заставили еретика Зосиму покинуть митрополичий престол (17 мая 1494 г.); но дальнейшая проповедь Иосифа, клонившаяся к тому, чтобы заставить светскую власть предпринять беспощадное гонение на еретиков, встретила отпор со стороны Нила Сорского и его учеников, известных под именем заволжских старцев, которые доказывали, что христианская истина может быть распространяема только мирным путем. Исход завязавшейся, таким образом, между Иосифом и заволжскими старцами (см.) борьбы, а с ним и дальнейшая судьба Ж. зависели не только от преобладания тех или иных идей среди русского духовенства, но и от настроения представителей светской власти. Первоначально великий князь Иван Васильевич склонялся в сторону еретиков и недоброжелательно смотрел на фанатизм Геннадия и Иосифа Волоцкого; на стороне Ж. была и сноха великого князя, Елена, восшествие сына которой на престол означало бы отказ правительства от преследования ереси; поэтому единомышленники Геннадия возлагали свои надежды на второго сына Иоанна, Василия, и желали его воцарения. Сперва взяла было верх партия Елены и Дмитрия, и в 1493 г. последний провозглашен был наследником Иоанна. Но уже в следующем году партию эту постигла опала; ее предводители частью были казнены, как Ряполовский, частью пострижены, как Патрикеевы; в 1502 г. Елена и сын ее были заточены, а Василий объявлен наследником престола. Этот переворот знаменовал собой и поворот политики правительства в церковном вопросе: собор, созванный великим князем и открывший свои заседания 27 декабря 1504 г., проклял нескольких еретиков и приговорил их к казни. Дьяк Волк Курицын, брат Федора, Иван Максимов и Димитрий Коноплев были сожжены в Москве в клетках; Некрасу Рукавому был в Москве отрезан язык, а затем он был сожжен в Новгороде вместе с архимандритом Кассианом и др. Некоторые из еретиков были отправлены в тюрьмы, другие — в монастыри на заточение. После этого удара ересь Ж. уже не оправлялась, хотя втайне остатки ее учения, вероятно, продолжали существовать еще некоторое время. Записанное Костомаровым предание выводит от старинных Ж. позднейших молокан; но вряд ли между этими двумя сектами существует реальная генетическая связь. Литература: 1. Карамзин Н.М. История государства Российского. М.: ЭКСМО-пресс, 2006. 2. Анисимов Е.В. История России: IX - XXI вв. от Рюрика до Путина: учеб пособие СПб, 2006. 3. Долгов В.В. Краткий очерк истории русской культуры с древнейших времен до наших дней. Ижевск: Издательский дом Удмуртский университет, 2006. 4. Бычков В.В. Русская средневековая эстетика. - М., 2006. 5. Деревянко А.П., Шабельникова Н.А. История России: учебник. - 2-е издание, переработанное и дополненное. М.: Мангрув, 2004. |