Западники и славянофилы. Славянофилы и западники проблема национального самоопределения России и философия российской истории
 Скачать 30.68 Kb.
|
|
Славянофилы и западники: проблема национального самоопределения России и философия российской истории Славянофильство и западничество представляют собой единый феномен в истории культуры России первой половины XIX в. Оба направления общественной мысли имеют общие истоки, корни и их формирование невозможно представить, проведя между ними строгую разграничительную линию. Славянофильство без западничества также непредставимо, как и западничество без славянофильства. В интеллектуальной обстановке 30-40 гг. XIX в. практически вся умственная жизнь, все, что еще могло думать и иметь свое собственное мнение, было сконцентрировано в тесных кружках, салонах. В атмосфере дискуссий и бесконечных споров, истинный смысл которых очень редко мог быть представлен широкой публике, возникали совершенно новые, рожденные интенсивной в то время деятельностью самосознания, идеи. Главными вопросами были: кто мы, откуда, какова наша роль и предназначение в истории и каким будет или должно быть будущее России. Те, кого мы сегодня называем «славянофилами» и «западниками», были объединены одним чувством — чувством недовольства, существующим режимом и все их помыслы были направлены к поиску тех путей, которые могли бы привести к исправлению ненормального положения вещей в России. В этом смысле и те, и другие были в оппозиции к русской самодержавной политике. Что же касается их теоретических взглядов, то при внимательном их рассмотрении можно прийти к выводу, что между ними было более сходства, нежели различий. И те, и другие признавали факт особенности русской истории, ее неадекватности по отношению к западноевропейской истории. В отношении к прошлому, в восприятии настоящего они были солидарны. Что же касается будущего, то здесь их пути расходились. Обычно принято считать, что главным пунктом расхождения между двумя «партиями» была их совершенно противоположная оценка петровских преобразований. Но этот пункт носил только внешний, несущественный характер. Внутренние расхождения лежали намного глубже, они касались отношения к западноевропейской образованности, науке, просвещению. Славянофилы также были сторонниками образованности и просвещения, но только образованность эту они искали на путях поиска истинной народности в науке, а не в заимствовании западноевропейских образцов. Это был действительно серьезный пункт разногласий, так как западники с порога отвергали возможность существования какой-то особенной, национальной, или, пользуясь собственной терминологией славянофилов, «народной науки» (в конце концов, и сами славянофилы так толком и не смогли объяснить, что же все-таки имелось в виду, когда ими провозглашалась «народность» науки). Главное же в этом споре о «народности» науки уводит в сферу принципиальных мировоззренческих разногласий. Речь идет об отношении к вопросу о соотношении общечеловеческого и народного, национального в историческом процессе. Если западники всецело стояли на примате общечеловеческого начала, то для славянофилов характерна склонность к преувеличению роли народного, национального фактора в истории. Славянофилы. К числу виднейших славянофилов относились Алексей Степанович Хомяков (1804—1869), Иван Васильевич Киреевский (1806—1856), Константин Сергеевич Аксаков (1817— 1860), Юрий Федорович Самарин (1819—1876). По своим философским взглядам славянофилы были идеалистами-мистиками, сторонниками примирения религии и философии, разума и веры, но на базе христианско-православных воззрений. Соответственно, высшей формой познания они считали Откровение. Поэтому некоторые из них для подтверждения своих взглядов обращались к философии Шеллинга и выступали с критикой философии Гегеля. Важное место в их творчестве заняла и критика позитивизма за его бездуховность и атеизм. Социально-политические воззрения. Славянофилы критиковали отдельные стороны общественно-политической жизни России, высказывались за свободу слова и гласный суд, за освобождение крестьян «сверху» (с выкупом и небольшим наделом земли) и т.д. Но при этом они считали самодержавие исконной формой правления в России и наиболее подходящей для нее. Для славянофилов характерна была идеализация исторического прошлого России (и в частности, допетровской Руси). Они полагали, что русская культура и политическая жизнь развиваются по собственному пути, отличному от западного. Особенность исторического пути России они связывали со спецификой «русского характера» (включающего в себя религиозность и аскетизм, смирение и покорность царю) и влиянием православия, основанного на учении восточных отцов церкви. Поэтому в своих работах они много внимания уделяли проблемам религии. Они видели историческую миссию России в том, чтобы оздоровить Запад духом православия и русских общественных идеалов, помочь Европе в разрешении ее внутренних и внешних политических проблем в соответствии с христианскими принципами, т.е. мирным путем, без всяких революций. Западники. К числу виднейших западников можно отнести П.Я. Чаадаева, а также Николая Владимировича Станкевича (1813—1840) и Тимофея Николаевича Грановского (1813—1855). Кроме того, идеи западников в определенном смысле нашли свое выражение в творчестве Виссариона Григорьевича Белинского (1811 — 1848) и, с определенными оговорками, Александра Ивановича Герцена (1812—1870). В развитии русской философии XIX в. большую роль сыграл литературно-философский кружок, созданный Станкевичем в 1832 г. («кружок Станкевича») еще в бытность его студентом. Кружок просуществовал до 1837 г. В разное время в него входили Аксаков, Бакунин, Белинский и др. Основное внимание в этом кружке уделялось изучению немецкой классической философии. Полагая, что Россия отстает от западноевропейских народов на общем для всего человечества пути развития, западники считали, что России необходимо усвоить европейскую науку и плоды просвещения, и в первую очередь западную философию, которая указывает человеку как цель жизни, так и путь к достижению этой цели. При этом Чаадаеву, Станкевичу, Грановскому и Белинскому в его молодые годы был ближе объективный идеализм Шеллинга и Гегеля, а Белинскому в зрелые годы и Герцену материализм Фейербаха. Западники мало интересовались религией и по ряду вопросов критиковали русскую православную церковь. Все они высоко ценили политическую свободу, но при этом Чаадаев, Станкевич и Грановский были противниками революционных преобразований, и надежду на «смягчение нравов», отмену крепостного права, улучшение социальной жизни они связывали с распространением просвещения и реформами. Белинский и Герцен считали, что преобразование социальной действительности должно идти революционным путем. Им были близки идеи утопического социализма, а Герцен в последние годы своей жизни развивал еще особую форму социализма – «крестьянского». Оба они оказали большое влияние на развитие революционных идей в России: Белинский – прежде всего своими статьями в журналах «Отечественные записки» и «Современник», а Герцен – деятельностью «Вольной русской типографии» в Лондоне. Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856) Человечество понимается Чаадаевым как органическое единство наций и индивидов, а история человечества необходимый процесс, осуществляемый провидением через посредство мнений и идей. В настоящее время человечество больно из-за своей разобщенности, и беда России состоит в ее оторванности от общечеловеческой истории: «Мы никогда не шли вместе с другими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человечества, ни к Западу, ни к Востоку, не имеем преданий ни того, ни другого. Мы существуем как бы вне времени, и всемирное образование человеческого рода не коснулось как из-за своей разобщенности, и беда России состоит в ее оторванности от нас» «Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в человечество, а существуют лишь для того, чтобы со временем преподать какой-нибудь великий урок миру. И конечно, не пройдет без следа то наставление, которое суждено нам дать, но кто знает день, когда мы найдем себя среди человечества и кто исчислит те бедствия, которые мы испытываем до свершения наших судеб». Царь объявил Чаадаева сумасшедшим и в течении семи лет философа наблюдал врач-психиатр. Резко отрицательное отношение Чаадаева к России, с такой силой выраженное в «Первом письме», позднее смягчилось. Революция 1830 г. во Франции заставила его в определенной степени отказаться от идеализации Запада. Идеи Чаадаева оказали значительное влияние на все последующее развитие русской философии XIX в. Но прежде всего они вызвали полемику между западниками и славянофилами о судьбе России. Причем, как ни парадоксально, и те и другие обоснование своих центральных положений черпали у Чаадаева. Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848) Белинскийоказал значительное влияние на духовную жизнь России как литературный критик, философ, атеист, западник. Его письмо к Н. В. Гоголю стало манифестом свободомыслия и знаменем демократического движения. «Россия, — отмечал он в письме, — видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме... Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение.» Александр Иванович Герцен (1812-1870) Философские воззрения Герцена на природу могут быть охарактеризованы как материализм с элементами диалектики. Познакомившись с учением Гегеля, Герцен попытался «прочитать» Гегеля с материалистических позиций. Высоко оценивая гегелевскую диалектику как «алгебру революции», как философское обоснование необходимости революционного преобразования жизни, он критиковал Гегеля за идеализм, за то, что мысль или идея ставится над природой и историей. Герцен считал, что философия призвана играть роль гармонизирующего начала жизни, но это возможно только в том случае, если она опирается на данные естествознания. В свою очередь, естественные науки, если не хотят оставаться набором разрозненных фактов, должны опираться на философию как свою методологическую и мировоззренческую основу. Вслед за Гегелем историю философии Герцен рассматривал как закономерный процесс, но в отличие от Гегеля не считал этот процесс подготовкой к появлению гегелевской философии. В молодости Герцен по своим социально-политическим воззрениям был близок к западникам, считая, что Россия идет по тому же общему пути развития, что и Европа. Но в годы эмиграции близкое знакомство с реальным положением дел на Западе, с ужасами капиталистического пути развития изменило его точку зрения. Особое влияние на него оказало при этом поражение революции в Европе 1848 г. Герцен пришел к выводу, что для России не обязателен капиталистический путь развития, да и не имеет смысла преодолевать все трудности этого пути для того, чтобы прийти к тем уродливым формам общественной жизни, которые воцарились на Западе. Он считал, что Россия может миновать эти трудности и прямо прийти к социализму, благодаря тому, что в России в народном быту сохранилось больше черт, соответствующих социалистическим идеалам, чем в Европе. И самое главное, в России сохранилась крестьянская община и, соответственно, общинное землевладение. Если устранить государственный гнет над ней и помещичье землевладение, община получит свободное развитие, ведущее к справедливому устройству жизни, воплощающему социалистические идеалы («крестьянский социализм»). В таком переустройстве русской жизни важную роль может сыграть социалистическая идеология, получившая глубокую философскую разработку у мыслителей Запада. Герцен допускал, что социалистические преобразования могут раньше произойти на Западе, и только вслед за этим и под их влиянием в России. Но все-таки наиболее вероятным он полагал, что они сначала произойдут в России. Судьба учения. Революционная деятельность и социально-политическое учение оказали значительное влияние на воззрения всей русской интеллигенции второй половины XIX – начала ХХ вв. и особенно на формирование всех русских революционеров, даже тех, кто не принял его концепцию «крестьянского социализма». Николай Владимирович Станкевич (1813-1840) В наследии Станкевича не осталось сколь-либо заметных сочинений по философии. Все, что мы можем узнать о его мировоззрении, содержится, в основном, в его переписке с друзьями. И здесь следует отметить эпистолярное мастерство Станкевича. Философские увлечения Станкевича – последовательно - Шеллинг, Кант, Фихте, Гегель. В Шеллинге его наиболее увлекала не натурфилософия, а трансцендентализм. У Фихте же он и его друзья восприняли этические идеи, идею личности. Станкевича привлекала идея целостного восприятия мира, единства природы и истории. И именно в этом, по его собственному признанию, огромную роль сыграл Шеллинг. Изучая Гегеля, Станкевич приходит к признанию духовного начала мира. Н. О. Лосский отмечает, что Станкевич пришел к выводу, что «концепция космического процесса как процесса развития абсолютной идеи не является абстрактным панлогизмом... Он открыл, что у Гегеля носителем абстрактных понятий становится, в конечном счете, дух как конкретное, живущее существо». Для Станкевича характерно также утверждение идеала нравственно совершенной личности, что сыграло свою роль в процессе развития гуманистических идей в русской общественной мысли. Кружок Станкевича - литературно-философское объединение, существовавшее в Москве с конца 1831. В первый, университетский период (до 1834) в него входили студенты Московского университета: Я. М. Неверов — будущий деятель народного просвещения, С. М. Строев — впоследствии историк, поэты В. И. Красов, И. П. Клюшников и А. А. Беер; был близок к кружку О. М. Бодянский. Второй, послеуниверситетский период — наиболее активный в деятельности кружка. В нём участвовали В. Г. Белинский, М. А. Бакунин, П. Я. Петров — будущий учёный-востоковед, В. П. Боткин и М. Н. Катков. Близко к кружку стоял историк Т. Н. Грановский. Участников кружка объединяли интерес к философии, истории и литературе, отвращение к крепостничеству и личное обаяние Станкевича. Изучая главным образом немецкую идеалистическую философию, сначала Ф. Шеллинга, затем Г. Гегеля, члены кружка не ставили себе, в отличие от кружка Герцена — Огарева, конкретных политических задач, но идейно они были близки к этому кружку; по словам Герцена, их роднило «... глубокое чувство отчуждения от официальной России, от среды, их окружавшей...». С отъездом за границу Станкевича кружок постепенно распался и к 1839 перестал существовать. Деятельность кружка способствовала распространению в России идей классической немемцкой философии, в частности диалектики Гегеля, а также пропаганде просветительских идей, гуманистических идеалов. Основное значение Станкевича для истории русской философии состоит в том, что он был вдохновителем, своеобразным идейным раздражителем для целой плеяды тогда еще молодых русских мыслителей. И деятельность его кружка (в смысле распространения идей немецкой философии), и его эпистолярное наследие (в смысле раскрытия перед нами лаборатории мысли молодой русской интеллигенции), и его непосредственное идейное влияние на своих друзей-коллег – все это составляет славную станицу истории идейно-теоретической жизни того времени. Вывод: Славянофилы представляли народ как организм, как единое существо. Для них каждый русский – частица народа и должен подчинять свои интересы и желания интересам народа. На смену славянофилам пришли затем народники. Славянофилы проповедовали коллективизм, общинное устройство жизни, православную идеологию, которая должна лежать в основе национальной жизни русского общества. Это, в конечном счете вылилось в большевистское учение. Там тоже коллективизм ставился на первое место. Все должно быть общим. А западники были настроены индивидуалистически. Они утверждали, что российское общество должно двигаться в направлении развития либеральных ценностей. Спор о путях развития России, о том, должна ли Россия развиваться как самобытная страна со своей культурой или она должна вбирать в себя достижения европейской культуры и ориентироваться на западные ценности. В этом споре обе стороны были правы и не правы. Безусловно, Россия должна сохранять свою самобытность, не должно быть общего «стандарта». Но боязнь славянофилов, что Россия потеряет свою особенность, не оправдана. С другой стороны, западники абсолютизировали тот момент, что Россия – часть человечества и должна быть как все. Подражание западным образцам не во всех случаях хорошо. Это один из недостатков позиции западников. Спор славянофилов и западников исторически разрешается синтезом того и другого подхода. Отношение западников и славянофилов можно определить словами А.И. Герцена: «Мы, как двуликий Янус, смотрели в разные стороны, но сердце у нас билось одно! Да, мы были противниками, но очень странными. У нас была одна любовь, но не одинаковая. У них и у нас запало с ранних лет одно сильное чувство безграничной, обхватывающей все существование любви к русскому народу, русскому быту и русскому складу ума». |